Разные

Сан так и не понял, что послужило причиной разлада между Уёном и Ёсаном, но спрашивать не стал. Он был всё ещё лишний, самозванец в чужом мире, прикрывающийся вымышленным прошлым. И то, что к нему отнеслись как к одному из — равному, ранило и исцеляло одновременно. Что будет, когда все узнают, кто Чхве Сан на самом деле? Не будет ли в сотню раз больнее, если это случится, когда он уже привяжется ко всем? Если всё произойдёт сейчас, будет не так больно, будет гораздо проще, разве нет? Уён вёл за собой до остановки, уже привычно — привычно? — сжимая его руку. Нужно было собраться, разорвать эту связь, пока не стало слишком поздно. Сан открыл было рот, чтобы всё рассказать — пускай так, к чёрту всё, не привыкать, но Уён первым нарушил молчание. — Хочешь кофе? Его шёпот — мягкий, в котором мелькнули нотки заботы, в мгновение разрушил только-только подобравшуюся смелость. Сан понял, что не может, не в состоянии прямо сейчас отказаться от того тепла, что было обращено к нему — впервые за долгое-долгое время. Неосознанно чуть сильнее стиснул пальцы, ощущая, как сдавливает горло. — Санни? — Хочу, — неожиданно даже для себя самого на выдохе выдал Сан, трусливо загоняя поглубже мысли о тяжёлом разговоре. К тому же Уëн сорвал голос, ему бы не мешало выпить чего-нибудь тёплого. Или это ни при чём? Может, просто хотелось бы ненадолго отсрочить момент возвращения домой? Снова. Пусть Чхве и старался смотреть под ноги, но сложно было не заметить тут же воссиявшую на лице Чона улыбку. И сразу внутри стало чуть просторнее, легче, точно впервые за целую вечность что-то было сделано так, как нужно. — Зайдëм куда-нибудь поблизости, да? — просипел одноклассник и принялся оглядываться. — Чтобы недалеко от остановки… О! Резкая смена курса едва не стоила Сану потери равновесия, рюкзака и последней капли уверенности в том, что идея принять приглашение Уёна была удачной. Пока сознание растерянно металось в попытках контролировать тело и внимание, Чон уже толкнул стеклянную дверь кафе, не дав спутнику и мгновения, чтобы рассмотреть вывеску. — Тебе ведь не очень нравятся людные места, Санни? Здесь нам никто, — он вдруг запнулся, снова переходя на шёпот, — не помешает. Лицо Уёна как-то переменилось, выдавая совершенно непривычную для него палитру эмоций. На его смуглой коже проступила заметная краснота, губы дрогнули слабой улыбкой, а взгляд, до этого настолько пристальный, что ощущался физически, ускользнул прочь. Сан испуганно осмотрелся: зал был почти пуст, за исключением двух занятых столиков, огороженных от взглядов других посетителей полупрозрачными шторами. Это место выглядело… странным? Пожалуй, что так, но ведь не стал бы Уён тащить его в сомнительные заведения? Да и зачем? Скорее всего, это было обычное тематическое кафе, и не было в этом ничего ужасного. Или же Сан вопреки всему, что происходило с ним в старшей школе, доверчиво тянулся к протянутой ладони, точно ищущая заботы дворняжка? И верил Чон Уёну, которого знал всего ничего, потому что тот общался с ним иначе — как с равным, и даже успел его… приручить? Словно Маленький Принц Лиса. Только вот реальная жизнь не прописана на страницах, они не персонажи, и переписать сюжет не получится. Что будет, когда все узнают реального Сана? Ведь пары дней так мало, чтобы проникнуться друг к другу чувствами и поклясться на крови во имя братской любви. Но, может, они ограничатся взглядами презрения? Он может рассчитывать на это? — Санни, ты… присаживайся пока, я закажу, — сиплый голос Уёна вытащил из вороха мыслей. — Тебе чего взять? — Можно, я сам возьму? На двоих? Сан поразился собственной инициативности. Уён, похоже, тоже, но спорить не стал. Только взял крепче за руку и потащил с собой к стойке. Хоть отец и ограничивал в средствах, но на два стаканчика должно было хватить. Девушка-бариста приятно улыбнулась и, если Сану не привиделось, даже подмигнула им. Подмигнуть в ответ парень не решился, сделав вид, что увлечён выбором напитка, хотя уже знал, что возьмёт. Уён заказал «чтобы побольше молока и с тройной порцией орехового сиропа». Это совершенно точно не было полезным, особенно с подобным количеством сахара, но Сан ничего по этому поводу не сказал. Его вообще не должна волновать чужая жизнь, он ведь даже в своей разобраться не может. — Какао, пожалуйста. — Американо со льдом и какао. Будешь миндальное печенье? — Да, мама. Тогда в этой фразе не было покорности, тогда всё было легко и понятно: если радостно — улыбайся, нет — можешь погрустить и даже поплакать. Когда Сан был ребенком, жить было проще. Папа казался самым справедливым, его уроки жизни были по силам, и маленький мальчик хотел стать таким же. Сейчас от этой мысли начинало тошнить. Её необходимо было запить сладким. Какао не было панацеей, но, пусть и ненадолго, создавало иллюзию покоя. Сан понимал, что как раньше больше не будет, но всё равно цеплялся за прошлое. За родителей, которые могли им гордиться. За мальчика, ещё не потерявшего себя, уверенного в том, что дальше может быть только лучше. За время, когда всё было иначе. — Санни? Он вздрогнул, поднял взгляд. Уён протягивал закрытый стаканчик, и Сан неловко взял его двумя руками. — Пойдём, — Чон тут же утопал, на ходу делая глоток. Сан кивнул девушке и поспешил за Уёном, который успел занять один из столиков. Может, они просидели здесь минут десять, может, даже полчаса — сложно было сказать. Глоток сладостью осел на языке, и что-то тревожно-приятное кольнуло в груди — так, что Сан едва не разревелся. Это было слишком непривычно для него теперешнего — сидеть в кафе с одноклассником, держать в ладонях стаканчик и делить молчание на двоих. Происходящее казалось нереальным, и Сан не был уверен, что подобное повторится. Судьба не могла быть настолько к нему благосклонна, чтобы раз за разом давать передышки. Он точно знал: очень скоро всё будет, как прежде, и бумеранг вернётся, со всей души влупив по голове. И это будет гораздо больнее, чем раньше, ведь раньше он не сближался с теми, кто после измывался над ним. — Дашь попробовать? Осипший голос ножом прорезал мысли. Сан вздрогнул и поднял взгляд, встречаясь с внимательным напротив. — Д-да, — кивнул, придвигая стаканчик Уёну. Но он мог радоваться тому, что имел сейчас. Вот только радоваться не получалось. Наверное, потому, что Сан забыл, как это, когда можно просто наслаждаться моментом. Или же из-за постоянной тревоги, которая никогда не исчезала полностью, став неотъемлемой частью повседневности. Но он мог попытаться отвлечься. Например, наблюдая за Уёном, который сделал глоток и блаженно прикрыл глаза, выдыхая хриплое: — Как вкусно! Сан хотел было ответить, но вибрация телефона в кармане брюк заставила вздрогнуть, и в который раз он ощутил, как заныло внутри. Мама. Не ответить было нельзя, поэтому, бросив виноватый взгляд на одноклассника, Сан нажал на принятие вызова. — Милый, ты уже едешь домой? Я звонила директору По… — Да, я… я скоро буду, — прошептал Сан, опуская голову. — Хорошо, солнышко. Мы тебя ждём. Хорошее заканчивается слишком быстро, и вот опять нужно было возвращаться, опять становиться прилежным сыном, насколько это было возможно. — Тебе пора? — кивнул Уён на телефон, едва только разговор закончился. — Да. Не хотелось никуда ехать — не тогда, когда можно было просто посидеть, наслаждаясь почти забытым вкусом, в компании человека, который пока ещё был одноклассником и даже хорошим знакомым. — Я провожу, — Уён в пару глотков допил кофе, а после кивнул на стаканчик с какао: — Допьёшь? Сан ощутил подступающую к горлу тошноту и покачал головой. Вся сладость момента исчезла за мгновение, оставив только воспоминание и горечь во рту. Мама сказала: «Мы тебя ждём». Значит, отец тоже дома. Но в последнее время Сан не сделал ничего, что бы дало повод для недовольства, если только не случилось чего-то, о чём он не догадывался. Ведь и тогда не думал, что крайним сделают его, что трое на одного — не оправдание для последнего. — Госпожа Чхве, вы не могли бы оставить нас? Нам с вашим сыном нужно поговорить наедине. Думаю, я найду решение проблемы, но для этого нам необходимо доверительно пообщаться в комфортной обстановке. Крохотный кабинет со стерильно вылизанным столом. Голые стены, если не считать висящее на одной кашпо с вываливающейся из него груды цветов. Жалюзи, полностью закрывающие окно. Холодный свет горизонтальных ламп. Много белого, разбавленного зелёным со всполохами бледно-розового. Если это был комфорт, вряд ли Сан хотел его в таком объёме. — Солнышко, будь умницей и поговори с доктором. Расскажешь ему, что произошло, хорошо? — Да, мама. Она провела ладонью по его спине, одновременно чуть подталкивая вперёд. Хлопнула дверь, отрезая мир от стерильности стен. Заполошенно забилось в клетке рёбер сердце, ногти сильнее впились во влажные ладони. Сан поднял голову, тут же отводя взгляд от пристально вперившихся в него глаз. — Присаживайся. Я хотел бы поговорить с тобой. Как друг. В последнем слове он расслышал намёк. Которого, возможно, и не было. — Хорошо. Юноша не мог отказаться, развернуться и уйти, ведь за дверью ждала мать, а Сан обещал ей быть послушным. Она была удивлена, даже огорчена произошедшим четыре дня назад, но ей и в голову не приходило услышать сына. Большинство решает, он понимал это, принимать только не хотел, но разве спрашивал кто? Плечо всё ещё болезненно отзывалось на слишком резкие движения, губа саднила, и Сан неосознанно сдирал подсохшую корочку, чтобы после с удивлением заметить кровь на кончиках пальцев. Часть синяков успела сойти, но кто сказал, что Сокхун и его подпевалы не наставят новых? Он присел на край стула, зажимая руки между коленей и задерживая на них взгляд. — Как ты хочешь, чтобы я к тебе обращался? — Сан, — не поднимая глаз, разглядывая вылезшую на рукаве рубашки нитку. — Вот и отлично, Сан. Твои родители обеспокоены твоим поведением. Расскажи мне, что случилось. — Я подрался. — Почему? Что-то произошло? Сан не хотел никакого разговора: каким бы приватным он ни был, отец узнает обо всём, что он расскажет. И жаловаться было бы самой глупой идеей: скажет, что слабак, если поговорить не смог и решить всё миром. Но ведь не каждый конфликт можно разрешить парочкой фраз. Поэтому промолчал, бездумно разглядывая кремовую нить. — Ты не хочешь рассказывать? Доктор Пак не был похож на отца, но в его присутствии юноше всё равно становилось не по себе: вот как возьмёт скальпель и начнет препарировать душу, а она одна, да и та не в лучшем состоянии. — Сан, послушай, тебе самому станет легче, когда мы разберёмся, какие у тебя проблемы и что к ним привело. Понимаешь меня? — Вам уже рассказали, — тихо, не поднимая головы. — Я хотел бы узнать, как видишь эту историю ты. Сан пожал плечами. — Тебе стыдно за свои поступки? Ты задираешь одноклассников, зовёшь их драться на школьной территории. — Трое и один, — пробормотал юноша в ответ. Неуютно. Заныло плечо. Сан всё ещё разглядывал нитку, не собираясь больше идти на контакт. — Точно не будешь? — переспросил Уён. — Да. Он бы не смог сейчас сделать ни глотка, поэтому без сожаления смотрел на Уёна, который быстренько допил какао. При выходе Сан бросил мимолётный взгляд на вывеску. «Paradise kiss». Его познаний в английском было достаточно, чтобы через пару мгновений остановиться и взглянуть на название ещё раз, а потом перевести взгляд на смущённо выдохнувшего Уёна. — Ааа, ну, это единственное кафе по пути, — пробормотал Чон, стараясь не смотреть на Сана. — Я подумал, что нам же всё равно, где кофе пить, и… это же не проблема, да? Он шумно втянул воздух, и на Сана снизошло понимание. Вот почему девушка так смотрела на них. Вот почему Уён тогда покраснел. Сердце забилось быстрее, тело ослабело, и Сан ощутил себя беспомощным перед надвигающейся на него лавиной. Что будет, если об этом узнают? Если расскажут родителям? — Ты не волнуйся, Санни. Там всё равно не было никого, а мы просто выпили кофе, — просипел Уён. Его рука обхватила запястье Сана, чуть сжимая. — Ух, ты, какой у тебя пульс бешеный! Эй, успокойся, не случилось же ничего. Я же тебя даже не поцеловал. Пойдём! — и, не давая больше времени на раздумья, припустил прочь, уводя Сана за собой. Они и правда только выпили кофе. Не было ничего предосудительного в том, где они его купили. Это же просто напитки, ведь так? Никому не должно быть дела, где люди кофе пьют. Сан даже не заметил, как они подошли к остановке как раз в тот момент, когда подъехал автобус. — До завтра, Санни! — прошептал Уён. — До завтра.

***

Дома было привычно тихо. Сан хотел бы надеяться, что родителей нет дома, и у него есть время, чтобы просто побыть в одиночестве. Но тишина была обманчива, он знал, поэтому ничуть не удивился, когда на втором этаже по дороге в свою комнату пересёкся с матерью. — С возвращением, милый, — короткий поцелуй в щёку. — Я почти всё приготовила, осталось собрать вещи в рюкзак. Думаю, дождевик не будет лишним, как тебе кажется? — Дождевик? — эхом отозвался Сан, не понимая. — Да, дождевик. Пусть твой папа сказал, что в ближайшие дни не ожидается дождей, но ведь прогноз в любой момент может измениться. А ещё я купила тебе спортивную одежду. Что такое, милый? — она озадаченно посмотрела на застывшего в непонимании Сана. — Вам разве не рассказали? Папа созванивался с директором По. Послезавтра вы едете в кемпинг. И стоит не забыть про лекарства. Ты же принимаешь их? — Да, мама. Она осталась довольна ответом: пальцы ласково провели по волосам, и Сан с тоской подумал о том, как же он скучает по тому прошлому, когда он ещё мог ощущать себя счастливым и любимым. — Пойдём примерять, мне кажется, тебе должно подойти.

***

Впервые за долгое время завтрак прошёл без тугой петли напряжения на горле: разговоры родителей вертелись вокруг темы предстоящей школьной поездки. Подозрительно спокойно-воодушевлённые, даже показалось, что в глазах отца промелькнула тоскливая улыбка. Словно и он когда-то взаправду был учеником старшей школы, а не всегда был тем самым Чхве Вонги — мерилом правосудия, почти аскетической сдержанности и стоического благоразумия над всем мирским. Но и здесь не обошлось без ложки дёгтя: «Не заставляй нас потом краснеть. Ты понял, Сан?». Ответом стал привычный покорный кивок, но лишь рефлекторный, ведь мысли всё ещё не поспевали за новостями. И как только Сан вошёл в класс, будоражащее известие вновь напомнило о себе взволнованной улыбкой классной руководительницы. Госпожа Ким, завидев новенького, уже ставшего для неё «своим», оживленно замахала ладонью, призывая его поскорее занять место в классе. Неужели только Чхве был в курсе? Или наоборот, о кемпинге задолго до знали все, кроме него? По тому, как сияли глаза Уёна и Юнхо, да даже угрюмого Ёсана, можно было как минимум предположить, к чему всё шло. Едва сонный гомон класса наконец поутих, учитель Ким с лёгким драматичным прищуром сложила ладони и почти что торжественно произнесла: — Как вы знаете, а кому-то только предстоит узнать, у нас в старшей Хонвон есть традиция. Каждый выпускной класс перед усиленной подготовкой к экзаменам мы считаем необходимым подбодрить, — она выдержала паузу на миг, ловя юные жаждущие взгляды, — поездкой в кемпинг, чтобы отдать дань уходящему лету и пополнить копилку тёплых воспоминаний о ваших школьных годах. Последние слова Ким Йерим пронеслись над классом, и тот незамедлительно ответил волной… нет, Сан бы назвал это взрывом голосов — восторженных, почти диких. Не разобрать было, чьих именно, в общем гуле, затопившем слух до надрывного писка в перепонках. Наверное, так должна ощущаться юность? Сбивать с ног, выбивать с размаху дыхание из груди и заражать чем-то трепетным глубоко внутри? Это чувство было доселе настолько незнакомым для Чхве Сана, что отзывалось привычной тревогой под рёбрами и дрожью по коже промеж лопаток. Он невольно стиснул лямку рюкзака, зажмуриваясь, пытаясь отодвинуть происходящее на второй план хоть на мгновение и отвлечься, вытаскивая учебники и готовясь к уроку. Но, похоже, Сану стоило начинать привыкать, что передышки для него непозволительны. Кто-то цапнул его за плечо, несильно встряхнув. Рука была незнакомой, не та, что уже нагло присвоила это место за прошедшие дни. Ясность в настороженную скованность внёс голос Ёсана над ухом, прорвавшийся через хаос. — Эй, Сан. Погоди, давай-ка всё-таки в шкафчик? Надорвёшься постоянно носить столько с собой. Он даже ответить не успел, лишь слегка повернул голову, как тут же взглядом выцепил уже не Кана, а растрёпанного Чона, что по-свойски отдёрнул друга и отпихнул подальше. — Я сам! Хватить лезть, Ёсанни, — ревностно проурчал Уён, будто вчерашний спор одноклассников и не планировал заканчиваться. Однако тон его смягчился, стоило лишь этим пронзительным тёмным глазам сменить цель. — Пойдём, Санни, я тебе шкафчик покажу! Это ж твой личный уголок, обязательно такой должен быть, даже в школе. И снова, снова Сана выдернули из-за парты, мягко и бережно волоча через класс словно послушную тряпичную куклу. Тёплые, уже знакомые ладони легли на плечи, как младенца представляя ряду шкафчиков. Вот они — слева направо, сверху вниз трижды, с разноцветными стикерами, расписанными разномастным почерком в вязи имён. Видно, Чон постарался, на одном размашисто выведя имя Сана и пририсовав фломастером солнце над изломом горы. Так по-детски и возможно даже трогательно, даже дверца не заперта приветливо, приглашая заглянуть внутрь, где в щели виднелся уголок бумажки. Крепкий узел свернулся в горле, натягивая внутренности тугим канатом. Замок на шкафчике сломан. Расщелина погнутой дверцы зияет голодной пастью, в которой виднеется если не ад кромешный, то разгром. Над останками раскромсанных тетрадей и переломанных карандашей как попытка прикрыть чей-то вероломный налёт на шкафчик Сана — клочок газеты, где среди полос текста фотография с подписью «Судья Чхве Вонги и его любящая и надёжная семья». И если бы не этот отрывок, он ни за что не угадал бы в изуродованных каракулями лицах ни отца, ни мать, ни самого себя. Руки задрожали, цепляя измятый и местами проколотый острием ручки листок — прицельно пронзённые глаза отца, превратившиеся в рваные дыры. Кривая надпись над головой судьи Чхве: «Правительственная шлюха». Взгляд, наполняясь тревогой и слезами, скользнул к искалеченному красными линиями портрету матери, держащей мужа под руку — «Шлюха правительственной шлюхи». Он сглотнул, утопая в оглушающем биении сердца в ушах. Финальным аккордом ржавого смычка на натянутых нервах — жирно выведенный вопрос у почему-то закрытого клубком спутанных линий лица самого Сана: «А кто ты?». Сан отшатнулся под напором прошлого, что обнажило белый бумажный зуб из-за металлически распахнутого рта. Бумагой тоже можно пораниться аж до крови, и после того раза остались глубокие, не собирающиеся сходить порезы. Сан не хотел повторения, не сейчас, не сегодня, пожалуйста… — Санни? — Я… потом, — одними губами прошептал он. Шаг назад, спешный разворот и попытка исчезнуть, затеряться в коридоре, слиться с пылью. Сан не задумывался о том, что Уён мог об этом подумать — тот самый Уён, который наверняка старался, чтобы шкафчик однокласснику понравился. Но там, внутри металлической коробки, выжидали демоны, к встрече с которыми невозможно было подготовиться. Полгода до выпуска стали казаться непреодолимой вечностью. Сан врезался в кого-то, прошептал извинения, не поднимая головы, и завернул за угол. Сердце металось в клети рёбер, в голове пульсировало. Он прижался спиной к стене, стискивая лямку рюкзака. — Учитель Ким, Чонхо тоже должен поехать с нами! Вы же знаете, как он старается! Голос Ёсана прозвучал совсем рядом, и Сан поднял голову, выцепляя среди шмыгающих мимо школьников своего одноклассника, стоящего напротив классрука. — Я не против, Ёсан, но разве это не будет нечестно по отношению к остальным? — Её голос, казалось, дарил тепло и успокаивал даже стоящего в стороне и подслушивающего чужой разговор Чхве. — Ведь Чонхо даже не в выпускном классе и поедет со всеми на следующий год. — А Хонджун и Сонхва ездили в том году, но в этом тоже поедут. Разве это честно по отношению к остальным? Сану показалось, или в голосе Ёсана он расслышал ехидство? Учитель Ким вздохнула, но было заметно, что она совсем не злится. — Хорошо, я тебя услышала, Кан Ёсан. Сделаю всё возможное. — Санни, ты чего убежал? Что-то произошло? Внезапно для отвлечённого чужой беседой Сана перед ним возник Уён, который, мгновенно схватив его за свободную руку двумя своими, с волнением заглянул в глаза. Поведение Чона всё ещё ставило в тупик и не поддавалось пониманию. Сан застыл, не зная, что ответить и куда себя деть. Очнувшаяся совесть с ужасом всколыхнула только-только произошедшее: ему выделили шкафчик, подписали, а он даже не поблагодарил, не оказал должного внимания, а ведь Уён так старался… — Прости, — едва слышно пробормотал Сан, вновь опуская взгляд, — я не должен был… Стыдно было поднять глаза, и он уже мысленно ругал себя, жалкого и трусливого, поддавшегося глупым переживаниям, которые должны были бы остаться в прошлом. — Эй, — Уён чуть крепче сжал чужую кисть, — что-то произошло? Сан мотнул головой. Закусив губу, он стоял, не зная, что ответить. Чон вздохнул. Большие его пальцы принялись поглаживать ладонь, и эти действия приводили душу Сана в ещё большее смятение. — Пойдём в класс, Санни, — примирительно произнёс Уён, к счастью для Сана переводя тему. — Порадуем учителя Ли своей готовностью к уроку. И даже не напомнил о шкафчике. Как будто понимал, что смятение и волнение одноклассника были не на пустом месте. Сан бы правда хотел рассказать, поделиться, но разве имел он на это право? И разве после этого от него не откажутся? Не рассмеются в лицо, клеймя позорищем, папенькиным сынком? Любящая и надёжная семья… В каком из этих слов не было заложено фальши? Почему всем было так важно ткнуть его носом в положение отца? Почему сам Чхве Вонги не мог услышать своего сына, если он был так справедлив? — Всё будет хорошо, Санни, — услышал он голос Уёна, лучом пробивающий наледь громоздких мыслей. — Ты веришь мне? — Да, — слишком тихо, но Сан не сомневался, что его услышали. Школьный день прошёл подозрительно ровно. Не было больше неприятных напоминаний о шкафчиках, поездках, о кофе в неловких местах и обстоятельствах. Как только прозвенел звонок с последнего урока, Чхве ощутил тепло знакомой руки на запястье, рядом — нахальную улыбку и ещё слегка хриплый голос Чона. Тот как обычно не замолкал ни на минуту, что-то снова тараторя об учителях, одноклассниках, младшей сестрёнке Юнхо и каком-то Бон-Боне. — А ты сам-то где живёшь? — вдруг перебил его Сан. Уён резко заглох, растерянно похлопав глазами, а затем словно по щелчку пальцев продолжив свою бесконечную болтовню: — Да там, в приюте, в соседнем квартале. Помнишь, мы мимо проходили, когда я тебя в наше тайное убежище позвал? Ну, помнишь? — небрежно отмахнувшись. Из всей мешанины слов, что сыпались изо рта одноклассника, Сан застрял на одном. Приют. Уён был сиротой. Совсем один, сам по себе. И при этом такой… счастливый? У него не было ничего, что имел Сан, и что давило на него мучительным грузом. В голове не укладывалось, как можно радоваться, когда ты лишён всего. — В приюте? — едва слышно выдохнул Чхве, но его вопрос так и повис в воздухе. Мысль унесла Чона, и он беспрерывно продолжал что-то оживлённо рассказывать про приютскую жизнь, каких-то братьев, тётушек, охоту на тигров. — А вот же твой автобус! Давай, Санни, мама будет волноваться. И затолкал оторопевшего Сана в только что подошедший автобус. Ноги на автопилоте пронесли мимо сидений, к площадке, рука вцепилась в поручень, а мысли так и остались где-то там, с машущим на прощание Уёном. В себя Сан пришёл уже в комнате, стоя перед кроватью, на которой был разложен спортивный костюм. Похожий был у него в прошлой школе: те же полоски на брюках, та же лоснящаяся синяя ткань. — С какого бомжа ты это снял? У сыночка судьи нет денег на что-то более приличное? Сокхун пренебрежительно поднял олимпийку двумя пальцами, манерно оттопырив мизинец, и продемонстрировал трофей своей верной публике. Его подпевалы одобрительно оскалились, предвкушая грядущее представление. Сан не успел опомниться, как его вещи пошли по рукам. Неловко пытаясь прикрыться, он растерянным взглядом следил, как стервятники перебрасывались его одеждой и гоготали. Броситься отбирать своё на потеху толпе? Или мяться на месте, сгорая от стыда? Мама купила эту форму только на прошлой неделе взамен уже растерзанной ранее. Но ведь они этого и добиваются, не так ли? Чтобы Сан трепыхался, беспомощным щенком бегая за приманкой. Был шутом, пляшущим под их дудку. В школе Хонвон всё было иначе. Ему даже уединенное местечко выкроили в туалетной кабинке, Уён стал верным охранником его стыда. Здесь Сана не гнобили. Пока что. И он надеялся, что это случится как можно позже.