Без единого слова

собственного бессилия…

      В Царстве Снов стало непривычно холодно. Холодно настолько, что приходилось надевать что-то теплое поверх обычной одежды: кому в шубы, кому в звериные шкуры, а кому кутаться в собственноручно связанные шарфы. Несмотря на вечно сияющее Солнце над дворцом, тепла оно не приносило, стало служить этому сказочному миру просто какой-то дорогой декорацией, приложением к пафосному, полупустому театру, забытому и труппой, и хозяином, и портье. Кому понравится место, где тебя никто не ждет, где ты никому не нужен и все взгляды, все улыбки, обращенные к тебе, наполнены желчной ложью и искренним притворством?       Мэттью бы не понравилось. Он навидался подобного на Земле, окунулся в это дерьмо по гланды, и в тайне от всех, даже от Смерти, молил тех, в кого только верил, чтобы «на том свете» не повторилась участь, из которой он исчез навсегда. Исчез не по своей воле, стал крылатым воплощением голоса разума, совести и далее по списку, но всё же… — Как долго он ещё будет хандрить? — Обращение в никуда бодро разнеслось ветром по коридору, а звуки шагов гулко отражались от пола, отскакивали от мраморных стен и возвращались обратно. Принять человеческий облик оказалось не столь разумной идеей: вместо покрытых изморозью перышек он теперь получил раздирающее кашлем горло и повышенную температуру. Считать, что заболеть могут только смертные, было огорчающим заблуждением. Сдерживая очередной порыв выхаркать свои легкие, юноша мерил шагами расстояние от одной колонны до другой, обеспокоенно поглядывая на мрачную, наглухо запертую дверь. — Ты же уже знаешь, что милорд сам волен решать, когда ему что делать. — Вкрадчивый голос раздался за левым плечом, но Мэттью не вздрогнул, не обернулся. Люсьена, верная Стражница сновидений, всегда появлялась тихо и только там, где она действительно нужна. Первое время метаморф отшатывался в сторону, ловя пестрящий игривой насмешливостью взгляд. А потом привык. — Знаю, поэтому и беспокоюсь. Век, целый чёртов век он может терзаться собственными мыслями, мучая и себя, и нас заодно. Царство подстраивается под настроение своего владыки, уже уяснил. И раз здесь, в нашей стране вечного лета внезапно наступила зима, я боюсь представить, что творится в голове и в душе виновника этого паранормального события. — Аномального явления, ты хотел сказать, наверное. В любом случае, это не наше дело. И прекрати волноваться за собственную шкуру, ты не умрешь от лихорадки, потому что ты больше не человек, и земные хвори тебе не страшны. — Женщина поправила на шее меховую чёрную горжетку, поудобнее перехватила увесистый томик сновидений. Мэттью стиснул зубы, пропустил мимо ушей колкость, круто развернулся на каблуках, лицом к собеседнице и вздернул подбородок. — То есть ты намерена оставить всё… Вот так? — Повинуясь эмоциям, раскинул руки в стороны, будто хотел обнять весь заснеженный зал, растопить лед, который безобразно нарос на великолепных скульптурах. — Месяц назад у нас уже был такой разговор, и я повторюсь: именно. Если господину угодно обдумать дальнейшие действия, зачем ему мешать? — Закрыться в своем доме, словно в клетке, и пуститься в отчаянные попытки всё исправить, ты хотела сказать, наверное? — Сон передразнил старую подругу, вновь заметался по помещению, — Никто не собирался ему мешать, достаточно просто поговорить, обсудить и вместе что-то придумать. — Ему легче это делать самостоятельно. — В том то и дело: по снам путешествует один, ужинает один, даже гуляет один. Только на Землю иногда берет меня с собой, и то потому, что я не отстаю. — Твоя навязчивость начинает раздражать. Всех. — Люсьена нахмурилась. Ей ли не знать, что бывает, когда слишком близко подбираешься к тому, кто запер своё сердце на тысячу замков. И кому это совершенно не нужно. — Но никому от этого ещё плохо не стало, по крайней мере, в моем присутствии никто не жаловался, — Он повел стройными плечами, а Хранительница спрятала улыбку за краем книги. — Я говорю лишь о том, что ему пора понять, что он давно не одинок. Но нет, всё сам, мать его. — В определенной работе ему не требуются ни советники, ни помощники, в особенности не в меру говорливые вороны. К слову, обратись-ка вновь: если милорд увидит тебя в таком неприглядном обличии, то явно не будет доволен. — Люсьена выгнула одну бровь, оценивающе осмотрела подчиненного с ног до головы. Человеческий парнишка, совсем юный и настолько… Непохожий на «смертное» воплощение Дрима. Он ярче. Живее. Смуглая кожа прекрасно контрастировала с зелеными глазами, всегда взъерошенные, черные волосы подчеркивали бардак не только на голове своего обладателя, но и внутри. Мэттью сам походил на вольное, гордое божество, сошедшее с ритуальных страниц степных народов. Улыбнется так, что ещё миг — и вокруг разгорится пожар веселья и праздника; создавалось ощущение, что отпусти его в поле, к диким, необузданным лошадям: мальчишке не составит труда вскочить на спину самому лихому жеребцу и умчаться на край Света, во владения Пустоты. На территорию Мрака и Кошмаров. — Ему мало что сейчас может доставить удовольствие. — Ворон провел ладонью по шее, прислонился к мерзлой стене. — Пять лет. Пять лет прошло с его возвращения, нашей общей победы и более-менее спокойного существования. Всё шло хорошо [не без ссор, конечно], а сейчас ему понадобился Коринфянин. Я восхищаюсь силой и мудростью босса, но иногда его действия настолько недальновидны, опрометчивы, настолько...— Осекся на половине фразы, увидел, как напряглась слушательница, как блеснула сталью оправа очков. — Не забывай, благодаря кому ты здесь, фамильяр. Твоё осуждение и рассуждения абсолютно необязательны. — Я об этом вспоминаю каждый день, и причина моего пребывания в Королевстве Снов сейчас заперлась, как принцесса в башне, явно слышит каждое наше слово и ничего не отвечает. — Неосознанно повысив и так охрипший голос, в сердцах Мэттью уже давно проник за преграду, набросился на того, кто даровал ему ещё одну возможность прожить новую жизнь не зря, и хорошенько встряхнул. Но сил не хватит даже чтобы засунуть отмычку в замок. Необходимо было решать этот вопрос хитростью и смекалкой, здесь и сейчас. — Ты ведь пыталась с ним пообщаться, не так ли? — Ответом послужило ни с чем не сравнимое, красноречивое молчание. — Если его превосходительство даже не соизволило пустить своего ближайшего советника, я знаю кое-кого, кто мог бы помочь. — Вряд ли кто-то согласится. К сожалению, по собранным мной данным, наши жители только недавно стали вновь доверять милорду. Меня не впускают, не впустят, я думаю, даже Грина. Есть другие предложения? — Нет, но имеется одна идейка. — Люсьена не стала возражать. Это было предсказуемо. За все время, что "парнишка" провел с их господином, ворон стал более своевольным, самостоятельным, наглым. Худшие или лучшие качества переняло существо у Бога или нет - трудно сказать. — Ты ведь не будешь останавливать меня, отговаривать? — Нет. — Такое искреннее удивление, промелькнувшее на физиономии товарища, позабавило. — Только попрошу не попадаться Коринфянину. Он может почуять тебя и прекрасно знает, как ты выглядишь. Его ярость и силы возросли. Если поймает, то больше не вернет обратно, как в прошлый раз. А просто уничтожит. Будь осторожнее. — Всегда. — Мэттью усмехнулся, учтиво склонил голову. — Спасибо, Люси. — Он подмигнул, и уже юркой птицей взметнулся к потолку, к поблекшей фреске - прямой дороге к их возможному спасению. В мир людей.       Морфей множество раз клялся, что будет учиться на собственных ошибках. Даже Божества во многом не сведущи, многое не способны понять - и он старался исправить собственные промахи, которые могли навредить другим. И снова просчитался.       Кошмары должны вселять ужас, обнажать все самые скрытые пороки, разбитые мечты и страхи. Это их прямое назначение, их предначертанность. Их смысл. Их Судьба. Онейрос создавал их веками, ткал из воображения - своего и людей, которых знал раньше, которых знает и по сей день. Раньше ему не составляло труда воплотить самое безумное, аморальное воплощение всего живого, но сейчас...Плен, разбирательства с Вихрем, общение с людьми - всё это настолько изменило его сознание, взгляды на общество и веру. Веру в себя самого. Но надежда не была утеряна. Прошлое должно остаться там, позади - всегда нужно двигаться дальше. Дрим не привык забывать важные события, важных для него людей, существ. Коринфянин не стал исключением. Его детище, малое воплощение Смерти, настоящего греха, должно было возродиться из серого песка вновь. И у него получилось. Только не так, как бы хотелось. Кошмар восстал из пепла Снов, но Морфей не увидел в голубых, ясных, словно безоблачное небо глазах ни благодарности, ни уважения. Только скопившуюся ненависть и боль. Бог забрал у него возможность видеть мечты и желания других, поедать их души, но даровал зрение. Новое зеркало - чистое, незапятнанное чужой кровью. Это не было оценено по достоинству. Дрим ждал. Жаждал признания, извинений и, наконец, искренности. Ему хватило "толчка" Гоал, чтобы сделать по-настоящему правильный поступок. Но мужчина не сделал ни того, ни другого. Они оба сохраняли гнетущее молчание: один оценивал свои новые силы и возможности, другой просто смотрел и заторможенно начинал понимать, что ничего не изменилось. Кроме, пожалуй, нескольких незначительных деталей.       Ещё одной ошибкой стало создание Кошмара в собственных покоях, а не на краю обрыва. Осознание этого пришло внезапно, так же внезапно, как и удар под дых. Противник не церемонился, а Морфей не смог сопротивляться даже когда оказался вдавлен в мягкий матрац постели. — Ты чёртов ублюдок, Дрим. — Оскорбления не лились ядовитой рекой из проклятого рта, видимо, Коринфянин не был готов к привычному красноречию. Божество не нашло сил ответить - на горле сомкнулись длинные, крепкие пальцы. — Ты даже не представляешь, что я готов сейчас сделать с тобой. — Кошмар поджал губы. Было заметно, что ему не терпелось высказаться, но не хватало чего-то. Либо смелости, либо слов. Мужчина смотрел не отрываясь, он, оказывается, позабыл, как выглядит создатель. "Новорожденный" был ещё слаб, поэтому, разозлившийся Бог воспользовался секундной заминкой, стоило хватке ослабнуть. Извернулся змеей под тяжелым телом, зарычал и спихнул зазнавшееся творение с себя. Занес руку... и остановился.       Им нечего было друг другу сказать, а драки ни к чему полезному не приведут. Чёрным по белому возникла мысль, что Морфей поторопился. Благоразумие, терпеливость, выдержка - никогда не были его сильными сторонами. Коринфианин шагнул к широкому окну, распахнул настежь тяжелые шторы, впуская свет в потемки комнаты. Оба дышали тяжело, в унисон. Как одно целое, разумное существо. — Ты ведь понимаешь...— Мужчине, почему-то, нестерпимо хотелось курить. Отточенным движением вытащил из кармана пиджака солнцезащитные очки, нацепил их на законное место. — Что я снова сбегу? — А я снова тебя найду и верну. Не заставляй повторять ту часть истории, которые мы уже закончили. — Сделать шаг к своему страху - поступок, достойный уважения. Только страх этот разумен, имеет и плоть, и кровь, и разум. Коринфианин оскалился, пресекая любые попытки сблизиться вновь. — Смотрю, так и не наигрался в Бога, Морфей? Попробуй, плени меня, подчини, сломай, как ты любишь. — Кошмар подошел сам, вплотную, разрушая все дозволенные границы личного пространства, — И увидишь, что произойдет.       Вскоре он исполнил своё обещание. Покинул Страну Снов не прощаясь, по-английски. Как всегда делал. Помня прошлый опыт, Люсьена сама вызвалась найти беглеца, но Морфей запретил. Ему казалось, что всё это несерьезно, ведь не зря же почти все силы, всю душу Бог вложил в свой очередной "шедевр". Так прошло четыре недели. Дрим практически не выходил из спальни, мало с кем говорил, много работал. Почти не закрывал глаз. Почти не спал.       Мегаполис встречает каждого жителя и туриста ночными огнями, воем сирен и улицами, пропитанными сигаретным дымом. Прожив столько времени в Лондоне, простого обывателя мало чем можно удивить. Люди облачены в повседневность: работа-дом-работа. Изредка хватает времени на еду, отдых и увлечения. Джоанна Константин последнее время позволяет себе только первое. Сегодня выдался отвратительный день. Мало того, что дождь обещал закончиться ещё вчера утром, так ещё и поступило несколько просьб от "неравнодушных к необъяснимому". Джо вымоталась, и единственное, о чём она мечтала - вернуться в свою дыру, называемую квартирой, завалиться на потрепанный диван и выпить бутылку водки, запрятанную на "чёрный" день. Сказать, что это день "х" наступает чуть ли не семь раз в неделю означало бы солгать, но кто-то ей говорил, что нужно в любой ситуации сохранять оптимизм и волю к жизни. Кто ей это говорил и когда, честно говоря, забыла, зато помнит, как долго и красочно она посылала советчика нахуй. Тащится к дому, по заплеванной лестнице на третий этаж. Не с первого раза отыскав ключи, возится с замком и, наконец, вваливается в свое обиталище, открыто намереваясь уединиться. Расслабиться. И первое, что привлекло внимание: порядок в коридоре. Разбросанная перед уходом обувь стояла на своих местах, а куртка, в спешке сброшенная на пол, висела на крючке вешалки. — Чёрт. — Щёлкнул предохранитель оружия, Константин вся обратилась во слух. На кухне горел свет, слышно было, как кипятится вода в стареньком электрическом чайнике. Разъяренной фурией она влетела в тесную для четверых, но вполне комфортную для двоих человек, гостиную и, окатив бешеным взглядом помещение, направила в сторону непрошенного гостя, вальяжно рассевшегося на кресле, пистолет. — Назови хоть одну причину, почему я не должна выстрелить, расчленить твой труп и выкинуть в мусоропровод, придурок? Отвечай, кто ты, блять, такой? — Джоанна сощурилась, оглядывая незнакомца. Что-то было не так. — И тебе привет, Джо. — Молодой парень, широко улыбнувшись, поднялся со своего места. Голос приглушенный, хриплый. Всё-таки знакомый. — Очень рад вас видеть, госпожа Константин, хоть и в таком... Боевом настроении. — Он не боялся, но осторожничал. Аккуратно подался вперед и...Поклонился. — Мэтти? — Она пару раз моргнула, выругалась и отложила огнестрел. Недалеко - на поверхность стола. — Ты напугал меня до усрачки, идиот, правила, что-ли, забыл? — Просто хотел сделать сюрприз старому другу, а меня встретили как преступника. Или демона. — Мэттью скупо рассмеялся, жестом предлагая сесть. Она, решив проявить хоть какое-то гостеприимство, пожала ему руку, и, как-то сразу потеряла интерес. Было за что и почему. — Да-да, чувствуй себя как дома, да-да, давно не виделись. Что нужно? — Девушка не вдавалась в детали. Конечно, видеть проводника Мира Снов в своем жилище в образе обдолбанного тинейджера пубертатного периода по крайней мере необычно. Хотя повидала уже многое. — Ты как всегда, сразу о делах? — Парень плюхнулся рядом, дилетантски изображая огорченность. Джоанна же весьма профессионально изображала равнодушие и заебанность крайней степени. Гость, уловив посыл, выдохнул. Сдался. — Давай, шут гороховый, говори, зачем явился и что просило его величество. — От Морфея давно не было ни слуху, ни духу. Не то, чтобы это как-то трогало. Но расстраивало знатно. Заминка и ёрзанье на элементарные, казалось, вопросы, раздражали ещё больше. Девушка машинально потянулась за "дозой" - под диваном всегда нет-нет да найдется забытая бутылка чего-то теплого и крепкого. Но бедственное положение спас ворон - с нетерпеливым стуком поставил перед хозяйкой бутыль с такой желанной жидкостью. Присвистнув, Джоанна взглянула ему в лицо и замерла - видимо, всё было серьезно. — Я знаю, что ты давно нормально не спишь. — Мэттью понял, что начал не с того угла, но приказали говорить прямо - он подчиняется. — И что с того? Я не удивлена, что Морфей не держит своего слова. Передавай ему пламенный привет, кстати. — Поэтому я здесь. Нужна твоя помощь. — Молодой человек на секунду прикрыл глаза, опередил потянувшуюся к бутылке подругу и отпил из горла, — Джон Константин.