А нужен был лишь ты

Суприм ожидал от Наблюдателя магию запредельного уровня, предвкушая, даже несмотря на все свое отчаяние и страх, что станет свидетелем чего-то такого, что впечатлит даже его. И разочаровался. Он смотрел на него своим особым зрением, но все было точно тем же, чем и казалось: всего лишь привычной ему магией, которую сам он давно использовал так же буднично, как шнуровал сапоги. Разве что количество накопленной энергии впечатляло. Но, в отличие от самого Стрэнджа, ставшего известным хирургом и Верховным колдуном за то, что он находил свежие, нестандартные решения с артистизмом, свойственным творческим людям, Наблюдатель был лишь усердным ремесленником, исполнительным, трудолюбивым, но и только. Его смуглое лицо застыло в сосредоточенной и торжественной мине, руки неторопливо задвигались, возвращая атомы, из которых состояло тело Стивена, в привычную им форму, притягивая его душу из того далека, где она находилась. Замерев, Суприм наблюдал, как бело-голубая дымка мерцающих, словно звезды в галактике, частиц формирует знакомые очертания, складывается в кости и мышцы, внутренние органы и одежду. Все мы состоим из звезд, вспомнилось ему, каждый атом в нашем теле, наши улыбки, наши слезы состоят из частиц звезд, давным-давно взорвавшихся в темных глубинах космоса. Артерии пронизали полупрозрачное тело, как реки с давно определившимся руслом, разветвились вены, капилляры проросли в нем, как корни травы. Волосы развернулись и неторопливо заколыхались, словно водоросли в прибрежных водах. Наблюдатель сжал и разжал кулак и сильное молодое сердце, недвижно лежавшее в груди Стивена, внезапно содрогнулось, потом еще раз и еще, запустив бег крови. Сквозь полупрозрачную еще пока оболочку, наполняющуюся живым телесным цветом, Суприм заворожено смотрел, как распрямляются легкие. Еще немного, и живое тело без малейших признаков раны, ставшей смертельной, было готово. Наблюдатель опустил руки и колдун встревожено посмотрел на него, но тот лишь слегка кивнул, указывая на светящуюся светло-голубым астральную форму, опускающуюся на подготовленное тело. Стрэндж всматривался в Стивена, выискивая хоть малейшие признаки движения, но что дух, что тело пока были недвижимы и лишь безвольно притягивались друг навстречу другу. Поверхность, на которой они стояли, содрогнулась. Показалось, что на миг через все, что их окружало, пробежала невидимая волна, оставив на реальности за собой рябь, исказившую звездное небо и силуэты далеких небоскребов. Наблюдатель нахмурился и сосредоточенно поджал губы. Стрэндж знал это выражение, чувствовал его на собственном лице, когда проводил операцию настолько тонкую, что грань не толще волоса отделяла человеческую жизнь от смерти. Он чувствовал, что что-то пошло не так, не мог не заметить того, что их вмешательство в естественный ход вещей не прошло незаметным для проклятой вселенной, но из последних сил надеялся, что они успеют осуществить задуманное до того, как что либо прервет их… до того, как какая-то проблема пошатнет и без того хлипкое стремление Наблюдателя помочь. Душа Стивена падающим осенним листом коснулась его восстановленного тела, и мир вокруг них содрогнулся, словно от боли, словно от прикосновения к обнаженному нерву, послав по реальности новую рябь. Стрэндж вскинул руки, готовый выполнить любую команду, если понадобиться его помощь, но Наблюдатель лишь коротко качнул головой. Он направил на душу Стивена руки и Стрэнджу показалось, что на этот раз он усиливает давление. Она должна была легко войти в подготовленное тело, опуститься в него и там и остаться, но вместо этого выталкивалась наружу, словно деревяшка из воды. Суприм не дыша смотрел на то, как Наблюдатель по имени Уату пытается исполнить свое обещание и терпит поражение. Он хотел вмешаться, задать вопросы, предложить помощь, но не осмеливался сделать это, пока тот был занят. Поэтому делал лишь то, от чего могла быть хотя бы какая-то польза — всеми своими органами чувств наблюдал за Наблюдателем, за его работой, вникая в сложную магию, перенимая знания и продумывая, как именно ему нужно действовать, чтобы повторить подсмотренное на практике, случись такая необходимость. Душа Стивена дрожала и мерцала, не принимаемая его собственным телом, и реальность вокруг них содрогалась каждый раз, как голубоватый светящийся дух соприкасался со своей телесной оболочкой. — Это не срабатывает! — в отчаянии выдохнул Суприм, не выдержав очередной неудачной попытки. Наблюдатель никак не отреагировал, не отвлекся даже на то, чтобы послать ему раздраженный взгляд, но не нужно было владеть телепатией, чтобы уловить его недовольство и нечто похожее на нарастающую печаль от неудачи. О, Стэфан знал, что это. Он и сам ненавидел сообщать родным новости о непоправимой утрате. Сжав зубы, он изо всех сил старался сдержаться, чтобы не вмешаться и не помешать Наблюдателю, но когда увидел, что тот в очередной раз потерпел неудачу, и что руки его предательски дрогнули, почти готовые отпустить бесчувственного призрака, подхватил душу Стивена, удерживая его вблизи тела и принимая на себя часть чудовищного сопротивления, с которым пытался сладить Уату. Тот хмуро глянул на него, но ничего не сказал. Вдвоем им удалось втопить слишком легкую для погружения душу и удержаться на ногах, когда мир вокруг них заходил ходуном, словно пациент, внезапно очнувшийся во время операции. — Почему не выходит?! Почему он не в сознании?! — выкрикнул Суприм, пытаясь одновременно удерживать потоки энергии и сдерживать лезущие из него по направлению к душе Стивена конечности. Только на этот раз их бегство ощущалось не вредительством, а скорее испуганной попыткой собаки вытащить тонущего хозяина, — Если он очнется, то сможет попытаться помочь нам! Он может попытаться сам вернуться в свое тело! — Или в панике покинуть и его, и это место! Вспомни себя, когда ты был им, вспомни свой первый опыт! — Он уже знает, что такое выход из тела! Он не пропадет, я удержу его! — Нет. — Посмотри, это не работает! Признай это! Или скажи мне, что у нас получится, скажи мне это прямо сейчас! Наблюдатель молчал, исподлобья окидывая взглядом агонизирующий мир, прежде чем разлепить губы и выдавить: — У нас одна попытка. Если что-то пойдет не так, я выберу отпустить его, дать уйти одной душе, чем своими руками разрушить целую вселенную с мириадами жизней. Ты понимаешь это, Стивен? — Да. Но не принимаю, и никогда не приму. — Позови его. Стэфан почувствовал, как тяжелый груз на его руках ослабевает — Уату принимал его на себя. Он сосредоточился на полупрозрачном спокойном лице чародея — когда-то собственном молодом лице, но теперь таком далеком от него. — Стивен… — позвал он неожиданно для себя слишком тихо, и, не дождавшись реакции, добавил чуть громче — Стивен! Призрачные пряди волос колыхались в воздухе, как у утопленника, а лицо дорогого ему человека оставалось спокойным и умиротворенным, словно у покойника. Глаза под прозрачными веками были недвижимы и пусты, в них не отражалась больше ни насмешка, ни ярость, ни испуг, ни мягкая поддержка. Глаза куклы. Глаза мертвеца на на столе операционной. — Не так, — голос Наблюдателя прозвучал внезапно участливо и был полон поддержки и надежды, пусть и слабой, на успех, — ты зовешь его голосом, но его дух сейчас вне тела, у него нет ушей и слуха. Зови его душу своей душой, зови сердце сердцем. Суприм перевел взгляд на Стивена, сосредоточившись на нем полностью, стараясь не обращать внимания на звуки разрушения вокруг. Когда тот вернется к жизни, втроем они все исправят. Иначе и быть не может. Он смотрел на Стивена Стрэнджа, которым был когда-то. Настолько давно, что успел позабыть каково это — быть им. Сейчас он был совершенно другим человеком, похожим характером со Стивеном не больше, чем с тем же Уату или Древней. Сколько лет между ними? Он не считал, но что-то в том, насколько изменился мир и ландшафт вокруг библиотеки, подсказывало ему, что столетия скорее всего вполне могли успеть сложиться в десятки. Он не ждал этой любви, не хотел ее, не просил… но испытав, уже не представлял, зачем дальше жить без нее. «Стивен…» — позвал он мысленно, представляя его живым, видя его совсем еще недавно теплую улыбку, чувствуя ее снова так, как чувствовал всей душой, когда Стивен был в нем. Перед мысленным взором замельтешили воспоминания о сражении, об ударах, наносимых его руками, его магией в это лицо, это тело, и тех, что он получал в ответ; о ласках, которыми тот напомнил Суприму, что значит быть живым и взглядах, поцелуях, словах, которые пробудили в нем воспоминания о том, что такое любить. Любить живого человека, чутко откликающегося на твою нежность, а не бережно хранимый, но обветшалый и засохший, как плоский цветок в книге, призрак любви. Он видел и чувствовал его ярость и боль, отчаяние, непринятие, злость, все то, что едва не оттолкнуло их вновь друг от друга, сделав смертельными врагами, сосредоточенными лишь на уничтожении или подчинении друг друга. Но все это ощущалось на периферии его чувств, его воспоминаний. Среди даже самых разрушительных ураганов есть око спокойствия, нетронутое даже в самой сердцевине хаоса. Для Суприма это были его глаза. Тот полный участия и доброты взгляд, которым он впервые посмотрел на его измученную душу внутри воображаемого Санктума, мягкость, которая закралась в него, когда Стэфан засыпал на его коленях, успев угасающим сознанием подметить это изменение. Были и те, которые он дарил ему, когда думал, что занимается любовью с воплощенным воспоминанием Кристин, но их Суприм отмел слету. Они никогда не предназначались ему и были украдены у Стивена без его согласия. Вряд ли он посмотрит на него когда-либо так, как смотрел тогда, заставляя сердце Стэфана стонать и метаться от чувства одиночества и робкой, почти несбыточной надежды на счастье, ну и пусть. Пусть Стивен живет, как сочтет нужным. Он примет любой его выбор, любое его решение, не станет больше неволить его ради чего бы то ни было… пусть только живет. Пусть уходит или прогонит его, пусть проклянет или будет видеться лишь нехотя, как дань за спасение, заставив Суприма уйти самому… но он должен жить. Иначе и быть не может. Не должно быть. Вселенная не может опустеть настолько, чтоб лишиться его. «Стивен…» зовет он его вновь, глядя в призрачные глаза и вспоминая их живыми, обращенными к нему, чувствуя его теплый взгляд, полный понимания и принятия, когда молодой Стрэндж соединил их магию, будучи в одном с ним теле. «Ты не один. Ты не один больше. Ну же, раскрой глаза, мой мальчик, вернись ко мне, вернись в свое тело, в этот мир, здесь так пусто и холодно без тебя». Суприм смотрел на него, зовя вновь и вновь, отгоняя мысль о неудаче и бесполезности, стоило ей только коснуться его израненного сердца. «Стивен… прошу тебя…» Показалось ли ему, или эта призрачная, мерцающая в темноте душа чуть качнулась, подаваясь к нему? Привиделось ли, что веки дернулись, сметая пелену со светящихся глаз. «Сти…» Глаза Стивена распахнулись, он заозирался, дернувшись в одну сторону, в другую. Мир вокруг завибрировал и затрясся так, словно из него тянули живой зубной нерв. Призрачные руки рванулись к груди, к тому месту, где его тело было пробито насквозь. — Все хорошо, Стивен, — вложив как можно больше спокойствия в свой голос, он попытался донести его и до родной души, — пожалуйста, послушай меня, помоги нам! Времени мало, вернись в свое тело, вернись, пока не поздно! Дух мертвого Стрэнджа сперва отпрянул от него и от собственного тела, словно испуганный конь от змеи в траве, но Суприм потянулся за ним так молящее, так отчаянно, что он остановился, замер на какое-то время, осматривая себя и то возмущение реальности, которое происходило вокруг них. Вокруг него. Из-за него. — Скорей! Суприм не успел сказать ничего более, лишь подумать, но казалось, будто Стивен все еще способен улавливать его мысли, как делал это, будучи пленником его тела. Астральная форма метнулась к недвижимому телу, и Суприм перестал дышать, глядя как соприкоснулась его энергия с материей, как он входит в свою плоть, сливаясь с нею. Реальность вокруг заскрипела и задергалась, но Стэфан ощущал теперь в этом некоторую покорность, будто мир сопротивлялся уже по инерции, лишь по привычке, сживаясь с тем вмешательством, которое они учинили. Его собственное сердцебиение почти выровнялось, вторя ровному и размеренному сердцебиению тела Стивена, наполняемого его духом. Стивен глубоко вздохнул, открывая глаза, как человек после долгого сна. Его грудная клетка распрямилась и опала, и мир вокруг содрогнулся, как уходящая вдаль гроза и затих, успокаиваясь. Суприм с радостью и тревогой смотрел на то, как выгнулся, вновь ощущая свое тело, Стивен. Вернувшийся в мир живых Стрэндж неуверенно дернул рукой, будто пытаясь опереться о край кровати, чтобы встать, и неловко закачался в воздухе, не встретив точки опоры. Ему удалось восстановить равновесие и даже сесть в позу лотоса, в которой он так привычно замирал, левитируя в медитации, множество раз. Расфокусировано и нетрезво, еще только приходя в себя в буквальном смысле слова, он посмотрел на свои ладони, на ноги, спохватившись, снова схватился за грудь, но ни разорванной ткани одежды, ни повреждений, рассечения кожи, мышц, самого сердца, больше не было. Он был целым, как тогда, когда Стэфан затащил его через свою ловушку в подземелье библиотеки будто бы сотню веков назад. Стивен поднял взгляд, безошибочно найдя потрясенный взгляд широко раскрытых глаз Суприма. Догадывался ли тот, что его искривленные обветренные губы сейчас подрагивают, а глаза в уголках наполняются влагой? Едва ли. Все внимание Стэфана сейчас было сосредоточено лишь на одном человеке, и всем, что происходило вокруг него, что могло нести угрозу его существованию. Замечать, что там происходит с ним самим, было лишним. Стивен был жив! Стэфан подался было к нему, чтобы обнять, помочь встать на ноги, поддержать, но не успел он двинуться к нему навстречу, не успел Наблюдатель выдохнуть с облегчением, как странное движение пригвоздило к себе их внимание. Чернота, черная густая тень, отбрасываемая парящим в воздухе телом Стивена, дернулась в сторону, никак не согласовываясь с его движением. Он не видел, никак не мог видеть грозящую ему опасность, сосредоточившить на том, чтобы попытаться встать на твердую землю, но лица Суприма и Наблюдателя закаменели, когда они увидели, сколь стремительно выпростались смолянистые продолговатые капли-отростки по направлению к воскресшему. По лицу Суприма прошлась гримаса ярости. Чем бы ни была эта тварь, прикоснуться к Стивену он ей не позволит. Еще не до конца пришедший в себя молодой Стрэндж удивленно вскинул голову и отпрянул, неловко заваливаясь вбок, когда его двойник с искаженным лицом направил потоки холодного пламени куда-то под него. Но не успел он разобраться в случившемся, как оказался за Супримом, задвинутый за его спину резким движением. На месте, куда попало пламя, ничего не было. Стэфан быстро обернулся к спасенному, осматривая его, и как раз вовремя, чтобы заметить, как из земли возле его ног, словно хищные ростки, начинают проростать матовые черные щупальца. Тело Стивена все еще свободно левитировало недалеко от земли, и Суприм дернул его в сторону, вновь выжигая черную пакость. Он перехватил его за талию одной рукой, не давая прикоснуться к поверхности, выставив перед собой вторую со щитами. — Слева! — выкрикнул Наблюдатель и Суприм едва успел отшатнуться, увлекая за собой Стивена, от черноты, разросшейся прямо из воздуха, как плесень на стене. — Что это? — спросил молодой Стрэндж, и хоть голос его звучал взволнованно и слабо, Стэфану показалось, что ничего лучше этого он не слышал за всю жизнь. Он хотел ответить, когда вместо него заговорил Уату. — Взгляните вокруг, — произнес он скорбно, — взгляните и поймите, почему иногда нет смысла бороться против воли судьбы. Став спиной к спине, Стрэнджи осмотрелись. Со всего горизонта, отовсюду, насколько хватало глаз, кинув распадающиеся и оплывающие дома, людей, машины и деревья, к ним устремились потоки черноты, и некоторые выглядели не как субстанция, а скорее как дыры, появляющиеся в листе бумаги, стоит его подержать над свечой. Стэфан видел, как они несутся по прямой, исчезая в воздухе и появляясь уже намного ближе, будто поезд, вынырнувший из подгорного тоннеля; как, закручиваясь и обгоняя друг друга, всплески порчи, пожирающей реальность, обходят их с боков, каплями падают сверху и снизу. Оба плаща, и черный, и алый прикрыли собой Стивена. Руки Суприма вновь пришли в движение, окружая их двоих непроницаемой сферой из щитов, но тут же выяснилось, что для тьмы их будто бы и не было — извиваясь, словно хищные водоросли, они беспрепятственно проникали свой золотые сплетения магии. — Что это? Как нам защититься от этого? — хрипло выкрикнул Стэфан и по нечеловеческим звукам, переплетшимися с его голосом, свойственным скорее его монстрам, чем человеку, каким он еще отчасти был, было понятно, что силы его подтачиваются. — От этого нет защиты. Ты украл у Смерти ее добычу, вернул в реальность то, что уже стало ничем… и таковым и должно было быть с самого начала… Чернота подкралась почти вплотную, и Суприм открыл портал, резко толкнув Стивена прямиком к Уату, и сам ввалился следом, быстро портал захлопнув. — Оглянись вокруг, Стрэндж, оглянитесь оба. Все, что разрушало этот мир из-за того, что вы оба, две ваши временные линии существуете в одной вселенной, хуже того, сошлись вместе, теперь направлено против того, каким ты был, — Наблюдатель теперь говорил быстро, с тревогой осматриваясь по сторонам. Чем бы эта чернота ни была, сталкиваться с ней он явно не стремился. — Но почему он! Мы уже и близко не один человек, я изменился, я теперь так же далеко от человека, как ты от муравья! — Это и не должен был быть он. Он шел по своей линии времени, не собираясь нарушать ни ее, ни абсолютную точку. Это всегда был ты, тот, кого не должно было существовать, но чье существование было необходимо, чтобы спасти вселенные. Ты — нарушение всех основ мира, и худшая для него угроза. Суприм ощерился, выпуская на тьму пожирателей камня, но едва те достигли цели, как черные завитки накинулись на них, уничтожая дочиста, и он едва успел обрубить их длинные тела, соединенные с его собственным, и откинуть в сторону, прежде чем ничто добралось бы и до него. — Тогда почему они не нападают на меня? Почему на него?! — Ты сильнее, а он умер. Он был вычеркнут из уравнения, но ты пытаешься сломать всю систему, лишь бы ввинтить лишнюю деталь. Ты выполнил свою задачу, остановил разрушение вселенных, и теперь ты часть решения этой задачи. Ты, не он. — Так перенеси его отсюда, забери в тот мир, в котором нет больше Доктора Стивена Стрэнджа, пусть живет там, и я никогда не приближусь к нему, если это создает такие проблемы! — Стэф… — изумленно проговорил Стивен, хватаясь за его костлявое плечо. Но Наблюдатель лишь покачал головой. — Я не имею права рисковать еще одним миром ради того, чтобы спасти одного человека. Не имею права, ведь это может последовать за ним. Тьма ползла на них со всех сторон, стелясь шевелящимся ковром, раскидываясь в пространстве, как липкая сеть, одно прикосновение к которой заставило бы тело аннигилироваться полностью. Зашипев сквозь стиснутые зубы, Суприм вновь открыл портал, перенеся их подальше. — Ты был причиной гибели множества из них, но не хочешь даже попробовать сделать это? Наблюдатель промолчал, и Стэфан понял, что для него жизнь Стивена — вопрос решенный. — Ты не сможешь скрываться и бежать так вечно, Стрэндж. Посмотри, как они уничтожают реальность в погоне за ним. Отпусти его, пусть тебе и больно это сделать, но вам нельзя быть живым обоим, риск слишком велик. Пусть ты и изменился, пусть это и несправедливо по отношению к нему, к тебе, но вы были одной душой и одним телом. И сейчас вы ошибка, которая заставляет крушиться реальность. — НЕТ! — Он прав, Стэфан, — раздался голос Стивена за его спиной, и когда Суприм обернулся к нему, то увидел то, что пробило последнее живое и нетронутое место на его и так израненной душе. Он слишком хорошо знал самого себя, чтобы понять этот взгляд. Стивен собирался сдаться, прекратить борьбу, которую начал считать бессмысленной из-за слов чертова божка-импотента, слишком долго просидевшего за просмотром новостей из других миров, чтобы решиться действовать самому. — Моя жизнь не стоит того, Стэфан, — мягко сказал молодой Стрэндж, стараясь вложить в голос все спокойствие, которое могло понадобиться его двойнику, и которого он не чувствовал и сам. Я был готов отказаться от спасения Кристин ради жизни этого мира. Неужели ты думаешь, что себя я ценю больше? — Нет. Но я ценю. Я не позволю этому случиться. — Очнись, Стрэндж! Ты не слышишь себя? О, зато я слышу это снова! Ты был так одержим спасением Кристин, и теперь ты так же одержим спасением меня! Вопрос не в нас, мы не настолько ценны для тебя, просто ты не можешь позволить себе проиграть хоть в чем-то, но оглянись — ставки слишком велики! — Это не так! — прокричал Суприм, затравленно озираясь, чтобы не пропустить подкрадывающуюся опасность. Черная шевелящаяся масса снова была слишком близко, и Суприм смел ее ударной волной, откинув далеко, на предел видимости, но ни в коей мере не навредив и не замедлив. — Отпусти меня, прошу тебя… — Нет! — О ком ты сейчас так сильно переживаешь? Обо мне или просто о том, что не хочешь, не можешь остаться один? Если я исчезну, я не буду страдать или мучиться. Я просто перестану существовать. Ты — тот, кто будет чувствовать боль, и хоть я не желаю тебе этого, меньше всего хочу, чтобы ты страдал снова, но речь снова больше о твоих переживаниях, чем обо мне. Вспомни где ты. Если ты поможешь нашему миру выжить, то уж точно не будешь один среди восьми миллиардов людей, обитающих только на этой планете. Ты найдешь с кем быть счастливым, но не совершай этой ошибки, прошу! — отчаянно выкрикнул Стивен. — Мне не нужны миллиарды. Мне нужен ты. — Это эгоизм. — Это любовь. Стивен пораженно уставился на него, не зная, что сказать, не зная, что думать, но отчаянно заливаясь неуместным румянцем на бледном лице. Суприм шагнул к нему, крепко сжав плечи, удерживая его взгляд своим. — Вдвоем мы сможем исправить все, что угодно, просто поверь мне, я знаю, что делаю. Прошу тебя, не спрашивай, просто делай то, что я скажу. Тот посмотрел на него с сомнением. — Ты настолько уверен в этом своем плане? — Да. Да! Чуть заметно, но все же очень тепло молодой Стрэндж усмехнулся, отводя пряди волос, прилипшие к щеке Суприма, прежде чем приблизить свое лицо к его. — Что может быть эгоистичнее, чем влюбиться в самого себя? — тихо и невесело засмеялся он в самое ухо, обнимая его так крепко и нежно, что Стрэндж замер, не веря в то, что это происходит на самом деле, прежде чем обнять его в ответ, прикрывая глаза, и сосредоточившись на ощущениях и теплом дыхании на шее. Он сумеет все исправить. Надо лишь подумать, как избавиться от внимания Наблюдателя, который замер в отдалении, как стервятник, ожидающий чужой смерти, чтоб он не догадался о его плане. Пусть говорит, что хочет. Он не отдаст своего Стивена ни смерти, ни небытию. — Обещай, что будешь счастлив, Стэфан, — ласково произнес Стивен, невесомо целуя его висок перед тем как отстраниться. — Что… Что ты…? — начал было Суприм, чувствуя, как холодеет сердце, когда услышал знакомое потрескиванием закрываемого портала. Тьма, приближающаяся к ним, как волна цунами со всех сторон, все еще была слишком далеко. Так что Стивен открыл портал, чтоб дать ей дотронуться до себя, не оставляя Стэфану выбора, делая его за себя самостоятельно. Бедный мальчик понятия не имел, что наделал, смешав ему все карты, думая, что так поступает правильно, что спасает мир ценой своей жизни. Его рука растворялась. Сдвоенное кольцо с глухим стуком упало на землю и молодой Стрэндж отступил назад, не желая, чтобы черная порча коснулась и Стэфана. — Что ты наделал, Стивен? — тихо выдохнул Стрэндж, делая шаг к нему, и не обращая внимания на то, что тот продолжает пятиться. Темнота, уже хорошо различимая, замерла, и стала растворяться, пожирая самую себя. Дело было сделано. Но ни один из Стрэнджей этого не заметил. — Это совсем не больно, Стэфан, — стараясь улыбаться произнес он, несмотря на то, что разъедающая дрянь теперь распространилась и на ноги, проедая в них пятна. Суприм в панике оглядел его, судорожно думая, что предпринять. Наблюдатель был лишь еще одной помехой, еще одной угрозой, препятствием. Неужели Стивен не понимает, что сейчас, покончив с телом, смерть доберется и до его души, полностью стирая всяческий след его во вселенной, так, что теперь он перестанет существовать полностью и восстановить его будет невозможно. Со всей силой он ударил в грудь Стивена, к которой уже подползали сжигающие черные пятна. Изъеденное тленом тело еще успело широко раскрыть глаза и приоткрыть в удивлении рот до того, как астральная форма была вышиблена из него и откинута достаточно, чтоб оказаться в безопасности хоть на время. Будучи в Камартаже, Стрэндж изучал, что астральное тело можно увидеть, только будучи самому в подобной форме, но с тех пор он изучил не только знания, хранимые там, но и каждую книгу, каждую глиняную табличку с клинописью, каждую стену с выбитыми на ней знаниями, чтобы это не стало для него препятствием. Мир снова вздрогнул и Суприм досадливо и злобно поморщился. — Доверься мне хоть раз, Стивен. Пусть смерть стирает это твое тело, раз мы не имели права существовать двумя разными людьми, живущими в одном мире. Но твоя душа по праву принадлежит мне. Как и та часть, что осталась со мной — твоя полностью. Потому что мы, наш дух — одно целое, и были таковым с рождения. У твоей души есть право остаться, и я не дам ничему во всем сущем забрать ее и уничтожить. Астральный дух Стивена, не привязанный больше ни к какому телу забился, словно от боли, его бросало и трепало из стороны в сторону и явно не по его воле. Стремительным порывом Стрэндж притянул к себе его душу, пытаясь стабилизировать ее, защитить от тех потоков, которые он не мог увидеть, но чувствовал как штормовые волны, вырывающие из его рук любимого, чтобы унести туда, куда он не сможет за ним дотянуться. — Ну же! Сделай это! Найди для его души пристанище, которое не побеспокоит вселенную! Его душа принадлежит этому миру! — обернул умоляющее лицо к Наблюдателю Стрэндж. — Я не могу! Все вселенные сопротивляются этому! Они начинают рушиться, если я усилю напор, то сломаю их! — Он всего лишь человек! — взвыл Стэфан в отчаянии, глядя как душа любимого им человека содрогается и корчится в агонии. — Он часть величайшего колдуна, и его вес слишком велик, — произнес Наблюдатель, опуская глаза. Дух Стивена опадающим листом медленно стал проваливаться вниз. — Очнись, Стивен! Не умирай снова! — застонал Суприм, — не оставляй меня здесь одного… пожалуйста… Глаза Стивена, светящиеся, ярко-белые, на таком же светящемся бело-голубом теле, состоящем из чистой энергии, раскрылись, и он посмотрел на Стрэнджа. Его зрачков видно не было, но Суприм заметил, как глаза расширились в потрясении. — Помоги мне! Ты должен жить, помоги мне удержать тебя в этом теле! Стивен перевел взгляд на землю, под себя, но возвращаться было почти некуда. Прямо на их глазах тело Стивена развеивалось пылью и искрами, а с ним начал дрожать и мерцать и его астральный дух. — Нет! — Продолжать больше нельзя! — Ты обещал! — Я обещал тебе другое, и, хоть я и не нарушал своих обещаний прежде, ради спасения миров я готов сделать это второй раз за день! — отворачивая лицо в сторону, чтобы не видеть, как бьются в мучении две живые души. — Не смей! Наблюдатель поднял разведенные над головой руки и Стэфан понял, что он собирается сделать, что произойдет, когда его ладони соприкоснутся. — Больше нельзя! Я… — Постой! — на этот раз сдержанно произнес Суприм и что-то в его голосе заставило руки Уату замереть так, как не заставил бы самый громкмй крик. Душа Стивена теперь мигала чаще, ее движения искажались, и казалось, что она бьется в предсмертной агонии. Бросив бесплодные попытки воссоздать дубликат своего собственного тела, Стрэндж широко распахнул руки, будто зовя его в объятья. — Иди ко мне, Стивен! Из глаз, рта, рук Суприма вырвался яркий свет, теплый, цвета костра, зовущего к себе замерзшего путника, столь непохожий на холодную звездную яркость света астрального тела Стивена, уже почти вернувшегося навечно к звездам. Стрэндж звал его к себе всей своей душой, боясь, что тот откажется, что не захочет разделить то, что он ему предлагал, но Стивен ринулся к нему, ныряя в его руки, лбом входя в его лоб, а грудью — в грудь. Ощущения были такие же болезненные, как всегда, казалось, что его на полной скорости сбил грузовик и протащил под собой по дороге, перемалывая кости и размазывая внутренности, но на этот раз он был счастлив ощутить то, как проникает в него, оседая внутри, его гость. Стрэндж скрючился от боли, сведя скрещенные руки на груди, будто не в силах выпустить Стивена из себя, будто прижимая к себе нечто сверхценное, боясь, что его сейчас отберут, вырвут из рук, не веря до конца, что ему удалось осуществить задуманное, хоть бы и таким половинчатым образом. Он так желал, чтобы Стивен мог жить снова в своем собственном теле, но то, что он сумел вырвать его душу у смерти, было важней всего. Вместе они придумают что-то, чтобы решить эту проблему. Главное сейчас — не дать никому покуситься на то, чтобы отобрать ее. Суприм чутко прислушался к себе, замерев, и боясь не услышать ответа. — Стивен…?