Первая причина — это ты

      Вечер пятницы я провожу в обнимку с ведёрком шоколадного мороженого и ноутбуком, в который раз пересматривая все части «Дневника Бриджит Джонс» и всё же проливая слёзы над своей судьбой неудачницы. Самое удивительное и единственное, что меня беспокоит реакция Арсения, когда он проснётся и всё же не застанет меня. И можно, конечно, всё списать на алкоголь и сказать, что мы не виделись, но ватка с засохшей кровью, которую мы оставили в раковине, и пропавшие солнцезащитные очки точно говорят об обратном.       Каюсь, поступать так — по-свински. Но и вынуждать — другое слово я подобрать не могу, потому что ночью это выглядело именно так, — чужого человека идти на свадьбу к Максу тоже некрасиво. Как обычно, я остаюсь наедине со своими проблемами, которые мне нужно срочно решать.       О существовании Арсения мне напоминают его лежащие на кухонном подоконнике очки, которые я так нагло позаимствовала, можно сказать, украла. Ну и ночная поездка в приложении такси. Больше ничего, абсолютно. Ни номера, ни фамилии, ни даже ника в инстаграме. Словно его никогда не было.       Вернувшись утром домой, я первым делом предупредила заведующего кафедрой, что заболела. Уточнять, чем именно, не стала, но мой тихий и уставший голос его тут же убедил, и Сан Саныч пожелал мне скорейшего выздоровления. Только потом поняла, что, возможно, я позвонила слишком рано и разбудила бедного старичка. После я долго смотрела на своё отражение в зеркале и ещё сильнее растирала разводы от туши, становясь похожей на зомби.       В перерыве между второй и третьей частями «Бриджит Джонс» выхожу на маленький балкончик, чтобы покурить. Выпускаю дым и смотрю, как в песочнице играет девочка лет трёх, а рядом с неё не сводят глаз родители — Маша и Глеб, живущие на седьмом этаже. Они выглядят достаточно счастливыми — практически как идеальная пара из рекламы, а я вновь затягиваюсь и вспоминаю, что горький дым летит к моей соседке сверху.       Мария Ивановна — или же тётя Маша — помнит меня с детства. Именно она первой узнала о моей внезапно появившейся привычке курить, и именно она поддерживала меня последние годы. Ей уже давно за семьдесят, и каждое воскресенье она приносит мне пирожки с яблочным повидлом. Внуки редко к ней приезжают, а я, как она говорит, её единственная радость поблизости.       Тёте Маше совсем не нравится, что я курю, и даже однажды, разозлившись, она спросила, чему я могу научить студентов. Знала бы она, что, по сравнению с ними, я самый настоящий ангел.       Бросаю окурок вниз, мысленно извиняясь перед Марией Ивановной, и замираю. По тротуару быстро шагает мужчина, разговаривая по телефону. И он слишком похож на моего нового знакомого, только одет более расслабленно, чем вчера, — в светлую футболку с рисунком и широкие серые джинсы. Мне кажется, что мир останавливается, когда мужчина тормозит на тротуаре, чуть не сбивая прохожих и явно не желая утихомирить свою агрессию, хочет выяснить что-то у своего собеседника, как смотрит точно на меня.       Нас не скрывают друг от друга даже кусты сирени, аромат которых едва ли может перебить запах сигаретного дыма. Ощущение, что мир остановился, застывает где-то в груди — я не была готова увидеть Арсения. Я ведь уже успела решить, что наша встреча была первой и единственной, что я не оставила ему ничего, чтобы он мог как-то меня найти.       И чтобы я тоже не могла это сделать.       Я пару секунд гляжу на него в ответ. И эти мгновения кажутся бесконечными, потому что испытываю я сразу гамму эмоций. Страх, неловкость, недовольство, надежду, смущение и стыд. Я тут же прячусь, как в детстве, когда с одноклассницей хулиганили и сбрасывали с балкона или из окна на кухне всякую мелочь и громко кричали, пугая прохожих.       Привожу вдруг сбившееся дыхание в порядок и удивлённо у себя спрашиваю: а что, собственно, произошло такого, если было необходимо прятаться? И зачем? Может, мне вообще показалось. А если даже нет, то в чём проблема, если это был Арсений?       Вновь закуриваю — уже третью за последние двадцать минут — и пытаюсь разобраться, почему Арсений вызывает во мне такую смесь чувств. Ответ на этот вопрос найти не получается, как и на «Почему я так хочу его увидеть?».       Может, именно так и сходят с ума? Внезапно мысли заполняет один человек, и ты уже начинаешь искать его где-то на улице, среди самых разнообразных лиц. Но голос разума твердит: Арсений тебе понравился, и он позволил тебе почувствовать себя особенной, не переходя границы, и ты хочешь это повторить, но не способна дать что-то взамен, кроме страха и неуверенности.       И меня даже пугает, что я так быстро зациклилась на своём новом знакомом. Я запуталась — впервые за долгое время я ощутила себя привлекательной, но… Арсений проявлял себя аккуратно и вежливо, возможно, даже немного отстранённо, и если бы не поцелуй, я бы даже не заикнулась о симпатии с его стороны. И опять «но»: он не приставал, пошло ни на что не намекал и даже уступил свою кровать.       Я не должна так много думать от нём. Арсений должен остаться коротким воспоминанием во вчерашнем дне.       Это же правильно, не так ли?..       Я уже давно устала спорить с голосом разума, который больше похож на голос его отсутствия, поэтому отмахиваюсь от самой себя и иду смотреть третью часть «Бриджит Джонс», надеюсь на пустоту в голове.       И у меня это получается.

***

      Я сижу в машине и всё ещё нерешительно кручу в руках уродское приглашение. Идти совершенно не хочется — даже несмотря на то, что потратила время на выбор платья и дорогу. Вижу слишком много знакомых людей, перед которыми даже оправдываться за своё присутствие не хочется.       Вижу Юлькину мать, Людмилу Николаевну, и усмехаюсь — она уж точно не ожидает меня здесь увидеть. Хотя эта женщина очень долго звонила мне, называла второй дочкой и уговаривала рассказать, что же на самом деле произошло, а после и вовсе исчезла. Рядом с ней стоит её муж, Владимир Иванович, Юлькин отчим, и нервно поправляет галстук. Он практически вырастил мою бывшую лучшую подругу, а она всё равно отдавала приоритет настоящему отцу, который забывал её поздравить с днём рождения.       В соседней машине сидит наша общая одногруппница Надя, набивавшаяся к нам в друзья чуть ли не с самого начала первого курса. Тогда мы не позволяли никому влиться в наш скромный дуэт, превратив его в большую компанию. Но после того, как Юлька перестала выходить на связь, начав встречаться с Максом, Надя быстро нашла с ней контакт. Теперь они — лучшие подружки на всю оставшуюся жизнь.       А я за бортом. И почему-то даже не жалею об этом.       Гости, кажется, уже почти все на месте, а я всё ещё нервничаю — и из-за своего присутствия, и из-за отсутствия «своего избранника», которого Макс так жаждет увидеть. Уехать из этого адского места кажется мне хорошей идеей, но мне нужна веская причина, чтобы остаться.       Первая — я не видела свадебного платья Юли.       Вторая — я хочу услышать клятву Макса в вечной любви.       Третья — любопытство.       Четвёртая — мой мазохизм.       Мне до сих физически больно смотреть на них счастливых. Рана где-то внутри до сих пор не зажила, хотя прошло — сколько уже? — два года. Два долгих года я старательно отрываю засохшую корочку, чтобы рана вновь кровоточила и ещё сильнее болела. Да и Макс, будь он неладен, помогает в этом, раз в несколько месяцев обязательно приглашая меня на свидание или «дружескую» встречу. А я, как человек с полным отсутствием мозга и здравого смысла, иду и позволяю ему насмехаться надо мной.       Ведь и приглашение — самая настоящая насмешка. Зачем я, бывшая для них обоих, нужна здесь, среди их настоящих? Кто здесь будет рад меня видеть, если даже я сама не рада здесь присутствовать?       Мне становится плевать на все «Зачем?» и «Почему?», и я выхожу из машины. — Спасибо, Саш, — старший сын Марии Ивановны, которому уже давно перевалило за сорок и которого временами мне хочется называть дядей Сашей, кивает и улыбается мне в зеркало заднего вида. — Буду должна. — Лучше бросай курить.       Саша любезно согласился меня подвезти и даже не взял ни рубля, лишь попросил быть аккуратнее и сразу же звонить ему или Марии Ивановне, если будет нужна помощь. Я же, конечно, кивала головой и обещала ни с кем не ссориться, лишь мило улыбаться и радоваться, что Макс точно уйдёт из моей жизни.       Поправляю несуществующие складки на строгом тёмно-синем платье и нерешительно шагаю к месту проведения церемонии. Всё идёт гладко, пока меня не ловит за локоть бывшая практически свекровь — Татьяна Александровна. — Лиза? — она явно не ждала меня увидеть. — Откуда ты здесь?       Хмыкаю. Так и хочется ответить — да оттуда, мама, что ваш сыночек со своей невестой в надежде поиздеваться в последний момент пригласили меня. Но я улыбаюсь и без страха и неприязни смотрю в её прищуренные от солнца светлые глаза. — Меня пригласили, — да, всё так просто, Татьяна Александровна. Она глядит недоверчиво и прижимает к груди букет алых роз. Наверняка, для Юльки. — Не может быть, Лиза, — она качает головой, — я проверяла списки гостей.       Протягиваю ей приглашение и улыбаюсь ещё шире. Кажется, для неё я — не совсем приятный сюрприз, и это отчего-то мне греет душу. Бывшая свекровь смотрит на меня всё ещё неприкрыто-неприязненно, словно это я бросила её сына, изменив ему с его лучшим другом, и отдаёт мне обратно эту уродскую картонку. — Не ожидала тебя здесь увидеть, — Татьяна Александровна ещё хмурится, но натянуто улыбается проходящим к своим местам гостям, здороваясь с ними. — Ну, хорошо… Как твоя жизнь, дорогая?       Мне хочется рассмеяться — громко так, как обычно это делают злые ведьмы в диснеевских мультфильмах. Лучше бы она просто ушла, ничего не спрашивая, а не осматривала меня с головы до ног, словно давно не видела и соскучилась. Мы не общаемся вот уже несколько лет, даже не здороваемся, случайно столкнувшись на улице. — А Макс вам разве ничего не рассказывал? — усмехаюсь. Кажется, о нашей встрече пару месяцев назад ещё никто не знает. И никто, надеюсь, не узнает. Татьяна Александровна вопросительно приподнимает брови, и я быстро перевожу тему. — Работаю. — Всё трудишься в университете? — она охает, словно это не работа, а баловство. Положительно киваю головой. — Смотрю, и замуж ещё не вышла.       Вот она, её любимая тема. Она смотрит на мою правую руку и не находит кольца. Прищуривается, словно всё поняла. — Не вышла, — улыбаюсь уже сквозь зубы. — А мальчик хоть есть?       На сколько процентов ей это действительно интересно? И это пренебрежительное «мальчик» — как будто мне лет семнадцать, и меня спрашивает какая-нибудь тётя Лена, подруга мамы из соседнего дома, которая знает меня с пелёнок. Татьяне Александровне, скорее, интересно, кем я заменила её сына — и смогла ли вообще это сделать.       Она ведь думает, что Макс — лучший мужчина в моей жизни, что я должна страдать ещё лет пять, как минимум, пока Юлька будет рожать второго или третьего ребёнка. Может, оно так и есть, но нельзя показывать всю правду. Придётся врать и не краснеть. — Есть, — киваю и стойко выдерживаю её взгляд. Татьяна Александровна словно сканирует меня, поджимая губы. — Да? — она вскидывает бровь, точно так же делает Макс. — И где же твой мальчик? Почему не пришёл с тобой?       Что же придумать?       Что я не успела даже выйти замуж, а уже и потеряла любимого, а теперь я — безутешная почти-вдова?       Что мой парень — дальнобойщик, который сейчас находится в рейсе?       Что он уехал на чьи-нибудь похороны?       Бред какой. И я уже хочу признаться, что у меня никого нет, что вечерами я обнимаю подушку в виде кота вместо мужского тела, что мне некому готовить завтраки, обеды и ужины, но взгляд Татьяны Александровны не позволяет мне этого сделать. — Он… — не сразу чувствую тёплую ладонь, внезапно появившуюся на моей талии. — Не смог… — Здравствуйте! А вы, наверное, мама?..       Рука крепко прижимает меня к мужскому телу, и я на секунду замираю, после поворачиваю голову к гостю. — Арсений?       Кажется, мой голос звучит слишком громко и даже нервно. Мужчина широко улыбается мне и подмигивает. — Привет, дорогая, — он целует меня в щёку. Слишком нежный жест для двух незнакомцев, но он производит на Татьяну Александровну — и на меня, естественно, тоже — довольно сильное впечатление. — Мама Максима, — она переводит взгляд с меня на Арсения и зачем-то уточняет: — жениха. — Арсений, — он протягивает свободную руку к ней и, когда она отвечает ему тем же жестом, целует тыльную сторону её ладони. — Жених Лизы. — Жених?       Это спрашиваю я, Татьяна Александровна или мы вместе? — Да, жених, правда, Елизавета? — он вновь подмигивает мне, ещё крепче прижимает к себе, и я внезапно расслабленно улыбаюсь.       Бывшая свекровь пребывает под впечатлениями от нас: мало того, что появился Арсений — не знакомый для неё человек, на которого и я в первые секунды странно отреагировала, — так ещё и галантно поцеловал её руку, и представился моим женихом. — Почему ты не сказала, что собираешься замуж? — Татьяна Александровна — последний человек, кроме Макса и Юльки, конечно же, которого я хочу видеть на своей свадьбе.       Хотелось бы сказать, что я сама не в курсе своего скорого замужества, но Арсений меня перебивает: — Она у меня скромная, — выпячивает грудь вперёд, словно и правда гордится, — и никому не хотела говорить, даже своим родителям. — Это уже не тайна, дорогой, — обнимаю его в ответ и незаметно тыкаю пальцем в бок, на что он никак не реагирует. — Татьяна Александровна, вы бы и так узнали. Если не от Макса, то от Юли точно.       По её недовольно прищуренным глазам вижу, что она хочет задать вопрос про кольцо и дату моей свадьбы. Она сжимает букет роз, который, наверное, исколол ей все пальцы, но сейчас её волнует даже не сын и невестка, а я.       И мой «жених» Арсений. — Кольцо Елизавета решила снять, чтобы не потерять, — видя блуждающий по моей правой руке взгляд Татьяны Александровны, он приходит на помощь, когда мои щёки уже болят от натянутой улыбки. — Когда свадьба? — она всё же задаёт этот вопрос. — Зимой. — Осенью.       Отвечаем, естественно, невпопад, и она щурится. — Ещё не решили, — я прижимаюсь к тёплому Арсению, улыбаюсь искренне — от объятий, а не потому что рада стоять напротив бывшей свекрови, как она может подумать. — Я хочу зимой, когда выпадет снег, перед самым Новым годом. — А я против, — Арсений выглядит так, будто собирается со мной спорить, но Татьяна Александровна уже полностью верит нам и слушает с любопытством. Вот точно успеет разболтать эту новость и Максу, и Юльке. — Лучше осенью, в золотую пору…       Он слишком поэтично описывает сентябрь или октябрь, что я, позабыв о спектакле и своей главной роли, киваю головой и почти соглашаюсь с ним. — Желаю вам счастья.       Татьяна Александровна кидает на нас ещё один взгляд и окончательно убеждается, что в моей личной жизни всё в порядке. На сегодняшний день — точно. Она отвлекается на других прибывших гостей, а мы с Арсений всё ещё стоим, обнимаясь. — Откуда ты здесь? — понижаю голос, а ему приходится немного наклониться. — Что-то я не припомню, чтобы рассказывала тебе всё. — Вот именно, — он находится слишком близко, и я вдруг с удивлением обнаруживаю, что моё сердце бьётся до неприличия быстро. Списываю всё на стресс: мне пришлось на ходу придумывать отмазку с мужчиной, который сам представился моим женихом, стоя перед матерью бывшего парня, на свадьбу которого он сам меня пригласил. Достаточно интересная ситуация. — Ты рассказала мне даже больше, но я, как самый настоящий мужчина, это забыл и оставил в памяти лишь нужную информацию. — Ты за мной следишь.       Арсений смотрит так серьёзно, так пристально, что меня пробирает до костей, а после громко смеётся, выпуская меня из объятий. Немного сожалею об этом. — Делать мне больше нечего, — он широко улыбается, поправляет ладонью тёмные волосы, и этот жест выходит таким естественным посреди этого спектакля, что я неловко делаю шаг назад, создавая между нами дистанцию. — Ты сама мне сообщила и время, и место. Я всего лишь предложил свою помощь.       Почему-то вспомнился вчерашний вечер, когда в своём же дворе я увидела Арсения — или всё-таки это был не он? Может, это я вижу в простом жесте, даже дружеском, какой-то скрытый подтекст?       Ведь Арсений — хоть я и не знаю, что у него в голове, — мог просто сдержать обещание и приехать, чтобы действительно помочь. Но отсюда следует другой вопрос: зачем ему помогать едва знакомой девушке в таком деликатном деле, как свадьба бывшего парня, в субботу, когда наверняка есть дела поважнее? — Почему? — я не унимаюсь. — Зачем ты приехал? — Захотел тебя ещё раз увидеть.       Всё просто. Захотел — и приехал. — Так сказать, первая причина — это ты, — Арсений мягко смеётся, не обращая внимания на гостей, которым мы явно мешаем на дороге. — А вторая — все твои мечты. — Давай отойдём, — кто-то из друзей Макса открыто рассматривает нас, и мне от этого неловко. Ещё бы! Никто из присутствующих не ожидал меня здесь увидеть — да и вместе с таким спутником.       Беру Арсения за локоть; мы стоим под раскидистым дубом, как самая настоящая пара. Тут я замечаю, что цвет моего платья практически идентичен цвету его костюма. — Красивый… — улыбаюсь. Спохватившись, понимаю, что звучит двусмысленно. — Красивый костюм. — Красивое платье, — Арсений хмыкает, оценивающим взглядом проходясь по мне. Мне становится… Неловко? Некомфортно? Чувствую себя словно бы обнажённой, будто он видит без одежды, но при этом в его глазах нет даже намёка на пошлость. — И ты. Красивая. — Спасибо.       Вот теперь точно становится неловко. Переминаюсь с ноги на ногу, мысленно проклинаю неудобные туфли на высоком каблуке и почему-то стесняюсь смотреть на Арсения. Он наверняка видит мои красные пятна на шее, появившиеся от смущения. — Ты же знаешь, что, по статистике, именно мужчины исчезают после первой проведённой вместе ночи? — он хмыкает, приподнимает уголки губ в усмешке и смотрит на меня так пронзительно, что внутри всё переворачивается. — Намекаешь, что ты хотел меня выгнать, но не успел это сделать?       Он тихо смеётся. Его смех сливается с шелестом листвы, и я очаровываюсь. Арсений улыбается, обнажает ямочки на щеках, и я уже готова ему простить абсолютно всё. — Совсем нет, — налетевший ветер портит его укладку, но он не обращает на это никакого внимания, — да и мы не провели ночь вместе.       Именно. Мы разошлись по разным комнатам, у нас ничего не было — если не считать поцелуя. — Не хочешь сказать, почему ты ушла?       Как сказать Арсению, что испугалась? Что побоялась быть выставленной за дверь? Что не хотела быть обузой и вынуждать его идти со мной? Что решила всё за него? — Может, пойдём к остальным? — перевожу тему, пока во мне борется желание взъерошить его тёмные волосы с золотыми проблесками, появляющимися на ярком солнце, с желанием всё бросить и уехать домой, запереться в своей спальне и ни с кем не разговаривать.       Арсений кивает и берёт меня за руку — сплетает наши пальцы, словно всё по-настоящему. Мы вместе идём к гостям, и я чувствую себя увереннее, чем полчаса назад. Почему-то его тёплая рука даёт мне ощущение защиты и спокойствия, и я могу спокойно улыбаться старым знакомым, даже не скалясь.       В ожидании церемонии мы медленно обходим место, рассматривая природу. Всё же май, плавно перетекающий в июнь, когда зелень уже достаточно сочная, цветы пахнут свежестью, а ночью ещё бывает прохладно, — моё любимое время. Арсений соглашается со мной, всё ещё держа меня за руку, пока мы не слышим несколько щелчков.       Фотограф делает снимки гостей, пока ещё все не собрались: уже есть фото родителей жениха, невесты, родителей жениха и невесты, подруг Юльки, которые кидают заинтересованные взгляды на Арсения, друзей Макса. А теперь и наше — совместное. Он смотрит на экран фотоаппарата и показывает большой палец вверх. — Через месяц фото будут готовы.       Фотограф делает ещё пару кадров: Арсений прижимает меня к себе, мы улыбаемся и даже практически светимся. Но, как только он уходит, возвращаемся к прогулке — и вновь держимся за руки.       Церемония начинается внезапно для нас. Обсуждая какую-то ерунду, вроде места проведения и возможного платья невесты, мы даже не слышим, как ведущий просит собраться всех гостей. Мы медленно бредём по узкой дорожке, отчего нам приходится держаться ещё ближе друг к другу. Арсений кладёт свою ладонь на мою талию и на мой вопрошающий взгляд невозмутимо отвечает: — Я же твой жених.       В кавычках. Не по-настоящему. И даже несмотря на это моё сердце начинает биться быстрее. Поэтому я крепче к нему прижимаюсь. — Пойдём уже, — мне кажется, что моё платье и его костюм сливаются воедино, — иначе всё пропустим, жених.       Арсений вновь не позволяет себе лишнего. Его ладонь не сползает ниже моей талии, он не целует меня — лишь оставляет несколько коротких поцелуев на моих щеках, проявляя нежность, когда на нас всё же обращают внимание, — и всё же держит дистанцию в разговорах. Мы не обсуждаем ничего, что касалось бы его или меня — только всё вокруг.       Ведущий звонко сообщает, что церемония начинается, и в очередной раз просит всех занять свои места. Музыка заполняет всё пространство, а мне кажется, что она совершенно не подходит этому месту — оно слишком спокойное и сказочное, чтобы нарушать такой громкой и надоедливой мелодией.       Мы садимся в самом конце: белые стулья уродуют розовые атласные банты, и я хмыкаю — это в Юлькином стиле. Мне отчего-то вновь становится неуютно, но тёплая рука Арсения мягко сжимает мою ладонь. — Время веселиться, — он подмигивает мне. — Свадьба бывшего — не повод грустить, — приближаясь, добавляет шёпотом, опаляя горячим дыханием мою шею. Кожа предательски реагирует мурашками и розовыми пятнами, но я стараюсь этого не показывать, хотя только дурак этого не заметит.       Я продолжаю витать в своих мыслях. Реагировала бы я так на Арсения, будь мы в другом месте, если бы встретились по другому поводу? Не уверена — хотя бы потому что мне не до общения с мужским полом. Однако Арсений слишком очарователен — и на такого мужчину невозможно не обратить своё внимание. С этим не поспоришь.       Пока ведущий объявляет выход жениха, пока Макс, улыбающийся во все тридцать два и выглядящий, кажется, абсолютно счастливым, идёт к украшенной розовыми цветами арке, я смотрю только лишь на Арсения. Он выглядит расслабленно и слишком прекрасно вписывается в праздничную атмосферу, пока я чувствую себя чужой и пересчитываю едва заметные родинки на его щеке и шее. Он не смотрит на меня, поэтому я нагло забываю и о Максе, и о Юле, и об их свадьбе, а запоминаю длинные, чуть подрагивающие ресницы Арсения, его прямой нос со вздёрнутым кончиком, ямочки, появляющиеся при улыбке и едва теряющиеся в трёхдневной щетине, и пересохшие губы, которые он неосознанно облизывает.       Он щурится от яркого солнца, золотом ласкающего его тёмные волосы, и возле глаз появляется россыпь тонких морщинок. Мне хочется запечатлеть момент, и я старательно запоминаю это мгновение.       Арсений, кажется, тоже забывает, где мы находимся. Он вновь смотрит на меня, не обращая ни на что даже каплю внимания — всё дарит мне. И в этот момент я сама начинаю верить в наш спектакль, пока внутри бушует целый ураган, который я бы назвала в честь Арсения.       На мгновение кладу голову к нему на плечо и отчего-то смущаюсь. Я получаю поцелуй в висок — и в этом вижу нечто интимное, что хочется спрятаться вдвоём где-то на необитаемом острове.       Кажется, мы сильно вжились в наши роли.       Но ни о чём другом думать больше не получается.