Колокольная лестница

По незаметной почти лесной тропке Егор с Иваном вышли в редкой красоты сосновый бор. Впереди сквозь череду красных стволов, высоких и прямых, словно корабельные мачты, среди моря колышущейся под тёплым ветром травы казался белым кораблём в гавани красивый особняк с колоннами. – Этакий ампир! – непонятно для Егора восхитился Иван. Самому же Егору добавили морского ощущения и две далёкие фигуры в белых одеждах с хлопающими на ветру матросскими воротниками. Он не сразу сообразил, что фигуры эти – узкоплечие и широкобёдрые, девичьи, в складчатых юбках, а головы их прикрыты соломенными шляпками. Причём, одна из них показалась ему поначалу парящей в воздухе подобно небесному ангелу. Приглядевшись же, он понял, что никакого чуда нет, просто барышня в белом платье-матроске сидит в крохотном креслице на вычурной железной конструкции о двух колёсах, переднее из которых огромное, а заднее – маленькое. – Что ж вы замерли? – звонким смешливым голосом произнесла сверху барышня, подъехав к нему ближе. – Никогда прежде подобной машины не видывали? – Ах, Маняша! – воскликнула вторая дева и не всплеснула руками лишь оттого, что удерживала обеими за поводок рвущуюся вперёд коричнево-белую спаниельку. – Ведь это нехорошо и некрасиво так говорить. Простите, господа, мою сестрёнку, – обратилась она к Егору и Ивану. Она ведь совсем ещё дитя и не знает, что подобает со скромностью вести себя в обществе незнакомых мужчин. – Здравствуйте, Вера Ильинична, – выступил вперёд Егор, узнав, наконец, дочерей хозяев соседствовавшей с имением Юговских усадьбы – Забродиных. – Не гневайтесь на Манечку, прошу вас. – Боже! – Вера Забродина выпустила-таки из рук собачий поводок и прижала узкие белые ладони к своим запылавшим щекам. – Только по голосу и признала, Егорушка! Ведь я ужасно близорука, а ты... Вы изменились с той поры, как виделись мы в последний раз, ещё больше возмужали. Неужели решили бороду отпустить? Егор смутился. Поставив на землю корзину, провёл подушечками пальцев по подбородку, осязая щетину. В деревне, где не было достаточно зеркал, чтобы себя рассматривать, он забывал о бритье совершенно. Всё ему казалось, будто он, как и прежде, маленький мальчик, которому достаточно ополоснуть водой румяное лицо – и вот он уже хорош собой. Нет, надо же было так запустить свой внешний вид, что даже подслеповатая Вера заметила его неаккуратность! А Иван то ли не обратил внимания, то ли деликатно промолчал. Да ещё и поцеловал этакую-то разбойничью рожу! – Что вы, Вера Ильинична, мне борода не пойдёт, я с нею смешон буду. Возвращусь домой – тотчас потребую тёплой воды, мыла и побреюсь. – А коли побреетесь, вид у вас будет совершенно девический, – расхохоталась с высоты своего колеса Маняша. – Вы усы оставьте хотя бы небольшие, как у вашего кудрявого приятеля. Кстати, что же вы не торопитесь нас с ним познакомить? – Маняша!.. – строго покачала головою Вера. – В самом деле это моя оплошность. Растерялся, каюсь, – прижал ладонь к груди Егор. – Милые барышни, позвольте представить вам Ивана Григорьевича Соловьёва, он архитектор, гостит в Юговке и составляет план расширения и переустройства нашей усадьбы. Иван Григорьевич, это наши соседки, сёстры Вера и Мария Ильиничны, по фамилии Забродины, прошу любить и жаловать. Его монолог сопровождался лаем спаниельки, хихиканьем младшей из сестёр и восклицаниями Веры: «Ах, Маняша! Ах, Джимми!» Строгая старшая сестрица, похоже, готова была сквозь землю провалиться от стыда за неразумное поведение юной легкомысленной барышни и непослушной собачонки. Однако в сторону она не отходила, продолжая, близоруко щурясь, вглядываться в веснушчатое лицо представленного ей соседом архитектора. – Очень рад знакомству, – Иван галантно поклонился, поцеловал протянутую Верой руку, а потом и кончики пальцев смешливой Маняши, которой Егор подсобил спуститься на землю с её чудо-машины. – Вы подобные штуки когда-либо прежде видали? – кокетливо поинтересовалась Маняша. – Разумеется, – кивнул Иван. – Сей агрегат зовётся велосипед, а по-простому – костотряс. Однако это старая модель, нынче из Европы завезли современные, с колёсами одинаковой величины, они более удобны. – На нём весьма непросто кататься, – произнесла Маняша с гордостью: мол, она сумела обучиться, а ведь не всякому дано. – Позвольте попробовать, – попросил Иван и, ловко вскочив в седло, помчал в сторону белого особняка с колоннами. – «Попробовать»! – надула губки Маняша. – Да господин архитектор умеет управляться с велосипедом куда лучше меня! – Ах, Маняша, мужчины многое умеют лучше нас, пора бы свыкнуться с этой мыслью, – словно возвращаясь к какому-то давнему спору, назидательно произнесла Вера. – Многое, да не всё, дорогая Верочка, – не согласилась со старшей сестрою младшая. Пятнистая Джимми, весело взлаивая и мотая лопухастыми ушами, побежала вперёд, а барышни зашагали неторопливо, переговариваясь между собою. Егор подхватил корзину и двинулся за ними, слегка раздосадованный произошедшим. Догадаться бы сразу, куда заведёт тропа, так лучше бы в лесу остаться им с Иваном, небось не сгинули бы. А то – забрели к Забродиным! Не к добру... Нет, конечно, Егор не имел ничего против сестричек Забродиных. Прежде не слишком часто приходилось с ними вести беседы, оттого и нравоучительность Веры, и насмешки Маняши не сильно ему докучали. Однако сейчас он был недоволен интересом барышень к его Ванечке. Вдруг сумеют очаровать архитектора, да так, что тот вопреки обещанию своему отступится от пугливого Егорушки и примется всерьёз за какой-либо из них ухаживать. Правда, Ванечка уверял, что жениться не собирается... Ну, а вдруг передумает? За размышлениями Егор не сразу услышал, как обратилась к нему Маняша с вопросом. – А вы помните, как мы с вами, будучи детьми, играли в морские приключения? Егор, конечно, помнил. Бойкая Маняша непременно в тех играх стремилась быть капитаном. Егору жаловала звание старшего помощника, Николашку назначала матросом, а Вера довольствовалась пассажирскою ролью, благо для этого делать ничего особого ей не приходилось, лишь сидеть под яблоней с вышиваньем или книгою, чем она и без того обычно занималась, избегая шумных игр, затеваемых младшими. Они же втроём карабкались по веткам, воображая их реями на корабельной мачте. Впрочем, чаще вдвоём – Николашка вскоре стал отказываться от барских забав, не желая подчиняться девчонке.. Кивнув, Егор в свою очередь спросил: – А вы, Мария Ильинична, по-прежнему мечтаете сделаться капитаном? Или уж передумали и теперь собираетесь за какого-нибудь капитана замуж? – Капитаном я быть не хочу, – вновь засмеялась Маняша, – но и замуж не желаю. Стану в земской школе ребятишек грамоте учить. – Маняша, – с укором произнесла Вера. – Из тебя не выйдет учительницы, ты сама сущее дитя. – Да, я дитя! – она топнула ножкой. – Так детям со мной весело будет. – Школа – не для веселья, – строго заметила Вера. – Вы можете устраивать благотворительные детские балы или рождественские ёлки, – предложил услышавший их спор Иван. Он, оставив велосипед, сидел теперь на траве и в своём альбоме делал наброски с бегавшей кругами Джимми. – Ах, как чудесно вышло! – восхитилась Маняша его рисунком. – Весьма благодарен, – улыбнулся Иван и, вырвав листок, протянул ей. – возьмите на память изображение вашей славной собачки. – Прелесть какая! Правда, Вера? Иван Григорьевич, а меня вы сумеете изобразить? – К сожалению, я не портретист, – решительно отказался она. – Здания я рисую для дела, растения и животных – развлечения ради, а людей – лишь в исключительном случае. – Ах, сделайте же для меня такое исключение! – принялась упрашивать Маняша. – Клянусь, я позировать сяду, так вертеться не стану. – Верится с трудом, ты и минуты смирно не просидишь, – заметила Вера и тут же обратилась к Егору и Ивану. – Послушайте, господа: будь отец с матерью дома, вас пригласили бы к чаю, а то и к обеду. Но они в отъезде, а мы с сестрою девицы, и было бы нехорошо нам принимать у себя в гостях мужчин, пойдут ведь сплетни. Поэтому давайте сейчас распрощаемся. – Приятно было познакомиться, – проявил вежливость Иван. – А дорогу в Юговку, милые барышни, не укажете? – Да я знаю отсюда дорогу, – заторопил Егор. – Напрямик через овсяное поле без особого труда дойдём.