Первая причина — это ты

      В жёлтом свете десятков гирлянд шампанское кажется невероятно золотистым и приятно шипит пузырьками. Рассматриваю сквозь полный бокал лампочки и гостей: время уже давно за полночь, и ушли лишь некоторые из них. И мне хотелось бы быть в их числе, но что-то неотрывно держит меня — предпочитаю думать, что хочу увидеть фейерверк.       Количество выпитого шампанского уже перевалило за десяток бокалов, однако в голове ничего не затуманилось. Уж лучше бы опьянеть, чем постоянно прокручивать в голове одну фразу.       «Она — подруга моей бывшей жены».       Как, оказывается, тесен мир. Не удивлюсь, если Юлька или Макс знакомы и с Алёной, которая по какому-нибудь нелепому стечению обстоятельств отклонила приглашение. Ведь и такое может быть — чем чёрт не шутит. Или же судьба.       Издеваюсь над вторым куском торта, который я нагло стащила у Арсения из тарелки, — это расплата за мои мысли, не дающие мне покоя. Ведь знала, знала же, что не стоит идти на свадьбу к Максу, что обязательно случится нечто такое, о чём я не смогу забыть ближайшие несколько месяцев — а то и лет, — постоянно прокручивая это в голове. В принципе, иметь дело с бывшими — хоть с парнем, хоть с подругой, хоть с коллегой — гиблое дело. И я надеюсь, что после этой чёртовой свадьбы эти все бывшие просто-напросто исчезнут из моей жизни.       Вместе с Арсением. Как бы мне ни было жаль, но это правильно — разойтись, как в море корабли, и забыть друг о друге. Или вспоминать — но с теплом. Какие бы отношения между нами ни были, злая стерва — ревность — будет нам мешать. Хоть с чьей стороны.       С моей — потому что я не смогу смириться с тем, что Арсений начнёт уделять кому-то внимания больше, чем мне. Звучит слишком эгоистично, но я, как бы ни пыталась найти правильный выход, хочу задержаться в его жизни.       С его — по точно такой же причине. И он умело будет это скрывать, как это делает сейчас.       И я уже представляю, что его бывшая жена, стоит ей только узнать о нашем спектакле — хотя уверена, она уже в курсе, — не даст нам спокойно жить, пока не убедится, что мы разорвали все связи. Ведь бывших жён не бывает. Во всяком случае, так говорят.       Моя причина, по которой я всё ещё сижу за столом, издеваясь над несчастным куском торта, который, к слову, довольно вкусный, танцует в центре зала, успевая поболтать с каждым из гостей на самые различные темы. Арсений даже умудрился подобрать ключ к сердцу Татьяны Александровны — иначе почему она его обнимала, как своего родного сына?..       Я увлекаюсь — Арсений довольно пластичен, хорошо сложен, и каждое движение даётся ему с лёгкостью. Все остальные мужчины рядом с ним — деревяшки. И ему чертовски идёт синий цвет, который прекрасно сочетается с цветом его глаз. Они светятся, он кажется довольным собой, а с его лица не сходит широкая улыбка. Я вижу очаровательные ямочки, которые мне хочется потрогать; провести пальцами по его пересохшим розовым губам и убрать длинную, слегка вьющуюся на концах чёлку с его лба. Хочу дотронуться до него, нырнуть в объятия, которые за один лишь день стали привычно-родными, взять за руку и переплести пальцы.       Но вместо этого залпом выпиваю очередной бокал шампанского и чуть морщусь от шипучих пузырьков. Ловлю взгляд Дианы, направленный на Арсения: кажется, она тоже неровно дышит к нему. И, кроме Алёны, у неё достаточно причин, чтобы он вернулся к своей бывшей жене.       Вздрагиваю от внезапной догадки — вдруг у Арсения и Алёны есть общий ребёнок? При таком раскладе выигрывает лишь его бывшая, которая может его шантажировать. Уже представляю, что у Арсения есть дочь, как две капли воды похожая на него. — Ты почему не танцуешь? — виновник моего упаднического настроения садится рядом, пытаясь отдышаться. Он выпивает целый бокал шампанского и слизывает капельку с нижней губы. А я пялюсь — открыто и беззастенчиво. — Самое веселье пропускаешь. — Ничего я не пропускаю, — яростно мну вилкой остатки торта, превращая его в кашу. — Сколько ты выпила?       Я удивлённо смотрю на Арсения. Шампанское действительно ударило в голову, если на языке вертится колкость. — Какая разница? — отвечаю вопросом на вопрос, взглядом испепеляя практически пустую бутылку игристого. — Большая, — он смотрит с укором. Кажется, не только моя голова сейчас затуманена алкоголем, но и его. Синие глаза с едва заметной поволокой — томно-игривой — глядят на меня заинтересованно. Совсем как в нашу первую встречу в клубе. — Так сколько? — Слишком много, — с выдохом пытаюсь посчитать, сколько же бокалов я выпила.       Первые два — как только села за стол рядом с Арсением.       Третий — во время криков «Горько!» и поцелуя Макса и Юли.       Следующие два — пока думала об Арсении. И его бывшей жене.       Шестой и седьмой — пока смотрела на его танцы и восхищалась его пластичностью.       Ещё один вновь помог справиться со сладостью торта.       Один унял порыв ревности, когда Диана, на вид уже довольно пьяная, практически раздевала Арсения глазами, пока он о чём-то мило беседовал с Татьяной Александровной.       И последний я держу в руках, думая последовать примеру Арсения, чтобы наконец-то опьянеть. — Слишком много всего — это плохо, но слишком много шампанского — это хорошо.       Арсений смеётся. Тихо, слегка хрипло, обнажая очаровательные ямочки и отводя глаза всего лишь на несколько секунд. Я же, уверенная, что ни капельки не пьяна, открыто любуюсь им. — Кто это сказал? — в ответ на мой голос он поворачивается. Сухие губы он облизывает и растягивает в улыбке, а на дне чёрных зрачков искрятся смешинки. Точно такие же были при разговоре с Татьяной Александровной, когда Арсений представился моим женихом, и при его знакомстве с Максом.       А я всё же ощущаю, что пьяна. Иначе почему меня внезапно бросило в жар, который разлился по щекам — уверена, они тут же покраснели — и поселился в груди, сердце забилось так быстро и сильно, что дышать стало тяжело, а в животе начало что-то тянуть? — Фицджеральд, — Арсений улыбается, а у меня внутри бушует ураган эмоций. Я отставляю полный бокал шампанского и тянусь за стаканом с газировкой, от которой меня тошнит.       Я хочу заняться любым делом, лишь бы не смотреть на Арсения, хотя он просто сидит рядом, но чудесным образом притягивает мой взгляд. Я гляжу куда угодно, но не ему в глаза: на широкие плечи, обтянутые плотной белой рубашкой с закатанными рукавами и расстёгнутыми верхними пуговицами; на вздымающуюся после танцев грудь; даже на его колени и поблёскивающие чёрные классические туфли.       Но я фокусируюсь на его губах. Арсений вновь их облизывает, и я замечаю их чёткий контур, контрастирующий с бледным цветом. Он растягивает губы в ухмылке — правый уголок чуть выше левого, и виднеется едва заметная трещина, к которой меня тянет прикоснуться.       Что я и делаю.       Аккуратно прохожусь подушечкой большого пальца по щетинистому подбородку, чувствуя на себе взгляд Арсения. И когда я всё же набираюсь смелости, чтобы увидеть его глаза, время будто останавливается. Я даже не слышу музыку — мы словно под водой, в абсолютной тишине.       Арсений чуть наклоняет голову и смотрит точно в душу. Синие глаза вспыхивают, но он тут же прячет эти искры куда-то в глубину и подаётся вперёд. Между нами — ничтожный десяток сантиметров. Меня это и пугает, и волнует одновременно. Кладу ладонь на его щеку, на секунду замираю.       Арсений не отталкивает.       Он позволяет мне едва ощутимо поглаживать его щеку и делает вид, что не замечает, как дрожит моя рука. Зачарованно смотрю на него, пока всё же рискую коснуться его губ. Сухие, но мягкие, они привлекают меня так же сильно, как и его глаза.       Арсений ловит меня за запястье, нежно сжимает. Внезапно я задумываюсь: слышит ли он, как быстро, гулко и с какой силой и скоростью бьётся моё сердце о рёбра? Потому что я оглушена и, кажется, даже чувствую эти трещины внутри. Неосознанно распахиваю губы, готовясь к поцелую.       Даже не готовясь — ожидая. Желая.       Но Арсений целует каждый мой палец. Прикосновение его губ хочется сравнить с разрядом тока — но больше похоже на мягкое тепло, когда подставляешь тело яркому, но ещё не обжигающему летнему солнцу. В груди разливается жар, заполняющий лёгкие и заставляющие задержать дыхание.       Он целует тыльную сторону моей ладони. Не так, как в первый раз — тогда, в клубе, это было лишь вежливое касание, хоть и тогда оно обезоружило меня, но больше от неожиданности. Сейчас же этот поцелуй воспринимается мною как чувственное прикосновение и аккуратный поиск границ дозволенного.       Мне кажется, что я вновь краснею пятнами, и начинаю этого смущаться. По всем законам мелодрам, Арсений должен сделать мне комплимент. Но он, скорее, — исключение из правил.       Мы не замечаем ничего вокруг, даже тихого покашливания. И мне не хочется никого видеть или слышать — только Арсения. Но в наш мирок с застывшим временем врывается Диана, так настойчиво привлекающая к себе внимание. Я наконец могу дышать, но больше от разочарования, что нас прервали. — Что? — бросаю ей грубо и всё же делаю глоток шампанского из отставленного бокала. Арсений смотрит на меня с едва заметной улыбкой, и градус моего раздражения стремительно снижается. Но ненадолго. — Я к Арсению, — Диане, кажется, совершенно плевать на меня и моё присутствие. И она единственный человек, который не воспринимает наш спектакль всерьёз.       Я закатываю глаза и откидываюсь на спинку стула, пока она мнётся, что-то говорит про белый танец. Макс с Юлей уже медленно кружатся, рядом с ними ещё несколько пар. — Я не танцую, — Арсений говорит это тихо, но я отчётливо слышу в его голосе смешинки. Хочется продолжить: «Не танцую с тобой». Но молчу, пытаясь даже не улыбаться. — Арс… — Диане не нравится, что мы ставим её в неловкое положение. — Да ладно тебе, Арс, — сама не замечаю, как сокращаю его имя. Арсений смотрит удивлённо, но мягко — словно ему это нравится. — Белый танец, девочки приглашают мальчиков, все дела…       Но он перебивает меня. — Елизавета, — фыркаю, всё ещё пряча смех, но губы сами растягиваются в улыбке, — не соизволите ли вы пригласить меня на танец?       Диана злится. Сводит брови к переносице, поджимает губы и в обиде складывает руки на груди. Она пытается испепелить меня взглядом, но я не ведусь. Зато прекрасно ведусь на хитрую улыбку Арсению. — Арсений, — склоняю голову в шуточном поклоне и протягиваю ему руку, — вы позволите пригласить вас на белый танец?       Он накрывает мою ладонь своей: — Конечно, — он переводит насмешливый взгляд с меня на Диану. — Извините, но сегодня я танцую лишь со своей прекрасной леди.       Хочется сказать ей какую-нибудь колкость, но понимаю — это того не стоит. Она пытается метать глазами молнии именно в меня, но я крепко держусь за руку Арсения, оставляя Диану в одиночестве.       Мы стоим среди танцующих пар. Мне отчего-то неловко, но я вкладываю свою ладонь в руку Арсения, а второй цепляюсь за его плечо. Чувствую плотные мышцы под белой рубашкой и смотрю на него снизу вверх.       Он улыбается, и мы медленно кружимся рядом с Максом и Юлей и их родителями. Единственное, о чём я действительно жалею, — о малом количестве времени.       Потому что ощущать его тёплую ладонь на своей талии хочется намного дольше, чем какие-то две минуты — ещё две мы потратили на ненужные разговоры. Хотелось бы прижиматься к Арсению минимум двадцать четыре часа в сутки, ломая всевозможные стены и барьеры между нами и претворяя наш спектакль в жизнь. И я уже не так уверена, что во мне говорит шампанское.       На эти две минуты я забываюсь. Моя рука уже скользит по его спине: аккуратно прохожусь пальцами по лопатке, и его мышцы тут же напрягаются. Так я ещё сильнее укутываюсь в его объятия и кладу голову на его плечо, едва улавливая терпко-свежий аромат его парфюма.       На последних секундах песни мы переплетаем пальцы, а после отказываемся уходить, всё ещё проигрываем в голове медленную мелодию и кружимся под неё. Кажется, не только мы поддались очарованию праздничной атмосферы — рядом с нами всё ещё стоят Макс и Юлька и тоже не разрывают объятий.       Но им простительно. Сегодня их день, а не наш. И я разрываюсь от противоречий, затапливающих мою голову.       С одной стороны, я ощущаю себя рядом с Арсением по-настоящему спокойной и умиротворённой. Как будто все проблемы уходят на задний план или даже решаются сами собой, стоит только взять его за руку. И это давно забытое чувство клокочет у меня в груди, заставляет поддаваться ему и с разбега прыгать в эту пропасть.       С другой стороны, всё происходящее — глупый спектакль, который заранее был обречён на провал. Если не нашими «зрителями», так нами. И это давит на меня сильнее, чем возможность быть пойманными Максом или кем ещё.       Мы с Арсением никак не связаны. Мы прекрасно играем свои роли, но, как только всё закончится, разбежимся, будто никогда не были знакомы. И от этого мне становится не по себе — тревога селится в груди, начинает хозяйничать и подкидывать тёмные мысли. — Кажется, я знаю, на чьей свадьбе мы все скоро встретимся.       Громкий голос ведущего заставляет нас расцепить руки, оставаясь в объятиях. Все смотрят на нас, и я тут же краснею, а Арсений вновь выглядит непринуждённо. Он подмигивает мне, приободряя, и мягко подталкивает обратно к столу, за которым нас ждёт недовольная Диана. — Не будем забирать внимание, — говорит прямо на ухо, и я пытаюсь не выдавать свою реакцию — вдоль позвоночника становится горячо и щекотно.       Но вместо того, чтобы сесть на своё место рядом с Арсением и, например, выпить ещё один бокал шампанского или начать расправляться с фруктовой тарелкой, на которую он смотрит, я желаю хоть немного остыть и сбросить жар со своих щёк. Уверена — они ярко горят алым и привлекают к себе внимание. — Я скоро вернусь, — усаживаю Арсения, едва надавив на его плечи и мазнув губами по его щеке. Если он старательно весь день изображает моего жениха, почему я не могу играть любящую невесту?       Хотя мне и правда хочется его поцеловать. И я не знаю, чей голос говорит об этом громче: актрисы погорелого театра или выпитого шампанского. Или мой собственный.       Арсений провожает меня взглядом, а я не оборачиваюсь, хотя чувствую, как именно он на меня смотрит. Немного удивлённо, слегка задумчиво и чуть расстроенно. Будто он не хочет, чтобы я уходила даже на несколько минут. Но я всё списываю на Диану, которая сидит рядом с ним, не желая оставить его в покое.       За что люблю конец мая, так за прохладу вечеров. Не когда хочется укутаться в тёплый, желательно — шерстяной, свитер и согревать руки в карманах куртки, не когда мёрзнут уши и нос даже от лёгкого дуновения ветра, от которого ещё и слезятся глаза, не когда на улицу даже выходить не хочется после восьми вечера, чтобы целый час, уже находясь дома, пытаться унять дрожь от холода горячим чаем.       А когда уже можно не прятаться в куртки, не заматывать шею шарфом в попытках не заболеть, когда ветер не сносит с ног, а лишь приятно остужает, не пробирая до самых костей, когда ночная прохлада раскрывает свежесть цветущих деревьев, когда можно не бояться открывать окна нараспашку.       Прохожу мимо таких же уставших гостей и всё же радуюсь, что Макс с Юлей выбрали место для церемонии за городом. Чтобы уехать незаметно, нужно, конечно, постараться — или сделать это на своей машине, или, в худшем случае, придётся ждать такси не один десяток минут.       Скрываюсь в одной из дальних белых беседок, украшенных плетистыми розовыми цветами. Удивительно, что здесь никого нет. Возле небольшого водоёма, практически в темноте, рассеивающейся от одной маленькой и тусклой жёлтой гирлянды, находиться достаточно уютно и спокойно. Скидываю туфли, ощущаю разгорячёнными ступнями холод дерева. И я выдыхаю, опираясь ладонями о деревянные перила, наконец-то расслабляясь.       Вновь работает мой план «Побег». В который раз сбегаю от Арсения, потому что боюсь.       Боюсь, что всё зайдёт дальше, чем следовало бы.       Боюсь, что придётся вновь собирать себя по кусочкам.       Боюсь, что весь водоворот чувств — лишь моя выдумка, а он не смотрел на меня с таким интересом, и я не чувствовала, как бешено бьётся его сердце.       Хочется сбежать — вызвать такси или, на крайний случай, позвонить Саше и попросить забрать из этого филиала ада на земле. Останется лишь наплести ему про ужасное настроение, сделать плачущее выражение лица и сказать, что всё ещё люблю Макса, а пойти к нему на свадьбу было огромнейшей ошибкой. Тогда и тётя Маша не будет доставать меня вопросами, а я с удовольствием буду тонуть в своём горе по имени Арсений и заедать его шоколадным мороженым.       Но мой телефон остался в сумке, сумка — рядом с Арсением. И если уж играть, то до конца. Поэтому я медленно выдыхаю и даже успокаиваю себя мыслью, что лучше обжечься, но попробовать — даже если на это будет всего лишь несколько дней. Лучше я буду вспоминать Арсения с улыбкой и благодарностью за помощь, чем как человека, который растоптал меня, не обещая ничего серьёзного.       И я настолько погружена в свои далеко не весёлые мысли, что не замечаю, как кто-то решил нарушить моё тихое одиночество.       Оборачиваясь на нарушителя моего спокойствия, молюсь, чтобы это был не Макс. — Привет.       Синие глаза кажутся невероятно яркими даже в полутьме. Лампочки гирлянды мягко отражаются в кобальтовых радужках, и я замираю, смотря на них и чувствуя лишь тяжесть в груди и резкую нехватку воздуха. — Привет, — протяжно выдыхаю, стараясь скрыть из ниоткуда взявшееся волнение и даже смущение. — Здоровались, вроде бы. — Ты так стремительно ушла.       В голосе Арсения чётко слышу упрёк и плохо спрятанную усталость. Получается, бросила его, оставила на растерзание Диане, а не позвала с собой. — Сбежать хотела?       Вот теперь он улыбается, не скрывает свои очаровательные ямочки, и я растягиваю губы в ответ. Между нами — всего лишь какой-то метр, но мы не спешим сокращать расстояние. Под обезоруживающим взглядом Арсения понимаю, что мне холодно, и смотрю на свои туфли. — Не вышло, — неопределённо пожимаю плечами. — Золушка хотя бы туфельку потеряла на балу, и прекрасный принц смог её найти, — только сейчас замечаю в его руках небольшую тарелку с клубникой, которую он ставит на стол. — Обуйся, пожалуйста.       Больше похоже на приказ, но я, к своему огромному удивлению, слушаюсь, откуда-то улавливая нотки заботы в его голосе. Или же на ходу придумываю это и верю. — Только я не Золушка, — фыркаю под его насмешливым взглядом. Не хватало только, чтобы он начал нести чушь вроде «А потом мне тебя лечить». — Да и я не прекрасный принц.       Хочется поспорить — я сбилась со счёта, сколько девушек и женщин кидали на него откровенные взгляды. Арсений даже смог найти общий язык с матерью Макса, хотя это не так уж просто. Он очаровывает лишь одной широкой и искренней улыбкой. А если учитывать его глаза, которые смотрят буквально в душу, выворачивая всё наизнанку, вся женская половина просто повержена.       Мы вновь стоим друг напротив друга, как в моих любимых дурацких мелодрамах. Неловко переминаюсь с ноги на ногу, не зная, с чего начать разговор и нужно ли вообще о чём-то говорить. Рядом с Арсением даже молчать уютно.       Но червячок сомнений, грызущих моё сердце, не вовремя просыпается, и у меня на языке крутится один вопрос. Зачем он пришёл?       Чтобы обсудить свадьбу?       Чтобы рассказать о Диане и случайно завести разговор о бывшей жене?       Чтобы подумать над дальнейшим планом действий? — Расслабься, Лиза, — на секунду он умолкает, облизывает губы, словно пробует моё имя на вкус. — Я пришёл к тебе с клубникой. — Правда, не в декабре, — расплываюсь в улыбке, понимая, о чём он говорит. — И на самом одиноком корабле.       Арсений смеётся — мелодично, тихо, даже немного интимно и чертовски приятно. Хотелось бы слушать этот смех бесконечно, но я старательно запоминаю его и откладываю в голове в шкатулку «Самые приятные моменты в жизни». Пытаюсь скрыть свою реакцию, хотя уверена, что вновь краснею пятнами. — Только взбитых сливок не было, — он разводит руками. — Фу, как пошло! — мы одновременно смеёмся. Напряжение моментально уходит вместе со смущением и неловкостью, и Арсений сокращает между нами расстояние.       Никогда в жизни мой мозг не подкидывал мне такие картинки, и я старательно их игнорировала в фильмах и сериалах. Но теперь я это вижу в реальности и даже участвую в этой сцене. Не могу утверждать, что мне это не нравится, особенно когда тело реагирует жаром и дрожью.       Арсений берёт с тарелки самую крупную клубнику и откусывает, облизывая губы. Ягода спелая, и сладкий сок течёт по его пальцам. Я, уверенная, что сейчас он и их оближет, уже готовлюсь к подгибающимся коленкам и горящим щекам, но он протягивает откушенную клубнику мне, оставляя между нами расстояние в десяток сантиметров.       Хочу взять ягоду из его рук, но он качает головой. — Расслабься, — Арсений повторяет, поднося клубнику к моим губам. — Отключи голову.       Цепляюсь рукой за его предплечье и всё же пробую ягоду на вкус. Сладкая и сочная, как я и думала.       Глаза Арсения моментально темнеют и становятся ещё более похожими на открытый океан, когда я неосознанно облизываю губы. Голова и правда отключается, и весь мир фокусируется лишь на одном человеке. Всё, на что я надеюсь в этот момент, — что нас никто не потревожит, как это обычно бывает в фильмах.       Мы быстро съедаем половину клубники. Арсений кормит меня со своих рук, но не даёт мне делать то же самое. Я поддаюсь ему и его правилам, потому что вижу, какие искры зажигаются в его глазах с каждой секундой. Мне кажется, что я уже настолько пьяна, раз едва могу фокусироваться на тарелке с клубникой, — или же это одурманивающее действие Арсения?       Я не замечаю, как мы подходим к ограждению беседки. Поясницей упираюсь в перила и с какой-то болезненной обречённостью понимаю, что бежать некуда. Однако сейчас бежать в мои планы не входит — и Арсений вряд ли позволит мне это сделать.       Он вновь берёт клубнику — кажется, самую сочную из всех. Откусывает и медленно облизывает губы, наблюдая за моей реакцией. А я неосознанно тянусь к нему, только не до конца уверенная, что за ягодой.       Даже не успеваю понять, но всё происходит стремительно: кусаю клубнику, удивляюсь её сладости и тут же оказываюсь втянутой в поцелуй.       Арсений слизывает сок с моей нижней губы так дразняще медленно, что колени действительно дрожат, а в животе предательски тянет. Он кладёт свои ладони на мою талию, тут же прижимая меня к себе, и я с радостью и болезненным отчаянием отвечаю, зарываясь руками в его волосы на затылке. Его губы совсем не ощущаются сухими — они мягкие и даже немного прохладные.       Арсений не торопится, а у меня внутри уже всё горит от нехватки воздуха. Он осторожничает, проверяет границы дозволенного, а мне кажется, что у меня лбу ярко-красным мигает надпись, что я хочу большего. Всё слишком не похоже на наш первый поцелуй — у него дома.       Оттягиваю волосы на его затылке, успевая на короткое мгновение удивиться их мягкости, и кусаю Арсения за нижнюю губу — несильно, но достаточно, чтобы дать ему понять, что мне этого мало. И он уже целует жадно, распахивая мои губы и вторгаясь с языком, сдавливая ладонями мою талию до едва ощутимой боли.       Но мне это даже нравится.       В какой-то момент Арсений спускается с влажными и горячими поцелуями на мою шею и — мне кажется — оставляет багровые пятна. Его рука в полутьме ловко достаёт из моей причёски несколько шпилек, и волосы рассыпаются по моим плечам.       Мне жарко. Душно. Не хватает воздуха.       И пока Арсений лихорадочно покрывает мою шею поцелуями и ищет молнию на моём платье, я не замечаю, как начинаю расстёгивать пуговицы на его рубашке. Становится плевать абсолютно на всё, когда пальцами пробегаюсь по мышцам на его груди и острым ключицам.       Но мы словно трезвеем в одно мгновение. Смотрим друг другу в затуманенные глаза и внезапно смеёмся. Утыкаюсь лбом в его плечо, украдкой вновь запоминаю запах его парфюма и улыбаюсь, пока Арсений крепко обнимает меня.       И я даже не знаю, сколько мы стоим, не разрывая объятий. Смотрю на него снизу вверх и надеюсь, что он думает о том же, о чём и я — чтобы время остановилось.       Но он явно что-то задумал — глаза горят загадочными искрами. Арсений обнажает ямочки на щеках, широко улыбаясь: — Давай сбежим?