Сломанные крылья.

Саша знала, что у Ривая скверный характер, но что он может быть настолько ужасным, она даже предположить не могла. Ей сначала показалось, что утро началось вполне обычно. Он проснулся, отпустил пару колкостей, словом, ничего нового. Первый тревожный звоночек голове зазвенел, когда капрал отказался от еды. «У тебя паранойя!» — сказал внутренний голос. «А, если нет?» «Тогда нас ждет очередная катастрофа!» — Сэр, вы нормально себя чувствуете? — осторожно спросила девушка. — Конечно. — Вы что-то очень бледный. — Я в порядке, — в голосе черноволосого прозвучало раздражение. «С ним точно что-то не так,» — решила Браус. «Надеюсь, что это не то, что мы подумали,» — пессимистично ответил ей внутренний голос. Саша осторожно потрогала лоб капрала, тот сразу же отстранился. — Что вы делаете? — нахмурился мужчина. — Я в порядке. — По-моему у вас температура! — Вам показалось. — Пойду-ка я позову командира Ирвина, пусть сам проверит, — девушка хитро улыбнулась, все же даже на такого как Ривай есть рычаги давления. — Ладно, я немного себя плохо чувствую. К обеду пройдет. Браус в ответ тяжело вздохнула, внутренний голос подсказывал, что к обеду это точно не пройдет, как и к вечеру. На следующий день любительница еды с утра поняла, что день этот хорошим не будет. Кажется, Ривай подцепил какую-то болячку. Кто говорит, что зараза к заразе не пристает?! Еще как пристает, причем одна зараза делает другую заразу еще более вредной. Больной капрал — это хуже, чем весь легион разведки вместе взятый. Не верите? Когда Саша сказала, Смиту, что его подчиненный заболел, мужчина сначала раза три спросил точно ли это, потом побледнел. Оказывается, такое уже случалось, причем плохо в итоге было как раз командиру. Ирвин сказал, что ему надо составлять новый план вылазки, выставил растерянную девушку с кабинета, сказав, чтобы его не беспокоили. Ханджи, сославшись на нового подопытного гигантика, поспешила покинуть казармы и явно не собиралась возвращаться в ближайшее время. «Картофельная девчонка» очень быстро поняла, почему верхушка разведки так странно себя вела. Проще убить Ривая, чем вылечить. Лекарства он принимать не хотел («Это завтра пройдет»), узнать о том, что и где болит не представлялось возможным («Мисс Браус, я чувствую себя хорошо! Температура, рвота? Вот, если бы возле меня не крутились и не давали мне непонятные таблетки, я уже давно бы выздоровел!»). И, так течение трех дней, Браус сама уже чувствовала себя больной. Капрал вел себя, как маленький капризный ребенок, ей-богу, лучший боец человечества еще называется. Лежит едва живой и говорит, что завтра обязательно его хворь пройдет, умудряясь при этом командовать и заставлять заниматься уборкой («Это я от пыли чихаю!»). Саша не была бы Сашей, если бы не смогла найти управу на мужчину. Она поняла на четвертый день, что так дальше продолжатся не может, иначе она прикончит любовь всей своей жизни. — Я не буду это есть! Принесите мне что-нибудь другое, — в очередной раз заявил Ривай, когда девушка принесла ему суп на курином бульоне с рисом. Разведчица сладостно улыбнулась и приблизила ложку ему почти под рот: — Сэр, давайте съедим ложечку за командира Ирвина. — Это что за сюсюканье? — возмущенно спросил капрал. — А я скажу ему, что вы не захотели за него есть. Мужчина нахмурился, но все же съел. — Так, — продолжила Браус, — а теперь ложечку за майора Ханджи, чтобы она сейчас не пришла нам рассказывать о гигантах. Черноволосый, судя по взгляду, готов был убить светящуюся от счастья девушку, но трапезу продолжил. — Теперь ложечку за Эрена, чтобы на следующей вылазке, он опять не полез в самое пекло. — Не буду. — Бедный Эрен, вот полезет он со своим характером опять на рожон, может и пострадать, а вы же его оберегать должны. — Ладно, — буркнул скаут, — я это съем, только хватит меня кормить подобным образом. После трапезы Саша, наконец, решилась расспросить мужчину о его прошлом, о котором даже Смит не знал, о том затаенном, что было за семью печатями, как говорится. Тем более, после еды Ривай, кажется, немного подобрел. Разговор надо было начинать издалека. — Сэр, вот вы говорите, что я странная, но вы сами еще более странный! — С чего вы взяли? — Ну, во-первых, ваше маниакальное пристрастие к порядку. Во-вторых, то, как вы держите кружку. Я так пробовала и едва не ошпарилась горячим чаем. В-третьих: ваша прическа. Мне продолжить. При упоминании о прическе, капрал, кажется, слегка улыбнулся. — Да, было дело. Я тогда маневрировать учился.., — он вдруг осекся. — Расскажите! — попросила девушка. — Я же не всегда так хорошо умел пользоваться приводом. Нет, все-таки это глупая история. Не важно! — Ваша очередь рассказывать о себе, обо мне вы почти все знаете, — произнесла Саша. — Ты все знаешь. — Ничего я не знаю, — обиделась скаут, — расскажите, сэр. Это нечестно, когда вам открывают душу, а вы в ответ молчите. Вас любили в семье? — Возможно. — И это все, что вы можете рассказать? — Мисс Браус, вы жуткая язва. — В курсе. Я не отстану, пока не расскажете о себе. — Я ничего не помню о своей семье, кроме того, как их убили на моих глазах, — мрачно ответил Ривай. — Хотите дальше слушать? Девушка кивнула, предчувствуя, что дальше будет еще хуже: — Сколько вам тогда было? — Пять лет. Я оказался на улице. Помню только, что у мамы были длинные светлые волосы, они мне тогда казались золотыми. И. еще она очень любила мне рассказывать о внешнем мире разные истории и легенды, любила мне по ночам петь колыбельные и целовать лоб, когда я засыпал. Кажется, моя семья была не из бедных. Пожалуй, это все что я помню. Оказавшись на улице, я стал попрошайничать и воровать, даже не знаю, почему я тогда так отчаянно цеплялся за жизнь. — Ужасно. — Нет, мисс Браус, это не ужасно. Ужасно стало тогда, когда в десять лет я убил человека, который поймал меня за кражей еды. Я совершенно ничего не почувствовал, только радость от того, что я, наконец, наемся, — от ледяного голоса капрала бросало в дрожь, — знаете, что такое когда тебя раздирает чувство голода? Ты становишься зверем, который ничего не чувствует, кроме желания выжить любой ценой, готов загрызть любого за кусок хлеба. — Знаю, — совсем тихо ответила Саша. — Мне было десять, когда я с дядей ушла на охоту. Его загрыз волк, а я не могла найти дорогу домой. Два месяца я выживала в лесу, пока меня не нашли. — По крайней мере, это объясняет ваше маниакальное пристрастие к еде, — мужчина фыркнул. — Как же вы попали в разведку? — Я всегда был одиночкой, не вступал в банды, но потом встретил двоих людей. У них были приводы, я сблизился с ними. — Они были вашими друзьями? — Пожалуй, — Ривай задумался, — Единственными в за все время. Это плохо кончилось, как и все в моей жизни. Нас поймали. Их повесили, а меня публично высекли и отправили гнить в тюрьме. — Вас командир Ирвин вытащил? — Да. Когда я почти потерял рассудок в грязной камере от постоянных воплей других заключенных, от их мольб о пощаде, от смрадного запаха разложения и снующих крыс. — Тогда вы встретили Еву Морган? — поинтересовалась Саша. — Я для нее был куклой, с которой ей нравилось играть, — черноволосый замолчал, а после паузы продолжил, — хотя, возможно она сама не до конца понимала своих чувств ко мне. Ева Морган хотела быть идеальной во всем. Куда мне такому не идеальному было быть рядом с ней? — В итоге, она вас все рано спасла. — Ирвин рассказал, вот трепло! — капрал усмехнулся, поймав себя на мысли, что раньше за это он бы разозлился на Сашу. — Он о многом жалеет, что тогда сделал, — Браус грустно улыбнулась, — все же расскажите, мне о своих друзьях подробнее, о своей жизни с ними и на улице. Как вы научились пользоваться приводом? — Ладно. Вы все равно не отстанете. Они были теми, кто сделал меня человеком, кто научил меня жить, а не выживать, как это делают звери... — начал свой рассказа Ривай.