«Это ты виноват. Не доработал. Не уследил».
Детская площадка. Высокая горка, уходящая куда-то за пределы освещённого места; песочница с лопатками и ведёрками из хрупкой пластмассы, забытые детьми; невысокие брусья и совсем рядышком карусели, которые очень медленно с тихим скрипом крутились, словно бы под действием ветра. Но ветра не было. Всё покрыто снегом толщиной сантиметров так пять. Здесь давно никого не было. Было прохладно, но не холодно.«Всё могло быть иначе».
Рассказчик сидел на невысоких качелях. Его ноги, вымокшие насквозь из-за снега, были полностью погружены в белый и пушистый, но холодный ковёр. Он слегка раскачивался, крепко держась за цепные подвесы. Его взор был устремлён в никуда. Джим думал. Это странное место вызывало бурю различных эмоций, которые невозможно было просто выразить словами, поэтому единственное, что оставалось, так это молча сидеть и размышлять. Размышлять, что же на самом деле творится на душе. Смятение, тревога, но в то же время и умиротворение, спокойствие. Беспричинные грусть и тоска уживались рядом с таким же беспричинным счастьем.«Пока ты здесь прохлаждаешься, ему сейчас плохо. Гораздо хуже, чем тебе».
Снег скрипел, стоило лишь шевельнуть ногой. Приятный звук. Хотелось упасть лицом в него и лежать так. Лежать до тех пор, пока все проблемы сами по себе не разрешатся, не пропадут. Пока всё не наладится. Мысли. Они разъедали Рассказчика изнутри. Не то, чтобы он раньше не обладал способностью думать. Просто сейчас его голова была забита только негативными воспоминаниями и размышлениями о том, что всё можно было сделать иначе, всегда был очевидный выход. Но не сейчас.«Ты должен был предусмотреть это. Он не виноват в своём любопытстве. Дело в тебе».
Кажется, спустя несколько суток пребывания здесь Джим начал слышать голоса. Точнее, один голос. Знакомый такой. Голос, который когда-то то и дело, что отчитывал его за любые проступки, а порой даже брал ситуацию в свои руки ни с того, ни с сего. Он плохо помнил её имя. Но и без него она была прекрасно узнаваема. Рассказчик уже сразу, без всяких раздумий, приписал себя к сумасшедшим. Её здесь не могло быть уж вообще никак.«Вечно у тебя всё не как у людей».
– Заткнись... – тихо бубнит он сквозь зубы, нехотя отряхнув снег с плеча. Джим знал, что его слова ни на что не повлияют. Он говорит это уже чисто для себя. Чтобы успокоиться. Чтобы не сойти с ума окончательно. А снег, медленно идущий откуда-то сверху, продолжал засыпать его с головой. Надо вставать. Надо продолжать путь и искать выход. Но в этом нет смысла. Нет смысла и в самом существовании. Это место словно бы обладало каким-то магическим свойством и не позволяло его покинуть. Негативные мысли, появляющиеся здесь, голос, нагнетающий и напоминающий о самом больном, беспричинная усталость являлись одними из основных причин, почему стоило поскорее отсюда уйти. Но одновременно они и держали его здесь. Заставляли чувствовать, что хоть где-то не так одиноко.«Так и встретишь свою кончину один, будучи никому не нужным. Будучи неуслышанным».
Эта боль доставляла некое мазохистское удовольствие. После всего этого долгого пути Рассказчик мог наконец с головой, полноценно погрузиться в воспоминания. Кажется, не такие уж и далёкие. Хотя, на самом деле, невозможно было даже предположить, насколько долго он здесь пробыл. Без малого вечность. Хотя бы здесь и сейчас Джим мог вспомнить, что когда-то у его жизни был смысл, она ему была интересна, несмотря на всю её «скуку» и «серость одинаковых дней». Если он действительно однажды вернётся, то больше не станет жаловаться на монотонность будней. Никогда. Вернётся... А есть ли возможность? Есть ли смысл продолжать что-то делать? Зависит ли от него вообще что-то? Он сомневался. Сомневался в себе и своих возможностях. В том, что у его действий есть смысл, как и у его существования в нынешних реалиях.«Как всегда в своём репертуаре. Даже не пытаешься!»
А снег всё ещё шёл, стремясь собою скорее с головой накрыть странника. Так, чтобы даже если и возникнут мысли об уходе, они резко испарятся под тяжестью и мягкостью белого покрывала. Где-то за снежной дымкой, в полном мраке, внезапно загорелся тусклый огонёк. Долго он оставался без внимания. Он то гас, то вновь загорался, слегка колебался, словно бы всеми силами пытался привлечь кого-то к себе. И у него, в конце концов, удалось. Рассказчик, медленно вынырнув из болота своих мыслей, спустя долгое время наконец взглянул на этот огонёк. В его глазах наконец начало что-то читаться. Это была помесь удивления чему-то новому, озадаченности с любопытством и толикой беспокойства. Он не знал, что это, как оно появилось, для чего. Но оно тянуло к себе.«Очередная тупая идея! Когда же ты, наконец, вырастешь?»
Джим с трудом встал с качелей. С него так и посыпался весь снег. Стало, на удивление, прохладнее. Но это мелочи. Оставляя глубокие следы за собой, он шёл вперёд, время от времени оглядываясь, словно бы за его спиной что-то должно было измениться. Но оно не менялось.«Упустил свой шанс, олух!»
Фигурка. Статуэтка. Кажется, они начинают преследовать Рассказчика... Джим неосознанно хочет взять её в руки, чтобы получше рассмотреть, но та пропадает, стоит только прикоснуться к ней. Это словно напоминание. – Я так и не доделал обновление, – в полуосознанном состоянии пробормотал Рассказчик. На самом деле за спиной у него ещё так много несделанных дел, что и представить себе сложно. – Как он без меня...? Герой истории без автора жить может, причём очень даже хорошо. Если герой остаётся жив ещё долгое время после смерти автора, то история явно заслуживает похвалы. Но без истории герой погибает, так и не родившись. Он становится серым, скучным, никому не нужным. Его словно и не существовало вовсе. Такой герой без помощи автора не проживёт и дня. Да и автор без своего героя не может. Пока он пишет, неосознанно привязывается к герою, переживая вместе с ним все радости и невзгоды, зная, как никто иной, что и каким трудом ему пришлось пережить. Надо двигаться дальше. Постепенно Джим пришёл в себя. Буквально ощутил, осознал своё существование. Это было непривычно. Он последний раз оглянулся. Больше не было ни качелей, ни каруселей, ни горки, ни площадки в целом. Распахнуть глаза шире от удивления заставил безумно знакомый вид. Стол, кресло, забитое бумагой мусорное ведро где-то с краю, тусклая лампа, экран. Это его рабочее место. «Это всё…?!», – пронеслось в голове Джима. Но спустя секунду он смиренно, но всё равно обиженно осознал: «Конечно же нет. Это было бы слишком просто». Стоило моргнуть, и вся эта великолепная картина расплылась во мраке, словно дым, рассеиваясь в воздухе. Иллюзия радости, заставившая сердце бешено колотиться, что теперь даже в висках чётко чувствовался пульс. И всё пропало в секунды. Обычно, подобное отгоняет какое-либо желание что-то делать. Но Рассказчик был странным человеком. Это наполнило его воспоминаниями. Самое главное, что приятными. Хотелось вновь окунуться в это всё. Хотелось скорее вернуться. А для этого надо идти вперёд...«Очнись».
– А?«Очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись, очнись».
Джим резко поднимается, открывая глаза.