Староста факультета и новый студент

Они вошли в «Три метлы» и замерли. Помещение бара было под завязку забито студентами Хогвартса, которые тут же замолчали и прилипли к ним взглядами. Хиджиката шокировано смотрел на них в ответ в полнейшей тишине и чувствовал себя редким экзотическим зверьком в зоопарке. Первым его порывом было развернуться и удрать, но такой роскоши он себе позволить уже не мог — как только за ними закрылась дверь, ловушка, расставленная Сасаки, захлопнулась и отрезала путь к отступлению. Хиджиката быстро выискал взглядом в толпе скучающие глаза в монокле: конечно, он был тут! Может, еще и продажей билетов на «представление» заведовал! Оставалась слабая надежда на то, что зрители по глупости, свойственной всякой толпе, заняли все места, и им придётся идти куда-то ещё. Сейчас Хиджиката был готов отправиться хоть в «Кабанью голову», хоть в Визжащую хижину (хотя эта перспектива казалась ему все же сомнительной), хоть к черту на рога — лишь бы оказаться подальше отсюда. Но на свое несчастье он заметил маленький столик на двоих в самом центре зала. А вот и их сцена… Хиджиката покосился на Сакату: тот офигел ничуть не меньше. Даже взгляд дохлой рыбы, который сопровождал его весь путь сюда, в это мгновение предательски его покинул. А знает ли он вообще про то, что устроил Сасаки? Вдруг нет? — Просто игнорируй их, — выдохнул Хиджиката и тут же услышал, что Саката сказал одновременно с ним то же самое. Они переглянулись, нахмурившись. — Без тебя знаю. — Без тебя знаю, — снова в унисон сказали они и оба разозлились еще сильнее. — Не повторяй за мной, это отвратительно! — Не повторяй за мной, это отвратительно! — Да черт! — Да черт! Они замолчали, уткнувшись в пол. По залу пронеслись смешки и шепот. Пока «артисты» пытались держать себя в руках и не обращать внимания на аудиторию, та уже с интересом наблюдала за шоу. Хиджиката выругался про себя, вешая куртку на крючок. Саката раздеваться не стал и прямо в зимней мантии двинулся к столику, бросив бармену: — Нам два сливочных пива! В одно добавьте клубничное молоко. — И жареные помидоры с сосисками на закуску, — добавил Хиджиката. — В одни майонеза побольше. — Ну и вкусы у вас, парни, — проворчал бармен. — Сейчас сделаю. Хиджиката покрепче закрутил вокруг шеи красно-желтый факультетский шарф — почему-то резко захотелось максимально спрятать все обнаженные участки кожи — и направился следом за Сакатой, вальяжно устроившемуся за столиком. Хиджиката шел к своему месту в гробовой тишине и под прицелом десятков пар глаз. Они пялились на них. Они жаждали скандалов и грязных слухов. Они внимательно выискивали любые мелочи, чтобы потом удобно интерпретировать их для той версии событий, которую интересно будет разносить сплетнями по школе. Казалось, что все вокруг помешались от скуки. Ради чего они пришли сюда? Разве он заслужил такого внимания? Разве он сделал что-то такое, что теперь должен сгорать со стыда? Хиджиката почувствовал, как праведный гнев распирает его изнутри. Он не планировал как-либо реагировать, но неожиданно для самого себя остановился у стола, повернулся к залу и обвел присутствующих неодобрительным взглядом. — И на что вы все уставились? — громко спросил он тем суровым тоном, от которого обычно младшие ученики боязливо вжимали головы в плечи. — Никогда в жизни не видели, как люди в баре пьют пиво? Если вам пообещали цирк, то поспешу расстроить: его не будет. Постыдились бы верить во всякую чушь. — Не осуждай людей за то, что они верят в правдоподобные вещи, — возразил Сасаки со своего места. — Правдоподобно бы смотрелась твоя голова в аквариуме! — вспылил Хиджиката. — По взгляду от дохлой рыбины не отличить! — Ооо, спасибо за комплимент, — вскинул брови Сасаки. — Приятно слышать от любителя «глаз дохлой рыбы». По бару прокатилась волна сдавленных смешков. Хиджиката не сразу осознал смысл издевки, обернулся на Сакату, наткнулся на его скучающий взгляд — и только тогда понял. — Ты… — он злобно сощурился, глядя на Сасаки. — Я разберусь с тобой позже. А то от твоей рожи пиво прокиснет, — он еще раз окинул взглядом присутствовавших. — Все, спектакль окончен. Кто продолжит пялиться в эту сторону — будет иметь дело со мной. Он раздраженно цыкнул напоследок и опустился на стул. Саката, сидевший напротив, улыбался самыми уголками губ, и взгляд его отчетливо говорил: «Так и думал, что ты не станешь это молча терпеть». — Заткнись, — попросил Хиджиката. — Я ничего и не говорил, — Саката едва заметно прищурился, очевидно, наслаждаясь его реакцией. — Так и будешь сидеть в верхней одежде? — резко перевел тему Хиджиката, чтобы не объясняться. — Не жарко? — А ты так хочешь, чтобы я разделся? — полюбопытствовал Саката. — Иди ты со своими шутками, — пробубнил Хиджиката, берясь за кружку пива и принюхиваясь. — Фу, сладким воняет. Это, видимо, твоя дрянь. Дай мне нормальное. — Дрянь — это твоя закуска, — кивнул Саката на сосиски, поверх которых лежали майонезные «сосиски». Они стали молча выпивать и закусывать. «Зрители», очевидно, ожидавшие более интересного представления, довольно быстро лишили их своего трепетного внимания и стали общаться друг с другом. В баре устаканился нормальный, вполне комфортный гул, и Хиджиката почувствовал себя гораздо лучше. — Итак, что будем делать? — спросил вдруг Саката спустя полкружки пива. Только в этот момент Хиджиката понял, что они молчат вот уже несколько минут и что это, должно быть, странно. Хотя сам он никакого неудобства не ощущал: ему было на удивление спокойно молчать рядом с Сакатой. — Откуда мне знать? — пожал плечами Хиджиката. — Это же ты меня пригласил. — Это не значит, что вся увеселительная программа должна быть на мне, — лениво протянул Саката. — Что вообще люди делают на свиданиях? — Откуда мне знать?! — уже более раздраженно повторил Хиджиката. — Общаются, наверное. Пытаются узнать друг друга получше и все такое. — Ты хочешь, чтобы мы узнали друг друга получше? — осторожно спросил Саката. Хиджиката уже собирался огрызнуться и ответить, что плевать он на это хотел, но тут же одернул себя мыслью, с которой шел на эту встречу. Новый студент, появившийся в школе при загадочных обстоятельствах, изначально показался ему слишком подозрительным. Тайна личности Сакаты Гинтоки не давала Хиджикате покоя, возвращала к себе вопросами и предположениями. Ощущения были такие, будто начал читать захватывающий детективный роман, вторая половина которого вдруг оказалась вырвана из книги, и страницы разлетелись на ветру. Информацию приходилось собирать по крупицам в процессе наблюдения за тем, как Саката учится и живет в стенах Хогвартса — и исходя из этого строить гипотезы, которые ни доказать, ни опровергнуть было невозможно. И вот теперь Хиджикате выпал шанс просто спросить у Сакаты напрямую о его жизни. Какой бы дурак этим не воспользовался? — Придумал, — сказал Хиджиката. — Сыграем в «правду или действие»? — Впервые слышу о такой игре, — подозрительно прищурился Саката. — Попробуем упрощенную версию. Можно задавать друг другу любые вопросы, — пояснил Хиджиката. — Отвечать нужно честно. Если не хочешь отвечать — отхлебываешь пива. Согласен? Саката заинтересованно моргнул и тут же превентивно отпил из своего стакана. — Хорошо, — ответил он. — Начинай. Хиджиката открыл было рот, но сразу прервал себя. В детективах, которыми он зачитывался с детства, говорилось, что нельзя начинать допрос прямо с порога, сперва нужно дать подозреваемому расслабиться, создать подходящую обстановку, вызвать доверие… Звучало очевидно и просто, но как это сделать? Надо начать с вопросов на отвлеченную тему. Вот только что спросить? Голова тут же заполнилась вакуумом, мысли утекли из разума, оставив вместо себя белый шум. — Ты начинай, — сдался, наконец, Хиджиката, решив, что подхватить тему и вывести в нужное русло для него будет куда проще, чем придумать что-то с нуля. — Нууу, — протянул Саката. — Какой твой любимый цвет? — Тебя интересует мой любимый цвет? — скептически вскинул бровь Хиджиката. — Ой, заткнись! Надо же с чего-то начинать! Отвечай или отхлебывай. — Да не знаю я… — нервно пожал плечами Хиджиката. — Пусть будет черный. — Не считается, — скорчил рожу Саката. — Черный — это вообще не цвет, это его отсутствие. — Ну тогда красный, — безразлично ответил Хиджиката. — Как мои глаза? — спросил Саката и нелепо похлопал густыми белесыми ресницами. — Как Гриффиндор, — Хиджиката дернул шарф на шее, подтверждая свои слова. — Ну, а твой? — Синий, — без колебаний ответил Саката, облокачиваясь на стол и кладя подбородок на переплетенные пальцы. — Как… как Когтевран, что ли? — Нет, — Саката улыбнулся с хитрым огоньком во взгляде. — Как твои глаза. На мгновение Хиджиката почувствовал в груди что-то необычное, похожее на щекотку. В легких вдруг стало болезненно тесно, и он резко выдохнул, спрятав это за усмешкой. — Ты меня позвал, чтобы тренироваться в пикап-мастерстве? — хмыкнул Хиджиката, запрещая себе злиться на Сакату за его дурацкие шутки. — Отлично выходит, с девчонкой точно должно прокатить! Если, конечно, перестанешь вести себя как маньяк, летая на метле у окон женских спален. Саката ожидаемо не изменился в лице, лишь поджал губы. Взгляд его потухшим угольком скользнул куда-то мимо Хиджикаты и уставился за его плечо. Глаза вдруг разъяренно распахнулись, зрачки превратились в точки. Молниеносным движением Саката нырнул рукой за пазуху и выхватил оттуда палочку. Хиджиката еще не понял, что произошло, но рефлекторно вцепился в его запястье, не позволяя двинуться. Саката не вырывался, лишь громко выдохнул, раздувая ноздри. Он не сводил злого прицельного взгляда со своей цели, и Хиджиката обернулся. Сасаки. Он ничего не делал, просто сидел за своим столом и смотрел в ответ. В глазах его читалась снисходительная усмешка, тонкие губы с острыми уголками вытянулись в подобие кривой улыбки. Весь его вид раздражал, но было удивительно, что ему удалось выбесить Сакату — это воплощение флегматизма. Сейчас он был сам не свой и дрожал от гнева: Хиджиката чувствовал это под своими пальцами. Он ни разу не видел Сакату настолько разъяренным, чтобы тот вспыхивал и хватался за оружие, хотя очевидного повода для этого даже не было. Но Хиджиката прекрасно знал по себе: повод не всегда очевиден для окружающих. Внезапно ему стало досадно за Сакату. Да, он придурок, но он уже «свой» придурок, и у «чужих» придурков нет никаких прав выводить его из себя! — Сасаки, — сказал Хиджиката, нарочито небрежно обернувшись через плечо. — Кажется, я уже говорил: кто будет пялиться в эту сторону, будет иметь дело со мной. — Ой, боюсь-боюсь, — безразлично ответил Сасаки. — Что же ты сделаешь, интересно? Напомню, что драки в Хогвартсе все еще запрещены. — Напомню, что сейчас мы не в Хогвартсе, — вторя его интонациям, сказал Хиджиката, демонстративно доставая палочку и кладя ее на стол перед собой. Сасаки вскинул брови, снисходительно улыбнулся — и примирительно поднял ладони. — Вот ведь сволочуга, — пробубнил Хиджиката, отворачиваясь от него. — Эй, чего ты вдруг взбеленился? — спокойно спросил он у Сакаты, наклоняясь к нему над столом, но тут же почувствовал странный пряный запах и уцепился за это как за повод сменить тему. — Фу, чем таким сладким воняет твоя палочка? — Это. — Саката удивленно моргнул, будто отмирая, немного принюхался и ответил. — А, это карри. Я пролил его на палочку. — …где ты вообще нашел карри? Ты из Индии что ли? Или из Японии? — Нет, я пробовал его в одной забегаловке в Саутолле, — ответил Саката. — Вкусная штука, кстати. Так, ты задал два вопроса вне очереди, теперь я спрашиваю. — Эй! Эти вопросы были заданы вне игры, они не считаются! — возразил Хиджиката. — Игра уже идет, так что все считается, — упрямо сказал Саката и быстро продолжил, чтобы его слова не успели оспорить. — Кстати о палочках. У тебя их две. Почему? — С чего ты взял, что у меня их две? — нахмурился Хиджиката, спешно копаясь в памяти и пытаясь понять, при каких обстоятельствах Саката мог узнать об этом. — Потому что сам видел. Та, что была у тебя в Выручай-комнате, — напомнил он и взглядом указал на палочку в руках Хиджикаты. — И вот эта, которой ты пользуешься обычно на занятиях, — это две абсолютно разные палочки. Длина, форма, цвет — все отличается. Это и слепой заметит. «Точно, — подумал Хиджиката, пряча свою палочку обратно за пояс. — Выручай-комната и то злосчастное собрание старост». — Неужели ты поддался моде, которой подвержены все эти богатенькие наследники старинных семей? — издевательски продолжал Саката. — Обзавелся несколькими палочками, гадкий изменник? — Иди к черту, — беззлобно попросил Хиджиката. — У меня одна палочка, и я всю жизнь пользуюсь только ей, она мне подходит. А ту палочку, что ты видел в Выручай-комнате, я ношу с собой как талисман. Она принадлежала моему брату. — ….брату? — тихо переспросил Саката и вдруг побледнел. В его взгляде на миг отразился испуг, будто он увидел привидение. — Да, — подтвердил Хиджиката, чувствуя себя неуютно из-за того, что собеседник сам вывел его на эту больную тему и теперь так ярко на нее реагирует. — Я знаю, ты уже в курсе, что с ним произошло. — Откуда бы мне… — выпалил Саката, но наткнулся на его серьезный взгляд и замолчал. — Конечно, ты знаешь, — выдохнул Хиджиката, стараясь звучать безразлично, будто этот разговор с каждым словом не вкалывал булавки в его сердце. — Я понял это еще в первый же день нашего знакомства, когда ты удивился, услышав мою фамилию. Она не настолько известна… была не настолько известна, пока имя брата не раструбили в газетах после нападения на наше поместье. Разумеется, ты запомнил ее из-за того случая, поэтому не можешь не знать, что с ним произошло. Они молчали какое-то время. Хиджиката думал о том, правильно ли делает, так просто делясь сокровенным, и гадал, почему ему хочется поговорить об этом с Сакатой. О чем думал сам Саката в тот момент, Хиджиката не знал. Он не торопил его и не менял тему: сейчас бы это выглядело слишком неестественно. — Значит… — наконец, сказал Саката, осторожно глядя исподлобья. — Ты вырос с братом? — Не совсем. Он стал моей семьей четыре с лишним года назад, — ответил Хиджиката и грустно усмехнулся. — Вот уж проблем я ему доставил, наверное. Маглорожденный, незаконный ребенок его недавно почившего отца-волшебника. Объявился, как черт из табакерки, ничего не знал о мире магии. Мне очень повезло, что он принял меня в семью. Мне вообще с ним очень повезло… — Хиджиката почувствовал мелкую дрожь в кончиках пальцев, торопливо схватил кружку и сделал большой глоток. — Точно, я слышал, что твоя мама была не из волшебного мира, — сказал Саката своим обычным спокойным тоном, уже справившись с изначальной скованностью. — Она отдала тебя в другую семью, чтобы тебе проще было обучаться магии? — Нет, — покачал головой Хиджиката. — Ее не стало накануне моего поступления в Хогвартс. Будь у нее выбор, она бы не отправила меня к чужим людям. Но она тяжело болела. Долго болела… — Он вздохнул и добавил. — Пожалуй, я уже и не вспомню ее здоровой. В памяти остались только госпитали, капельницы и короткие ремиссии. В последние годы рецидивы стали случаться все чаще. Уже в первом классе я выучил наизусть телефон врача и помнил, как добраться от дома до больницы. Я умел приготовить поесть и включить бойлер, знал график работы ближайшей прачечной и числа месяца, когда приносят квитанции на оплату коммуналки, — Хиджиката продолжал говорить тем будничным тоном, каким обычно читают параграф в учебнике. — Весной, когда мне исполнилось одиннадцать, ее в очередной раз увезли на скорой. Прогнозы врачей были неутешительными, и тогда мама призналась мне, что я волшебник. И что у меня есть старший брат. Хиджиката замолчал, провалившись в воспоминания о том дне, когда жизнь его разделилась на до и после. Он сидел в полутемном баре, где воняло пивом и жареными сосисками, но явственно видел въевшийся в сетчатку яркий свет палаты и чувствовал едкий химический запах лекарств. Он слепо смотрел на бревенчатую стену позади Сакаты и видел брата — теми глазами, которыми смотрел на него впервые в жизни, — этого высокого мужчину с грубоватыми чертами лица и сочувственной улыбкой. Он помнил, как удивился, что у него теперь будет новая, непривычная фамилия — Хиджиката. Помнил исхудавшее лицо матери с глубоко запавшими глазами и подчеркнутыми скулами. Помнил, что ее черные волосы казались еще темнее на контрасте с белизной больничной подушки и бледностью лица. Помнил, как синие глаза отражали всю оставшуюся силу ее увядающего существа, пока она шептала бескровными губами: «Я не волшебница, Тамегоро, но я заклинаю тебя: позаботься о нем». — Она была доброй? — мечтательно спросил Саката, подпирая щеку ладонью. Хиджиката вздрогнул, будто от резкого пробуждения. Мир вернулся на свое место, оставляя вместо воспоминаний хмелевую горечь на дне кружки. — Да, — машинально ответил Хиджиката. — Хотя держала меня в ежовых рукавицах по мере сил. Требовала от меня лучших оценок в школе, жестко отчитывала за любые ошибки. — Так вот почему ты такой зазнайка, — беззлобно усмехнулся Саката. — Примерный ученик с малых лет. — Не сказал бы, что примерный, — пожал плечами Хиджиката. — Дрался я так же часто, как приносил маме высшие отметки. Забавно, но за потасовки она меня никогда не ругала: только спрашивала, победил ли я. Хорошо, что выигрывал я почти всегда, это её радовало. — Она была… красивой? — Саката тепло улыбнулся и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Уверен, она была красавицей, ведь ты ее сын. Хиджиката замер, не понимая, как реагировать. Он никак не ждал привычной шутки-в-духе-придурка-Сакаты сейчас, в момент такого эмоционального обнажения. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и выправить замершее дыхание. Он насмешливо толкнул Сакату кулаком в плечо и сказал: — Ну хватит уже! Можешь успокоиться и дописать «пикап-мастер» на своей визитке. Саката слегка прикрыл глаза. Ладонь, подпиравшая его щеку, медленно сжалась в кулак, пальцы вдавились в кожу, процарапав ногтями краснеющие борозды. Плечи поникли, спина согнулась колесом, будто все его тело в один миг стало тяжелее. — Пойду принесу нам еще пива, — тихо сказал Саката и поднялся, с силой отталкиваясь руками от столешницы. Хиджиката в недоумении провожал его взглядом к барной стойке, пока стол под его локтями не пошатнулся: половина команды Гриффиндора по квиддичу, подскочила к тому месту, где только что сидел Саката. Восемь локтей бахнули о стол, и четыре рта загалдели наперебой, будто птенцы в гнезде: — Тоши, ну, как у вас тут все проходит?! — с возбужденным лицом спросил Кондо, почти лежа животом на столе. — Со стороны выглядит, будто вы ладите, — миролюбиво сказал Шимура-младший. — Он как-то резко приуныл, — заметил Окита, смотря Сакате вслед. — Видимо, осознал, наконец, какой Хиджиката зануда, и разочаровался. — Не может быть! — прикрикнула на него Ято, пытаясь столкнуть Окиту с освободившегося стула, куда тот уже успел приземлить свою пятую точку. — Гинчик изначально знал, что Тоши — зануда, он бы не разочаровался из-за такого! — Какого черта вы тут все делаете?! — вытаращился Хиджиката, переводя взгляд с одного знакомого лица на другое. — Дежурим, на случай, если тебе понадобится помощь, — расплывчато ответил Кондо. — Какая нахрен помощь?! В чем мне надо помогать? Мы же просто пьем пиво! — Не отвлекайся! У нас мало времени! — отмахнулся Кондо. — Гинтоки действительно сейчас выглядел расстроенным. Тоши, ты опять ему втирал что-то про СОВ и отметки? — Никто не будет говорить в таком месте об учебе, — серьезно возразил Шимура-младший, поправляя очки. — Хиджиката, возможно, ты сказал ему что-то о его волосах? Он всегда болезненно реагирует на тему своей кучерявости. — Нет же, мы просто говорили, — растерялся Хиджиката. — Он расспрашивал меня о матери… — Все ясно! — ударил кулаком о ладонь Окита. — Наверное, он не любит маглов. — Не неси чушь! Гинчик не такой! — продолжая пихать его в бок, возразила Ято. — Просто у него не было мамы, вот он и загрустил! — Точно, — закивал Кондо, потирая подбородок. — Вы коснулись тяжелых воспоминаний, а Гинтоки — очень эмпатичный человек. — Короче, Хиджиката, хватит говорить о своем печальном прошлом, — равнодушно попросил Окита. — Никому не интересны твои сопливые флешбеки. — Действительно, я читал, что для первого свидания больше подходят веселые истории и шутки, — экспертно поддержал Шимура-младший. — Попробуй рассказать ему анекдот. — Да вы… сами ходячие анекдоты! — наконец, гаркнул на них Хиджиката и дернул вверх край стола так, что четверка гриффиндорцев скатилась на пол вместе с пустыми кружками. — Тоже мне, няньки нашлись! Пошли вон отсюда со своими советами, придурки! Дайте пива выпить спокойно! Саката уже шел обратно. Хиджиката пинками отогнал друзей от стола, быстро поднял с пола потрескавшуюся посуду и незаметно починил ее заклинанием Репаро. Затем плюхнулся на свое место и постарался принять безмятежный вид. — Это были Кондо и остальные? — спросил Саката, садясь и ставя кружки со сливочным пивом на стол. — Что они тебе сказали? — Не обращай внимания, — отмахнулся Хиджиката, не желая признаваться, что и сам ничего не понял. — Коллективный идиотизм, не иначе. Саката посмотрел им вслед, потом меланхолично улыбнулся и сделал несколько больших глотков. — Ааа, сливочное пиво с клубничным молоком — лучшее изобретение человечества! — вытирая рукавом пенные усы, довольно сказал он. — Как ты пьешь эту мерзость? — брезгливо поморщился Хиджиката. — Как вообще можно есть столько сладкого? — Удивлен слышать от любителя белых кислых субстанций, — парировал Саката. — Но раз уж мы играем, то отвечу. Жизнь — горькая штука, которую необходимо временами искусственно подслащивать. Теперь моя очередь задавать вопрос. — Это был не вопрос! — возмутился Хиджиката. — Тем более ты ранее спрашивал несколько раз подряд! — То были вопросы на одну тему, так что их следует рассматривать как один, — ответил Саката и, явно желая пресечь дальнейший спор, быстро произнес. — Мне вот интересно, ты сказал, что не знал о своих магических способностях до 11 лет. Неужели они никак не проявлялись до этого времени? Хиджиката немного помолчал, борясь между порывом упрямо продолжить спор и желанием ответить. Наконец, последнее победило, и он произнес: — Конечно, проявлялись и до этого, как и у большинства. До сих пор помню, как, еще будучи дошкольником, разозлился на маму и взорвал кастрюлю с супом, — он усмехнулся этому воспоминанию. — Ошметки мяса и овощей разлетелись до самого потолка, и бульон стекал по стене… то еще зрелище было. — И что же мама? — с интересом спросил Саката. — Отругала тебя? — Нет. Я тогда испугался, и она меня успокоила, сказала, что все нормально. — Как она объяснила тебе твою непохожесть на других детей? — Никак, — пожал плечами Хиджиката. — Я был ребенком. Откуда мне было знать, что другие дети не умеют взрывать кастрюли? Мама говорила, что такое случается, поэтому нужно учиться контролировать свои эмоции. Что все так делают, чтобы никто не пострадал. — Ха! Хитро! — оценил Саката. — А твоя магия как-то проявлялась? — поинтересовался Хиджиката. — О да! — закивал Саката и хохотнул. — Еще как проявлялась! Я постоянно что-то портил, поджигал, заставлял исчезнуть. Нянечки и воспитатели прозвали меня «белым демоненком». Хорошо, что я понятия тогда не имел о мире магии, как и все окружавшие меня взрослые, иначе мой обскури уже разрушил бы к чертям половину города. — Значит, ты жил в обычном приюте? — уточнил Хиджиката. — Да, это был магловский детский дом, туда меня подкинули еще в младенчестве. Ни записки от родителей, ни каких-то других зацепок… понятия не имею, были ли они волшебниками и почему приняли решение избавиться от ребенка, — Саката машинально крутил в руках кружку с недопитым пивом и говорил, уставившись в стол и невесело улыбаясь. — Я ненавидел то место. Ненавидел взрослых, которые работали там и при этом терпеть не могли детей. За любую провинность нам крепко доставалось, а уж за то, что я случайно вытворял своей магией… — голос у него дрогнул, но он продолжил. — В семь я впервые сбежал оттуда, но меня поймали и вернули. Я не сдался и продолжал убегать. Жить на улице было не так уж и отвратительно. Свобода опьяняла, попадались мне и добрые бездомные — они сами были грязные и высохшие от недоедания, словно трупы, но некоторые все равно делились со мной хлебом и обносками. Скоро я обнаружил, что магия помогает брать с рыночных лавок вещи, которые плохо там лежат… — Ты воровал с помощью волшебства?! Обалдеть! — восхитился Хиджиката. Было чему удивиться. Саката — без палочки, без какого-либо опыта и понимания того, что делал — тем не менее применял магию целенаправленно. Для этого нужен был выдающийся талант и предельная концентрация. — Было дело, — смущенно посмотрел вверх Саката. — Есть захочешь — и не такое учудишь. Но из-за этого полиция чаще меня ловила и отправляла обратно. Для тюрьмы я был слишком мал, однако и в моем приюте проявляли похвальное упрямство в попытках меня перевоспитать. Но это было бесполезно, только розги об меня портили. Я все равно сбегал каждый раз, как представлялась такая возможность, — Саката выдержал паузу, отпивая пива. — Так продолжалось несколько лет. Видимо, слухи обо мне за это время достигли Косого переулка, потому что в один прекрасный день в мой захудалый приют пришел уважаемый волшебник. И, к недоумению и счастью всех воспитателей, усыновил меня. Так я и узнал о мире магии и о том, кем являюсь на самом деле. — Кто он — твой приемный отец? — спросил Хиджиката. Саката крупно вздрогнул и тут же поежился. Он потер плечи, пробормотал что-то про чертовски холодное пиво. Затем ответил: — Ну, поначалу он служил в Министерстве магии, а потом перешёл в частную практику. Работал то тут, то там, поэтому мы частенько переезжали. — Это он обучил тебя магии? — Да, — кивнул Саката. — Я не любил корпеть над книжками, но с ним я все изучал на практике. Вообще много колдовал, оттачивал заклинания, помогал варить зелья. — Он… — Хиджиката обдумал, как лучше сформулировать вопрос, вспоминая свою гипотезу, пусть Отосе и обсмеяла её. — Он был добр к тебе? Саката как будто немного удивился и, иронично хмыкнув, ответил: — Да… Тут скорее уместен вопрос, принёс ли я ему добра, в конце концов. — Сейчас он… — начал следующий вопрос Хиджиката и остановил себя, понимая, что фраза прозвучит бестактно. Но Саката, кажется, понял, о чем его собирались спросить. Он поджал губы, затем поднес кружку ко рту и сделал несколько больших глотков. «Ну разумеется, — мысленно отругал себя Хиджиката. — Если бы его приемный отец был жив, каким образом Отосе оформила бы над Сакатой опеку? Надо было догадаться сразу!» — Еще по пиву? — сочувственно предложил он, кивнув на почти опустевшую кружку Сакаты. — Если только за твой счет, — ответил тот. — Мой финансовый лимит позволяет купить только два пива. — А как же твой мегауспешный бизнес? — с ухмылкой подначил Хиджиката. — Или может, ты все доходы вкладываешь в его развитие? — Ну извини, что я пока не сияю на вершине списка Форбс! — огрызнулся Саката. — Легко говорить тем, у кого нет проблем с деньгами! А нам, простым трудягам, приходится потом и кровью зарабатывать свои гроши! — Понятно. Значит, ты поэтому решил ограбить Гринготтс? Вот он — тот вопрос, который Хиджиката хотел задать с самого начала. Желание узнать правду и подтвердить догадку было основной причиной, по которой он вообще решился пойти на это странное рандеву. Хиджиката выжидал удобного момента для этой реплики — момента, когда она прозвучала бы в разговоре уместно. И сейчас он намеренно произнес ее максимально будничным тоном, будто он не расценивает такой поступок как что-то из ряда вон. Так преступнику легче сознаться в содеянном — это он тоже прочел в одном детективе. Но, похоже, эта тактика работала не всегда. В ответ на услышанное Саката вскинул на него ошарашенный взгляд, нахмурился и глухим голосом спросил: — Как… — он оговорился и сжал зубы так, что желваки шевельнулись под кожей. — Откуда ты взял эту чушь? — Да брось, — отмахнулся Хиджиката, даже не думая выходить из роли. — Ты появился в Хогвартсе в таком виде, будто тебя из пожара вынесли. В ту же ночь ранили Мацудайру — одного из самых великих волшебников современности. И в тот же вечер, накануне, кто-то пытался ограбить Гринготтс. Я не верю в такие совпадения. — И поэтому ты решил, что преступник — я? — Саката нахмурился еще сильнее. — Ну, сперва я подумал, что ты мог быть соучастником одного или нескольких взрослых грабителей. Но в таком случае было бы удивительным то, что Мацудайра впустил малолетнего члена банды налетчиков в свою школу. В школу, где учится и его дочь, в том числе. Потом я предположил, что ты мог быть использован как заложник, и старик решил спрятать тебя в Хогвартсе, чтобы уберечь и параллельно с тем дознаться с твоей помощью, кто преступник. Своего рода программа по защите свидетелей. Но прошло уже два месяца, а неудавшийся грабитель так и не был найден. И недавно до меня начало доходить: не было там больше никого, банк пытался ограбить юный волшебник, отчаявшийся и погрязший в нищете. Наверное, ты кому-то проболтался, поэтому тебе успели помешать. Но Мацудайра, который оказался на месте в тот момент, увидел, что ты никакой не злодей, и решил отвести тебя в Хогвартс на перевоспитание. В процессе поимки ты сумел его ранить, поскольку он мог тебя сильно недооценить. И теперь, пока мракоборцы ищут тебя, ты спокойно прячешься здесь. А может, и не ищут вовсе, если Мацудайре удалось с ними договориться и забрать тебя под свою ответственность. Уж не знаю, что именно из этого истина, но в остальном я ведь прав? — Хиджиката закончил свою речь, облокотился на стол и выжидающе взглянул на своего визави. «Ну же! Признайся!» — думал он, чувствуя непреодолимый азарт детектива, ухватившего нужную нить. Саката молчал какое-то время, уставившись в стол. Спустя несколько долгих секунд он грустно усмехнулся и тихо произнес: — Вот, значит, что ты думаешь обо мне. Что ж, может, в твоих глазах я и заслужил дурную репутацию. Но тебе не кажется, что воровать от голода хлеб или нарушать школьные правила — это одно, а решиться на ограбление банка — совершенно другое? Он испытующе взглянул на Хиджикату, но тот молчал, поскольку действительно не видел особой разницы. Он не осуждал Сакату за это преступление. Спустя два месяца совместного проживания и учебы Хиджиката четко осознал: этот кучерявый — та еще заноза в заднице, но точно не плохой человек. При попытке ограбления он бы никому не причинил хоть сколько-нибудь серьезного вреда. И даже если все обстояло действительно так, как думал Хиджиката, то ему оставалось только порадоваться, что Саката попался в руки Мацудайре и угодил в Хогвартс, где из него вырастят отличного мага, отчаянного мракоборца и верного товарища. Хиджиката не хотел признавать, но он был бы рад в будущем работать плечом к плечу именно с такими людьми. Только вот Саката, кажется, относился к этому обвинению иначе: он продолжал смотреть на Хиджикату так, будто тот нанес ему обидное оскорбление. Затем тяжело выдохнул и тихо ответил: — Я действительно был в Гринготтсе в ту ночь, тут ты прав. Только вот я пытался помочь поймать преступника. И да, старик забрал меня в Хогвартс, в первую очередь, для моей же безопасности. На этом все. Я не жду, что ты мне поверишь, раз считаешь меня грабителем. Но все было действительно так. Хиджиката всматривался в подавленное лицо Сакаты и понимал, что верит в каждое его слово. Это осознание отзывалось смешанными чувствами: сожалением по поводу опровергнутой теории, виной перед Сакатой за неоправданные подозрения и чем-то смутно похожим на неуместную радость, которую Хиджиката объяснить себе не мог. — Ладно, так и быть! Верю я тебе, — сказал он, легко ударив товарища по плечу. — Давно ли тебе не все равно, что о тебе думают другие? Саката посмотрел на Хиджикату, нахмурился в ответ еще сильнее, но ничего не сказал и отвел взгляд. Сложил руки крестом на столе и бессильно опустил на них подбородок. Все тело его в очередной раз за эту встречу тянулось вниз, будто у столетнего старика. Только пальцы сильнее вцепились в плотную ткань зимней мантии. Хиджиката не знал, как ему следует вести себя с таким Сакатой — расстроенным и уязвленным не пойми от чего. А когда Хиджиката чего-то не знал, что как будто бы должен был, он начинал злиться. И потому не придумал ничего лучше, чем раздраконить и Сакату тоже. — Да хватит уже кукситься! — рявкнул Хиджиката и пнул его под столом. — Ты меня позвал сюда, чтобы я смотрел на твою кислую рожу что ли?! Или я еще и веселить тебя должен? Пригласил бы тогда лучше девчонку — они частенько ведутся на такую вот загадочную меланхолию. Глядишь, и перепало бы что-нибудь, наконец! Саката посмотрел на него с негодованием, сжал губы в тонкую линию — и ничего не ответил. — Ладно, — сдался Хиджиката, поднимаясь с места. — Так и быть, угощу тебя пивом. Твое счастье, что это не настоящее свидание. Он уже развернулся и сделал шаг к барной стойке, как вдруг его запястье сдавили сильные пальцы. — Все, с меня довольно, — тихо произнес Саката, не поднимая глаз и удерживая его руку. — Пойдем выйдем. — Чего…? — только и успел сказать Хиджиката, как его молниеносно протащили между столиками. Морозный воздух из распахнутой двери ударил в лицо. — Эй, вы! А заплатить?! — гаркнул бармен им вслед. По шуму позади Хиджиката понял, что не только он, но и большинство посетителей повскакивали со своих мест, будто охранники, запоздало заметившие убегающих из-под конвоя преступников. Но Саката живо скользнул в ближайшую подворотню, лишая возможных преследователей всякого шанса на успешную погоню. — Стой! Я там куртку оставил! — выпалил Хиджиката, едва успевая перебирать ногами, чтобы не упасть. Вырваться он даже не пытался: пальцы сжимали его руку крепко, будто кандалы. Да и для чего вырываться — чтобы встретиться с разъяренным барменом? Саката ничего не отвечал и не останавливался. Он вихлял по переулкам так умело, будто всю жизнь только и делал, что тренировался сбрасывать «хвост». Наконец, он нырнул в какой-то закуток, и Хиджиката неожиданно понял, что они оказались на небольшом заднем дворике магазинчика перьев Писарро. Здесь было пусто — голоса с улицы доносились приглушенным гулом. Это была последняя связная мысль — в следующее мгновение Саката резко затормозил, с размаху дернул рукой и разжал пальцы. Хиджиката по инерции пролетел вперед пару метров и врезался в глухую стену магазина. Холодные доски больно ударили в лопатки, воздух выбило из легких. От судорожного вдоха горло вмиг ободрало морозом. Задыхаясь и прижимая ладонь к ноющей груди, Хиджиката поднял ошарашенный взгляд. Саката стоял перед ним, смотрел в упор и сжимал кулаки. А глаза его горели такой злой решимостью, что Хиджиката отчетливо понял: «Сейчас будет драка». Будто в подтверждение, Саката порывисто выдохнул, резко тряхнул руками вниз, как в короткой разминке перед боем, и сделал шаг вперед. Хиджиката уже принял оборонительную позицию с твердым намерением успокоить товарища кулаками. Он ожидал удар, пинок, захват — все, что угодно, кроме того, что случилось в следующее мгновение. Саката поймал его запястье, отвел руку в сторону — и ткнулся губами в его губы. Хиджиката замер, растерявшись — драка сразу пошла по какому-то несуразному сценарию, к которому он совершенно не был готов. «Это что, уловка такая?» — мгновенно подумал он. Проигрыш в его планы не входил, поэтому он, не вполне осознавая, что делает, повторил движение Сакаты, отвечая атакой на атаку. Тот шумно выдохнул — губы Хиджикаты опалило горячим — и вцепился пальцами в его затылок, рывком притягивая к себе. И словно окончательно слетел с катушек: навалился всем телом, сжал руками до боли, яростно сминая его губы своими. «Это не уловка. Это поцелуй», — отстраненно подсказал мозг, когда все остальные возможные варианты объяснения происходящего, блеклыми вспышками мелькавшие в голове Хиджикаты, были отклонены за несостоятельностью. Хоть это и напоминало, скорее, драку, но Саката действительно целовал его: неумело, импульсивно и отчаянно. От нехватки воздуха и ошеломляющего напора у Хиджикаты кружилась голова. Мозг бил тревогу, теряясь в тумане клубнично-хмельного запаха и яростном давлении сухих губ. Руки Хиджикаты, привыкшие к драке, вцепились в противника и тщетно пытались оттолкнуть. Все это живо напомнило ему момент в подземелье, когда Саката выпил приворотное зелье. «Точно!» — Хиджиката тут же ухватился за правдоподобную догадку, и это придало ему уверенности. Он извернулся и в очередной атаке безжалостно пустил в ход зубы. Саката охнул от боли и рефлекторно отскочил. Заполошным движением вытер кровь с прокушенной губы, недоверчиво посмотрел на испачканный красным рукав — и затем поднял взгляд на Хиджикату. Багряные глаза с широкими зрачками смотрели странно, одичало, бледную кожу щек заливал румянец. — Опять приворотка, да? — убедился по его виду Хиджиката. — Кто мог успеть добавить ее в пиво?! Ты же сам ходил за ним к стойке! В ответ на это Саката распахнул глаза, зрачки его моментально сузились, словно у кота при ярком свете. Он напряг плечи, сжал кулаки, оскалился. Весь его вид сейчас напоминал разъяренного хищника, даже белые кудри будто распушились еще сильнее. — Я не дам тебе снова это провернуть, — произнес он сквозь зубы. — Не позволю закосить под дурака и продолжать эти издевательства… — Что ты несешь? Чего ты не позволишь? — спросил Хиджиката, хмурясь в сомнениях: теперь Саката уже вовсе не походил на обдолбанного приворотным зельем. — Я сказал, что не позволю тебе и дальше притворяться! — Саката сделал шаг навстречу, в ярости ударил кулаком в стену рядом с головой Хиджикаты и застыл. Тот чуть отшатнулся назад и тоже замер, ожидая хоть каких-то внятных объяснений. — Зачем тебе это, а? — спросил Саката и внезапно заговорил быстро и тихо, уставившись в землю, словно этот единственный удар отнял у него все силы, и он не мог даже поднять взгляд. — Я бы давным-давно забил на это, но твои выходки… Ты игнорируешь любые мои слова, все намеки, отказываешься от моей помощи. Но при этом разглядываешь меня, жмешься ко мне, проводишь ночь у моей больничной койки, соглашаешься на свидание… А потом говоришь, что это не настоящее свидание… Ты же не садист, в самом деле! Я не понимаю, какого черта тебе надо от меня? Почему ты не можешь оставить меня в покое? Зачем тебе все это… Хиджиката в смятении пытался понять всю эту бредовую цепочку слов, но они рассыпались, просачивались через восприятие, как летучий порошок сквозь пальцы, и оседали легчайшей неосязаемой пылью. Эта пыль застревала в шестеренках разума, мешая его работе. Привыкший к логичным выводам мозг силился уцепиться хоть за сколько-нибудь правдоподобное объяснение, как утопающий готов хвататься за любую спасительную щепку на поверхности воды. Зачем… какая цель этого… должна быть выгода… деньги… — Понял! — облегченно воскликнул Хиджиката. — Ты заодно с Сасаки, да? Вы договорились об исходе спора и поделите прибыль со ставок! Где этот гад? — он завертел головой в поисках шпиона старосты Когтеврана или его самого, высматривающего процесс из-за угла своим нарочито безразличным взглядом. — На что конкретно вы поспорили? Сколько он тебе пообещал? Саката замер и как будто задержал дыхание. Затем медленно поднял на Хиджикату лицо, полное безысходной тоски, будто в тот момент смотрел на собственного убийцу. Его руки обессиленно упали вдоль тела, как если бы мышцы плеч вдруг перестали работать. «Нет, он не обманывает и не шутит… — понял Хиджиката. — Он это… серьезно?» — Ты это… серьезно? — бесцветно спросил Саката в параллель его мыслям. — Как такое может быть? Ты же умный и столько всего подмечаешь… Мне что, даже в этом не повезло? — губы его дрогнули и вытянулись в кривую линию. — Какого черта ты оказался таким бронелобым именно в этом отношении… В отношении меня… Где-то на задворках мыслей Хиджиката отметил, что сейчас стоило бы огрызнуться в ответ на оскорбление, но Саката выглядел таким несчастным, что он смолчал. Все слова вдруг резко потеряли смысл, превратились в пустое сочетание звуков, будто птичий клекот или волчий лай. До этого момента ему было легко общаться с Сакатой. Да, они в основном собачились, но это были привычные, комфортные споры, где всегда соблюдался статус-кво. Тогда речь лилась свободно, будто была прописана в голове заранее. Сейчас же слова попросту выцвели. В глубине души Хиджиката уже не сомневался в искренности Сакаты, но все это настолько не сочеталось с привычной картиной его мира, что разум отказывался принимать происходящее за чистую монету и замер в ожидании подвоха, жестокого, разочаровывающего, но возвращающего твердую опору под ногами. Так Хиджиката и продолжал стоять — в полном безмолвии и оцепенении — пока Саката вдруг не сделал еще один, последний разделявший их шаг и не положил ему на плечи ладони. Они были тяжелыми, словно отлитыми из свинца, и Хиджиката почувствовал напряжение в коленях от этого груза. — Ты готов на слово поверить, что я не преступник, но замечать очевидное не хочешь, — угрожающе тихо сказал Саката. — А ведь я даже не пытался толком это скрывать. И даже теперь ты не желаешь мне верить… Что, что мне ещё сделать?! — вдруг громко и требовательно спросил он и поднял на Хиджикату взбешенный взгляд. — Что я должен сделать с тобой, чтобы ты убедился, наконец?! Черт! На дне бордовых глаз полыхнули раскаленные угли — и в следующее мгновение Хиджикату придавило к стене. Спину обожгло холодом от покрытых наледью досок. Он зашипел от боли и инстинктивно оттолкнулся лопатками от стены, глубже проваливаясь в яростные объятия. Но и в них ему не суждено было согреться: холодные пальцы Сакаты судорожно дернули его свитер вверх и безжалостно нырнули под ткань, крадя сокровенное тепло. Кожа тут же покрылась мурашками. Хиджиката лихорадочно задергался, пытаясь вырваться, и случайно врезал нападавшему в бок — прямо в то место, куда на недавнем матче ударил бладжер. Саката охнул и согнулся от боли. Хиджиката помедлил секунду, уколотый чувством вины, но живо убедил себя, что сейчас не до этого, и пулей вылетел с заднего двора. Добравшись до главной улицы, он остановился в нерешительности. Так. Так. Надо успокоиться и понять, что делать прямо сейчас. Надо бы вернуться в бар за курткой…. Нет, не вариант: придется объясняться с барменом и отмахиваться от неудобных вопросов Сасаки или ещё кого-то из студентов. Хиджиката представил себя снова в окружении любопытных взглядов и поежился — сейчас у него не хватит никаких моральных сил, чтобы дать им достойный отпор. Ноги сами понесли его к выходу из деревни. Да, все верно. Надо вернуться в Хогвартс прямо сейчас. Отрезвляющая прогулка на морозе, выдувающая из головы душную панику, показалась ему жизненно необходимой. Кутая плечи в красно-желтый шарф и наматывая его на замерзшие пальцы, Хиджиката быстрым шагом преодолел несколько оставшихся перекрестков и вышел на тропу на склоне. Снег хрустел под ногами, кое-где стопы скользили по ледяной корке. Здесь было безлюдно и пусто, и ветру было где разгуляться: он порывисто бил снегом в лицо, трепал собранные в хвост волосы и касался кожи сквозь свитер. При каждом выдохе изо рта вырывалось облако пара, и Хиджикате казалось, будто это так тепло покидает его тело. «Ничего, — думал он, стуча зубами. — Не так уж и холодно сегодня. Легкий мороз меня не убьет. Главное, добраться до школы. Остаться одному, забраться вглубь библиотеки, где никто не помешает прийти в себя и разобраться с мыслями. Подальше ото всех, подальше от Сакаты…» — Эй! Вот ты где! Подожди! — окликнул его сзади знакомый голос. Хиджиката несдержанно выругался и прибавил шагу, покуда мог нормально идти по скользкой наледи. Сейчас он бы предпочел встретиться с кем угодно, лишь бы не с Сакатой. — Да стой ты! — не унимался преследователь, и по прыгающим ноткам в голосе и участившемуся хрусту шагов Хиджиката понял, что тот побежал. — Куда поперся без куртки, придурок?! — А кто вытащил меня на улицу, не дав одеться?! — гаркнул в ответ Хиджиката, даже не оборачиваясь и тоже переходя на бег. — Не глупи, давай вернемся! Заболеешь ведь, идиот! — Сам идиот! Отвали уже от меня! — Да какого хрена ты убегаешь? — А какого хрена ты меня преследуешь?! Только подойди ко мне на расстояние удара — и я тебе зад надеру! — Да понял уже! Я немного погорячился, но ведь и ты кого угодно до белого каления доведешь! — Моя вина только в том, что я не проконтролировал, чтобы перед поступлением тебе сделали прививку от бешенства! — Ладно, все! Извини! Доволен теперь? — раздраженно ответил Саката, и Хиджиката принял бы это за триумфальную победу, если бы тот не добавил. — Я не хотел тебя так пугать! Не бойся, я тебя больше не трону! Честно! — Да кто тут тебя боится?! — оскорбленно выпалил Хиджиката, резко притормаживая и разворачиваясь. — А ну иди сюда, выпердыш тритона! Я тебя так трону, мало не покажется! Он почти принял боевую стойку и собрался доказать действием собственное бесстрашие, как вдруг одна его нога скользнула на льду, а вторая от смещения веса тела провалилась под наст на обочине тропы. Небо совершило перед глазами стремительный кульбит, и Хиджиката понял, что падает. Он успел разглядеть крутой белый склон, заканчивающийся обрывом — и тут же затылок пробил толстую заиндевевшую, словно бетон, корку снега. В голове зазвенело от боли. Тело не успело утонуть в насте, покрывавшем склон, и кубарем покатилось вниз по косогору. Мир кувыркался перед глазами, будто на тошнотворно сумасшедшем аттракционе. Небо! Снег! Деревья! Лед! Удар! Еще удар! Желудок прыгал в горле, руки тщетно пытались ухватиться хоть за что-то на пустом склоне. Внезапно убийственное падение прекратилось — тело как будто наткнулось на большую зефирную подушку, мягко оторвалось от земли порывом ветра, пролетело несколько секунд в невесомости и медленно, словно перо, опустилось в рыхлый снег на пологом участке склона. Хиджиката лежал на спине, отдуваясь. Адреналиновая волна понемногу отступала, и тело начало ныть от боли. Мир вокруг замедлялся. Ветер стих, и снег кружил в воздухе белыми светлячками. Перед глазами застыло небо — серовато-синее с пушистой рванью облаков. Хиджиката моргнул, и оно покачнулось, будто земля вращалась от силы взмаха его ресниц. Он сделал глубокий вдох — и внезапно его накрыла эйфория от осознания собственного существования. Он — маг, способный вмешиваться в природный порядок и управлять стихиями. Он пережил встречу с дементорами, но легко мог умереть сейчас, просто оступившись. Глупая, несуразная погибель! Один неверный шаг отделяет жизнь от смерти, и даже волшебники уязвимы перед этой русской рулеткой. Сегодня легко могло случиться так, что его время оборвалось бы в возрасте пятнадцати лет, и мир не узнал бы о мракоборце Хиджикате, а он сам никогда бы не выполнил того предназначения, которое для себя избрал. Не было бы для него этого неба, этих мыслей — ничего бы больше не было. Тревожный звон набата бил в голове. Хиджиката чувствовал бешеный стук сердца везде: под рёбрами, в висках, в кончиках пальцев. Оно колотилось так, будто душа рвалась из тесной клетки тела. Он осторожно двинул пальцами рук и ног, чуть согнул локти и колени, слегка потянулся — боль тут же запульсировала, завыла сиреной, организм исправно сигнализировал о повреждениях. И в этот момент Хиджиката ощутил трепетную любовь к жизни и пьянящую свободу от всего, что совсем недавно считал таким серьезным. Глупые слухи, глупые ставки, глупые споры, неоплаченное пиво, выпускные экзамены — все это показалось ему пустым и неважным по сравнению с тем, чего он чуть было только что не лишился. В этот раз ему повезло. В этот раз его спасла магия. Чужая магия. Гул в голове потихоньку отступал, и он услышал зов на периферии слуха. Голос приближался и становился отчетливее, пока не разрушил звон в ушах окончательно. В следующую секунду светловолосая голова зависла перед его лицом, затмевая солнечный свет. Сжатые зубы, вскинутые брови и полные ужаса багряные глаза. — Живой! — облегченно выпалил Саката и заскользил внимательным взглядом по его телу. — Я был уверен, что ты свернул шею! Где болит? — Везде, — признался Хиджиката и вдруг засмеялся непринужденно и несдержанно, как не смеялся уже очень давно. Саката, явно не ожидавший такой реакции, испуганно посмотрел на него, и от этого зрелища Хиджиката расхохотался еще сильнее. От смеха болели ребра, он сжимал их руками, но остановиться не мог. — Головой ударился, — безнадежным голосом поставил диагноз Саката. — Точно, мозги перемешались, теперь останешься дурачком на всю жизнь. Что ты еще сломал, кроме головы? — он осторожно пошарил ладонями по телу Хиджикаты, но тут же остановился и одернул руки, будто обжегся. — А черт! Я же обещал больше не прикасаться к тебе! Саката виновато отвел взгляд в сторону и замер в растерянности. Хиджиката прекратил смеяться и уставился на него во все глаза. Придурок Саката, выбешивающий одним своим присутствием. Наглец и хулиган, игнорирующий любые правила. Но сейчас, несмотря на опасное положение, он относился к собственному обещанию с уважением. Кто бы мог подумать, что завоевать доверие Хиджикаты для него окажется настолько важным? Придурок Саката, только что спасший ему жизнь. Хиджиката ни разу не видел его таким испуганным и уязвимым. Сейчас он напоминал ребенка, потерявшего мать в толпе. Стал бы Саката винить себя, если бы не успел прийти на помощь? Был бы он одним из тех немногих, кто искренне плакал бы на его похоронах? За какие заслуги этот человек появился в его жизни? Солнечный свет пробивался сквозь кончики его волос, и они пухом облаков растворялись в серебристой небесной синеве. Хиджиката завороженно потянулся рукой, легко взмахнул ладонью кудри, разрушая иллюзию. Затем не удержался и скользнул пальцами по щеке. — А я, напротив, обещал тебя коснуться, — вспомнил Хиджиката, широко улыбаясь и с удовольствием поглаживая покрасневшую кожу. Саката уставился на него в ответ, будто плененный этим легким прикосновением. Некоторое время он молчал и даже не моргал, как если бы изо всех сил пытался запомнить увиденное. Затем толкнулся щекой навстречу пальцам, словно ищущий ласки кот. — Какие холодные, — прошептал он, перехватил руку Хиджикаты, запер ее в замке́ своих ладоней и поднес ко рту. Замерзшие пальцы окутало облаком горячего дыхания. Это приятное тепло скользнуло вверх по руке, к плечам, к сердцу, согревая каждую клетку тела изнутри. Хиджиката не знал, что за магию использовал на нем Саката, но боль от ушибов отступала, смываемая волной новых ощущений, ранее никогда не испытываемых. Хиджиката блаженно прикрыл глаза и громко выдохнул. Саката тут же склонился к нему, будто принимая это за разрешение. Обнял, подгребая под ним снег, и укутал полами своей зимней мантии, насколько мог это сделать в опоре на локтях. Стало тепло-тепло, хорошо. И вот когда Хиджикате показалось, что лучше уже и быть не может, Саката невесомо коснулся губами его щеки. Затем — тонкой кожи века. Затем — кончика носа. Затем — уголка рта. Не привыкшее к нежности тело тут же отозвалось сладкой истомой. Хиджиката не шевелился, подставляясь под ласку и вздрагивая от каждого прикосновения. Снежинки покрывали его лицо холодными поцелуями, горячие губы порхали над кожей, слегка задевая ее, словно крылья бабочек. Хиджиката тонул в ощущениях и не понимал, какого черта снег под ним до сих пор не растаял от жара, клокотавшего в его теле, почему холм не пророс зеленью и вокруг не зацвели подснежники, почему во всем мире прямо в эту минуту не наступила весна? А в голове пойманной птицей билась только одна мысль: пусть это никогда не заканчивается…