Crimson Rivers / Багровые реки

— А теперь запомните, — говорит Сириус, ведя их к тренировочному залу. — Следующие три дня очень важны. Вы не только покажете остальным, на что способны, но и увидите, на что способны они. Если ты в состоянии прислушаться только к одной вещи, что я скажу, прислушайся именно к этой. — Он поворачивается к ним лицом. Его глаза искрятся напряжением. — Регулус, держись подальше от кинжалов. — Что? — выплевывает Регулус, раскрыв рот. Он мгновенно чувствует себя преданным. — Но это же… — Послушай меня, идиот, — резко перебивает Сириус. — К тебе будет приковано внимание, и я ожидаю, что и ты так же будешь следить за остальными. Проблема в том, что ты мой младший брат и являешься частью семьи Победителей. Это делает тебя угрозой, и ты не можешь позволить им узнать, что это действительно так. Они захотят убрать тебя с дороги пораньше, если решат, что ты можешь стать проблемой. — Погоди, ты умеешь обращаться с кинжалами? — бормочет Джеймс, глядя на него с приподнятыми в удивлении бровями. Губы Регулуса сжимаются в тонкую линию, и он отводит взгляд, на что Сириус отвечает фырканьем. Да, Регулус хорошо владеет кинжалами. Сириус позаботился об этом, и даже после того, как брат перестал заставлять Регулуса тренироваться, тот продолжал заниматься самостоятельно. Поначалу это было детской игрой. К своему стыду, они обычно уходили из школы и тайком сбегали из дистрикта, чтобы поиграть в бои на палках, как будто они были на арене еще до того, как это стало частью их жизни. Еще до того, как они смогли понять, что она была чем-то, чего действительно стоило бояться. Еще до того, как их имена попали на жатву и игры стали сначала потенциальной возможностью, а теперь и реальностью. Однако, когда они стали старше, характер их драк изменился до такой степени, что это стало негласной подготовкой на всякий случай, что, по крайней мере, сейчас пригодилось. Сириус делал для Регулуса кинжалы из камня. Он месяцами работал над тем, чтобы обтесать их и придать им форму, а затем приделывал им рукоять. Иногда он находил битое стекло или выброшенный металл и находил способы превратить их в кинжалы. Он перестал делать их, когда вышел на арену, поэтому Регулусу пришлось научиться этому самому. У него получалось, но никогда так хорошо, как у Сириуса. Но да, Регулус хорош в обращении с кинжалами. Очень хорош, на самом деле. Это лучшее, что он умеет. Тот факт, что Сириус просит его выставить себя слабым, раздражает. Это противоречит всем инстинктам Регулуса, но он сделает это. Ему придется, потому что Сириус просит его об этом. — Ты, Джеймс, — говорит Сириус, сосредоточившись на нем. — Ты тоже не будешь выпендриваться. — И в чем ты хорош? — спрашивает Регулус, поворачиваясь к нему и вызывающе выгибая бровь. Джеймс усмехается. — Список достаточно длинный. — Я внимательно слушаю, — сухо отвечает Регулус. — Ну, я хорошо владею своими руками, — начинает Джеймс, и уголки его губ приподнимаются в улыбке. — Действительно хорошо, на самом деле. Сириус снова фыркает. — Джеймс силен, но у него абсолютно нулевые навыки обращения с любым оружием, что, как я теперь вижу, является огромной оплошностью и с моей стороны, и со стороны Эффи. Итак, Джеймс, ты должен потренироваться с любым оружием, которое попадется тебе на глаза. Предпочтительнее оружие дальнего боя или что-то заменяемое, но ты удивишься, как много на арене рукопашных схваток. Грубая сила может завести тебя далеко, но это не значит, что тебя нельзя убить. В общем, пробуй разные вещи, почувствуй, что подходит именно тебе, но не делай из этого представление. Если ты окажешься богом в обращении с мечом, то обязательно урони его несколько раз, чтобы выглядеть идиотом, ты понял? — Последнее не должно вызвать у него проблем, — бросает Регулус. Джеймс наклоняет голову вперед. Его плечи трясутся от смеха. Сириус выглядит раздраженным, а Регулус подавляет в себе отчаянное желание вздохнуть. Оскорбить Джеймса практически невозможно. Он всегда находит издевки охренительно забавными. — Хорошо. — Джеймс все еще задыхается от смеха. — Понял, Сириус. Я понял. — Сосредоточься на мечах, топорах и булавах. К сожалению, ты не сможешь научиться пользоваться луком или арбалетом всего за три дня, — говорит ему Сириус, а затем щелкает пальцем между ними обоими. — Вы должны тренироваться в рукопашном бою вместе. Не тренируйтесь ни с кем другим. Не позволяйте им узнать вес вашего тела или о каких-то особенностях, если они у вас есть. К сожалению, они могут наблюдать, но и вы сможете наблюдать за ними. Будьте внимательны. Это серьезно. — Погоди, почему Джеймс узнает вес моего тела? — Регулус протестует. — Он тоже соперник. Сириус смотрит на Джеймса, который выдерживает его взгляд около секунды, прежде чем опустить глаза на свои руки. Лицо Сириуса кривится, губы смыкаются в тонкую линию, когда он переводит взгляд на Регулуса. — Он самая меньшая из твоих проблем, поверь мне. Это… Я знаю, что тебе не нравится, но тебе понадобятся союзники на арене, Реджи. — Ты просишь меня доверять людям, которые собираются меня убить? — Я прошу тебя доверять Джеймсу. Кому-либо еще? Нет. Просто найди кого-то, кому ты сможешь доверять достаточно, чтобы понять, что они не будут на тебя охотиться, и постарайся вести себя хорошо, ладно? Ты не хочешь нажить врагов. Только союзников поневоле, которые скорее будут смотреть в другую сторону, когда ты пробежишь мимо, чем бросятся тебя догонять. — Я, — резко выдыхает Регулус, затем ворчливо добавляет: Ладно. Мгновение Сириус смотрит на него с большей нежностью, чем за все последние годы, но затем это выражение сменяется беспокойством. — Значит, я все-таки узнаю вес твоего тела? — спрашивает Джеймс, уголок его рта слегка поднимается, отчего Регулусу хочется его ударить. — Я буквально собираюсь тебя убить, — решительно сообщает ему Регулус. Улыбка Джеймса становится шире. — Ну, знаешь, если ты будешь сверху, это будет не самым худшим вариантом отойти в мир иной. — Ты флиртуешь с моим братом? — спрашивает Сириус озадаченно, а потом протягивает руку и с размаху отвешивает Джеймсу подзатыльник. — Прекрати. Не делай этого. — Прости, — бормочет Джеймс, потирая затылок и откашливаясь. — Нервы, сам понимаешь. Лицо Сириуса смягчается, и он переводит взгляд на Регулуса, совершенно не замечая, как Джеймс поднимает голову и многозначительно выгибает брови. Регулус не хочет смеяться. Он отказывается. Блэк изо всех сил старается не делать этого, и ему почти удается, но он проигрывает битву улыбке, которая невольно появляется на его губах. Заметив ее, Джеймс с ухмылкой отворачивается. Совершенно не обращая на это внимания, Сириус продолжает: — Я не хочу, чтобы вы сегодня перетруждали себя физически. Регулус, сосредоточься на всем, что связано с природой. У тебя хорошая память, поэтому выучи опасные и безопасные растения. Узнай, что делать, если тебе станет слишком холодно или слишком жарко. Научись завязывать узлы, разжигать огонь и находить воду. Учись как можно больше, как будто от этого зависит твоя жизнь, потому что в действительности так и есть. — Можно ли как-то узнать, в каких условиях мы окажемся, когда прибудем на арену, до того, как мы туда попадем? — Нет. Создатели игр будут строить арену, основываясь на трибутах и тех навыках, которые у вас есть, а также на тех, которых у вас нет. Они жаждут увлекательного шоу, не настолько сложного, чтобы вы все умерли слишком быстро. Нужна реальная угроза. Когда в конце этих трех тренировочных дней наступит время оценок, тогда ты сможешь показать свои навыки владения кинжалами, так что они будут знать, что их нужно оставить на арене для тебя. Тем не менее ты должен быть готов ко всему. — Эм, а что буду делать я? — спрашивает Джеймс, махая рукой. — Попробуй несколько видов оружия, но учись тому же, чему будет учиться и Регулус, — отвечает ему Сириус. — Вы оба должны быть наблюдательными. Следите за остальными. Обращайте внимание на потенциальных союзников и ищите Пожирателей смерти. Джеймс удивленно моргает. — Пожирателей чего? — Пожиратели смерти, — повторяет Сириус. — Каждый год самые сильные и умелые трибуты находят друг друга и образуют нечто вроде альянса. Они известны как Пожиратели смерти, потому что… ну, название подразумевает почему. Обычно именно они охотятся на остальных, и я видел это достаточное количество раз, чтобы знать, что они будут убивать всех остальных до самого конца, а затем обратятся друг против друга. Вы не хотите стать их целью, потому что они безжалостны, и они не остановятся ни перед чем, чтобы найти и убить вас. — Очаровательно, — выдыхает Регулус. — И что мы должны сделать, если найдем их? — спрашивает Джеймс. — Не попадайтесь им на глаза, — просто отвечает Сириус, — но помните, на что они способны. Это касается всех, на самом деле. Изучение их сильных и слабых сторон — идеальный вариант, но постарайтесь не раскрывать свои собственные. Не провоцируйте Пожирателей смерти, избегайте их любой ценой, и будьте умными. Выглядите глупо, но будьте умными. Ясно? Скажите, что вам ясно. — Ясно, — сразу отвечает Джеймс и, присоединившись к Сириусу, ожидающе смотрит на Регулуса. Тот закатывает глаза. — Ясно. Джеймс и Регулус отправляются в тренировочный зал, который, откровенно говоря, оказался более пугающим, чем Регулус ожидал. По всему полу разбросаны бесчисленные маты; повсюду стоят стеллажи с оружием, разнообразные стенды для стрельбы из лука, метания топоров и кинжалов; секция для лазания по канату; различные места для изучения навыков выживания, жуков, растений и другое оборудование для возможных условий, в которые они могут попасть. Но это не самая пугающая часть, если Регулус будет честным. Странно входить в комнату и остро осознавать, что люди, находящиеся здесь, попытаются его убить или что он убьет некоторых из них. Регулус чувствует, как шок от этого понимания оседает в его теле, когда он видит, как головы присутствующих поворачиваются в сторону него и Джеймса. Включая его и Джеймса, в зале двадцать четыре трибута. Это двадцать два к двум — или, точнее, двадцать три к одному. Регулус медленно рассматривает их, пока Джеймс стоит рядом с ним, с неловкостью осознавая, что их изучают в ответ. Регулус даже не знает ни одного имени. По меньшей мере шестеро из них — подростки в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет. При виде них у Регулуса в животе завязывается узел дискомфорта от мысли, что любой из них — вообще любой — может погибнуть от его руки. Он не… В отличие от некоторых, он не идет на арену с желанием убивать. Некоторые трибуты действительно убивают: они ждут этого с нетерпением. А Регулус — нет, и он не планирует делать этого, только если у него не будет выбора. Когда Сириус был на арене, он никогда не убивал кого-то, кто не пытался убить его. Однажды он даже помог девушке выбраться из ловушки. Регулус помнит, как смотрел, как брат плакал, когда ее имя и фотография появились в небе, давая сигнал о том, что она умерла. Нет, Сириус никогда не убивал просто для того, чтобы убить; он убивал, когда единственной альтернативой было быть убитым. Можно подумать, будто это значит, что он убил не так много трибутов, и все же он лишил жизни двенадцать человек. Регулус знает, потому что считал, пока смотрел игры. Двенадцать человек. Буквально половина его конкурентов. Это заставляет Регулуса задуматься над трехдневными тренировками Сириуса во время его игр и том, откуда именно его брат знает о том, что сам факт связи с семьей Победителей может катастрофически усложнить жизнь. Оглядываясь назад, Регулус вспоминает, что Сириус был мишенью, и думает, что теперь знает причину. Обменявшись быстрыми взглядами с Джеймсом, они расходятся в разные стороны. Впервые Регулус по-настоящему понимает, что Сириус имел в виду, говоря, что игры уже начались. Он понимает это слишком хорошо. Регулусу не требуется много времени, чтобы определить Пожирателей смерти. Они даже не стесняются этого — сгруппировались вместе и используют оружие как игрушки. Они громко смеются и бросают недобрые взгляды. Среди них двое парней постарше, девушка возраста Регулуса и мальчик намного моложе, на вид ему лет четырнадцать-пятнадцать. Регулус изо всех сил старается не смотреть на них, хотя и чувствует кожей, как они не отрывают от него взгляда. В перерывах между подготовкой он осматривает комнату, мысленно отмечая важные детали. Два человека в зале делают то же самое, что и он, изучая все, что можно, о выживании, поэтому он не может ничего у них перенять. Один подросток яростно уничтожает учебный манекен, многократно ударяя по нему дубинкой; в этом нет никакого мастерства, поэтому Регулус полагает, что девочка просто пытается выплеснуть накопившуюся злость. В какой-то момент Регулус видит, как Джеймс разговаривает с кем-то, перебрасывая топор из одной руки в другую. У собеседника Поттера добрые глаза и пухлые щеки, и он смеется над чем-то, что говорит ему Джеймс. Регулус отворачивается. Через некоторое время Регулус со всем разобрался. Он запомнил лица, если не сказать больше, и у него есть мысленный список способностей трибутов, основанный на том, что ему довелось увидеть в тренировочном зале. Джеймс находит его на станции разжигания огня. — Ты выглядишь сосредоточенным, — шепчет Джеймс, присаживаясь рядом с ним и наблюдая, как Регулус крутит палочку из стороны в сторону. — Да, это требует сосредоточенности. — Не похоже, что это работает. — Это так же требует времени и терпения, Джеймс. — Ты звучишь раздраженным. Регулус стискивает зубы. — Чего ты хочешь? Ты пришел сюда, чтобы научиться разжигать огонь или чтобы поприставать ко мне? — А я не могу делать и то и другое? — легкомысленно спрашивает Джеймс, устраиваясь рядом с ним с инструментами в руках, которыми располагает станция. Набор, ограниченный тем, что можно найти в дикой природе. Обучающее видео и книга с четкими шагами и картинками, которые достаточно увлекают Джеймса, чтобы заставить его заткнуться на некоторое время. Однако в конце концов он заговаривает снова: — Итак, попробуй угадать, кто же из них Пожиратели смерти. — Я видел их. — С ними ребенок. Я не могу понять почему, и мне это не нравится. — Сириус наверняка знает, — бормочет Регулус, уголки его губ опускаются. Ему тоже это не по душе. Джеймс хмыкает. — Они заговорили со мной, знаешь. Пожиратели смерти. — Правда? — Да. Пытались завербовать меня. У них сложилось впечатление, что я хочу твоей смерти. Они хотят твоей смерти, потому что предполагают, что ты представляешь угрозу, так что Сириус был прав. — Мило, — бесстрастно говорит Регулус. — И? — И что? — Что ты им сказал? — О, я сказал им идти на хуй. Ну, всем, кроме ребенка. Он очень тихий, насколько я могу судить, — размышляет Джеймс. Руки Регулуса замирают на зажатой между пальцами палке, когда он вскидывает голову. — Ты что, Джеймс? Сириус же сказал… О, он убьет тебя. Мы не должны их провоцировать, идиот. — Ну, я был вежлив. По большей части, — ворчит Джеймс. — Что я должен был делать, Регулус? Присоединиться к ним? Я не… я не буду этого делать. Я даже не буду притворяться. — Ты только что повесил мишень на свою спину, ты понимаешь? — Разве тебе не должно стать легче от этого? В этом случае у тебя больше шансов выжить, не так ли? — Джеймс, — шипит Регулус, глядя на него. Вздохнув, Джеймс поднимает голову и смотрит на него. Его руки замерли на зажатой между ними палке. — Оставаться вне поля их зрения трудно, когда мы уже в нем, да? Они хотели знать мою позицию и не собирались позволить мне избежать этого, так что я просто… Ну, я дал им понять, что именно я думаю. Нет такого мира, в котором я бы опустился настолько низко, чтобы объединиться с такими людьми, как они. Они уже говорят обо всех убийствах, которые собираются совершить, Регулус, и я не могу… — Хорошо, — вклинивается Регулус. — Хорошо, Джеймс. — За все это время Джеймс впервые находится на грани того, чтобы потерять самообладание, и это не то, что Регулус может вынести. Он опускает взгляд на свою палочку и переводит разговор в другое русло: — Ты хотя бы нашел оружие, с которым можешь управиться? — Ну, знаешь, я рубил дрова для камина в нашем доме, чтобы маме и папе не приходилось этим заниматься, — объясняет Джеймс. Его голос снова звучит более уверенно. — Оказалось, что за много лет я успел привыкнуть к топорам. Я никогда не думал о них как об оружии, но… с ними у меня нет ощущения, что я не имею понятия, что делать, так что… — Они не очень аккуратные, — бормочет Регулус. — Я имею в виду, что убийство топором будет выглядеть довольно зверски, Джеймс. — Убивать кого-либо чем-либо — зверски, Регулус. А топоры могут быть и оружием дальнего боя, если их бросить. — Метание оружия — целое искусство. Нельзя просто швырять его как попало. Ну, можно, но без практики шансы, что оно действительно приземлится в цель, очень малы. — А ты в этом эксперт? — спрашивает Джеймс. Регулус издает слабый смешок. — Я точно разбираюсь лучше тебя. — Это правда. Я готов подтвердить, — признает Джеймс. — Я уже поговорил с несколькими трибутами. А ты? — Нет, — отвечает Регулус. Джеймс вздыхает. — Что ж, это только первый день. — Да, — подтверждает Регулус. — Уже нашел кого-то, кто понравился тебе настолько, что ты можешь ему доверять? — Тебя, — отвечает Джеймс. Регулус снова едва не теряет терпение, но у него нет настроения возвращаться к этой теме вновь. Одно это слово и тон, с которым Джеймс произнес его, заставляют его быстрее тереть палочку, и, о чудо, дым начинает подниматься. Регулус убирает ее и, наклонившись, осторожно дует на искру, чтобы она разгорелась. Когда огонь начинает медленно зарождаться, он выпрямляется. — Черт, как ты это сделал? — резко вскрикивает Джеймс, и Регулус переводит взгляд на него, замечая, что тот смотрит на огонь. — Ну, во-первых, ты держишь ее неправильно, — бормочет Регулус, протягивая руку, чтобы накрыть ладони Джеймса и расположить их должным образом. — Тебе нужно делать нисходящие движения, чтобы создать трение, которое сможет спровоцировать искру. Попробуй сейчас. — Джеймс не делает новых попыток, его руки неподвижны. — Джеймс? Просто крути, направляя руки вниз и… Регулус поднимает глаза и замолкает, потому что Джеймс даже не смотрит вниз и явно не уделяет внимания его объяснениям. Он не отрывает взгляда от Регулуса, изучая его лицо, которое находится слишком близко. Пальцы Регулуса сжимают руки Джеймса, и он хочет отстраниться, но не может пошевелиться под его внимательным взглядом. — Я действительно тебе доверяю, знаешь, — шепчет Джеймс. — Ты не должен, — так же тихо отвечает Регулус. — Я сказал, что не буду колебаться, и я был серьезен в своем заявлении. — Я поверю, когда ты докажешь это. — Ты просишь убить тебя? — Беру тебя на слабо, — поправляет Джеймс, удерживая его взгляд. Он смотрит так, будто точно знает, что Регулус не сможет этого сделать, и именно это делает Джеймса таким опасным. То, что Регулус боится, что он окажется прав. Регулус отдергивает руки, как будто по ним прошлись кипятком, и вскакивает на ноги, привлекая к себе слишком много внимания. Но он чувствует на себе лишь взгляд Джеймса, когда уходит.

~•~

Сириус смотрит, как Марлин тянется за очередным напитком, облокотившись на барную стойку. Она выглядит неважно, но гораздо лучше, чем в прошлом и позапрошлом году. Четыре года назад она выиграла игры и с тех пор была наставницей, так что сейчас идет ее третий год в этой роли. Сириус взял ее под свое крыло, оказывая ей посильную помощь. Он помнит ее игры; он помнит, что она убила одного из его трибутов; помнит, что думал, что она умрет одной из первых, и как удивился, когда она дошла до конца. В этом году обоим трибутам Марлин меньше шестнадцати лет. Одному — четырнадцать, другой — пятнадцать. Они младше, чем были Сириус и Марлин, когда вышли на арену в свое время. — Они умрут, — бормочет Марлин, глядя в стакан, который ей дали. — Они такие… Сириус, они такие молодые, и они в ужасе, и я не… — Марлин, — говорит Сириус с нежностью в голосе, и это заставляет ее замолчать. Между наставниками существует странное взаимопонимание. В большинстве случаев. Есть исключения, воплощающие собой наставников Пожирателей смерти. Они, как правило, преуспевают в играх так же, как и их трибуты и Священные. Среди них Люциус Малфой, Антонин Долохов и Корбан Яксли. Несмотря на то, что все их подопечные будут соревноваться, большинство наставников проводят достаточно времени вместе, чтобы стать друзьями. На самом деле они все в одной лодке, и нет ничего лучше связи, сложившейся между людьми, связанными пониманием, особенно когда никто другой по-настоящему не может понять всю сложность ситуации. Они знают, что очень скоро их трибуты будут убивать друг друга, но от этого никуда не деться. Этого не избежать, поэтому им приходится сосуществовать с этой реальностью. Большинству из них это удается. Среди этого большинства — сам Сириус, Марлин МакКиннон, Фрэнк Лонгботтом и Эммелин Вэнс. В самом начале привязанность к трибутам — обычное дело. Ты начинаешь заботиться о них, узнавать их, чертовски стараешься их спасти — и чаще всего тебе не удается. В крайнем случае ты сможешь спасти только одного, и вероятность этого составляет буквально восемь процентов. Сириус успел подсчитать. Он отлично знает об этом. Поэтому наблюдать за тем, как умирают твои трибуты, всегда непросто, особенно когда начинаешь о них заботиться. Ты так надеешься на эти восемь процентов, но реальность такова, что шансы попасть в них слишком малы. Сириусу никогда это не удавалось. И Марлин, за те два года, что она была наставником, тоже. Из двенадцати менторов только один может привести домой одного победителя; вероятность того, что это будешь ты, также составляет восемь процентов. Это то, о чем не говорят. Шансы никогда не бывают в твою пользу. Сириус на собственном опыте научился не привязываться. Делать все возможное для своих подопечных, но смотреть в лицо жестокой правде, заключающейся в том, что они, скорее всего, умрут. Это не делает их смерть менее болезненной, но только так с ней можно справиться. Марлин все еще пытается этому научиться. Сириус знает, как это тяжело. — И самое ужасное, что все об этом знают, — наконец говорит Марлин, не в силах отпустить эту мысль. — Все знают, что у них ничего не получится, поэтому от меня уже отмахиваются спонсоры. Не помогает и тот факт, что моя команда дизайнеров — полное дерьмо. Мне не с чем, абсолютно не с чем, работать, Сириус. Поморщившись, Сириус протягивает руку и подталкивает ее стакан снизу, предлагая ей выпить. Вероятно, это не лучший способ справиться с этим, особенно учитывая, как легко алкоголь становится единственной опорой, но иногда… иногда нет другого способа справиться, кроме как притупить чувства. Сириус прибегал к этому довольно часто, когда только вернулся со своих игр, и Джеймс неоднократно вытаскивал его со дна, прежде чем он научился умеренности. Не то чтобы Джеймс действительно оставлял ему большой выбор. Он никогда не был резок. И это хуже всего. Он никогда не жаловался, не расстраивался, не умолял Сириуса быть лучше и стараться больше. Он просто заботился о нем каждый раз, не задавая вопросов. Джеймс не винил Сириуса, когда тот отворачивался от него, снова и снова опускаясь на дно; он просто поднимал его, приводил в порядок и оказывал помощь. Именно Джеймс не дал ему захлебнуться собственной рвотой; именно Джеймс обыскивал его комнату на наличие алкогольных напитков и наркотиков; именно Джеймс купал его, когда он не мог искупаться сам, а после одевал его, когда Сириус дрожал слишком сильно, чтобы сделать это самостоятельно. Джеймс верил в Сириуса каждый раз, когда ему становилось лучше, невзирая на факт, сколько раз он снова возвращался на дно после малейших улучшений. Именно Джеймс не дал Сириусу покончить с собой, повторив судьбу дяди Альфарда. Поэтому благодаря спокойной, твердой решимости Джеймса заботиться о нем Сириус снова взял себя в руки и стал лучше. Он любит Джеймса слишком сильно, чтобы не дать ему продолжать делать все это. Он знал — они оба знали — что Джеймс будет заботиться о нем так до конца жизни и по-прежнему улыбаться ему каждый день, а Сириус не мог так поступить с ним. Все в нем протестовало от одной только мысли. — Марлин, ты делаешь все, что в твоих силах, — тихо говорит ей Сириус. Уголки его губ опущены. — Так ли это? — хрипит Марлин, зажмурив глаза и прижимая стакан ко лбу. Сириус вздыхает. — Да, это так. Послушай меня, это так. Я знаю тебя, и тот спектакль, который ты разыгрываешь со спонсорами, это не ты. Учитывая, как тяжело тебе это дается, для кого ты это делаешь, если не для них? — Это не работает, — шепчет Марлин. — Ты делаешь все, что можешь. — Этого недостаточно. — А должно. — Сириус поднимает руку, чтобы выхватить стакан из ее руки, ожидая, пока она встретится с ним взглядом. — Должно быть, потому что это все, что ты можешь сделать. Это все, что ты можешь сделать, Марлин. Марлин глубоко вздыхает и отводит взгляд. — Если бы я могла пойти и умереть за них, я бы сделала это, не раздумывая. — Я знаю, — тихо говорит Сириус, потому что он действительно знает. Теперь он может прочувствовать это знание даже сильнее, учитывая тот факт, кто именно является трибутом в этом году. Каждая клетка его тела жаждет занять место любого из них и умереть, чтобы им не пришлось этого делать. — А ты? — спрашивает Марлин, снова взглянув на него. — В этом году тебе придется нелегко. Твой брат, твой лучший друг и новая команда дизайнеров. Как у тебя дела? Сириус колеблется. Марлин — друг, и он доверяет ей больше, чем любому другому наставнику, но решает не раскрывать слишком много информации. Он не хочет рисковать, когда на кону стоят жизни Регулуса и Джеймса. Поэтому он предпочитает обсудить самую безопасную тему, предоставленную Марлин. — Пока что новая команда дизайнеров кажется очень хорошей. Намного лучше, чем в предыдущие годы. Лидером является Доркас. Я мало с ней разговаривал, но она уже получила от Гидеона и Фабиана мерки Джеймса и Регулуса и начала над чем-то работать, что звучит многообещающе. Она встретится с ними завтра. — Доркас… Доркас… Доркас Медоуз? — спрашивает Марлин, ее брови взлетают вверх. — Вроде да. Почему ты переспрашиваешь? Ты ее знаешь? — Не лично, но… но она успела сделать себе имя в качестве стилиста. Своей работой она делает заявления, достаточные для того, чтобы некоторые из наиболее претенциозных людей отказались с ней работать. — О, она мне уже нравится, — говорит Сириус, затем делает паузу. — Возможно. — Для Священной она… — Марлин прочищает горло. — Ну, знаешь, большинство из них выглядят нелепо. А она… нет. — Так ли это, МакКиннон? — спрашивает Сириус, выгнув бровь, на что Марлин поджимает губы и отводит глаза. Сириус был бы последним человеком, кто осудил ее за связь с кем-то из Святилища, несмотря на то, что он сам никогда не был связан со Священными, даже если все думали по-другому. В Святилище ходят слухи, и те, что долетают до него, сводятся к его сексуальным отношениям со Священными. Так было с тех пор, как он выиграл свои игры, даже в шестнадцать лет, потому что он флиртует, очаровывает и дразнит, а ещё он никогда не отрицает и не подтверждает никаких намёков. Это то, что им нравится, — тайна и маленькая надежда на то, что однажды они получат частичку него, если сделают или скажут правильные вещи. У него было много предложений и взяток, но он мастер обходить их стороной и сохранять репутацию. Все думают, что у него было много любовников, особенно среди Священных, но последний раз, когда у него хоть что-то было, — это поцелуй с Мэри в шестнадцать всего за несколько дней до жатвы, в результате которой он вызвался добровольцем вместо своего брата. Они даже не встречались. И уж точно не заходили никуда дальше поцелуя, на этом его сексуальная жизнь закончилась. Становление секс-символом для Священных оставило горькое послевкусие во рту, потому что он точно знает: люди хотят его только ради того, чтобы потом сказать, что были с ним, а не ради него самого. — Оу, только посмотри на время, — бормочет Марлин, вскакивая со стула. Бросает взгляд на настенные часы. — Думаю, тренировка должна была уже закончиться. Мне надо встретиться с моими трибутами, а тебе — с твоими. — Угу, — мычит Сириус, его губы подрагивают, но он покорно поднимается, потому что она права. Когда он возвращается в номер, Джеймс и Регулус действительно уже там, и их обоих отчитывает Пандора. Сириус не знает, за что именно, но они выглядят понурыми. Они оба оживляются и вздыхают с облегчением, когда он входит. — Что бы они ни сделали, это не они, — объявляет Сириус и кладет руку на плечо Пандоры, пытаясь успокоить, а она бросает на него сердитый взгляд, после чего, ворча, опускается на свой стул. Сириус устраивается напротив Регулуса и Джеймса, поставив локти на колени и наклонившись вперед. — Ну и, что же мы выучили? — Джеймс чертовски тупой, — тут же заявляет Регулус, а Джеймс вскидывает руки. — Он сказал Пожирателям смерти пойти на хуй, Сириус. — Ты… — Сириус бросает взгляд на Джеймса, который чуть съеживается и опускает глаза в пол. Сириус тянет руку к переносице и зажимает ее, его глаза плотно закрыты, а головная боль уже дает о себе знать, когда он шепчет: — Конечно, ты это сделал. То, что я говорил не делать, конечно, ты сделал именно это. — Прости, — жалобно протягивает Джеймс. — Они пытались завербовать меня, Сириус! Что я должен был делать? Я… я сказал это… мягко? Сириус опускает руку и вздыхает. — Ты мягко сказал им пойти на хуй? — Я был весьма вежлив, — бормочет Джеймс. — Это не… — Сириус глубоко вдыхает и медленно выдыхает, заставляя себя расслабиться. — Ладно, давайте просто… Так, они пытались тебя завербовать? Почему? Ты сделал что-то? Джеймс быстро качает головой. — Нет, клянусь, ничего такого. Я едва ли вообще прикоснулся к оружию до того, как они ко мне подошли. Эм, кажется, главарь у них Мальсибер, но там еще есть Эйвери, Бернис и малец по имени Ходж. Он… он очень юный, Сириус. Крошечный прямо. — Да, это норма для Пожирателей смерти. Они берут одного-двух людей, которые не так уж и сильны. Расходный материал. Слабое звено, которое убьют первым делом, дойдя до конца. Полагаю, тебя хотели взять вторым? — Я… ну, я не знаю. Мне так не кажется. Они… они хотели меня, потому что думали, что я захочу помочь им убить Регулуса. — А, — тихо выдыхает Сириус, стараясь сохранить нейтральное выражение лица, тогда как его сердце падает в пятки. Он надеялся, так надеялся, что Регулус не станет мишенью только из-за имени. Надеялся, что есть возможность, при которой Регулус избежит этой участи, потому что Сириусу это не удалось. — У меня не было особого выбора, кроме как принять предложение или отказаться. Это была безвыходная ситуация, Сириус. Что я должен был сделать? Присоединиться к ним? — спросил Джеймс, широко раскрыв глаза. Сириус выдыхает. — Мне следовало этого ожидать. Вас с Регулусом противопоставляют, что не так уж и хорошо. Это как… стороны. Команда Джеймса против команды Регулуса. Нет, я никогда бы не сказал тебе присоединиться к Пожирателям, потому что они ужасны, но это… не хорошо. Совсем не хорошо. Теперь не только Регулус мишень, но и ты тоже, Джеймс. — Вот тебе и не попадайся на глаза, — бубнит Регулус. — Не провоцируйте их больше, это относится к вам обоим, — настаивает Сириус, почти отчаянно оглядывая обоих. — Уже поздновато, не так ли? — шепчет Джеймс. — Да, — подтверждает Сириус, по венам его бежит ужас. — Теперь они будут охотиться на вас обоих, так что мы меняем план. Регулус, завтра пойдешь прямиком к кинжалам. Джеймс, ты нашел хоть что-то, с чем тебе было бы комфортно? — Эм, топоры? — неловко произносит Джеймс. — Практикуйся с ними, — говорит ему Сириус. — И вы двое, держитесь вместе. Не отходите дальше, чем на пару шагов друг от друга. Выступайте единым фронтом и убедитесь, что они понимают — вы не будете легкой мишенью. Некоторые оказываются намного более мягкотелыми, чем кажутся, и если вам удастся запугать их, они подумают дважды прежде, чем охотиться на вас первым делом. Никакой рукопашки завтра, вы займетесь ей в последний день. Завтра ваша задача показать всем, что вы реальная угроза. — Главное — уверенность в себе, — говорит Пандора. — Я видела, как даже сильнейшие и самые самодовольные трибуты терпели поражение, потому что другой был уверен в победе больше, чем они. Игры не ограничиваются физическими показателями, это также и игры разума. Регулус приподнимает брови. — То есть ты все-таки хочешь, чтобы мы их провоцировали? — Нет, — возражает Сириус. — Я хочу, чтобы вы припугнули их издалека. Мы хотим, чтобы они опасались, а не злились. Продолжайте избегать их и не подходите к ним напрямую. Ты, Джеймс, полагаю, хотя бы поговорил с другими трибутами, если этого не сделал Регулус. — Да, с некоторыми, — признает Джеймс. — Был один парень, который мне очень понравился. Питер Петтигрю. Он кроткий. Безобидный, честно говоря. Слабонервный даже, так он сказал. Он уверен, что умрет довольно быстро, и он в ужасе. — И что он умеет? — спрашивает Сириус. Джеймс моргает, открывает рот и снова закрывает его. — Эм, ну, не знаю. Я видел его с ножом пару раз, но он выглядел так, будто не знает, что с ним делать. — Кто-нибудь еще? — допытывается Сириус, его голос напряжен. — Вэнити, — слабо произносит Джеймс. — Она просто гений в вопросе жуков. Узнала всех по одной лишь картинке. Ей, эм, пятнадцать. Сириус прикрывает глаза. — Кто еще? — Я поладил с Айрин, Диланом и Матиас. — И что они умеют? — Матиас хороши с арбалетом. Я наблюдал за ними. Они попали в мишень девять раз. — Сколько раз они стреляли? — Двадцать семь… — Двадцать семь. Джеймс вздыхает, а глаза Сириуса открываются. — Что ты хочешь, чтобы я сказал, Сириус? Это те, с кем я поладил, ясно? Те, которые умрут, думает Сириус, но не говорит. И все равно это комом сидит у него в горле, однако он переводит взгляд на Регулуса. — А ты? Хоть с кем-нибудь сошелся? — Был один, — говорит Регулус, отчего Джеймс выглядит изумленным. Сириус тоже удивлен. — Я, вообще-то, с ним не говорил, но я наблюдал. Он в основном держался один, даже не особо общался с другим трибутом из своего дистрикта. Просто… он умен, умеет лазить. Провел много времени на подвесных канатах, к тому же завязывает узлы быстрее, чем я когда-либо видел. — О, я знаю, о ком ты, — выдает Джеймс, расширив глаза. — Эван Розье. Я говорил с ним пару минут. Он показал мне, как завязать узел из лиан. Он тихий, кажется, ему больше всего хотелось, чтобы его оставили в покое. — Он незаметный, — добавляет Регулус. — Вот тут уже есть потенциал, — бурчит Сириус. — Посмотрите, что из этого выйдет, но не давите на него. Последнее, что нам нужно, — это разозлить его так, что он завяжет вам петлю. — Спасибо за эту прекрасную мысленную картинку, Сириус, — говорит Регулус, морщась, и, протягивая руку к горлу, слегка поглаживает его. — Выглядишь уставшим, — комментирует Джеймс, его брови нахмурены, потому что, конечно, Джеймс будет волноваться о нем, даже сейчас. — Я в порядке, — лжет Сириус с натянутой улыбкой. — Мне просто нужно в душ. Пандора тянется, чтобы подпихнуть его колено. — Давай, иди в душ. Я немного за ними присмотрю. Ужин будет только через несколько часов, так что у нас есть время на отдых. — Да, хорошо, — бормочет Сириус, потому что в Святилище он постоянно чувствует себя грязным и никогда не может ощутить себя чистым. — Тебе нужны полотенца? — спрашивает Пандора. — Да, спасибо, — говорит Сириус, отходя в сторону. Он знает, что она об этом позаботится. Она одна из Священных, которым он действительно доверяет. Честно говоря, никто даже не представляет, насколько он вкладывается в работу. В своей комнате Сириус копошится, собирая одежду, в которую переоденется, потому что он все еще в том, что надел, чтобы очаровать сегодня спонсоров. Это как надеть униформу, и Сириус всегда скучает по своей домашней одежде, когда он здесь. Здесь все кашемировое, шелковое и сатиновое, это все объективно выглядит и ощущается хорошо, но это все еще не его поношенная, побитая кожанка, которую он носил годами. Может, это нелепо, но после того, как он вернулся домой с игр, он свернулся калачиком вокруг своей куртки и плакал в нее, как ребенок. Он так боялся, что она больше ему не подойдет, будто он был другим человеком с совершенно другим телом, но она все же села как влитая. Она до сих пор подходит ему. Кто-то стучит в дверь, и, открыв ее, он видит Ремуса, стоящего по ту сторону со стопкой белых пушистых полотенец. Сириус резко всасывает воздух и быстро моргает. По собственной глупости первым делом он выдает: — Ты не в маске. — Мне казалось, что я не обязан носить ее здесь, — отвечает Ремус. — О, и здравствуй. Я принес полотенца, которые ты просил. — Ты не обязан. То есть, здравствуй. Привет. Нет, эм, ты не обязан носить ее, конечно, нет, — тараторит Сириус. — Я просто… ну, большинство людей не снимают их. Обычно мне приходится делать это за них. — Не особо важно, кто ее снимет, не так ли? В любом случае, если меня поймают или об этом узнают, я труп или хуже, — бормочет Ремус, полупожимая плечом. — Мы никому не скажем, и никто не поймает тебя здесь, — уверяет его Сириус. Он останавливается. — Хуже… хуже, чем смерть. — Бывают вещи и похуже, — говорит Ремус. — Знаешь, я проходил через это. — Я тоже, — тихо признается Сириус, сам удивляясь своей откровенности. Ремус надолго останавливает на нем взгляд, потом кивает. — Да, что ж, вот твои полотенца. — Оу! Оу, да, эм… — Сириус прочищает горло и делает шаг назад. — Ты можешь войти. Я просто… я собираюсь пойти в душ. — Хочешь, чтобы я повесил их рядом с душевой для тебя? — Оу, нет, нет, ты не обязан это делать. Можешь просто оставить их на кровати. Спасибо. — Не за что, — говорит Ремус, проходя в комнату, чтобы положить полотенца на кровать. Сириус возвращается в гардеробную несмотря на то, что уже выбрал одежду. Он вроде как прячется. В своей гардеробной. Кашлянув, он подает голос: — Что ж, будет ли это ужасно клишированно с моей стороны, спросить, каково твое преступление, Ремус? — А что, если я не хочу отвечать? — произносит Ремус. — Тогда… не отвечай? — Сириус хмурится, глядя на набор нарядов перед ним. Слишком много пайеток. — Если ты не хочешь, то не обязан. Это относится ко всему, на самом деле, по крайней мере, со мной. Устанавливается недолгая тишина. — Я не хочу отвечать. — Хорошо, — тут же соглашается Сириус. — Нужно что-то еще, мистер Блэк? — О, не надо… ты не должен называть меня так. Просто Сириуса будет достаточно. — Нужно что-то еще, Просто Сириус? — спрашивает Ремус, в его голосе слышится смутная нотка веселья. Сириус быстро прячет лицо в руки, затем несколько раз стучит запястьем по лбу. Делая глубокий вдох, он поднимает голову и поворачивается, чтобы выйти из гардеробной, с совершенно пустыми руками. — Сириус. Я имел в виду… называй меня Сириусом. — Сириус, — мягко говорит Ремус; уголки его губ изогнуты. Не отрывая взгляда от Сириуса, он кивает. — Нужно что-то еще, Сириус? Что угодно? — А тебе? — выдает Сириус. Ремус недоуменно моргает. — Извини? — Просто… я в том смысле, что… Нужно ли тебе что-то? — спрашивает Сириус, чувствуя, что вот-вот начнет ерзать. — Ты голоден? Ты можешь опять присоединиться к нам за ужином, если хочешь. — Да, хорошо, только сперва мне нужно его приготовить, — говорит ему Ремус. Сириус останавливается, а затем бормочет: — Ты же готовишь на нашей кухне, не так ли? — Да. — Тебе нужна помощь? — Нет. — Тебе хотелось бы помощи? Ремус снова долго смотрит на него, и уголки его губ ползут вверх. Его взгляд смягчается, и от этого в желудке Сириуса что-то переворачивается, как будто он катится вниз с горы. — Если ты хочешь. — А ты хочешь? — уточняет Сириус. — Мне бы была приятна твоя компания, — уточняет Ремус. Сириус не готов к тому, какой эффект оказывают эти слова на его тело. Он более чем уверен, что покраснел от макушки до пяток, и он прикрывает рот рукой, чтобы спрятать растущую улыбку, когда отводит взгляд. — Да, хорошо. Так когда ты планируешь начинать? — Через час. У тебя достаточно времени, чтобы принять душ. — Отлично. Я… приду. — Хорошо, Сириус, — говорит Ремус, фыркая от смеха. — Я свободен? — Что? — Сириус моргает, затем вздрагивает. — Оу! О, да, конечно. Тебе не нужно спрашивать. Ты можешь просто приходить, уходить, когда захочешь, и оставаться, если ты готов. Или не оставаться. В смысле, если ты… если ты вдруг не… готов. Эм. — Хорошо, — повторяет Ремус, а затем окидывает его долгим взглядом, прежде чем развернуться и уйти, не сказав больше ни слова. Когда он выходит из комнаты, слышен лишь тихий смешок. Лицо Сириуса горит, он хватает полотенце и приглушенно стонет в него, направляясь в душ. По пути он врезается прямо в стену, просто потому что это Сириус.

~•~

Суть того, чтобы быть слугой в Святилище, заключается в том, что ты слишком привыкаешь к тому, чтобы оставаться незамеченным; настолько, что когда тебя замечают, ты тут же в курсе. Доходит до того, что ты чувствуешь, когда на тебя смотрят. Ремус может почувствовать, как на него смотрят прямо сейчас, на кухне, пока он нарезает овощи с помощью выданного аппарата. Он стоит к двери полубоком, поэтому ему не видно, кто за ним наблюдает, но ему не нужно и трех попыток, чтобы понять, кто это. Никто не замечал Ремуса в Святилище, так было до Сириуса. Какое-то время Ремус не поднимает голову, задаваясь вопросом, как долго Сириус собирается смотреть на него, не объявляя о своем присутствии. Никто так раньше не делал — не наблюдал за ним, как будто там действительно есть на что смотреть. Не здесь, не в Святилище. Здесь он просто тень, двигающаяся по комнате, которую можно проигнорировать. Менее значимый, чем гребаная мебель. Сириус так сильно поменял его жизнь за долю секунды. В ту секунду, когда он попытался снять маску с лица Ремуса, Ремус почти буквально мог видеть, как жизнь проносится у него перед глазами — и это точно не было той жизнью, которой он гордился, по крайней мере с того момента, как он попал в Святилище. И что было у него впереди? Еще больше такой же жизни? Так что, в ту секунду, Ремус почти был рад. Однако, это вообще оказалось не тем, чем казалось. Напротив, это было и есть чем-то особенным, к чему Ремус вряд ли мог когда-нибудь себя подготовить. Как правило, люди не беспокоятся о слугах. Они просто… не делают этого. Не важно, Священные они, трибуты или менторы; нет смысла беспокоиться о слугах, потому что для них все равно ничего не сделаешь. Их судьба предрешена, до самой смерти, и нет способа помочь им. Поэтому люди не пытаются и не переживают за них. На самом деле Ремус никого не винит. Так легче, не правда ли? Они все в каком-то смысле слуги Святилища; просто в его случае это более очевидно. Не то чтобы у него был выбор, но все же. Сириус беспокоится. Он беспокоится достаточно, чтобы заметить их, достаточно, чтобы дать им пространство и свободу просто, блять, дышать нормально; чтобы говорить с ними и обращаться с ними так, словно они тоже обычные люди. Он беспокоится достаточно, чтобы раз за разом стирать четкую грань между слугами и его властью над ними, позволив Ремусу обращаться к нему по имени, предлагая выборы и свободу воли. Он беспокоится достаточно, поэтому четко обозначил свою позицию, настолько, что все вокруг него делают так же и принимают это. И, знаете, Ремус слышал о Сириусе Блэке. Конечно, слышал. Слуги знают всё обо всём, потому что они хоть и могут молчать, но они все еще слушают. Ремус слышал все, но он просто не такой человек, который верит любым слухам о ком-то до того, как познакомится с ними. Единственное впечатление, которому он доверяет, — его собственное; и Сириус… что ж, он произвел то еще впечатление. Ремус вытаскивает поднос с нарезанными овощами и аккуратно пересыпает их в сковородку. Все на кухне ориентировано на безопасность, поэтому у Ремуса нет доступа ни к чему острому или горячему, перестраховка на случай, если ему в голову что-то взбредет. Даже сковородки на плите прочно закреплены, что означает, что на самом деле он ничего не может взять. По крайней мере, он готовит в основном без использования рук, так что ладно. Сириус все еще там, и Ремус уже не выдерживает, поэтому он оглядывается, чтобы обнаружить, что Сириус все еще наблюдает за ним так, будто каждое его движение завораживает. На секунду он теряется, а потом вздрагивает, понимая, что его раскрыли. Он выпрямляется и закашливается. — Привет, прости, я просто… — Сириус делает невнятный жест в сторону Ремуса. — Никогда не видел, чтобы ей пользовались, поэтому… — Это достаточно просто. Хочешь попробовать? — спрашивает Ремус, указывая на аппарат еще не порезанной луковицей. — Оу. Давай, — говорит Сириус, заходя в кухню. Он колеблется, когда подходит ближе к Ремусу, будто не уверен, можно ли ему стоять в его личном пространстве. Он даже делает этот жест, чтобы убедиться, и Ремус борется с улыбкой, кивая ему. Это. Это тот мужчина, который пытался снять с него маску, даже не спрашивая. Он такой… непредсказуемый. Его волосы влажными колечками завиваются над плечами, прямо как в первый вечер, когда Ремус увидел его, сияющего в свете от ламп под потолком. Ремус также чувствует запах его шампуня, что-то с розмарином и мятой. Сириус разглядывает аппарат, облокотив руки на столешницу, а затем смотрит на Ремуса, выглядя потерянным. Ремус пытается не рассмеяться. Он не думает, что пытался так сильно в течение долгого времени. — Ты же смотрел, нет? — Да, на тебя, — отвечает Сириус, а затем тут же начинает путаться в словах. — Я не это имел в виду… я не… я хотел сказать. Я смотрел, как ты… — Сириус, — перебивает Ремус, чувствуя волнение от того, что он так делает. Он бы ни с кем не мог так сделать, но Сириус ему позволяет. Он даже затыкается, его щеки красные. — Я покажу тебе еще раз. Обещаю, это не сложно. Сириус кивает, румянец расцветает на щеках, и Ремус на секунду удивляется, что это тот самый Сириус Блэк, известный как приятный, очаровательный мужчина, который может соблазнить любого. Пока что Ремус узнал, что Сириус в основном представляет из себя запинающееся недоразумение. Красивое запинающееся недоразумение, но все же. Это не совсем то, чего ожидал Ремус от человека, у которого, по слухам, была вереница удовлетворенных любовников по всему Святилищу. Честно говоря, красивое запинающееся недоразумение нравится Ремусу больше. Ремус берет луковицу и стукает ей о столешницу, затем хватает ее и разламывает на две части, откладывая одну половину в сторону для Сириуса, а с помощью другой показывает, как пользоваться аппаратом. Сириус зашелся в приступе кашля, но он хлопает ладонью по груди и яростно промаргивается, бормоча, что он в порядке, пока внимательно наблюдает. Когда наступает очередь Сириуса, что-то идет не так. — Думаю, я все сломал, — шепчет Сириус с широко раскрытыми глазами. — Ты ничего не сломал. — Ремус, я более чем уверен, что сломал. Мы не достанем поднос. — Подожди, дай я посмотрю, — говорит Ремус, все еще пытаясь не рассмеяться от того, насколько обеспокоенно звучит голос Сириуса. Он посылает ему маленькую улыбку и притягивает аппарат поближе, чтобы рассмотреть его снизу. Спустя секунду он хмыкает и отставляет его. — Что ж, и правда сломал. Прекрасно. Теперь они отрубят мне за это пальцы. Сириус издает странный придушенный звук. — Что? Нет, это не… — Я шучу, — обрывает его Ремус, фыркая, и тянется к кнопке техобслуживания. Аппарат начинает жужжать. — Ты просто оставил измельчитель включенным надолго, и луковица попала в механизм. Дай ему минуту, и он сам ее выплюнет. — Оу, не делай так. У меня чуть инфаркт не случился, — выпаливает Сириус, смотря на него с недоумением. — Да, сэр, — говорит Ремус, наклоняя голову. — Нет. Нет, я не это имел в виду… это не приказ, или… В общем, я не отдаю приказов. Не делай, что я говорю. — Вообще? — Ну, если ты не хочешь. Просто… делай, что хочешь. — Да, сэр. — Тебе не… Ремус, тебе не обязательно называть меня так, — говорит ему Сириус напряженным голосом. Ремус больше не может сохранять серьезное выражение лица. На его лице появляется улыбка. — Ага, все еще шучу, Сириус. — Оу. — Сириус моргает. У него незаконно густые и длинные ресницы. — Ты стебешься надо мной. — Немного, да, — признается Ремус. Сириус пораженно фыркает от смеха, качая головой в восхищении. — Извини, тебе придется простить меня. Мне больше не над кем стебаться. Я так скучаю по этому. Сириус прочищает горло и опирается на столешницу, закусывая губу. — Как много времени прошло с тех пор, когда было, над кем? Отвечать, конечно же, не обязательно. — Пять лет, — все равно отвечает Ремус. Знание, что он мог так не делать, успокаивает его. — Я служу уже пять лет. — Не здесь, — заявляет Сириус уверенно. — Я никогда раньше не видел тебя здесь. — Может, ты просто меня не заметил, — бормочет Ремус, с любопытством смотря прямо на него. — Нет, я бы определенно тебя заметил, — говорит Сириус, смотря на свои руки; он беспокойно перебирает пальцами. И он все еще закусывает нижнюю губу. Ремус надеется, что он никогда не перестанет. — Ты прав. В каком-то роде, — говорит ему Ремус, и Сириус поднимает голову, нахмурив брови. — Первые три года меня здесь не было. Последние два — был, но мне нельзя было работать на мероприятиях, и меня никогда не назначали работать с тобой, поэтому ты никогда меня не видел. — Тебе нельзя было работать на мероприятиях? — Слишком много штрафов. — Штрафов, — озадаченно повторяет Сириус. Ремус фыркает. — Слуги получают штрафы за ненадлежащее выполнение своих обязанностей или за любое неподобающее поведение. Штрафы складываются из жалоб. Ты смотришь на неоднократного нарушителя, осмелившегося закатить глаза. О, и однажды я случайно пролил вино на чудесную рубашку какого-то чиновника. — Случайно? — спрашивает Сириус, уголки губ ползут вверх. — Он сделал ставку на чью-то смерть на играх, и он смеялся и бахвальствовал, потому что он выиграл вместо того, чтобы отреагировать как нормальный человек — расстроиться, что кто-то только что умер, — объясняет Ремус. — Так что нет, не случайно. Сириус смотрит на него с неприкрытым уважением. Ремус может видеть его, этот блеск в чужих глазах, что-то тяжелое и теплое. — Да? Что ж, хорошо. Это меньшее, чего он заслуживал. Что значат штрафы? — Наказание. Дальнейшее перевоспитание. Особое назначение, которое лишает тебя возможности запороть что-нибудь еще, — говорит Ремус. — Слишком много штрафов приводят к смерти, но никто не знает, сколько именно. У меня было четыре до того, как я взял себя в руки и оказался здесь. — Мы не будем жаловаться, если это поможет. Ты можешь буквально вылить мне на голову целую бутылку вина, и мы все равно не будем жаловаться, — сообщает ему Сириус, и Ремус смеется. Сириус улыбается ему в ответ. — А есть какая-то система поощрений или что-то подобное? Что, если мы оставим тебе замечательный отзыв? Что ты получишь? — Ничего, — отвечает Ремус, и улыбка Сириуса меркнет. Ремусу это не нравится, так что он вытягивает поднос и смотрит, как он выскакивает вместе с порезанной луковицей. — Вот и все. Одна нарезанная луковица. Ты ничего не сломал. — Что просто удача. Ты знаешь, как некоторые люди любят мастерить? Типа ты даешь им вещь, а они чинят ее или делают из нее что-то новое? — Допустим. — Что ж, да, я полная противоположность, — неловко сообщает ему Сириус, разводя руками. — Я действительно чертовски разрушительный, даже если обычно я этого не хочу. Я просто… разбираю вещи на части. Ломаю их. Так что знай, если тебе когда-нибудь нужно будет что-то сломать, я весь твой. — Он вздыхает и опускает руки. — Прости, не думаю, что из меня выйдет отличный помощник. Я и правда могу что-нибудь сломать. Ремус видит, что для него это острая тема, и это заставляет его сердце сжаться. Он думал, что ничто в Святилище не сможет так на него повлиять. — Что ж, здорово, что мне не нужна помощь, не правда ли? Ты здесь, потому что мне приятна твоя компания, помнишь? Уж это ты не испортишь. Как и тогда, лицо Сириуса краснеет настолько, что Ремусу его почти жалко. Румянец распространяется даже по шее. Неужели никто до этого не хотел его компании, просто чтобы он побыл рядом? Ремус не может удержаться от мысли, что это невероятно грустно. Он не слуга, не то что Ремус, так почему никто не видит его? Ремус видит его. Он смотрит прямо на него, и у него нет желания отвернуться. Это неправильно, и ему правда не стоит, но он не очень хорош в том, чтобы делать все правильно и как следует. — Я и правда мог бы, — бормочет Сириус, отворачиваясь. — Испортить даже это. Поверь мне, Ремус, я правда мог бы. — Я так не думаю. — Ремус поворачивает голову, чтобы поймать его взгляд, улыбаясь ему. — Докажи, что я ошибаюсь. Я бросаю тебе вызов. — Раз ты настаиваешь, — выдыхает Сириус, а затем забирается на столешницу, болтая ногами, словно ребенок, и улыбаясь так, как будто он не может с этим бороться, как будто он так рад быть здесь. Ремус возвращается к готовке, а Сириус начинает говорить, и к тому времени, как еда готова, единственное, в чем Сириус преуспел, так это в доказательстве того, что Ремус был прав.