Староста факультета и новый студент

— Тоши, заканчивай, холодно же. Ложись спать. — А, извини, — вздрогнул Хиджиката, будто резко вынырнув из глубокого сна. — Сейчас лягу. Это последняя, обещаю. Кондо в ответ пробубнил что-то сонное и укрылся одеялом с головой. Хиджиката чиркнул зажигалкой, обхватил губами сигарету и глубоко вдохнул. Горький колкий дым прокатился по горлу в легкие и осел приятным жаром, как от идеально нагретой печи. Из щели в приоткрытом окне подуло, и Хиджиката зябко поежился, плотнее кутаясь в одеяло. Свежий воздух ему был сейчас необходим точно так же, как и сигаретный дым. Ради последнего он сбежал сюда из лазарета — пришлось проявить весь свой дар убеждения, чтобы доктор отпустил его на ночь в спальню. У Хиджикаты не было другого выхода, если он хотел сегодня уснуть. Сигарета перед сном стала для него ежедневным ритуалом, который помогал снять напряжение. Он знал, что другие студенты делали это иначе: ему не раз приходилось слышать характерные хлюпающие звуки в мужском туалете в час перед отбоем. Хиджиката не обращал на это внимание, а однокурсники прощали ему остаточный запах сигарет в комнате — и все были довольны. Сам Хиджиката не дрочил уже больше полугода. Не из ханжества или неуместного стыда — напротив, он прекрасно понимал, что для здоровья было бы лучше справляться со стрессом именно так. Просто не хотел. А вот курить хотел. Особенно сегодня — в спальню он шел так быстро, насколько позволяла боль от ушибов. «Только одна сигарета, — подумал он, спешно переодеваясь в пижаму и кутаясь в одеяло. — Всего одна — и сразу спать». Но как только он удобно уселся на подоконнике и сделал первую затяжку, мысли его завихрились и заметались, как дым на сквозняке. И он осознал, что скурил уже половину пачки лишь в тот момент, когда торчащие из-под одеяла голые пальцы ног заиндевели от холода. Что ж, поразмыслить было над чем. Стоило Хиджикате принять для себя возможность того, что Саката может испытывать к нему нечто, выходящее за рамки приятельских чувств, как многое стало ему видеться в новом свете. Хиджиката без конца прокручивал в голове каждый момент их общения, и видел все совершенно иначе — как если бы полуслепому выдали мощные окуляры. И все тут же преобразилось, как по волшебству. Дурацкие подколы превратились в дурацкий флирт, мелкие потасовки — в желание прикоснуться, а цепкий горячечный взгляд, который Хиджикате всегда казался издевательским, был похож на… влюбленный? При этом Сакате определенно нравилось злить его и выводить на эмоции — и это единственное, что в картине мира Хиджикаты оставалось неизменным. Это была та комфортная тихая гавань, куда он пытался прибиться мыслями. Он силился объяснить поведение Сакаты желанием удовлетворить садистские наклонности, где не было места никаким чувствам, кроме больных, а значит, не стоящих внимания. Но потом он вспоминал испуганный взгляд вишневых глаз, трепет заботливых прикосновений, теплое дыхание на своей щеке… Хиджиката досадливо поерзал на подоконнике и сделал затяжку поглубже, до боли в отбитых ребрах. Конечно, он не был в ответе за чувства Сакаты, но вот за собственные — еще как был. И это было хуже всего. Вопреки всем своим убеждениям и годами вырабатываемой черствости, Хиджиката неосознанно тянулся к нему навстречу, как изголодавшийся по солнцу росток. Сколько сегодня он пролежал на снегу в объятиях Сакаты? Что это было? Время будто заворожили, и оно перестало существовать. Быть может, прошел час, а может, десять секунд — он не ответил бы и под сывороткой правды. Никакой силы воли не хватило бы Хиджикате, чтобы самому прекратить этот внезапный акт всепоглощающей нежности. Хорошо, что Саката спас ситуацию, предложив донести пострадавшего возлюбленного до школы на руках. Хиджиката живо представил себе, что его, аки спасенную от дракона принцессу, доставляют в Хогвартс: перед мысленным взором всплыли вытянутые от удивления лица студентов, а в голове сами собой сложились те прозвища, которые прилипнут к нему после такого позора. Если у Хиджикаты и были какие-то переломы, то они тут же срослись волшебной силой его воображения. Сакату он отправил пинком в сторону, поднялся и, глазом не моргнув от пронзившей все тело боли, целеустремленно направился в школу. Саката шел рядом. Он больше ничего не предлагал и не навязывался с помощью, только иногда мельком поглядывал на попутчика, будто пытаясь разгадать его мысли. Черт, Хиджиката и сам был бы рад с ними разобраться! Эйфория выжившего сошла на нет, и волна осознания всего пережитого за сегодняшний день накрыла с головой. Спасение от смерти, признание, побег по морозу, теплые прикосновения, рассказы о прошлом, обвинения в ограблении, ублюдок Сасаки с ублюдскими ставками, тяжелые воспоминания, свои и чужие, неоплаченный счет в баре, яростные поцелуи на заднем дворе, мягкая улыбка Сакаты и, черт возьми, почему так больно в груди? Это ребра сломаны или… Мысли роились в голове чёрной стайкой докси, и чтобы не спятить, Хиджиката стал считать шаги — занял голову простой монотонной работой. Цифры звучали в голове стройными ударами метронома, ноги двигались в такт. Это помогло отрешиться и от мыслей, и от болезненной пульсации, отдававшей в ребра. Шестьсот пятьдесят восемь шагов от склона до ворот школы, двести семнадцать до помещения и еще триста тридцать четыре — до лазарета. Хиджиката остановился в дверях больничного корпуса, давая понять Сакате, что дальше пойдет один, и, не поднимая взгляда, сказал формально вежливое «спасибо». Так обычно благодарят за поднятое с пола перо, но никак не за спасение жизни. От осознания того, как это прозвучало, Хиджикате стало совсем паршиво, и он захотел быстро юркнуть в дверь, но Саката поймал его за рукав и одарил долгим глубоким взглядом. Вопрос не был задан вслух, но Хиджиката все понял. — Мне надо подумать, — честно ответил он тогда. И вот теперь он выполнял обещание: сидел на окне, курил и думал о нем… Стоп, что?! Хиджиката в омерзении от того, каким образом эта мысль сложилась в его голове, сплюнул на улицу, следом швырнул окурок и захлопнул окно. «Это все Саката! Из-за него мозги ванилью пропитались!» — сваливаясь с подоконника и тихо ворча под нос ругательства, подумал Хиджиката. Он поднялся и с негодованием взглянул на ту кровать, где из-за красного балдахина терялась на белой наволочке кучерявая макушка. Саката лежал на боку, повернувшись к нему спиной, и, судя по всему, уже видел десятый сон. Такое равнодушие к его переживаниям выбесило Хиджикату окончательно, и он решил, что теперь обязан уснуть просто Сакате на зло. Он воодушевленно плюхнулся на кровать, удобно улегся, замотался в теплое одеяло, будто в кокон, и вознамерился тот час же отключиться. Но сон не пришел. Хиджиката выкурил полпачки сигарет, но так и не смог выкурить из головы мысли. Теперь на ум полезли и другие студенты. Хиджиката вспоминал слова Такасуги в подземелье, когда Саката съел напичканные привороткой конфеты: «Ну же, смотри, ведь он — то, чего ты хочешь» — и к удивлению Хиджикаты, тогда эта фраза сумела достичь помутнившегося от зелья разума. Он вспомнил, как Сасаки, сидя на трибунах, сказал: «Мне кажется, это ты не вполне хорошо понял Сакату». Он вспомнил, как Кондо после матча осторожно просил его не воспринимать приглашение на свидание как шутку. Он даже вспомнил вопрос Отосе: «А в каких отношениях ты хотел бы с ним быть?». И тут его накрыло осознанием того, что все, буквально все в его окружении знали правду. Было очень сомнительно, что Саката пришел к каждому из них и объявил о своих чувствах. Они просто оказались наблюдательны, а Хиджиката со своей хваленой интуицией — нет. Он пытался объяснить мотивы поведения Сакаты Гинтоки скукой, желанием привлечь внимание или садистскими наклонностями, в то время как все вокруг давно раскрыли этот нехитрый секрет и даже давали ему намеки на очевидную разгадку. Как же глупо он наверняка выглядел в их глазах! Та еще комедия! Как если бы он изучал место преступления и собирал вокруг трупа мелкие улики, но напрочь игнорировал человека, который стоял рядом с плакатом «Я — убийца!». Это осознание оказалось таким сильным ударом по самолюбию Хиджикаты, что он едва сдержал громкий стон разочарования в себе как в будущем мракоборце. Так он ворочался в постели без сна, снедаемый мыслями. Через некоторое время он принялся считать овец, но отвлекся на овечью шерсть, вдруг представил себе мягкие белые завитки — и пальцы закололо от желания прикоснуться к ним. Содрогнувшись, Хиджиката выгнал овец из головы, но на их место пришли новые образы — нечеткие, зыбкие, похожие на призраков. Они сотрясали дремлющий разум, угрожающе гремели цепями, будто Кентервильское привидение, и, в конце концов, вытолкнули едва провалившегося в сон Хиджикату обратно в мучительную явь. От ужасающих видений сердце надрывалось в груди, кожа покрылась липкой испариной, и он в отвращении скинул с себя одеяло. Но через несколько минут начал мерзнуть, закутался и еще некоторое время пытался укрыться так, чтобы добиться приемлемого для сна комфорта. К двум часам он уже возненавидел Сакату до глубины души и пожелал ему сгинуть в Воющей хижине на веки вечные. К четырем — в конец разозлился на себя за неумение контролировать собственный разум, за бездарно потраченные ночные часы накануне воскресенья, которое он планировал провести в библиотеке. К шести утра, когда за окном начал подниматься тревожный рассвет, Хиджиката твердо решил, что еще одна бессонная ночь из-за Сакаты ему не нужна и что эту муть надо незамедлительно прекращать. Его цель — стать мракоборцем, и это единственное, что имело значение. Все, что не сопутствовало ей или даже, как сейчас, мешало ее осуществлению, отравляя разум, должно быть изгнано из его жизни. Точка. К завтраку Хиджиката вышел совершенно разбитый и еще более не в духе, чем обычно бывал по утрам. Как только он вошел в большой зал и направился к друзьям, все разговоры тотчас же стихли. Студенты сверлили его изучающими взглядами, тихо перешептываясь. Хиджикате сразу стало очевидно, что вчерашний побег из бара оброс новыми слухами. Смертельно захотелось кофе и убивать. — Тоши, как ты? — обеспокоенно спросил Кондо, когда Хиджиката сел напротив. — Может, стоило остаться вчера в лазарете? — Ерунда, уже почти ничего не болит. — Ужасно выглядишь, — с нескрываемым удовольствием заметил Окита. — Не выспался? — Типа того, — уклончиво ответил Хиджиката, наливая кофе. — Несварение замучило. Видимо, съел вчера что-то не то. — Что-то кроме майонеза? — спросил Окита и поморщился, глядя на белую жирную шапку поверх кофейной кружки. — Похоже, все остальное твой желудок переваривать уже не в состоянии. — Сам сдохни, Окита, — сил на привычный «обмен любезностями» Хиджиката не нашел и сразу перескочил к концу беседы. Но тут же пожалел об этом: над столом повисла тишина, в которой заговорческий шепот, наполнявший зал, показался ему раздражающе громким. — Ты пропустил середину диалога, — заметил Окита так обыденно, будто разговор их должен был двигаться по заранее прописанному кем-то сценарию. — И это даже звучит нелогично, потому что я еще не пожелал тебе сдохнуть. — Ну извини уж, что у меня нет настроения с тобой манерничать, — проворчал Хиджиката, отпивая кофе. — Что же испортило тебе настроение? — Окита хитро прищурился, как делал это всякий раз, когда собирался сказать особенную гадость. — Новость, что босс мастеров хочет… потыкать в тебя своей волшебной палочкой? — А? Ты о чем? — Хиджиката отставил кружку и слизал белую пенку с верхней губы. — Ну, есть еще вероятность, что он хочет… — Окита запнулся на секунду, подбирая слова, и с гадкой улыбкой продолжил. — Хочет оседлать твою метлу, но ставки пока не в эту пользу. — Сого! — строго одернул его Кондо. — Подожди, какая метла? Какие став… — и в этот момент смысл метафоры достиг понимания Хиджикаты. Он застыл и стеклянным взглядом уставился перед собой. Удивительно, но за всю ночь, проведенную в мучительных раздумьях, Хиджикате ни разу не пришла в голову мысль о физической близости. Конечно, в памяти всплывали воспоминания о поцелуях: невесомых и трепетных на склоне холма, и будоражащем и отчаянном на заднем дворике Писарро. Но понимание, что Саката желает чего-то большего, ни разу не посетило его даже мимолетно. Разум будто блокировал саму эту идею, как вредоносную программу. Но сейчас нелепая фраза Окиты пустили корни в мозг Хиджикаты и моментально распотрошила всю его психологическую защиту. «Саката хочет тебя», — стоило этой мысли, даже не подкрепленной воображением, лишь невзначай коснуться исстрадавшегося за ночь разума, как тот моментально среагировал и подал тревожные сигналы по всему телу. Хиджиката почувствовал, как по спине, словно по оголенному проводу, пробежал ток. Воздуха резко стало не хватать, кожа вспыхнула, щеки стали горячими. Он быстро поднес кулак ко рту, чтобы ни единым звуком не выдать эту постыдную реакцию. — Тоши… — испуганно произнес Кондо и тут же переключился на младшего друга. — Сого, что ты такое говоришь?! — А что Сого? — равнодушно сказал Окита. — Это не Сого ходил на свидание с парнем, это не Сого утащили за руку из бара. Не Сого вернулся в Хогвартс в таком состоянии, что пришлось пробыть несколько часов в лазарете. И не Сого при этом сказал, что упал. Сого бы придумал что-то менее подозрительное… — Но он действительно упал! — вступился Кондо. — Что тут еще могло произойти? Гинтоки бы никогда не сделал с Тоши ничего против его воли! Ты же не думаешь… — Пусть и так, — Окита прищурился. — Я могу думать что угодно, но повлиять на мнение остальных не в силах. Хиджиката слушал их вполуха, он был занят тем, чтобы вернуть дыхание в норму и взять мысли под контроль. Контроль — это то, чего ему катастрофически сейчас недоставало. Бессонная ночь в размышлениях об одном придурке, плавящееся под поцелуями тело, атакованный странными мыслями разум — все это было непривычным, неподвластным ему и оттого до жути некомфортным. И именно поэтому все это должно было прекратиться немедленно, пока не стало еще хуже. Хиджиката резко поднялся с места, хлопнув ладонями по столу. Скамья под ним противно проскрипела по каменному полу, и в этот миг все остальные звуки в помещении стихли. На друзей Хиджиката не смотрел, по-прежнему уставившись в стену. Но он кожей чувствовал и их встревоженные взгляды, и заинтересованные взгляды всех остальных студентов. Ему было плевать на них — у него была четко сформулированная, убедительная для самого себя цель. Он переступил через скамью и чеканным шагом устремился к выходу. — Тоши, куда ты? — растерянно крикнул ему вслед Кондо. — Я вспомнил о срочном деле, — уклончиво ответил Хиджиката. — Передавай срочному делу привет! — сказал Сого и громко прихлебнул чай. Хиджиката устремился к башне Гриффиндора, едва сдерживая себя, чтобы не сбиться на бег. Мысли ворочались в голове, массивные и неудобные. «Какого черта мне сразу не пришло такое в голову? Ведь это опять же было так очевидно! Почему… да потому, что кому вообще в здравом уме придет мысль о сексе с другим парнем? Таким ведь только педики занимаются! А мы не педики… ну, я точно нет. А то, что у Сакаты в его закрученной голове, меня не волнует! Его желания меня не касаются! В конце концов, поцелуи поцелуями, а это… — дыхание внезапно сбилось, и он помотал головой, будто вытряхивая непрошенные мысли. — Нет-нет, с каких это пор я считаю поцелуи с другим парнем чем-то нормальным? Это просто временное помутнение, не иначе! А если организм так реагирует, то это явный знак, что надо поскорее заканчивать эту канитель, пока не стало поздно! А еще знак того, что надо бросать курить и снимать напряжение так, как это делают все нормальные парни! Точно, дело в этом! В конце концов, это просто возраст такой, гормоны шалят, либидо настраивается… Мне ведь никогда не нравились парни в этом плане… А если б и нравились, я бы точно выбрал кого-то менее раздражающего! Да! Я прямо сейчас все выскажу и покончу с этим!» Его решительная громкая поступь эхом отлетала от сонных воскресных стен, и ему казалось, что сам Хогвартс благоволит его здравым мыслям. Но когда Хиджиката добрался до шахты с подвижными лестницами, за́мок будто передумал ему помогать. Стоило ему пройти несколько ступеней, как каменная плита под его ногами со скрипом сдвинулась и перекрыла кратчайший путь до цели. Хиджиката не сдержал стон досады и мысленно покрыл ругательствами и Кандиду Когтевран за ее несуразный проект с передвижными лестницами, и нынешнего старосту ее факультета — просто за компанию. Однако на этом неудачи Хиджикаты не закончились: на площадке, через которую теперь неизбежно пролегал его путь, стоял Такасуги Шинске. Он спокойно ожидал, пока другая лестница — как раз нужная Хиджикате дальше по его курсу — приблизит свои ступени к его ногам. Староста Слизерина очевидно шел своей дорогой, вовсе не замечая Хиджикату, и тому это было на руку: отвечать на едкие комментарии Такасуги сейчас хотелось меньше всего. Самым правильным было бы сейчас не спешить, идти следом за ним и ускориться только тогда, когда их дороги разминутся. Но Хиджиката не был настроен ждать. Ему не терпелось скорее добраться до Сакаты и разобраться во всем, пока он не расплескал по пути ту решимость, которая бурлила в нем и наполняла душу до краев. «Какого черта я из-за него должен замедляться? Много чести!» — решил он и, едва дождавшись состыковки лестницы с площадкой, быстрым шагом метнулся мимо него. Но тут же пожалел о своей спешке. — Куда торопимся? — с негодованием услышал Хиджиката издевательский голос позади. — Будить свою «Спящую красавицу» поцелуем? «Игнорируй придурка!» — приказал себе Хиджиката. Такасуги, тем временем, не унимался: — Ааа, подожди-ка. Или «красавица» — это ты, а он твой «принц»? Или вы меняетесь ролями? Расскажи мне по-дружески. Ты же знаешь, это сейчас самая популярная ставка у Сасаки, а я так и не определился. Хиджиката только теперь до конца понял, о чем говорил Окита. В ушах зазвенело от злобы. Он с силой сжал кулаки, чтобы хоть немного подавить желание перекинуть Такасуги через перила и сбросить его в бездонный провал лестничной шахты. Хиджиката перепрыгнул через последние ступени и скользнул в коридор. Но Такасуги не отставал: — Знаешь, кое-кто из наших даже хотел подкупить медперсонал, чтобы они рассказали, что именно ты лечил вчера в лазарете. Они почти уверены, что «красавица» — ты. Но я сомневаюсь, поскольку знаю, насколько ты бешеный, а Саката, к сожалению, все еще жив. Хотя, возможно, ты — мазохист и просто пожелал сдаться его садистской натуре? Сложный выбор… Хиджиката старался не слушать всю эту чушь, но не мог. Звуки проникали в его уши, мозг цеплялся за смысл слов, как репей за одежду. С каждой фразой ярость разрасталась и кипела в нем. Но внезапно последний тезис показался ему настолько невыносимо абсурдным, что разом все слова Такасуги перестали иметь хоть какое-то значение. Хиджиката облегченно выдохнул, замер и обернулся. Такасуги вмиг напрягся и замолчал, по всей видимости, опасаясь удара, и тут же удивленно распахнул глаза, наткнувшись на равнодушный взгляд. — «Спящая красавица» — это магловская сказка, Такасуги. Не вздумай упомянуть ее при своей маменьке, а то останешься без карманных денег, — спокойно посоветовал Хиджиката и направился к портрету Полной Дамы, оставляя старосту Слизерина в полном недоумении. В гостиной Гриффиндора Сакаты не оказалось. «Наверняка еще дрыхнет!» — подумал Хиджиката и оказался прав. Цель была найдена в спальне. Все остальные постели уже были аккуратно заправлены, кроме одной. Саката спал, раскинувшись «звездой», насколько позволяла ширина кровати, и запинав одеяло в ноги. Майка на нем задралась, оголяя бледный подтянутый живот. Хиджиката ощутил смутное желание заботливо потянуть ее вниз, но тут же поймал себя на этой мысли, и решимость, едва не убитая болтовней Такасуги, возродилась в нем с новой силой. Он безжалостно выдернул подушку из-под головы спящего и со всей дури швырнул ее ему в лицо. Саката подскочил на кровати — и в тот же момент острый кончик палочки оказался перед самым носом Хиджикаты, а из-под спутанной белой челки на него смотрели ошалевшие глаза с кроваво-красной блестящей радужкой. «Вот это рефлексы!» — поразился Хиджиката и отстраненно решил, что больше никогда впредь не будет пугать этого человека, особенно спросонья. На всякий случай. — Ты… — Саката удивленно моргнул и тут же с облегченным выдохом опустил палочку. — Что такое? Разбудил меня в такую рань… Хиджиката, который всю ночь и вовсе не сомкнул глаз, рассвирепел от одной этой фразы. — «Что такое», спрашиваешь… — прошипел он. — Я бы хотел спросить это у тебя! Ты что… ты… — он не мог сообразить, как верно сформулировать вопрос, поэтому озвучил те слова, которые пульсировали в его голове. — Ты хочешь меня трахнуть?! — Э? — глупо спросил Саката и поднял на него недоуменный взгляд. Хиджиката, не встретив ни ответа, ни должной реакции, продолжил распаляться: — Или же ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? — он уперся коленом в матрас рядом с бедром Сакаты и угрожающе завис над ним, сверля пристальным взглядом. — Отвечай немедленно! — Эээ? — исступленно протянул Саката, невольно закрываясь подушкой, и забормотал, глухо и бессвязно. — Ты хочешь, чтобы я решил это прямо сейчас? — его взгляд воровато забегал, а щеки заалели. — У нас же было всего одно свидание, и мы всего раз поцеловались, даже без языка, к тому же, кажется, ты был против, или нет, я не понял толком, поэтому я как-то не совсем готов вот так сразу, понимаешь, хотя если ты так настаиваешь, то я думаю, что смогу… да, пожалуй, смогу, и если все пойдет гладко, то все решится само собой… стоп-стоп, надо найти подходящее место и… и что там еще нужно… пре… презерва… Хиджиката слушал этот бурлящий поток мыслей, уставившись в растрепанную макушку с серебристыми завитками, и чувствовал, как сам начинает смущаться из-за перечисления всех этих подробностей. И именно это заставило его резко оборвать: — Подходящее место для подобной чуши — твои влажные фантазии! — он убрал колено с простыни и сложил руки на груди. — Насколько же тупым надо быть, чтобы подумать, будто я хочу чего-то такого! Саката тут же умолк и поднял на него совершенно по-детски недоверчивый взгляд. Хиджиката почувствовал, как чувство вины начинает душить его за сказанные слова, но решительно продолжил: — Не представляю, чего ты ожидал вообще? Я не имею ничего против того, что ты вдруг оказался геем, но не смей втягивать в это меня. Меня это совершенно не интересует! — последнюю фразу он сказал на повышенных тонах, будто пытался не Сакату убедить, а докричаться до потаенных и пугающих глубин своей души. — Ты меня понял? Саката уже успел спрятаться за привычным «взглядом дохлой рыбы», и лишь на дне багряной радужки плескались злоба и разочарование. Он резким движением откинул подушку и поднялся с постели. Хиджиката рефлекторно сделал шаг назад, но тут же удержал себя на месте — отступать и, тем более, уступать он сейчас не собирался. — Это я понял, — нарочито равнодушно сказал Саката, стоя в полушаге. — Но вот чего я понять не могу, так это… — он подозрительно прищурился, будто пытаясь проникнуть взглядом в самую душу. — Чего ты боишься? — Я не боюсь, — моментально сказал Хиджиката и тут же мысленно дал себе оплеуху за слишком быстрый ответ. — Если я снова пообещаю, что не трону тебя без твоей на то воли и не стану покушаться на твою… — он явно хотел сказать более привычное слово, но вовремя себя исправил. — На твою невинность, тогда ты перестанешь психовать? — Сказал же тебе, я не боюсь и не волнуюсь! — крикнул Хиджиката, тем самым переча самому себе, но тут же взял себя в руки и спокойно продолжил. — Все, чего я хочу, — это стать мракоборцем. — Как это относится к делу вообще? — раздраженно спросил Саката, уперев ладони в бока. — А так… — Хиджиката замолк на секунду, сбитый невольным созерцанием мизинцев Сакаты, утопающих под резинкой розовых трусов, но тут же встряхнулся и продолжил. — Это мне мешает. — Как? Хиджиката сглотнул, понимая, что ни за какие блага жизни не сможет сказать Сакате истинную причину, но вспомнив треп Такасуги и Окиты, быстро нашелся: — Ты слышал, какие грязные слухи ходят о нас со вчерашнего вечера? К тому же этот ублюдок Сасаки придумал новую унизительную ставку, подогревая интерес студентов материально. Из-за тебя всего за пару дней в глазах всей школы я скатился с образцового студента до скандально известного извращенца! — Тебе не наплевать на то, что говорят идиоты? — Ты знаешь слово «репутация»?! В моем резюме и так уже есть пара неприятных историй, а теперь еще и ЭТО? С таким сомнительным прошлым Министерство магии может навсегда закрыть мне доступ к курсам мракоборцев, даже несмотря на высшие баллы! Саката нахмурился: — Если эти кретины в Министерстве откажутся от способного и мотивированного кандидата лишь из-за какого-то дурацкого школьного слуха, то они и мизинца твоего не стоят! Какой смысл служить таким жалким людям? Я тогда лучше стану вольнонаемным волшебником и назло поймаю куда больше темных магов, чем они! — Что за глупый максимализм? — закатил глаза Хиджиката. — Как ты собрался работать без лицензии? Суперменом себя возомнил? Или Дином Винчестером? Очнись, реальный мир не работает так, как в кино! — Чем тебе не нравится Дин Винчестер, а? — взвился Саката. — И ради каких-то уродов ты готов жертвовать своей душой, своими чувствами?! — Да о чем речь вообще! — заорал в ответ Хиджиката, но тут же подумал, что их крики наверняка слышны в гостиной, и сбавил тон. — Нет никаких чувств. — А зачем ты тогда пошел со мной на свидание? — потребовал ответа Саката, подходя почти вплотную, будто с более близкого расстояния ему будет проще распознать возможную ложь. — Потому что хотел позволить тебе выиграть спор и тем самым поощрить за хорошую игру, — произнес Хиджиката выученный для самого себя ответ. — К тому же я не думал, что это свидание. Я был уверен, что ты шутишь. — Допустим. А почему ты провел ночь у моей койки, когда в меня влетел бладжер? — Я пообещал Ято остаться с тобой, — ответил Хиджиката, чувствуя себя на экзамене, который непременно должен сдать. — Иначе бы она не согласилась пойти в спальню. Я боялся, что мстительные придурки из Слизерина попытаются до неё добраться в лазарете. — А зачем ты помогал мне с учебой и тратил свое время? — Поначалу из-за Отосе… а потом я решил, что если мне удастся помочь тебе стать мракоборцем, то это будет во благо защиты людей, что по итогу соответствует моей цели. — Хорошо, — Саката склонил голову набок. — Но почему ты так себя повел там, на склоне? Ты ведь уже узнал правду, так к чему были эти прикосновения? Почему ты не оттолкнул меня раньше, раз тебе такое противно? Хиджиката на секунду замолк, отвлекшись на белую тонкую полоску шрама на ключице Сакаты, выглядывавшую из-под майки, но затем заставил себя посмотреть ему в глаза и ответил максимально честно, насколько сам себя понимал: — Напомню тебе, что я тогда едва разминулся со смертью. Видимо, адреналин подскочил или еще что-то, я сам не уверен. Но внезапно весь мир стал казаться лучше, чем он есть, — он говорил неспешно, тщательно подбирая слова. — Все вызывало лютый восторг. Я попросту был рад видеть, дышать, ощущать прикосновения — чувствовать себя живым любыми способами. Это быстро прошло… — А все остальное время тебе нравится чувствовать себя мертвым что ли?! — вспылил Саката. И по его гневу Хиджиката тут же понял: он уже поверил ему, просто не хочет признавать неприятную истину. В комнате повисла звенящая тишина. Хиджиката чувствовал мрачное торжество: он совершил задуманное, он убедил Сакату забыть о себе и тем самым избавил себя от помехи на пути к мечте. Цели он достиг, но радости от этого не испытывал вовсе. — Как это глупо, — произнес он вслух, анализируя свои ощущения, и тут же нарвался на взгляд Сакаты: тот разъяренно вспыхнул на мгновение и сразу потух, скрываясь за маской полной потери интереса к происходящему. — Вот как? Глупо, говоришь? — спросил он, и Хиджиката с досадой осознал, что его фраза была понята превратно: Саката очевидно решил, что глупыми были названы его чувства. Но отрицать было поздно, да и бесполезно. «Так даже лучше, — решил Хиджиката. — Пусть считает меня подонком, плюнувшим ему в душу. Мне все равно, а для него лучше так. Чем резче я оборву это сейчас, тем быстрее он оправится. Так лучше…» — на повторе проворачивал он мысль, постепенно убеждаясь в ее правоте. — Ладно, — безразлично выдохнул Саката, и плечи его обессиленно опустились. — Думаю, нам не стоит видеться. Я скажу бабуле, что наши занятия придется остановить. Не волнуйся, я не отказываюсь от идеи стать мракоборцем: подтянусь своими силами. Или бабуля кого-то еще из отличников захомутает мне в помощь. С нее станется… — сказал он и больше не произнес ни слова. Хиджиката молча постоял несколько секунд и направился к выходу. «Так будет лучше», — еще раз сказал себе он.