~•~
Джеймсу совсем не нравится повисшее между Сириусом и Регулусом напряжение. Если честно, это действует ему на нервы, потому что им нужно разобраться со своим дерьмом до начала игр, которые начнутся через три гребаных дня, включая этот. Дело в том, что Джеймс смирился с тем, что умрет. Рад ли он этому? Конечно нет. Он не рад, что больше никогда не увидит своих родителей, что больше никогда не сможет вернуться домой, не сможет остаться с Сириусом, нуждающимся в его поддержке, который, в отличие от Джеймса, когда-нибудь встретит старость. Конечно, Джеймс ни черта не рад, что оказался в такой ситуации, но тем не менее он смирился с этим, потому что это его выбор. Что касается альтернативного исхода… он не сможет этого сделать. Он просто не станет. Поэтому в каком-то смысле тот факт, что Сириус и Регулус остаются холодными и отстраненными, тратя впустую ценное время, которое могли бы использовать для налаживания отношений, похож на хлесткую пощечину. Джеймс знает, что это сложно, что они не могут преодолеть проблемы, длящиеся десятилетия, за несколько дней, особенно в условиях стресса, в котором они все сейчас находятся. Но, несмотря на это, он все равно хотел бы, чтобы их отношения снова были в порядке. Джеймса раздражает Регулус, потому что настанет момент, когда Сириус будет в нем нуждаться; Джеймса раздражает Сириус, потому что Регулус нуждается в нем уже сейчас. Они так сильно любят друг друга, больше, чем каждый из них осознает, и, если бы они могли просто принять это и открыться, им обоим бы стало легче. Они оба такие упрямые, настолько стоящие на своем, что это сводит Джеймса с ума. Но, так как Джеймс всегда ищет во всем лучшее, он может признать, что, несмотря на всю отвратительность ситуации, она заставляет Регулуса и Сириуса взаимодействовать друг с другом. Эй, это уже что-то. Он готов радоваться и этому. Сириус мечется по комнате, тщательно взвешивая каждое слово, что уже говорит о том, что он по крайней мере прилагает усилия. То же нельзя сказать о Регулусе, который сгорбился в кресле, скрестив руки и не снимая с лица хмурое выражение. Джеймс не считает справедливым, что кто-то может выглядеть настолько хорошо даже с кислой миной, но Регулусу это легко удается. — Рита Скитер, — начинает Сириус, и Пандора издает презрительное фырканье, вызывающее у Регулуса подобие короткой улыбки. Джеймс делает то же самое, потому что, честно, невозможно не проникнуться симпатией к Пандоре. Даже Регулус поддался ее чарам. — Она проводит интервью и комментирует игры уже четыре года. Рита обустроилась в Святилище и сделала себе имя. Все Священные от нее без ума, и она хорошо знает, что делает. — Не все Священные, — ворчит Пандора, и Джеймсу приходится подавить усмешку, вызванную издевкой в ее голосе. Сириус откашливается, скрывая смех. — Ах да, Пандора пыталась устроиться на ту же работу, но Рита… — Беспутная, морально развращенная змея, которая сделает все и будет идти по головам, чтобы получить то, что хочет, — огрызается Пандора, и брови явно пораженного ядом в ее словах Регулуса взмывают вверх. Он смотрит на Джеймса, и, как только их взгляды встречаются, они одновременно отводят глаза, чтобы не разразиться хохотом. Тем временем Пандора хмыкает. — У некоторых из нас есть принципы. Я не собираюсь нарушать их или опускаться до уровня, необходимого, чтобы получить эту работу. Это отвратительная, ужасная должность. Я хотела оказать сочувствие, неподдельную искренность тем, кого мы встречаем и теряем каждый год, но нет, всем нужна драма. Черт… — Да, да, мы на твоей стороне, Пандора, — говорит ей Сириус, похоже, действительно искренне. Это немного смягчает пыл Пандоры, и Джеймс в очередной раз с удивлением отмечает, что в Святилище есть люди, о которых Сириус действительно переживает: коллеги-менторы, некоторые Священные и, конечно, Пандора. — Никаких сомнений, что ты подошла бы для этой работы больше, но я эгоистично благодарен за то, что тебе отказали и теперь у меня есть ты. Мы все благодарны, не так ли? — О да, безусловно, — поддерживает его Джеймс. — Не вижу особой разн… — Выражение лица Регулуса становится еще более хмурым, когда Сириус отвешивает ему подзатыльник, проходя мимо, и бросает на него строгий взгляд. Регулус закатывает глаза. — Да, Пандора, мы очень благодарны тебе за то, что ты делаешь для нас. Мы очень тебя ценим. Теперь Пандора выглядит намного счастливее. — Спасибо. Если честно, я гораздо счастливее здесь. Продолжай, Сириус. — Итак, как уже услужливо объяснила Пандора, Риту нельзя назвать хорошим человеком, — объявляет Сируис, продолжая мерить шагами комнату. — Ей плевать на вас. Все, что ее волнует, — драма. Она жаждет историй, скандала, тайны, которую сможет раскрыть. Я видел, как она во время интервью буквально уничтожала мужчин вдвое больше себя и делала так, что из бесчисленного количества спонсоров не оставалось никого. — Она действительно способна на это? — спрашивает Джеймс настороженно. — Она способна и будет делать именно это, — предупреждает Сириус. — Если она заметит малейший намек на слабость, то обязательно набросится. Если есть что-либо, что она может раскрыть, то она выкопает это с корнем. Джеймс нервно сглатывает. — Под чем-либо ты имеешь в виду?.. — Секреты. Вранье. Драмы. Все, от чего Священные будут в восторге, — объясняет Сириус. — Тебе не о чем беспокоиться, Джеймс. Тебе нечего скрывать, и вокруг тебя не будет никакой драмы. — Ты… ты уверен в этом? — спрашивает Джеймс немного высоким голосом. Сириус лениво отмахивается от него. — Совершенно точно. В крайнем случае она постарается прощупать почву на тему того, ненавидишь ли ты Регулуса, но это не так, и ты скажешь ей об этом. Она, без сомнений, спросит, не ссоритесь ли вы, и втянет в это меня, но ты не самая сложная часть этого уравнения. — Предполагаю, ты имеешь в виду меня, — категорично заявляет Регулус и тяжело вздыхает. — Почему это всегда должен быть я? — Потому что ты Блэк и наша семья проклята, — отвечает Сириус, и Регулус слабо фыркает, вскидывая руки в знак согласия. — Но да, все зависит от тебя. Регулус, послушай меня, если она увидит хотя бы намек на то, что у тебя ко мне сложные чувства, она расчленит их на части. Понимаешь, о чем я? Если ты проболтаешься, что мы не… что вещи намного сложнее, чем кажутся, она будет отламывать кусочки, пока не останется ничего, а потом выставит их перед всеми. И под всеми я подразумеваю всех. Регулус смотрит на него, чувствуя себя некомфортно. В таком редком для него проявлении уязвимости, он шепчет: — Сириус, я не знаю… Я не знаю, как это делается. Я не знаю, как говорить с людьми. Я не такой, как ты. Я не могу… Я не знаю, как быть… — Регулус, — аккуратно перебивает его Пандора. — Именно поэтому мы здесь. Мы поможем тебе, хорошо? Ты будешь подготовлен ко всему, что эта мерзкая гадюка способна выкинуть. — Посмотри на меня, — говорит Сириус тихо, приседая рядом с креслом Регулуса, чтобы находиться с ним на одном уровне и удерживать его взгляд. — Ты… ты не можешь закрыться, Реджи. Когда ты будешь у всех на виду, ты не можешь уйти в себя и спрятаться. Я знаю, что тебе бы этого хотелось, но тебе нужно показать себя так, чтобы они в тебя влюбились. Я знаю, что ты ненавидишь это, и я понимаю тебя. Действительно понимаю. Но от этого зависит твое выживание. Ты просто должен пройти через это, ладно? — Я не знаю, как заставить людей полюбить меня, — отвечает Регулус тихо, и это, возможно, самая душераздирающая вещь, которую Джеймс когда-либо слышал в своей гребаной жизни. Это пробивает его сердце насквозь. Горло Сириуса сжимается, и он зажмуривает глаза, медленно выдыхая. Когда он открывает их, то едва слышно говорит: — Тебе не нужно заставлять людей любить тебя. — Ты только что сказал… — Я знаю, что я только что сказал, но сейчас я говорю о другом. Я не говорю о Священных. Я… я имею в виду, в жизни, Регулус. Ты не должен заставлять людей любить тебя; они просто делают это. Те, кто любят, они любят тебя просто потому, что ты — это ты. — Никто… — Регулус прерывается. Его рот закрывается, а выражение лица меняется. Он замолкает и отводит взгляд. Джеймс чувствует, как замирает его сердце, потому что он знает, чем должна была закончиться эта фраза. Они все знают. Было чертовски очевидно, к чему она шла. Никто не любит меня. Сириус выглядит пораженным, а затем — потому что он тоже Блэк, и его характер не менее сложный, чем характер Регулуса, если не больше — его лицо тоже становится пустым. Он поднимается на ноги и начинает снова ходить по комнате, запустив руки в волосы. Его взгляд отстраненный и мутный. Джеймс чувствует, как все внутри него замирает, потому что это идеальная возможность для Сириуса сказать Регулусу нечто важное, но Сириус, слишком замкнутый в себе, не может или не хочет этого делать. Джеймс мог бы сказать это. Тебя любят. Сириус любит тебя. Он мог бы сказать многое, но самое худшее в том, чтобы знать о необходимости сказать некоторые вещи, — понимать, что не ты должен озвучить их. Регулус не хочет слышать эти слова от него. Как бы Джеймс ни преподнес их, Регулус в них не поверит. Честно говоря, Джеймс не думает, что Регулус хочет услышать это и от Сириуса. В каком-то смысле это только усложнит их отношения. — Помнишь, как мы играли в переключатель? — резко спросил Сириус, разворачиваясь лицом к Регулусу. Регулус медленно поворачивается, хмурясь. — Да? — Переключатель? — спрашивает Пандора с любопытством. Сириус усмехается, и даже Регулус слегка язвительно улыбается, как будто они делятся внутренней шуткой, которая одновременно смешная и совсем нет. — Это игра, в которую мы играли, когда были детьми, чтобы попытаться избежать наказаний со стороны родителей. Что-то вроде тренировки. Это не всегда срабатывало, но иногда получалось. — Мы использовали это, когда делали что-то не так. Когда что-то ломали, поздно возвращались домой или говорили что-то, что не должны были, — объясняет Регулус. — Метод Сириуса заключался в том, чтобы быть настолько непредсказуемым, насколько это возможно. Однажды он разбил вазу, и, когда мама начала его наказывать, он целый час рассказывал — я не шучу — разные сплетни, которые слышал в округе, в надежде, что что-нибудь другое разозлит ее еще больше. В тот раз это сработало. Его просто отправили в его комнату. — Один из самых счастливых моментов детства, — язвительно говорит Сириус. — Метод Регулуса заключался в том, чтобы быть невинным ангелочком, никогда не делающим ничего плохого. О, то разбитое окно? Нет, мама, конечно, твой драгоценный малыш не запускал в него мяч. Твой малыш заносил его в дом, споткнулся, упал, мяч подпрыгнул, и это случилось. Конечно, он хотел собрать стекло, но что, если он бы поранился? Мама, твой малыш очень сожалеет, он сейчас пойдет и подберет осколки. Что это? Ты не хочешь, чтобы твой милый ангелочек порезал пальчики? Просто быть осторожнее в следующий раз? Конечно, мама. Конечно. Губы Регулуса кривятся в ухмылке. — Я до сих пор не могу поверить, что она купилась на это. — Он выигрывал в игре в переключатель чаще, чем я, — объясняет Сириус, качая головой. — Кто-то очень расстроен этим фактом, — комментирует Регулус, поддразнивая. — Не могу ничего поделать с тем, что я был так хорош. — Все дело в твоих глазах, — бормочет Сириус. Он указывает на Регулуса и приподнимает брови, переводя взгляд на Джеймса и Пандору. — Он может плакать по команде. Просто вызвать слезы за несколько секунд. Я видел это своими глазами. Чертов псих. — Что, ты правда можешь? — выдыхает Пандора с интересом, наклоняясь вперед. — Да, — признает Регулус, пожимая плечами. Сириус кривится. — Это не нормально, Рег. — Сделай это, — просит Пандора с восторгом. — Что, сейчас? — спрашивает Регулус, хмурясь. — Я против, — вклинивается Джеймс. — Давайте сведем слезы к минимуму, хорошо? Будь они фальшивыми или нет. Регулус издает хриплый смешок. — Это перестало действовать на Сириуса, когда мне исполнилось восемь. — Всегда можно понять, когда его слезы фальшивы, — это все, что говорит Сириус. Он пожимает плечами, когда Джеймс недоверчиво смотрит на него. — Поверь мне, его настоящая истерика не выглядит спокойной. Он весь трясется и с трудом дышит, когда плачет по-настоящему. — Да, но ты тоже уродлив, когда плачешь, так что, — ворчит Регулус и ехидно улыбается, когда Сириус отмахивается от него. — Звучит потрясающе, — заявляет Пандора восторженно. — Покажи. — Нет, — резко говорит Джеймс. — Мы можем просто… В этом вообще есть смысл? Ты хочешь сказать, что он должен притворно плакать во время интервью, Сириус? — Нет, я не думаю, что стоит заходить так далеко, особенно на арене. — Сириус скрещивает руки и возвращается к хождению по комнате. Его глаза выглядят задумчивыми, когда он проводит пальцем по губам. — В интервью речь идет о балансе. Это очень важно. Думай об этом как о жонглировании тарелками. Ты не можешь уронить даже одну из них, потому что это обязательно повлечет за собой падение остальных. Регулус приподнимает бровь. — Я хорош в балансировании вещей. — Да, я знаю. Джеймс более неуклюжий. — Сириус надувает губы, затем хлопает в ладоши. — Хорошо, у тебя есть три тарелки, да? Одна из них — уровень угрозы, который зависит от того, каким тебя видят твои враги на арене. В начале ты неплохо сбалансировал этот параметр, но, скорее всего, успел провалить его, совершив поступок, который принес тебе высокий балл. Теперь они опасаются тебя, Регулус, и это хорошо. Менее хорошо то, что они будут стремиться избавиться от тебя как можно скорее. Итак, одна тарелка выпала из рук, но она не разбита. Ты не разбил ее. Ты хорошо владеешь кинжалом, умеешь драться и бегать. Ты достаточно умен, чтобы перехитрить этих безмозглых идиотов. — Хорошо, — медленно и осторожно произносит Регулус. Он явно не ожидает, что Сириус забудет об источниках их последней ссоры. — Вторая тарелка — политический ущерб, — продолжает Сириус, вздыхая и скрещивая руки. — В этом случае речь идет о создателях игр и правительственных чиновниках, особенно об их мнении о вас. Любимчик ли ты, серая мышь или создал проблемы — ты сделал последнее, сделав Слизнорту неожиданную стрижку. — Я отрезал кончик его волос с одной стороны, — протестует Регулус. — Сириус, честно, не видно никакой разницы! И я мог бы его убить, понимаешь, но не сделал этого. Это уже что-то! Сириус прикрывает лицо рукой, а потом, что удивительно, смеется. Его смех все еще разносится по комнате, когда ему удается выдавить: — Ты… ты понимаешь, что говоришь как я? — Нет, — мгновенно возражает Регулус, обиженно отпрянув назад, словно не в силах придумать ничего более оскорбительного. — Рег, это абсолютно то же самое, что сделал бы я, и ты защищаешь себя посредством того, что указываешь на то, что мог бы поступить значительно хуже, а это именно то, что обычно делаю я, — сообщает ему Сириус, опуская руку. — Нет, — отрицает Регулус, качая головой. — Нет, абсолютно нет. — Он смотрит на Джеймса, кривящего лицо и качающего головой. Регулус выглядит потрясенным. — Нет. Я отказываюсь принимать это… Нет, Джеймс. Скажи, что… что это не было в стиле Сириуса. — Это было определенно в стиле Сириуса, — подтверждает Джеймс. — Ну, если… если это правда, а это не так, — подчеркивает Регулус, и кажется, что его глаз действительно нервно дергается. — Тогда почему ты был так чертовски зол, Сириус? — Потому что на кону не моя жизнь, — говорит ему Сириус, поднимая брови. — А твоя. И жизнь Джеймса. Ты сделал что-то невероятно безрассудное, и, если бы это не увеличило твои шансы быть убитым, я бы не злился. Но это опасно, и я не могу поверить, что говорю это именно тебе, но ты должен быть осторожнее. — Я думаю, это было смело, — комментирует Пандора. Регулус выглядит шокированным. — О, это было в стиле Сириуса. Зачем я это сделал? Почему я вообще… — Ну, в твоем случае, я полагаю, это было вызвано низкими побуждениями, потому что ты мстительный засранец, — непринужденно говорит Сириус. — А у тебя какое оправдание? — спрашивает Регулус в ответ. Сириус ухмыляется. — Такое же, правда, но я просто громче об этом заявляю. Ты не мог выбрать более неудачный момент для увеличения громкости. Сбавь обороты, ладно? — О, отвали, — бормочет Регулус, но что-то в его тоне или языке тела, должно быть, говорит о сговорчивости, потому что Сириус выглядит удовлетворенным, когда кивает. — Значит, тарелка политического ущерба тоже упала? — Ну, она определенно падает, а это не хорошо, — говорит Сириус, поморщившись. — Эти люди контролируют ваш опыт на арене, особенно Гораций Слизнорт. Они те, кто может высушить источник, когда ты умираешь от обезвоживания, или послать чертов огненный шар в твою голову, когда ты спишь. Некоторые вещи на арене являются неизменными, например, планировка и оригинальный дизайн, но они могут контролировать другие вещи. Они не могут убить вас, так как это не обеспечит хорошего шоу, а это для них важнее всего, но они влияют на то, насколько легко или тяжело вам будет. Если вы их разозлили, что ж, можете считать, что легко не будет. — Прекрасно, — говорит Регулус, опустив глаза. — Одна тарелка упала, а другая летит на пол. Просто прекрасно. Джеймс беспокойно возится, сложив руки на коленях. Ему это совсем не нравится. Все больше и больше кажется, что будет чертовски трудно сохранить Регулусу жизнь и вернуть его домой. Будь это простым или самым изнурительным делом, через которое Джеймс когда-либо пройдет, он все равно сделает это, но ему не стыдно признаться в том, что ему бы хотелось, чтобы это было не так сложно. — А последняя тарелка? — спрашивает Джеймс с опаской, потому что в данный момент совершенно не ждет хороших новостей. — Публичный имидж, — объявляет Сириус. Регулус ехидно улыбается, открывая глаза, и Сириус тычет в него пальцем. — Нет, не делай этого. Не делай такое лицо и не отмахивайся от него так быстро. Имидж гораздо важнее, чем ты думаешь; я не знаю, сколько раз я должен тебе повторять. Веришь или нет, но это самое важное. — Так и есть, — подтверждает Пандора. Она наклоняется вперед с тяжелым вздохом, скрещивая руки. — Как ты думаешь, для кого все это, на самом деле? Серьезно подумай об этом. Сириус кивает. — Для людей, прежде всего. Священные имеют больше власти, чем ты думаешь. Трибуты, о которых они заботятся и которых они хотят видеть, — это те трибуты, которые доходят далеко. Не только потому, что спонсоры опустошают свои карманы; дело также в общественном мнении. Если они высокого мнения о вас, то хотят видеть, как вы живете, сражаетесь и даже побеждаете. Игры… они никогда не зависят от случая или судьбы. Есть несправедливое преимущество у тех, кто приходит с навыками, и есть несправедливое преимущество у тех, кто привязывает к себе публику. Вы хотите получить эти преимущества, и не важно, что они несправедливы, потому что это может спасти вас от смерти. Очень, очень редко кто-то приходит на игры без навыков и поддержки и выходит живым. Это может случиться, но почти никогда не происходит. Не совершайте ошибку, думая, что это случится с вами. Есть большая вероятность, что это не так. — Но такие случаи были? — спрашивает Регулус, в его голосе слышится искреннее любопытство. — Я имею в виду, ты сказал, что это потенциально возможно, но происходило ли это в реальности? — Я был свидетелем только одного случая, — бормочет Сириус. — Моя подруга, Марлин. У нее не было спонсоров, и до игр она не практиковалась в использовании оружия. — Она победила, — говорит Джеймс мягко. — Как? — Она сражалась, когда это было необходимо. Хорошо пряталась. Удивила всех, потому что никто не ожидал, что она переживет первый день, не говоря уже о том, что она останется последней на арене. Даже меня, — признается Сириус. Регулус долго молчит, осмысливая сказанное, а затем вздыхает. — Итак, я полагаю, что моя тарелка общественного имиджа разбилась вдребезги? — Вообще-то, нет, — поправляет Сириус. — Она еще в воздухе и крутится, но ее немного шатает. К счастью, тебе еще не приходилось часто появляться на публике. Это интервью решит, упадет эта тарелка или нет. И, Регулус? Ты не должен позволить ей упасть, понимаешь? Если ты удержишь ее, две другие тоже можно будет поднять. Но если она упадет, все твои тарелки будут разбиты, и твои шансы на арене… Ну, они будут не очень хорошими. Совсем не хорошими. — Проблема в том, что я не знаю, как удержать ее от падения, Сириус, — бурчит Регулус. — Я знаю, поэтому и заговорил об игре в переключатель. Ты будешь играть в нее, — твердо говорит ему Сириус. — Ты будешь ангелочком Святилища, пытающимся избежать неприятностей. Вот и все. Ты сможешь это делать. Ты делал это всю свою жизнь. — Значит, мне придется врать, — говорит Регулус. Пандора разражается смехом, хлопая себя по ноге. Они смотрят на нее, пока она не успокаивается, и она качает головой, веселясь. — О, ты точно будешь врать, Регулус. Все будут лгать во время разговора с Ритой. Она не тот человек, которому можно доверить правду. Джеймс чувствует укол нервов, потому что он не умеет врать, особенно когда волнуется. Он уже пытается обратить на это внимание, однако Сириус и Пандора наклоняются вперед и начинают наставлять Регулуса перед интервью. Джеймс молчит, но не может не думать о том, что ему, возможно, тоже нужны советы. Что ж, может быть, все будет в порядке.~•~
Регулус не хочет признавать этого, но ему начинает нравиться Гидеон как человек, несмотря на то, что он Священный. То же самое происходит с Пандорой и Доркас. То, что он вынужден проводить с ними время, показало ему, что они представляют собой нечто большее, чем он когда-либо ожидал. Что можно сказать о малом количестве Священных. — Нет, не так, — со вздохом говорит Гидеон, протягивая руку, чтобы ударить по запястью Регулуса, откинув ее от застежки на горле. Его не беспокоит взгляд, который Регулус бросает на него. Он даже закатывает глаза.- О, прекрати, я пытаюсь помочь тебе. Что ты собираешься делать? Попытаешься снова меня укусить? — Не искушай меня, — бормочет Регулус. — Хочешь верь, хочешь нет, но это совместная работа, — говорит ему Гидеон с веселым видом. — Мы все здесь для того, чтобы ты выглядел лучше всех и смог их пережить. — В день, когда мы познакомились, ты сказал мне, что я самая милая кукла из всех, что у тебя были, — категорично заявляет Регулус. Гидеон усмехается. — Да, но не вини меня за то, что я ценю потенциал, когда вижу его. У тебя, друг мой, есть то, что можно назвать вечной, естественной красотой, — он наклоняется и понижает голос до шепота. — Это тоже оружие, если правильно им пользоваться. — Ну, цель состоит в том, чтобы заставить Священных полюбить меня, так что… полагаю, быть красивым не повредит, — отвечает Регулус с глубоким вздохом. Он не может побороть нервозность, бушующую под кожей при одной мысли об интервью. — Эй, — бормочет Гидеон, его голос смягчается, когда он кладет руки на плечи Регулуса. — Ты справишься. А наш вклад? Это инструмент, Регулус, и ты можешь им воспользоваться. Мы будем в зале, ты знаешь. Так что, если тебе понадобится знакомое лицо, ищи меня, Фабиана и Доркас. На самом деле, если Регулус и хочет, чтобы кто-то был в зале, чтобы придать ему уверенности, так это Сириус. Его не будет, потому что он будет находиться за сценой до и после каждого интервью. Тем не менее, ему приятно, что Гидеон предлагает свою помощь. — Спасибо. — Не слишком туго? — спрашивает Гидеон, осторожно натягивая плащ на плечи Регулуса. — Нет… все в порядке. — Тебе удобно? Нет ощущения, что он тебя душит? — Нет. Гидеон кивает и отводит руки назад. — Превосходно. Позволь отметить, Регулус, ты выглядишь очень привлекательно. — Ура, — бормочет Регулус, а Гидеон фыркает. — Я знаю, что это, по сути, то, чем ты зарабатываешь на жизнь, но это просто… не мое. — Да, я уже понял это, — размышляет Гидеон, на его губах мелькает проблеск улыбки. — Знаешь, Фабиан и я… Мода была одной из тех вещей, которые всегда давали нам независимость. Мы выражали себя по-разному с самого детства, и это дало нам чувство независимости, которое… ну, я бы сказал, что это действительно придало нам обоим сил. Мы нуждались в этом. Что-то, что держало нас отдельно, но в то же время и объединяло. Когда вы братья, что-то подобное священно. То, что разделяло, но и объединяло. Когда вы братья, нечто подобное священно. Регулус думает о нем и Сириусе, а затем, как это ни смешно, в голове Регулуса проносится одно слово. Имя. Джеймс. Он тяжело сглатывает и опускает взгляд, проводя пальцами по плащу, который соскальзывает вниз сквозь пальцы. Он темный и мягкий, лишь слегка достает до пола. — Пойдем, — говорит Гидеон, отступая назад, — отведем тебя к Доркас, чтобы она могла все объяснить. Регулус следует за ним и не удивляется, обнаружив Джеймса и Фабиана за непринужденной беседой. Джеймс весело смеется над тем, что говорит Фабиан, и выглядит несправедливо хорошо в созданном для него наряде. Его образ мало чем отличается от образа Регулуса, за исключением того, что на его горле нет чокера в форме короны. Вместо этого в его случае корона разломана пополам и размещена на каждом плече, удерживая плащ. Он выглядит так же, как плащ Регулуса, только белый, и больше похож на накидку для доспехов, чем на настоящий плащ. Он драпируется в районе спины, что придает Джеймсу вид королевской особы. — О, ну разве ты не прекрасно выглядишь? — комментирует Джеймс, увидев Регулуса, и улыбка сразу же расплывается по его лицу. Регулуса чисто выбрили, что делает его лицо гладким. Он, признаться, до этого высоко ценил свою щетину, так что это… что-то новенькое. — Они когда-нибудь вернут тебе твои очки? — это все, что Регулус может сказать в ответ. — Я спросил то же самое, — признается Джеймс, явно оправдываясь. Он бросает на Фабиана взгляд, который недвусмысленно говорит: «Видишь?» Фабиан только закатывает глаза, когда Джеймс снова переводит глаза на Регулуса. — Они что, причесали твои кудри? Они выглядят…пушистыми. — Да, это называется объем, дорогой, — говорит Фабиан, забавляясь, на что Джеймс хмыкает. — Но да, Гидеон явно уложил их. Цель — придать ему ангельский вид, и я бы сказал, что он выглядит настолько близко к херувимчику, насколько это вообще возможно. Отличная работа, Гид. — Спасибо, спасибо, — торжественно отвечает Гидеон, отвесив поклон с довольной ухмылкой. Регулус кривится. — О, перестаньте. Я не выгляжу… — Нет, это правда, — вклинивается Джеймс, откашливаясь, когда Регулус смотрит на него с удивлением. — Я просто… то есть, ты выглядишь… милым. Благодаря Гидеону. Из-за того, что он сделал, я имею в виду. Ты выглядишь… да. Фабиан издает смешок, маскируя его под громкое прочищение горла, внезапно обнаружив потолок совершенно очаровательным. В это время, Гидеон начинает улыбаться, но, поймав себя на этом, поджимает губы, опуская взгляд на свои ботинки, словно никогда их раньше не видел. Джеймс же походит на испуганного оленя. — Милым? — спрашивает Регулус с недоверием. — Да, я имею в виду… юным, — медленно произносит Джеймс, а затем мгновенно начинает бессвязно тараторить. — Нет-нет, я не имею в виду, что ты выглядишь очень молодо, потому что очевидно, что это не так. Просто… ну, я не говорю, что ты старый. Мы одного возраста, вот и все. И это… я не вижу в тебе, ну, младшего, или невинного, или еще чего-нибудь в этом роде, только потому, что ты младший братик Сириуса. Ну, не братик. Брат. Маленький. Младший. Я имею в виду ты… — Красивый, — вставляет Доркас, заходя в комнату и слегка улыбаясь. — Он думает, что ты красивый. — О, я так рад, что ты здесь, — выдыхает Гидеон с облегчением. — Да, это было мучительно, — говорит Фабиан, и Джеймс резко пихает его локтем в бок, что только заставляет его подавить смех. — Да, Джеймс прав. Ты очень красивый. Вы оба. Иди сюда, дай мне посмотреть на тебя, — говорит Доркас, протягивая руку и беря Регулуса за плечи. Она медленно поворачивает его, заставляя покрутиться, и удовлетворенно хмыкает, когда он снова оказывается к ней лицом. — Да, очень красивый, но не только это. Ты — звезда, Регулус. — Ха-ха, — категорично заявляет Регулус. Доркас усмехается, поворачиваясь лицом к Джеймсу. — Теперь дай мне взглянуть на тебя. О, это хорошо. Очень хорошо. Ты сияешь, Джеймс. — Очень смешно, Доркас, — поддразнивает Джеймс, останавливаясь перед ней. — Смех — это музыка души, любимые, — наставительно говорит Доркас. — Итак, начнем с тебя, Регулус. Ты тот, о ком Сириус беспокоится больше всего. Так вот, твой наряд — очень хороший аргумент, если ты почувствуешь себя неловко, или не знаешь, что сказать, или не знаешь, как ответить. Там будут камеры по всем углам, поэтому, когда ты встанешь и расправишь плащ, сделай медленное вращение, чтобы все могли его увидеть. — Хорошо, — бормочет Регулус, снова чувствуя себя нервно. — Твой плащ — главное событие. Созвездие льва с самой яркой звездой — Регулусом. Ты знаешь о мифе, что за ним стоит? — О Геркулесе, да. — Не бойся рассказать о нем. И не стесняйся провести параллель между собой и Геркулесом. Он победил льва и стал чемпионом. Сыграй на этом, если понадобится. — Хорошо, но Регулус — сердце льва. Сравнение между мной и Геркулесом не имеет смысла. Я не чемпион, я — побежденный. — Я знаю, — говорит ему Доркас, ее голос смягчается. — Это скрытое послание, Регулус. В этом скрывается правда. Люди увидят ее. Не все, но некоторые из них, и это будет что-то значить. Это может что-то значить и для тебя, потому что ты тот, кого посылают на смерть. Будь чемпионом в любом случае. Регулус обнаруживает, что не может ответить на это из-за комка, сковывающего его горло. Он боится каждой секунды, приближающей его к арене. Еще остаток этого дня, завтрашнее интервью, и на следующий день они выходят на арену. Он не готов. Он не думает, что когда-нибудь будет готов. — Это что-то личное, — бросает Доркас, протягивая руку, чтобы нежно провести пальцем по чокеру в форме короны, лежащему на его горле. — Ты происходишь из семьи Победителей. Принадлежишь к королевской семье, если хочешь. Есть поговорка — тяжела та голова, которая носит корону. Дело в том, что это не корона, которая сидит на твоей голове и дает тебе власть. Это ошейник, и никто не смеет думать иначе. Мы заставим их взглянуть на него, потому что неведение — это блаженство, а они не заслуживают блаженства. Не тогда, когда ты страдаешь от их рук. — Спасибо, — шепчет Регулус, и в этот момент он понимает, что она имела в виду, говоря о самовыражении. О том, каким сильным оно может быть. Она действительно разработала смелый дизайн. — Не благодари меня. Верь в себя, потому что я уже верю, — тихо говорит ему Доркас, удерживая его взгляд в течение долгого мгновения, а затем улыбается и поворачивается лицом к Джеймсу. — Теперь ты. — Я, — говорит Джеймс, моргая. — Твой плащ работает точно так же, как и плащ Регулуса. Сириус сообщил мне, что твое интервью будет после его, поэтому я не сомневаюсь, что Рита захочет, чтобы ты сначала показал себя, чтобы разобраться с этой частью поскорее, — объясняет Доркас. — Твой плащ, конечно, отличается тем, что на нем не несколько звезд, а только одна. Джеймс издает слабый смешок. — Солнце. — Очень важная звезда для всех нас, но тут тоже есть подтекст, — твердо заявляет Доркас. — Если приблизиться слишком близко к солнцу, можно сгореть. В этом сценарии ты — солнце, Джеймс, и это предупреждение. Но какой скрытый смысл? Нам нужно солнце, чтобы выжить, но оно все равно заходит. Что будет, если оно не взойдет снова? — Я не знаю, — признается Джеймс. Доркас улыбается. — Именно. Никто не знает, но я могу сказать наверняка, что никто не хочет узнать ответ на этот вопрос. — Она делает шаг вперед и нежно проводит руками по сломанным частям короны на его плечах. — Мы говорили об этом. Одна символизирует твою маму, другая — Сириуса. Ты знаешь, что такое быть Победителем. Есть поговорка — нести на плечах весь мир. Ты чувствовал этот вес раньше, и ты несешь его до сих пор. Понеси его еще немного, Джеймс, и никогда не переставай вставать вновь. — Хорошо, — шепчет Джеймс, глядя на нее широко раскрытыми глазами, и Регулус прекрасно понимает почему. Сила, с которой на тебя смотрит Доркас Медоуз, тяготит и меняет жизнь. Она видит мир так, как никто другой, и точно так же смотрит на окружающих. Это одновременно пугает и вдохновляет. — Гид, Фаб, разденьте их и отпустите отдыхать, — говорит Доркас. — Они будут великолепны, я в этом не сомневаюсь, а мне пора на вечеринку. Удачи, мои любимые, завтра мы будем прямо там, в зале, специально для вас двоих. И, с тем же властным, величественным выражением лица, которое она продемонстрировала при своем появлении, она уходит. Регулус бросает взгляд на Джеймса и видит, что тот тоже обернулся, а затем Гидеон и Фабиан выпроваживают их обоих. Когда Регулус оглядывается еще раз, Джеймс все еще смотрит на него. На этот раз Регулус не отводит взгляд, пока у него не остается другого выбора.~•~
Ремусу, на удивление, нравится работать на мероприятиях. Ну то есть, нравится настолько, насколько только может, в той ситуации, в которой он находится, что означает: он страстно ненавидит это, но время от времени получает что-то из этого. А получает он, в общем, информацию. Сплетни. Секреты. Многое можно почерпнуть на вечеринке, полной высокопоставленных Священных, когда алкоголь течет рекой, а языки людей развязываются. Иногда Ремус думает, что знает больше о внутреннем устройстве Святилища, чем сам Реддл. Сколько всякого он слышал… Сколько прознал… Честно говоря, он мог бы нанести серьезный ущерб всем этой информацией. Но на самом деле, он не может. На нем маска, которую он не имеет права снять — не здесь. Не с этими людьми. Ему это ненавистно, а что ему ненавистно еще больше, так это тот факт, что он к этому, черт возьми, привык. Он носил ее каждый день на протяжении пяти лет, снимая только во время приемов пищи или находясь в апартаментах, к которым он сейчас приставлен. Он и сам не заметил, когда дискомфорт от ношения маски сменился на непривычную странность при ее отсутствии. Это ему тоже ненавистно. Обязанности Ремуса на этом мероприятии довольно просты. Он здесь не единственная прислуга, и между всеми слугами существует негласное соглашение (негласное по понятным причинам) — разделять и властвовать для более широкого охвата. Это непрерывное чередование, подобно шестеренкам в механизме, все они кружат по залу от одной станции к другой. Надо наливать напитки людям, предлагать подносы с едой, или работать за баром, или убираться служебных помещениях, или готовить больше еды и напитков на кухне; и, конечно, есть общая позиция, которая остается приоритетной во все времена, в которой слуги находятся в распоряжении всех окружающих, на случай если они в чем-то нуждаются или чего-то хотят. Прямо сейчас Ремус наливает Джоффри Макнейру больше вина, параллельно прислушиваясь к сплетням о Сириусе Блэке. Если честно, то ему уж очень интересно; ему не должно быть, он это знает, но ничего не может с этим поделать. Есть в этом какое-то тайное, сверкающее удовольствие — знать, что они неправы. — Франселла настаивает, что он затащил ее в постель, — говорит Джоффри низким голосом, обращаясь к Девине. — Говорит, что не пообещала бы спонсорства за меньшее, и ходят слухи о крупном пожертвовании, уже обещанном ему. — Конечно, он разошелся в этом году, — шепчет Девина, протягивая свой бокал. Даже не глядя в сторону Ремуса. Она лишь слегка приподнимает его и ждет, когда он наполнится, и это обязательно произойдет. — Я не удивлена. На этот раз речь все-таки о его брате и ближайшем друге, поэтому, естественно, он больше за них переживает. Жаль, не так ли? Джоффри хмыкает, потягивая вино. — Да, согласен. Я спросил его, кто из них, по его мнению, убьет второго, но он не дал мне внятного ответа, поддразнивая. Просто подмигнул, посмеялся и сказал следить за шоу, чтобы увидеть самому. Ставлю на Джеймса. — Ох, да неужели? — спрашивает Девина, наклоняясь и мягко вздыхая. — Ах ты, шалунишка. Ты тоже обещал пожертвование? — Ну-ну, настоящие джентльмены не любят хвастаться, Девина, — отвечает Джоффри со сглаживающим смешком. Ремус, задержав дыхание, делает шаг назад. Ему очень уж хочется яростно разбить бутылку об их головы. Сириус ничего такого не делал, конечно же. Он никогда и никого не затаскивал в свою постель, а прямо сейчас он довольно занят, делая все возможное, чтобы помочь своему младшему брату и лучшему другу. Они ебанутые, раз не видят насколько это ужасное для Сириуса положение, а они просто, блять, сидят здесь, обсуждая его, будто он не более чем кусок мяса. — Джоффри, Девина, я так и знал, что это вы, — доносится ясный голос не кого иного, как самого Сириуса Блэка, что заставляет Ремуса замереть, пока Джоффри и Девина отстраняются друг от друга и оборачиваются в своих стульях. — Сириус, — тепло приветствует его Джоффри, подлетая с места, чтобы наклониться и поцеловать Сириуса в обе щеки, что тот ему позволяет с очаровательной ухмылкой. — Ой, ты так прекрасно выглядишь сегодня, Сириус, — комментирует Девина, протягивая руку. Сириус тут же склоняется, обхватывая и оставляя на ней длительный поцелуй, при этом подмигивая Девине. Когда он поднимается, его взгляд перескакивает на Ремуса, а улыбка становится чуть мягче. — Благодарю. Один очень дорогой мне человек помог выбрать наряд. — Дорогой, говоришь? — с любопытством спрашивает Девина, а Сириус садится рядом с ней. Ремус отворачивается, чтобы наполнить еще один бокал вина, а улыбка так и норовит растянуться под маской, хотя этого буквально никогда прежде не происходило, вдобавок это почти невозможно, учитывая, насколько плотно она прилегает к его лицу. — А под «дорогим» ты имеешь в виду…? — А вам все да и расскажи? — дразнит Сириус. — Ушам своим не верю, неужели кто-то сумел заманить в свои сети неуловимого Сириуса Блэка? — вдумчиво говорит Джоффри, явно пытаясь выудить информацию. — Возможно, я неуловим только для тех, кому нечего мне предложить, — легко отвечает Сириус. Ремус склоняется рядом с ним, предлагая вино. Сириус лишь бросает на него короткий взгляд прежде, чем взять бокал, но, отворачиваясь, он специально делает так, чтобы их пальцы соприкоснулись. Ему нечего предложить Сириусу. У него поистине нет ни единой вещи. Он прикован к Святилищу вынужденным рабством, у него нет ни имени, ни собственности, на которую он мог бы претендовать. И все же Сириус — наименее неуловимый человек из всех, кого Ремус когда-либо знал. Это какой-то выбор? Или он просто знает настоящего Сириуса? — Ну, явно не по моей части, — объявляет Джоффри, скрещивая ноги и откидываясь назад с ухмылкой, похожей на акулью. — Я много чего могу предложить. Тебе всего лишь нужно попросить. — Если я попрошу, то это уже будет просьбой, а не предложением, — замечает Сириус — Ты настоящая загадка, — признает Девина, заливисто смеясь, вытягивая и кладя ладонь на его грудь, будто у нее есть на это право. Сириус позволяет ей. — Думаю, многие променяли бы весь мир на то, чтобы увидеть нутро твоего разума. Интересно, что там творится. — О, вы даже не представляете, какие вещи там запрятаны. Боюсь, что не всем эта информация будет по карману, — улыбаясь, говорит ей Сириус, тем временем ее пальцы медленно прохаживаются вверх по его груди, а она сама глядит прямо ему в глаза. Не отводя взгляда, он поднимает свое вино и делает медленный глоток, его соблазнительно изогнутые губы выглядывают из-за ободка. — Назови свою цену, — твердо заявляет Джоффри, садясь ближе. Сириус вновь сосредотачивает взгляд на нем и убирает руку с колена Девины. — Сделай предложение. Посмотрим, потянешь ли ты. И вот так просто, Джоффри так и поступает. За этим следует крайне изощренный словесный танец, в котором Сириус обводит Джоффри и Девину, как дураков, используя их самих друг против друга, чтобы выудить из них обещания помочь, когда игры начнутся. Сириусу едва ли приходится сильно стараться, если не считать того, что он сидит здесь и позволяет рукам Девины бродить по нему, намеренно не позволяя Джоффри делать то же самое; в свою очередь, Сириус лишь касается колена Девины, прекращая контакт в знак одобрения, когда Джоффри делает что-то, что ему нравится. Это даже потрясающе. Ужасно, конечно, но то, как он играет ими, обводя вокруг пальца одним коротким разговором и парой жестов, похоже на магию. В этом есть и что-то опасное, — то, с какой легкостью это делает Сириус, как он притягателен, делая это. Он магнетичен, и люди хотят его, но никогда по правильным причинам. Вот что грустно. Это отчасти разбивает сердце Ремуса, честно говоря, — что он умеет делать это, что ему приходится, потому что у него нет выбора. Потому что у Ремуса нет ни малейшего сомнения, зачем Сириус делает это; все это представление ради Джеймса и Регулуса, бесспорно. Ремус еще раз наполняет их бокалы, прежде чем поменяться местами со следующим слугой и оказаться у бара. Из этой точки ему видна вся комната, и он видит Сириуса, продолжающего работать. Ночь продолжается. Сириус переходит от человека к человеку, заливисто смеясь и превращая людей в лужицы, в которых он может порезвиться. Сириус все же берет перерывы, чтобы поболтать с другими менторами, насколько Ремус может судить. Ремус знает, что привлечение всех этих спонсоров, готовых делать то, что он хочет, — это мера предосторожности, потому что никто не знает, что будет дальше. А из того, что Ремус узнал за все эти годы, может потребоваться несколько пожертвований от нескольких спонсоров, чтобы обеспечить пару буханок хлеба, не говоря уже о таких важных вещах, как лекарства для ранений. Поэтому его не удивляет, что Сириус берет лишь маленькие перерывы, последовательно работая столько, сколько может. В какой-то момент Сириус подходит к бару с блондинкой, имя которой, как Ремус быстро узнает, — Марлин. Они, болтая, заказывают напитки, и в тусклом освещении Сириус одаривает его особенной улыбкой. До этой ночи Ремус не осознавал этого, но Сириус улыбается ему иначе, нежели другим. Эта улыбка теплее, застенчивее, и она намного милее, чем Ремус может себе вообразить. — О, о, Сириус, — шипит Марлин, когда Ремус придвигает ей напиток. Она начинает хлопать Сириуса по руке. — Это Доркас. Это… — Полегче, МакКинон, она не знаменитость. Ты кажешься немного фанатичной, — поддразнивает Сириус. Марлин шлепает его по руке сильнее. — Заткнись. Блять, только посмотри на нее. Ну, на нее же действительно только слюни пускать. Как ты вообще находишься рядом с ней, не теряя сознание постоянно? — Она не совсем мой типаж, — говорит Сириус с подрагивающей улыбкой. — Сексуальная Священная — не твой типаж? — недоверчиво спрашивает Марлин. Сириус усмехается. — Сексуальная Священная, которая явно нравится моей подруге, поэтому нет, не мой типаж. У меня есть капля добросовестности, веришь или нет. Видишь? Смотри. Эй, Доркас! — Сириус, — выдыхает Марлин, судорожно кружась вокруг себя и почти проливая свой напиток. Ремус быстро хватает его налету прежде, чем она успевает это сделать, затем осторожно вкладывает бокал в ее руку. Растерянная и опасно близкая к обмороку Марлин шатко поднимает бокал в сторону Ремуса и хрипло произносит: — Твое здоровье, — и одним отчаянным глотком опрокидывает все содержимое. — Ах, Сириус, как приятно тебя увидеть, — приветствует Доркас, наклоняясь для объятий, как только это же делает Сириус. — И тебя тоже, как всегда. Ты неотразима, как всегда, — отвечает Сириус, когда они отстраняются друг от друга. — Скажи-ка, хорошо ли себя вели Регулус и Джеймс? — Настолько, насколько возможно, — весело говорит ему Доркас. Ее лицо смягчается, когда она ему кивает. — Они выглядят чудесно, Сириус, я и знаю, что они будут в порядке. Напряжение заметно спадает с плеч Сириуса. — Спасибо, Доркас, — он чуть оборачивается, указывая на Марлин. — Ты встречала Марлин? Ты прямо-таки вскружила ей голову. Марлин захлебывается своим напитком, который Ремус услужливо наполнил для нее, потому что она выглядела немного загнанной, честно говоря. Она заходится в приступе кашля, вытирая рот и сгорая от стыда. — Своей работой, — уточняет Сириус с ухмылкой. — Ты прямо-таки вскружила ей голову своей работой. — Я… да, привет, — слабо отзывается Марлин, протягивая руку. — Марлин МакКинон. Да, я о тебе знаю. Победительница, шокировавшая Святилище, — шепчет Доркас, беря руку Марлин и быстро поднося ее ко рту, чтобы поцеловать. Это не является чем-то неслыханным для Священных в качестве формы приветствия, но обычно это делается только по отношению к людям, которых высоко ценишь, или к тем, кого хочешь заставить думать, что высоко их ценишь. Марлин смотрит на нее, приоткрыв губы. — Честно говоря, думаю, что это я должна чувствовать себя польщенной знакомством с тобой. Мне весьма нравятся все, кто способен вызывающе шокировать Священных, в том числе меня саму. Никто не ожидал от тебя такого, Марлин МакКинон, даже я, а это прямо-таки вскруживает голову мне. — Ну, разве это не прекрасно? Много вскруженных голов здесь сегодня, — радостно говорит Сириус, подмигивая Марлин из-за спины Доркас. — Пожалуй, оставлю вас с ними, не думаете? — Совсем не умеешь долго оставаться на одном месте, не так ли? — поддразнивает Доркас, все еще смотря прямо на Марлин, даже когда их руки разом расцепляются. — Да, что ж, есть люди, которыми надо заняться, и дела, которые надо увидеть, или как там говорят, — легко отвечает Сириус. Он поворачивается и смотрит на Ремуса. — Но сначала я возьму еще выпить. Поскольку Доркас и Марлин, похоже, искренне увлечены своим напряженным зрительным контактом, Ремус позволяет себе медленно обновлять напиток Сириуса. Возможно, по той же причине, Сириус смотрит прямо на него, не отрываясь в течение всего времени, пока бокал наполняется. Его нижняя губа зажата между зубами, улыбка пытается просочиться наружу, и Ремусу достаточно глянуть на него, изогнув бровь. Всего один взгляд, и его щеки заливаются краской. Он выглядит раскрасневшимся, взволнованным и восторженным, больше, чем с кем-либо еще за сегодняшний вечером, и это, черт возьми, будоражит. Это действительно так потрясающе, что он может сделать такое с Сириусом, даже не показывая всего своего лица. Ремус, будучи слугой, у которого нет ничего, даже способности говорить, может сделать с Сириусом то, что не могут богатые Священные, которые располагают всеми словами мира, но не знают, что с ними делать. Они все хотят, все пытаются, и ни у кого из них никогда не получается, но Ремус? Он делает это с легкостью. Когда Ремус подносит стакан к его руке, их пальцы снова соприкасаются. Теплый ласковый контакт, от которого кожа Ремуса покрывается мурашками. Рука Сириуса заметно дрожит, его дыхание сбивается, и он едва не роняет стакан. Ремус вскидывает руку, чтобы поймать его за донышко, благодарный тому факту, что не налил слишком много, так что ничего не вылилось за края, и быстро убирает руку. Сириус краснеет еще сильнее. Он прижимает бокал к груди, и Ремус видит, что он хочет начать извиняться, опасно близкий к тому, чтобы как всегда бредить, заикаться и превратиться в то прекрасное недоразумение, которое Ремус так ценит. Это было бы очень плохо для них обоих, поэтому Ремус отступает назад и опускает голову. Когда он поднимает взгляд, Сириуса уже нет рядом. Еще некоторое время Ремус вынужден наблюдать за тем, как Доркас и Марлин откровенно флиртуют друг с другом. Они больше не заказывают напитки, но остаются у бара, и, если честно, это даже забавно. Доркас очень смелая, а Марлин немного осторожная, так что это развлекательное зрелище. Тем не менее, нельзя отрицать, что они очень хорошо ладят, и Сириусу приятно видеть, что у его друзей есть возможность наслаждаться… обществом друг друга. Как заботливо с его стороны. Они продолжают болтать, но теперь рука Доркас лежит на руке Марлин на барной стойке, и Марлин продолжает откровенно отвлекаться на кольца на ее пальцах настолько часто, что неоднократно теряет нить разговора. Доркас терпелива с ней и даже, кажется, находит это забавным, а Марлин, похоже, становится все более злой, чем больше она волнуется. Они перешли от легкого разговора к легкой перебранке, и Доркас выглядит так, будто получает удовольствие от жизни, когда как по виду Марлин можно сказать, что она хочет сорвать с Доркас платье. Бедняжка. В итоге Ремусу приходится покинуть бар, прежде чем он увидит, кто из них неизбежно сделает правильный шаг навстречу друг другу, не ограничившись знакомством и поддразниванием. Честно говоря, это немного разочаровывает, потому что это было наименее тревожное взаимодействие, которое он видел между кем-либо на этой ужасной гребаной вечеринке. Все остальные здесь — полное дерьмо, а Марлин и Доркас кажутся единственными настоящими людьми, не считая некоторых других наставников. Ну, кроме Сириуса, но он сейчас работает, и его работа не такая уж и гламурная, как некоторые думают. Он актер, по сути, и исполнитель, и манипулятор, и загадка, и столько всего, что Ремус даже не может представить, как ему удается совмещать все это в себе с такой легкостью. Во время работы Ремус еще несколько раз видит Сириуса, но они больше не приближаются друг к другу. Вместо этого Ремусу приходится наблюдать через всю комнату, как люди трогают, разговаривают и флиртуют с Сириусом, а тот трогает, разговаривает и флиртует с ними в ответ. И это нормально. Это нормально. Ремус в порядке. Это имеет смысл, на самом деле, потому что Сириус делает то, что необходимо, чтобы Регулус и Джеймс были в большей безопасности и имели больше поддержки. Ремус знает это. Значит ли это, что Ремус не хочет сломать все пальцы на каждой руке, которая смеет прикасаться к Сириусу? Нет, конечно, хочет. Он хочет переломать их всех один за другим, и это жестокая мысль, от которой он должен был бы воздерживаться, но он почти наслаждается ею. Прошла целая вечность с тех пор, как он так сильно переживал из-за чего-либо, так что в каком-то смысле приятно знать, что он все еще способен на это. Тот факт, что это связано с Сириусом… Что ж. Ремус говорит себе, что это просто проявление заботы, потому что на самом деле эти люди относятся к Сириусу так, будто он гребаный предмет, с которым можно играть, или покупать, или брать в руки и возвращать на место по своему усмотрению. Он гораздо больше, чем это, поэтому злость Ремуса вполне логична. Они… друзья. Вроде того. Верно? Но в глубине души Ремус знает, что это такое. Он знает, что это незаслуженное чувство собственничества, замешанное на ревности и зависти, оставляющих горький привкус во рту. Он знает, что это бессмысленно, потому что у него нет никаких прав на Сириуса, но чувства никуда не деваются. Это постоянное ощущение того, что он не их, которое не имеет смысла, потому что он не принадлежит и Ремусу; и еще резкий толчок в груди при каждом слове, которое они могут сказать Сириусу, тот факт, что они могут свободно говорить и завоевывать его внимание, только чтобы, черт возьми, потратить его впустую; но, возможно, самое острое чувство — это то, как он хочет того же, что и все они, но не хочет этого из грязных побуждений. Он тоже хочет все внимание Сириуса. Его прикосновения. Его смех. Он хочет всего Сириуса Блэка и, самое главное, он хочет, чтобы это случилось там, где никто не видит, и он хочет никогда не проронить ни слова об этом, и он хочет, чтобы об этом знали только они, больше никто. Конечно, признание его желаний только расстраивает его, потому что он знает, что это буквально самое худшее, что он может сделать. Самое опасное, что можно придумать. За это не будет никакого наказания; они просто будут пытать его, пока он не умрет, если когда-нибудь узнают об этом. Это неправильно. Ремус не должен. Он повторяет себе это снова и снова, а потом видит, как мужчина наклоняется ближе, чтобы прошептать что-то Сириусу на ухо, и это настойчиво напоминает ему о том, что он не очень-то умеет быть правильным или делать то, что должен. Единственное, что останавливает Ремуса от того, чтобы сделать что-то очень, очень глупое, — тот факт, что никто из них — никто из тех, с кем Сириус разговаривает или флиртует — не заставляет его краснеть. Они не вызывают на его губах мягкую улыбку. Не заставляют его руки дрожать. Нет, это делает Ремус. Только Ремус. В определенный момент Ремус заходит в комнату, предназначенную для мойки различных стаканов и подносов. Это довольно уединенное место с одним выходом и входом. Посуда поступает на конвейер, которым он управляет, и слуга до него не давал ей задерживаться, что очень мило с его стороны. Рядом есть комната поменьше со стеллажами для сушки посуды. Дверь скрипит каждый раз, когда он проходит через нее. В остальном тут довольно тихо. Ему нравится здесь больше, чем на мероприятии, если не считать того факта, что отсюда он не может видеть Сириуса. Ремус как раз моет стакан, когда дверь отворяется, и он удивленно оглядывается, зная, что до конца его смены еще довольно далеко. Его глаза расширяются в удивлении, когда он встречается взглядом с Сириусом, заглянувшим внутрь. Тот приоткрывает губы в желании что-то сказать, и Ремус быстро подбегает к нему, успевая закрыть его рот рукой, чувствуя на ладони его обрывистый выдох. Сириус смотрит на него широко раскрытыми глазами, застыв на месте. Ремус качает головой и убирает руку, поднимая палец перед маской, показывая, что ему следует молчать. Очень осторожно Ремус ставит стакан на место и протягивает руку к кнопке, чтобы запустить еще не полностью загруженную машину. Громкое жужжание заполняет пространство. Несмотря на это, Ремус кивает на дверь и идет к комнате с сушильными стеллажами, держа ее открытой, пока Сириус проскальзывает в нее. Ремус следует за ним и закрывает дверь, после стягивая с себя маску. — Ты не должен быть здесь, — шепчет Ремус. Его голос настолько тихий, что его можно спутать с прерывистым дыханием. — Сириус, люди заметят. — Никто не заметит, Ремус, — бормочет Сириус, подходя ближе, чтобы они смогли слышать друг друга лучше. — Я сказал всем, что ухожу. Вечеринка подходит к концу, так что я смог улизнуть. Я просто… Я хотел сказать «привет». Эм. Привет. — Привет, — отвечает Ремус, бесшумно смеясь. — Ты выглядишь сногсшибательно. Слышал, кто-то помог тебе подобрать наряд. Даже в слабом освещении видно, как щеки Сириуса наливаются румянцем. Он обрывисто двигается. — Да, эм… Да. Что Ремусу действительно нравится в Сириусе, так это то, что он всегда говорит правду. Иногда с запинками и очень явно смущаясь, но он делится ей. В нем идеально сочетаются застенчивость и бесстыдство. — Что ж, у этого человека превосходный вкус, — мягко поддразнивает Ремус. — Это было полезно, — шепчет Сириус. — Наряд, я имею в виду. Я знаю, ты видел меня сегодня вечером с ними. Я не горжусь этим, но нет ничего, что я не сделал бы для Регулуса и Джеймса. Я знаю, как это выглядит со стороны, но я не… — Сириус, — перебивает Ремус. — Ты не должен объясняться передо мной. Я понял. Я уже знаю об этом. Сириус прикусывает губу, и это движение притягивает взгляд Ремуса. — Все равно. Я уверен, ты слышал обо мне разные вещи. Никому не приходит в голову подбирать слова и темы в окружении слуг, поэтому я не могу представить, какие бредовые слухи обо мне тебе пришлось слышать. — Ни в один из них я не поверил, — убеждает его Ремус. — Хорошо. Пожалуйста, не верь этому, — говорит Сириус со слабым смешком, как будто пытается сделать из этого шутку, но на самом деле отчаянно просит об этом. — Я просто хотел поздороваться, прежде чем уйти, и сказать тебе спасибо. Встреча с тобой действительно улучшила мой вечер, Ремус. — Рад помочь. — Ты… ты вернешься в апартаменты сегодня вечером? — Нет. Я должен вернуться в мою камеру, как только закончу работу здесь, — признается Ремус со вздохом. — Оу, — Сириус медленно кивает, не скрывая своего разочарования. — Я увижу тебя утром снова? Губы Ремуса дергаются в улыбке. — Да. И я буду следить за интервью. — Блестяще, — выдыхает Сириус, сразу же оживившись. Он расплывается в ухмылке и жестом указывает на дверь, пытаясь засунуть руку в карман, постоянно промазывая. — Точно, мне пора. Не хочу рисковать слишком сильно. Я не должен был… прости, Ремус. Я просто… увидимся утром. — Сириус, — говорит Ремус, и Сириус останавливается, держа руку на ручке двери. Мгновение они просто смотрят друг на друга в тишине. Ремус слышит, как они оба дышат, одновременно задерживая дыхание. Ремус просто хочет, чтобы Сириус побыл здесь еще немного. Медленно выдохнув, Ремус делает шаг вперед, ловя пальцами выбившуюся прядь волос Сириуса. Он аккуратно убирает ее за ухо, слыша прерывистый, слабый выдох и последующую за ним заминку в дыхании Сириуса. Костяшки Ремуса лишь слегка касаются его челюсти, прежде чем он убирает руку, и Сириус подается вперед, словно следуя за ним, словно что-то тянет его вперед. — Спокойной ночи, — выдыхает Ремус, и Сириус отходит назад, с силой моргнув остекленевшими глазами. На его щеках появился резкий румянец. Сириус делает паузу, тяжело дыша, а затем дарит Ремусу свою особенную улыбку, прежде чем сказать в ответ: — Спокойной ночи. С этими словами Сириус поворачивается на пятках и быстро выскальзывает из крошечной комнаты. Дверь протяжно скрипит, когда он уходит, захлопываясь за ним, и Ремус тоже делает вдох. Он надевает маску и возвращается к работе.~•~
примечания автора: Сириус правда бы надел полиэтиленовый пакет, если бы Ремус сказал ему, я настаиваю. они такие милые, хочу их укусить. лол обожаю, что буквально каждый смотрит на Регулуса и такой: это самый угрюмый и странный человек на планете, он НИЧЕГО не знает о том, как быть очаровательным, так что он точно уничтожит это интервью 😭😭😭 ПОМОГИТЕ это так подло, но это так. регулус НЕ создан для интервью. затем у вас есть джеймс, который такой типа: хэй, эм, я знаю, что я очаровательный и все такое, но я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО плохо вру, когда мне страшно, и это может стать проблемой. эй? кто-то слушает меня? нет. ладно. отлично. просто отлично. ладно, может, как джеймс и сказал, все будет хорошо🤔 фабиан, любовь моя <3 гидеон, любовь моя <3 доркас, любовь моя <3 марлин, любовь моя <3 а еще небольшой намек на дорлен👀 поверьте мне, в будущем мы увидим больше их. сириус, заставляющий всех есть с его рук, но не способный быть нормальным и спокойным возле Ремуса и двух секунд, ВСЕ для меня. сириус со всеми: жалкие сириус с ремусом: талантливый, восхитительный, невероятный, удивительный, приковывающий внимание, поразительный, никогда не одинаковый, полностью уникальный, совершенно новый.... ладно, я пожалуй заткнусь. спойлер к следующей главе: интервью!!! очень волнительная штука. как кто-то, кто уже прописал всю арену, мне уже не терпится придерживаться графика, так что это меня слегка убивает, но я стараюсь не запостить все и сразу. это так далеко, потому что я уже далеко продвинулся в этой истории, что я просто: 😭😭😭 я хочу, чтобы все меня догнали!!!