Battle-born

Грязь под колесами повозки перестала быть мерзлой и превратилась в ледяное месиво. Кони поначалу дергали ногами, а после утомились и низко повесили головы, припадая к земле, чтобы протащить повозку через очередную, особенно глубокую яму. Повозку мотало из стороны в сторону, и Гиран умаялся терпеть эту тряску. Дракон же, несмотря на голод, боевого пыла не потерял. Он зло щелкал челюстями, силясь открыть рот достаточно, чтобы выдохнуть пламя, и ночами Гиран слышал, как его когти коротко и бесполезно скребут по деревянному днищу. Его глаза горели желтыми, раскаленными углями в темноте, и в них не было ни разума, ни страха. Это дикое животное не сдавалось и страстно ждало того мгновения, когда вновь окажется на свободе. Гиран при этом присутствовать не хотел. Курогири встретил их там, где терялась тропа, у южного края ельника. Взмыленные кони, завязшие по скакательные суставы в глубоком снегу, выдохнули с облегчением. Возница распряг их, забрался верхом на низкорослого мерина, а жеребца просто взял за повод и повел коней назад, бряцая щедрым барышом в тряпичном мешочке. Гиран шагнул в возникшее перед ним облако портала, благоразумно задержав дыхание — в межмирье ему чудился запах мертвечины, а затем Курогири перенес и повозку. Гиран огляделся с удивлением. Он ожидал быть доставленным к кирпичному дому, но оказался в узкой долине с вытоптанным снегом, а выше по склону виднелась крыша хижины, торчавшая сучьями. Шигараки Томура, облаченный в короткую дубленку с лисьим воротником, стоял здесь же, и обычно серые глаза его сверкали красным. Гиран поклонился, приветствуя его, но Шигараки не обратил на это внимания. Он тут же заглянул в повозку: — Всего один? — Остальные утонули во время шторма, — с нотками вины отозвался Гиран, не испытывая лишнего сожаления. — Ваш поставщик утверждает, что необходимо ждать начала весны, пока Ганьское море не утихнет. Шигараки только насупился: — Это долго. Курогири, где там наш варвар? — Я призвал его, хозяин. Предположить смею, что долго вас ждать он не заставит. Гиран недовольно огляделся. Не сказать, что он сгорал от нетерпения, но увидеть этого самого варвара, что потребовал от хозяина нового дракона, было бы любопытно. Неподалеку журчал ручей, незаметный и серый среди квелых сугробов, невзрачных без солнца. — Хозяин? Гиран вздрогнул. Он никогда не слышал этого голоса вблизи, но все равно узнал. И страх — необъяснимый, беспочвенный — хлестнул его изнутри, заставив схватиться за короткий меч, висевший на поясе. Ниже по склону стоял Бакуго. В нем что-то изменилось: правое плечо было заметно ниже левого, волосы были примяты шапкой и словно потеряли свой цвет, а наклон головы выражал покорность, но Гиран все равно весь изнутри ощетинился диким котом. Как? Откуда? Облако Курогири охватило Гирана и перенесло на пару сотен шагов выше по склону. Ветер дул в их сторону, донося обрывки речи, в которых мало, что можно было разобрать. Вот Шигараки усмехнулся, и верх повозки рассыпался под его магией. А затем в пепел обратились и веревки с цепями, что сдерживали дракона все это время. Он взревел — куда громче, чем можно было ожидать от такого мелкого. Рванулся, спрыгнул с повозки, разминая лапы и распахивая крылья. Мгновение — и он неуклюже взмыл в воздух, треща чешуей. Гиран только присвистнул. Живуч! Зажили таки крылья, пусть криво, но держали дракона над землей. Вот он развернулся, едва не упав, дернул хвостом и помчался вниз, выставив вперед когтистые лапы, прямиком к Шигараки, стоявшему рядом с Бакуго. Бакуго же среагировал мгновенно: поднял руку, треща магией, вторую отвел назад, готовясь встретить нападение. Но в следующий миг будто потерял опору и пошатнулся. Магия его погасла. Шигараки же стремительно отступил в сторону, позволив им схлестнуться, и дракон с Бакуго покатились по земле. Тварь ревела от бешенства, полосуя когтями все, что попадало под лапы. Теперь дракон выглядел не таким уж и мелким: в длину они с Бакуго были одного роста, и вскоре в стороны полетели клочья полушубка, а затем и алые брызги крови. Гиран осмелился предположить, что человеческой. К его глубочайшему удивлению силы оказались неравны. Как бы Бакуго не сопротивлялся, без магии ему было нечего противопоставить взбесившемуся дракону. Он сдавленно ругался на непонятном языке, бил дракона по голове и стискивал его челюсти, не давая открыть пасть, но было очевидно, что эта борьба была тщетной. Вот дракон рванулся в сторону, выскользнул из исцарапанных рук и полыхнул огнем. Бакуго успел откатиться в сторону, и под жаром драконьего пламени обнажилась прошлогодняя трава. Она, наверняка, была влажной, но все равно загорелась. Что ж, дэньмиты не солгали — этот дракон был страшным. Но второй раз напасть на Бакуго ему не удалось: золотистая магия затрещала, ударила его в бок, потом в морду, и дракону пришлось отступить, зло шипя и огрызаясь. Он отлетел подальше, снова метнулся вниз, но Шигараки не дал ему напасть — снова встретил магией. Гиран устало потер переносицу пальцами — он на миг забыл, на что был способен его хозяин. Теперь же волноваться было не о чем: дракону, очевидно, было больно от жгучих сполохов, и он, предприняв еще несколько бесплодных попыток, взвыл и отступил, громко хлопая крыльями. Он скрылся в верхушках ельника, и все стихло. Наступила долгая, неестественная тишина. Гиран поспешил спуститься к хозяину, благо Курогири понял его устремление и сократил путь порталом. — Значит, все дело в твоей магии, — заключил Шигараки, сидя на корточках возле Бакуго, который отчего-то не торопился встать. — И никакого секрета тут нет. А значит, ты больше не нужен. Бакуго обессиленно закрыл глаза и уронил затылок обратно в снег. Рукава его полушубка стали короче и пропитались кровью. Шигараки поднялся, и магия дэньмитского харса засветилась красноватыми искрами в пузатой колбе, которую он тут же закупорил пробкой. После Гиран уже не стал наблюдать за тем, как пространство начало подергиваться прозрачными нитями — Шигараки поднимал новую завесу, отделяя ту часть леса, где скрылся серый дракон. Гиран безотрывно смотрел на Бакуго. Его веки были сомкнуты, лицо расслаблено и лишь уголки губ, опущенные вниз, редко подрагивали. Когда же с завесой было покончено, и Курогири вновь открыл портал, Бакуго остался на том же месте, не шевелясь. Шигараки лишь хмыкнул напоследок, перешагнул через его руку и скрылся в портале. В уюте кирпичного дома, сидя за столом и вдыхая теплый аромат заваренных трав, Гиран не выдержал: — Хозяин, почему вы не сказали мне, что ваш «варвар» это харс дэньмитских племен, Бакуго Кацуки? — Шигараки лениво моргнул. — Он опасен! — Гиран, — ответил он через зевок. — Ты беспокоишься о ничтожном. Кем он был, меня не интересует. А опасен… У него дважды сломан позвоночник. А теперь и магии у него нет. О какой опасности ты хочешь толковать? Гиран вздохнул, запрещая себе гневаться. Самонадеянность дорого обошлась Даби. Но, видимо, у них она была общей чертой: — Вы знали? — Нет. — Тогда я прошу вас проявить осторожность, хозяин! Такие люди сохраняют силу воли и могут ударить в любой момент! — Такие люди… — Шигараки покачал в руках чашку из белой, обожженной без ангоба глины. — Шиндо многое мне о них рассказал. Такие люди уступают силе. Грубой, уничтожающей силе. И эту силу варвар проверил достаточно. Курогири поставил на стол горячий чайник и подал сушеного хлеба, ягод и плошку с гречишным медом. Гиран взял себе немного, запил горьковатым отваром: — Я беспокоюсь о вас, хозяин. Смею доложить, я наблюдал со стороны, и Бакуго был готов сражаться с драконом так же решительно, как бился тогда на поле боя. Пока вы… — Пока я не забрал его магию, — кивнул Шигараки. — А после ты видел ему цену. Но сегодня я желаю отдохнуть. Завтра покорю серого дракона и избавлюсь от варвара. Свою службу он уже сослужил. За окном поднимались морской волной сумерки. Гиран удрученно вздохнул и не стал перечить. Быть может, его тревоги действительно были безосновательными. Однако опыт твердил Гирану, что таких разительных перемен не бывает. Курогири приготовил ему постель, и ночь наступила для Гирана сразу же, стоило его голове коснуться уютной, полной лебяжьего пуха, подушки.

***

Портал закрылся с характерным звуком, и Кацуки открыл глаза. По снегу уже шуршали драконьи лапы, и через несколько мгновений сухой, царапающийся чешуей нос Очако ткнулся ему в щеку: — Бакуго! Шумно выдохнув, мол «не о чем беспокоиться», Кацуки облизнул губы. Он облажался. Ох, видит Хань, Кацуки знатно облажался. Впрочем, если таков был план мясника, то ему мало чем можно было помешать. Он мог отобрать что угодно: подвижность, магию, жизнь. И оружия против него у Кацуки не было никакого. Тело, лишенное магии, было пустым, почти что тряпочным. и только раны ныли наперебой с отшибленной при падении спиной. Сука, опять под коленями была слабость. Только же начал стоять достаточно крепко, ан-нет, вон как ударило. — Залижи лучше, что причитать уж, — не открывая глаз бросил он Очако и едва подошедшей Джиро, что скулили под ухом, испуганные донельзя. — Все равно скоро явится. Только смотрите, не налакайтесь. Для Джиро его кровь все еще была слишком ядреной. Очако уже более-менее привыкла. Мясник снова сделал неправильные выводы. Дело было не в магии, точнее говоря, не только в ней. Серый пусть и был крупным, но он все равно был детенышем. А от детеныша нельзя было добиться присяги даже под страхом смерти. Мясник может его запугать, ранить, но тот не подчинится. Будет или бегать, или драться, когда поймет, что даже сбежав не найти покоя. А дрался серый хорошо. Он был из породы Мирко — крупный, злобный, неистовый. Но это он только размерами вышел, мозгами поди помладше Очако будет. Так бы не тратил время на Кацуки, сразу бы ко второму врагу бросился, одного опрокинув. Мелкие драконьи языки помогали измочаленной коже рук затянуться. Кацуки подумал, что пора бы и честь знать — подниматься нужно, да думать, что делать дальше. Мясник вернется, это было ясно как белый день. Вернется, когда у него ничего не получится. Придет, воняя своей пыльной яростью. Малышню нужно было спрятать. А как быть самому Кацуки… Ведь даже сорвав злость на нем, мясник может не успокоиться, и тогда драконам тоже достанется. Испепелит еще, ублюдок поганый. Кацуки насилу моргнул. Его беспричинно клонило в сон. Даже не так — затягивало, словно в топь, и мысли его становились тем путаней и слабее, чем больше ветер доносил до его носа сладковатый, пряный аромат подпаленой жухлой травы. — Блядь! Осознание прошило молнией, и Кацуки, отпихнув от себя Джиро с Очако, заставил себя перевернуться на живот, а затем и встать на ноги. Свежий, морозный воздух обжег изнутри, а Кацуки продолжал хватать его большими глотками, проясняя туман в голове, а самого его шатало нещадно. — Бакуго? — робко позвала его Джиро, перекинувшись. — Что случилось? Он не стал отвечать. Тщательно закрыв нос и рот воротом рубахи, Кацуки сел возле тлеющей от драконьего пламени прогалины и принялся перебирать пальцами обгорелые стебли. Сначала не попадалось ничего дельного, но уже у самой кромки снега Кацуки обнаружил сероватые, переполненные своей силой острые листья. Мелкие, в четверть подушечки его пальца, они обуглились, и их дым незримо расползался по земле. Быть того не могло. Эта трава густо росла у горных ручьев. Откуда ей было взяться здесь? Кацуки расчистил снег. И верно, нашлось ее мало, всего несколько пучков, совсем незаметных под соломой равнинных трав. Но этого было достаточно. Что ж. У него будет только одна попытка. Впрочем, как и всегда. Кацуки усмехнулся: — Джиро, — она подскочила тут же, взволнованно хлопая глазами. — Уложи малышню спать. Ничего им не говори, не пугай. А потом возвращайся. Она исчезла, хрустя гладкими лапами по глубокому снегу. Задание было бесполезным, но Кацуки просто хотел, чтобы эту ночь мелочь спала спокойно. Возможно, следующей уже не случится. Дождавшись, пока все стихнет, он обернулся к Очако: — А ты будь рядом со мной. Завтра мясник вернется, — вечерняя темнота уже кралась по макушкам елок, и Кацуки был уверен, что мясник, привычный к регулярному своевременному сну, отложит важное дело на утро. — И ты поможешь мне убить его. Он затушил тлеющую траву, а после изложил план. Очако выслушала и перекинулась: — Ни за что! — с жаром возмутилась она. — Ты… ты не можешь! Я не хочу этого видеть! — Заткнись, — отрезал он. — Делай, как сказано. Очако смотрела на Кацуки еще несколько секунд, а потом вдруг бросилась к нему, прижалась и задрожала: — Мне страшно, Бакуго, — ее голос был мокрым, но она держалась, очевидно, памятуя, как он не любит ее слез. — А если не получится? Тогда они умрут там же. Но ждать у моря погоды более было нельзя. Все складывалось плохо, но как нельзя лучше. И Кацуки потрепал ее по волосам, наигранно улыбаясь, стараясь и звучать, и выглядеть спокойно и надежно: — Получится. Словно Деку, улыбавшийся своим вассалам и подданным, скрывая собственные страх и отчаяние. Ночь прошла молчаливо и холодно. Драконихи жались к Кацуки, вздрагивали от каждого шороха, а Кацуки не мог уснуть. Без магии его морозило, а пламя, зажженное Очако, слишком больно жглось, Кацуки все прогонял и прогонял в голове грядущий день и горько посмеивался сам над собой. Выдумал, из-за чего волноваться. Битва и битва, даром, что без оружия и не на поле боя. Весь расчет был на то, что мясник более не будет считать Кацуки опасным или полезным. Недооценит и промахнется. В небе, в черной его синеве ледяными осколками мерцал круглых хвост Желтой Гадюки. Она притаилась под кочкой, свернулась клубком и накопила яда. Утро пришло с грохотом. Джиро, памятуя о полученном приказе, тут же скрылась в подлеске и растворилась среди густых кустов орешника. Очако отскочила от Кацуки на несколько шагов и прижалась к земле, пряча под брюхом заблаговременно снятый с его штанов сыромятный ремень. Кацуки прогнал эмоции глубоким вздохом. В легких стало пусто, в голове тоже. Началось. Мясник вылетел из черного облака портала словно ошпаренный. Его щека была располосована до кости, и кровь заливала дубленку, прожженную в нескольких местах. Белые волосы потемнели, испачкались в копоти и торчали клочьями. Кацуки даже сказать ему ничего не успел. — Ублюдок! — прорычал мясник, стремительно сократив расстояние между ними. — Ты знал! От пощечины загудело в голове, и Кацуки не устоял на ногах. Во рту стало горько от крови — десна не выдержала удара, лопнула. Но боли не было. Тело словно оглохло, замолчало в ожидании. Внутри зазвенела, натягиваясь, тетива. — Конечно, — покорно отозвался Кацуки, поднимая взгляд на мясника. — Но зачем мне было перечить вам, хозяин? В его вопросе сквозил ничем неприкрытый вызов. Прозвучало издевательски. Несколько мгновений глаза в глаза, и выдержка мясника дала сбой. Вмиг Кацуки оказался на земле, одежда на нем рассыпалась в пепел, и жесткая рука мясника вцепилась в его горло. Его кисти были влажными от сукровицы, кожа, обожженная чуждой ей магией, отслаивалась: — Обмануть меня вздумал? Забыл, где твое место?! Сработало! Это грязное, блядcкое «хозяин» сработало! Теперь развести ноги, едва почувствовав давление — целее будут. Больше всего Кацуки хотелось как-то проверить, не забыла ли Очако, не испугалась ли, но смотреть в ее сторону было опасно. Еще не хватало навлечь на нее гнев мясника. А пока он был занят Кацуки — ждать. Ждать и не сражаться раньше времени. Но сделать мясник ничего не успел. Он вдруг замер, хватая воздух ртом и словно задыхаясь, да и сам Кацуки отчетливо почувствовал, как его мысли и силы потянуло в водоворот забвения. По земле крался беззвучный чад, рассеивался в воздухе, и Кацуки с болезненным наслаждением ощущал этот запах. Мясник дернулся, но ни встать, ни сдвинуться не смог, зажатый меж бедер Кацуки. Его руки дрогнули, но Кацуки не дал ему их поднять, перехватив за запястья. Под пальцами отчетливо загудели тонкие кости, перегруженные до грани перелома. Казалось, мясник мог бы убить его, но магия, уже усыпленная, ему больше не была подвластна. В голове Кацуки все стало липким, зрение пошатнулось и размылось. — Что за… — серые глаза мясника тоже помутнели, потеряли фокус. — Еслена, — давясь сладостью этого приговора, бросил ему в лицо Кацуки. Мясник слабо вздрогнул, очевидно поняв, потянулся было взглядом в сторону Очако, но не смог. — На драконов не действует. Тело мясника обмякло. Он рухнул, тяжелый и гадкий, словно куль с дерьмом, и Кацуки с чувством выполненного долга провалился следом за ним в темноту.

***

— Бакуго! Бакуго! Пробуждение вышло тягостным и гадким. Стоило открыть глаза, стоило подняться, и внутренности воспротивились, ответив жесточайшей рвотой. Кацуки, насилу справившись с собой, отполз от лужи и нашел взглядом Очако с Джиро. Они были в человечьем облике и спешно бросились прикладывать снег к его щекам, помогая проснуться. — Где… Где он? — прохрипел Кацуки скукожившимся от кислоты горлом. — Там, — Джиро ткнула пальцем в сторону, и Кацуки забыл слова, которыми собирался похвалить их. Мясник сидел, привалившись спиной к дереву, и голая его задница была вся в снегу. Его глаза еще были закрыты, а руки неуклюже и слабо стянуты ремнем. Да если он сейчас очнется, то он же избавится от него за мгновение! Зло матерясь, Кацуки заскреб пальцами по снегу, силясь подняться. Мышцы слушались плохо, ноги подкашивались. — Бакуго, — Очако, от которой до сих пор пахло есленой. — Возьми. Это твое. Она осторожно протянула ему круглую баночку, в которой клубился золотистый дым, сверкая багровыми искрами. Кацуки схватил ее, откупорил пробку. — Сказал же, убейте его, блядь, — проворчал он, трогая дым пальцами. — Ящерицы дурные. — Это твоя добыча, — серьезно ответила Джиро. — Мы размяли и запихнули ему в глотку еще листьев. Он дождется смерти от твоих рук. Что ж. Не стоило проверять, как хорошо малышня справилась с этой своей придумкой. Достаточно того, что догадались сделать. Да и по карманам пошариться докумекали. Кацуки вдохнул дым своей магии, и нос защипало. Дерьмо, а как вернуть-то ее себе? Киришима ее «пил», может, стоило тоже попробовать? Отбросив сомнения, Кацуки опрокинул в себя баночку, и знакомые искры торжествующе разлились по телу, наполняя его силами и жизнью. Сон, еще цеплявшийся за Кацуки своими скользкими лапками, отступил. Он поднялся, вновь чувствуя себя целым. Что делать дальше, Кацуки не раздумывал. Еслена будет держать мясника в своих когтях еще некоторое время, и даже если он проснется, он не сразу сможет дать отпор. Магия просыпается дольше плоти. Магия Кацуки же никак не была связана, ничем более не была отягощена. А потому Кацуки просто подошел ближе и полыхнул искрами с обеих рук. Джиро с Очако стояли чуть поодаль, робко улыбаясь в предвкушении. Конечно, боль от ожогов оказалась сильнее травяного сна. Мясник дернулся раз, другой, но подняться не смог и его вой разнесся по ельнику. Драконихи прижались друг к другу, но все равно смотрели во все глаза. И Кацуки прибавил силы в магию. Он был готов слить ее всю здесь. Он жег своего врага молча, следя за тем, чтобы не тратить сил на ноги или бока, не позволяя ни злорадству, ни торжеству захватить себя. Лицо и плечи мясника почернели, но вой тише не стал. Он ползал, корчился под мукой, но вскоре стало ясно, что силы его на исходе. И ельник вдруг окрасился смехом. Джиро и Очако хохотали беззубыми ртами, подскакивали совсем близко, тыча пальцами в своего мучителя и их радость открывала за спиной Кацуки крылья. Наконец, страдания мясника закончились — он замолк, и его обугленное тело осталось черным пятном посреди поляны. Кацуки на всякий случай толкнул его босой ногой. Ощущалось как головешка из кострища, а, значит, наконец, можно было вздохнуть с облегчением. — Охин сайын, — с чувством глубочайшего довольства бросил Кацуки, и Очако с Джиро тут же расплылись в счастливых улыбках. — Теперь надо уебывать, пока его не хватились. И направился в сторону хижины. Нужно было раздобыть еду и одежду, ноги и без того мерзли, проваливаясь в снег. Очако и Джиро неотступно следовали за ним. Ишь, какие полезные оказались, даром, что мелкие. Кацуки пытался себе запретить, но все равно испытывал нечто похожее на гордость. Очако не подвела. Как ни боялась вчера, а все равно не промешкала, разожгла пламя в глотке сразу, как только поняла, что мяснику не до нее. И, раз дым от еслены долетел так быстро, дышала она старательно в нужную сторону. Да и Джиро, очевидно, была рядом, в одиночку Очако бы мясника с Кацуки не стащила. Магический барьер опал продырявленной занавесью, стоило им только пройти сквозь него. Он был прозрачным, но теперь еще и бесполезным, и Кацуки переступил комья жидкой ткани, стараясь не запачкать ступней. Хижина стояла там же, где и виднелась, но теперь Кацуки видел, что она не имела отношения к тому, где его держали ранее. Вокруг даже следов никаких не было. Внутри же было пыльно. Склянки и баночки здесь были уже непрозрачными, словно покрытыми слоями серого мха, ни в одной не отсвечивали клубы магии. Если мясник и жил здесь, то это было давно. Хотя обстановка была знакомой: очаг на том же месте, полки, сундук. Только твердого ложа из дубового массива не хватало да трав сушеных нигде не висело. Кацуки не стал задаваться лишними вопросами. Быть может, все это было заброшено давно, а, может, потеряло свою силу со смертью мясника. Второе, кстати, было бы дерьмово — так этот Курогири сразу поймет, что с хозяином что-то случилось. Нужно было торопиться. Скомандовав Джиро бежать за мелкими, Кацуки приступил к поискам. К счастью, в сундуке нашлось достаточно доброго платья: себе Кацуки выбрал длинную рубаху да теплые штаны, остальное напихал в великоразмерную камизу, у которой завязал горловину да рукава, чтобы удобнее было нести за спиной на манер вещевого мешка. Ничего съестного тут не оказалось, но голод со вчера еще не поднял головы, и Кацуки предпочел об этом не думать. Сапог тоже не было, но и это можно было пережить — нашлись крепкие нитки да твердые иглы, и даже шило, и несколько кусков свиной кожи. Нож, валявшийся у очага, был туповат, но не ржав, и Кацуки взял его с собой. — Поднимись в воздух, только осторожнее, — скомандовал он Джиро, когда она вернулась с двумя мелкими рыжими. — Где дом? У нее получилось не сразу: крылья были еще мягкие, и Кацуки пришлось подогреть ей воздух магией. Он видел, как она озиралась с минуту, вертя головой и напрягая свои широкие уши, а потом неуклюже приземлилась и перекинулась: — Там! — восторженно воскликнула она. — Я чувствую, он там! — Сайын байна, — ухмыльнулся Кацуки. — Идем отсюда. Они вышли из хижины и двинулись на запад, туда, куда вело их всех горячее драконье сердце. Рыжая малышня держалась тихо, все еще опасаясь нападения. Джиро тоже поминутно оглядывалась, вертя лопоухой головой, а Очако невольно полыхала искрами, очевидно, готовя пламя. К вечеру ельник поредел, а потом и вовсе закончился. Перед Кацуки и драконами раскинулась белая равнина, через которую пролегал накатанный тракт. У самого горизонта курились дымки далекой деревни. А там, дальше, сквозь предзакатную дымку просвечивали белые очертания гор. — Ну, ящерицы, — прищурился Кацуки, незаметно сжимая кулаки в запретной пока еще надежде. — Держитесь. Чуть-чуть осталось.

***

Когда Гиран проснулся, за окном уже наставал полдень. Он потянулся, сел на постели и невольно замер. Что-то было не так. В доме царила мертвая, абсолютная тишина. Гиран поднялся, натянул сапоги и по привычке схватился за арбалет. Это было верное оружие, которое могло его защитить, в отличие от магии, которая была совсем не боевой. Первое, что бросилось Гирану в глаза — то, как спала пелена, отделявшая хозяйскую половину дома. Мысленно помолившись всем богам и убедив себя, что в такой чрезвычайной ситуации Шигараки не будет против его несанкционированного визита, Гиран перешагнул порог хозяйской спальни. Пусто. Никого здесь не было. Но постель уже была заправлена, а, значит, у Курогири было время прибраться. В рабочем кабинете Гиран тоже никого не встретил. И лишь в дальней комнате, обвешанной по стенам драпированной тканью, Гиран, наконец, обнаружил Курогири. Он стоял неподвижно, клубясь в своем светлом балахоне до пят, и никак не реагировал на зов. Гиран опустил арбалет и осторожно потянул его за рукав. Но ответа не было. Его желтые глаза ослепли и не видели ничего, как бы Гиран не махал руками перед его плоским лицом. Даже ощутимый тычок бронзовым наконечником стрелы не возымел толку. И тут Гиран понял. Шигараки был мертв. Рухнула его магия, застыл навеки лишенный хозяина фамильяр. Мир пошатнулся, и Гиран неловко схватился рукой за стену, стараясь удержаться в вертикальном положении. Шигараки больше не было. Томуры, его Томуры больше не было. Перед глазами поползли, замелькали годы. Верность в душе Гирана вертелась раненой собакой, скуля и подвывая. Сначала он потерял страну, которой честно служил с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать. Теперь он потерял господина, которому оставался предан последние двадцать лет. И все, что было ценно, рассыпалось пеплом, как рассыпалось небытием все под карающей ладонью Шигараки. Насилу проглотив эти мысли, Гиран вышел из дома. Нужно было удостовериться. Быть может, хозяин просто был тяжело ранен? Быть может, все-таки жив и нуждается в помощи? У дома был загон с овцами, но ни собаки, ни лошади Шигараки не держал. Гиран огляделся — дом отстоял довольно далеко от магического загона, и он даже не мог представить себе, как ему придется разыскивать своего хозяина. Вдруг из-за деревьев послышался легкий топот, и Гиран, насторожившись, вскинул арбалет. Топот усилился и еще через минуту из-за елей показались пятеро всадников на ргапаллах. Неужели дэньмиты прибыли на подмогу своему харсу? Гиран приготовился стрелять. — Ваше сиятельство! — не успел. Дэньмит, ехавший первым, приветственно поднял руку, и Гиран, наконец, узнал его и по голосу, и по улыбке: — Шиндо, — выдохнул он с облегчением. — Помнится, ты не собирался сюда раньше теплой весны. Шиндо остановил ргапалла подле Гирана и показательно поклонился, не выражая никакого почтения: — Порой боги прокладывают нам пути, каких и ожидать не можешь. Понравился ли дракон твоему хозяину? Гиран только плечами пожал. Опустил арбалет и, жестом пригласив следовать за собой, направился в дом. Нужно было понять, осведомлен ли Шиндо о том, что его харс пребывал здесь. Ведь если он лишь ловил драконов для Шигараки, то он мог и выступить против пленителей его государя. Однако за теплым обедом да свежим чаем, Шиндо на эти сомнения ответил сам: — Найти, говоришь, Шигараки не можешь? Так мы поищем. Скажи только, один он укрощать своего дракона пошел или еще кто поблизости был? — А кто должен был быть? Они смотрели друг другу в глаза пристально и внимательно, выжидая и проверяя, можно ли доверять и не опасно ли делиться лишней информацией. Наконец, Шиндо ответил: — Так укротитель его. Тоже из наших, из дэньмитов. — А разве из ваших так много тех, кто этим искусством должно владеют? Шиндо хохотнул и сунул в рот кусок хлеба, вымазав его в кислой сметане: — Ты знать желаешь, Ваше сиятельство, ведаю ли я, что это мой харс у Шигараки в услужении? — Гиран кивнул. — Знаю доподлинно. Скажи мне лишь, в добром ли он здравии. — Хром и ослаблен. Но мне он все еще внушает опасения. Шиндо покивал головой, а затем отставил чай: — Не зря, Ваше сиятельство. Ну пойдем, поищем твоего хозяина. Весь день ездили по горам, оставив одного из дэньмитов сторожить дом. Ргапаллы были ловчее, изворотливее, и Гиран перестал удивляться, как так случилось, что Шиндо догнал его столь скоро. Немудрено-то налегке наверстать пять дней! Ргапалл под седлом Гирана был непослушен. Он был хитрее лошади и ленивей, и все вертелся да пытался прилечь отдохнуть. Приловчившись бить его по шее поводом, Гиран намудрился не слишком отставать. Наконец, добрались до хижины. Шиндо спрыгнул с ргапалла, присел возле цепочки следов, тщательно рассматривая и меряя пальцами. — Правду сказал, Ваше сиятельство, — крякнул он через некоторое время и потыкал в глубокую отметину на снегу. — Вон, гляди, как на правую ногу припадает, почти волочит. Живуч, гад. А драконов с ним аж четыре штуки ушли, и все мельче последнего. Гиран тяжело вздохнул. Магическая завеса пала, Бакуго сбежал вместе с предыдущим выводком драконов. Призрачные шансы на спасение Шигараки стремительно таяли подобно осколкам льда в половодье. Гиран двинул ргапалла в обратную следам сторону. Вон они, вниз по склону тянутся. — Езжай, Ваше сиятельство, — Гиран кивнул — Там хозяина и найдешь. А у меня нынче свое дело. Скажи только, верно ли я понимаю, что жизнь харскую я сохранять нынче не обязан? Гиран посмотрел на елейную, предвкушающую улыбку Шиндо: — Вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. Но я отблагодарю вас, если вы привезете мне его голову. Шиндо ухмыльнулся и вернулся в седло: — С тобой приятно иметь дело, Ваше сиятельство. Свидимся. И погнал ргапалла по следам. Его немногочисленная свита последовала за ним. Гиран же спустился мелкой рысью вниз по склону, а затем следы вывели его в ту же долину, что и накануне. И солнце садилось долго, освещая печальную картину несвоевременной смерти.