Кровавый остров Ли

У подола белого костюма Минхо появились затёки крови, говорящие о преждевременных родах, с возможной потерей ребенка. Он рухнул на пол, но не успел соприкоснуться с ним, как его подхватил Кристофер, подняв омегу на руки. Намджун мгновенно приказал подготовить комнату для принятия родов у лиса. Сам был до чертиков напуган, впервые в жизни. Кажется даже при смерти мужа он не был так взволнован, как сейчас, увидев этого хрупкого лисенка без сознания, истекающего кровью. А если по правде, то картинки перед глазами вожака будто отмотали назад, когда к нему пришли приближенные омеги, оповестить о состоянии мужа, о его гибели. Тот тоже был беременен, и в первых ее неделях омегу Намджуна жестоко убили. Намджун не хотел переживать это снова, успокаивал внутреннего волка, который готов был завыть от боли, грусти, страха. Банчан же действовал ровно наоборот. Спокойно пытался привести омегу в сознание, прекрасно помня что Дон Ук доверил своего младшего ему, и он непременно должен вытащить лиса из этой сложной ситуации с минимальными утратами. В комнату подоспел омега-повитуха, и другие приближенные омеги вожака, чтобы помочь принять роды, которые не обещали ничего хорошего. Минхо тяжело дышал, роды проходили болезненно, температура тела повышалась, к лицу омеги поступали капли пота, а приоткрытые губы были доказательством того, как сильно Минхо держался за жизнь, ловя губами глотки воздуха. - Солнечный мой, я рядом - шепчет Крис, почти неслышно в ухо омеги, в ответ слышит лишь то как Ли громко дышит, не открывая глаза, то как грудь вздымается, то как омеге чертовски сложно. Успокаивало одно - Минхо был в сознании. - Тебе нужно немножечко постараться, лисенок, - продолжает парень, водя носом по шее омеги, выцеловывая скулу, ухо, волосы - У нас родится малыш, только ты держись, хорошо, солнечный мой? - повторял Чан, как мантру, пытаясь поддержать будущего мужа, а сам ловил себя на мысли что безумно сильно боится потерять этого омегу. Если с Минхо что-то произойдет, то это будет равносильно тому, что Чану сердце вырвут. И он буквально дрожал, и от холода и от страха. Не знал себя успокоить, или любимого. Поэтому лишь целовал, аккуратно и нежно, шептал на ухо омеги «все будет хорошо», всем сердцем желая верить в это, отгоняя все плохие мысли. Спустя пару часов мучений, на свет появляется малыш, необыкновенной красоты. Да, обычно дети после рождения бывают все одинаково некрасивыми, но это не работало на малыше самого красивого омеги среди всех оборотней. С самого рождения он украл сердце омег, которые присутствовали при родах, и своего будущего отца - Банчана. Малыша увели в другую комнату, в которой за ним будут ухаживать, пока Минхо в себя не придет. Намджун ждал за дверью, шагами очерчивая периметр коридора за дверью комнаты, в которой пребывал его важный гость. И какова была его радость, увидев в руках омеги-повитухи малыша, новорожденного. Малыша Ли Минхо, родившегося в стенах его особняка. Намджун был настолько счастлив, будто ребенок этот у него родился, его сыном являлся. Радость свою скрывать не мог, впервые после смерти мужа снова расплывался в счастливой улыбке, оголяя милые ямочки на щеках, полностью противоречащие его общему внешнему виду грозного вожака. Ребенка Намджуну конечно же не дали, как минимум по той причине что он не сумеет даже держать его в руках. Поэтому альфе оставалось любоваться малышом и растворяться в нежности его появления только с рук повитухи. Разум вожака был затуманен этим маленьким волчонком настолько сильно, что только спустя несколько минут он вспомнил про Минхо. Омега про Минхо ничего не сказал... Что с ним произошло? Минхо плакал. Наплевал на свои принципы и правила, дал волю слабости и эмоциям. По щекам его текли слезы, которые Чан губами ловил, а в сердце омеги что-то разрывалось в мелкие осколки, и осколок каждый отдельно больно ранил душу. Причиной этому являлся тот самый запах, который встретил его с порога и сопровождает до сих пор. Джисон здесь, он везде. Его прощать нельзя, Минхо ведь обижен сильно, предан им, и больше никогда, ни за что Хана близко к себе не подпустит, но где-то горит, воспламеняется желанием увидеть его. Снова. Этот запах заставляет Минхо мучаться, до боли в области солнечного сплетения хотеть увидеться с Джисоном, отцом малыша. Раньше от одной только мысли что он беременен от того самого щеночка, которого сам подобрал когда-то в лесу - становилось тошно, противно. А сейчас... инстинкты одерживают верх и Минхо готов сдаться. Минхо плачет. Уже громко. Достаточно громко, чтобы вожак из коридора тоже слышал, стучался в двери, просил разрешения войти в комнату, но слышал в ответ снова плачь и вопли. Намджуну хочется списать это все на истерику после родов, если бы не вспомнил о том, что Минхо окутала паника уже до родов, и истерика эта случилась бы еще тогда, если бы ребенок не поторопился. Стало еще тревожнее. Он снова стучится, и ему наконец-то открывает двери Кристофер, все это время сохраняющий спокойный вид ради своего омеги. Вожак сначала по глазам его пытается что-либо прочесть, узнать. Но в них было лишь отчаяние, грусть, пустота. Банчан в этот вечер для себя понял одно - сердце этого лиса никогда не будет биться для него. Даже не подумает. А почему Хо решил выходить замуж за него - Крису пока неизвестно. - Крис, с Минхо все в порядке? Что с ним? - еле слышно спрашивает Джун, в какой-то степени боясь задавать вопросы даже Чану, а если точнее боясь услышать ответ. Атмосфера была такой напряжённой, что воздух впитал в себя страх и волнение. Дышать этим воздухом было невозможно. - Хён, я думаю того, кто тревожит Минхо ты знаешь. Поэтому будет лучше оставить вас наедине... Поговорите. - отвечает Банчан и удаляется из комнаты, выводя за собой остальных омег. Ноги Намджуна становятся ватными когда он оказывается один на один с Минхо. Внутри все чувства смешались. Беспокойство, тревожность, страх, трепет, желание подойти к койке и крепко обнять омегу, сомнение, мурашки по коже, легкая лихорадка, сомнение, сомнение, снова сомнение... В совокупности все способствовало тому, что Джун уже несколько минут стоял как вкопанный у двери и не мог сделать шаг. Лишь всхлипы Минхо вернули его на землю, напоминая о том, что ему необходимо быть рядом с омегой, а главное - узнать о ком говорил Крис, кто тревожит сердце и мысли этого прекрасного лиса? *** - Мальчик, у меня есть план. Давай начнем нападение прямо сейчас. У Джуна ведь гости, ему наверняка сейчас не до войны и не до обороны, так что сейчас самое оно, самое время! Уничтожим и его, и его гостей, и всех блять, всех! - слышался пьяный голос Чанбина из телефона Хана. Он слушал вожака черной стаи скривив рот и скаля зубы, от того что было противно слишком. И план этот казался ему подлым. Да, Джисон предал Намджуна, но оказывается и предательство имеет несколько своих видов. Можно предать и воевать с глазу на глаз, или вонзить нож в спину, напасть неожиданно. Джисону не хотелось становиться таким мерзким, скользким как Чанбин, поэтому он сразу отказал вожаку. Вдобавок пригрозив тем, что если тот все таки решится на осуществление данного плана, то он будет на стороне Джуна и уничтожит всех напавших. Главной причиной этого твердого отказа являлся конечно же Минхо и страх его потерять. То что в гостях у Джуна именно он. Джисон не готов был, не планировал и не хотел его трогать, пачкать своего любимого кровью. Да, он желал мести, да, он питался тем, что в один прекрасный день даст Минхо попробовать боль предательства в чистом его виде. Но убивать его Хан не собирался. Убивать его не за что... Лежа в лесу на теплой после солнечного дня траве, Джисон вспоминал свое беззаботное детство в стае лис. Как его сильно любил и оберегал Минхо и вожак. Своего лучшего друга Феликса, который одним своим нахождением рядом вселял необъяснимо сильное желание жить, как они играли и веселились... «Интересно что он сейчас делает?» - задавался вопросом альфа, смотря на луну, ловил себя на мысли что мечтает вернуться к ним и быть принятым, потом разбивается на том моменте, когда вспоминает как его выкинули в лес. Избитого,в крови, еле живого, будто мусор, тухлый кусок мяса, к которому даже собаки не подойдут. "этой мечте никогда не сбыться" - проговаривает про себя. Но как бы сильна ни была обида Хана - он скучал. Безумно сильно. До самых костей. Это чувство пламенем разъедало его внутренности, терзала. Поэтому пока не встало солнце, он решил незаметно зайти в городок стаи Ли, в надежде что его никто не заметит и он сможет хоть на немножко утолить свою тоску вдохнув запах их лесов. Внутри разрывались бури. Тревожность, что окутала волка по дороге - пыталась остановить его. Сердце сжималось, мозг бил сигналы во всю, а ноги шли. Сопротивляясь всем страхам, сомнениям - шагали вперед. Дойдя до ворот первым он почувствовал запах Ликса. Все такой же сладкий. Даже слаще, чем был. Джисон непроизвольно улыбнулся, а в глазах стало влажно. От чувства тоски снова, да. Он бы многое отдал сейчас чтобы на несколько секунд хоть обнять этого солнечного лучика. Но Феликс... он также как и Минхо никогда не простит, близко не подпустит. Джисон не останавливается. Страх казалось что полностью покинул его. Он шагал дальше, уже за ворота. Ну а если точнее, его тянул за собой запах Феликса, смешанный с запахом полевых цветов, Минхо принадлежащий. Джисон будто под воздействием сильного гипноза направлялся все глубже и глубже в деревню, прямиком к источнику запаха - дому вожака, где и жил младший Ли. - Давно не виделись, найдёныш, - появившийся из ниоткуда низкий голос вывел Хана из гипнотического состояния. Это был Дон Ук, сон которого был сбит чутьем о тревоге. Он сидел на подоконнике, свиснув одну ногу наружу, чего Джисон конечно же не заметил под состоянием феромонного опьянения. Волчонка будто ледяной водой облили, когда он услышал этот знакомый низкий тон голоса вожака. Хочется сказать привычное, незабытое им обоим «хён..», но имеет ли он право? Плевать. Джисон его по другому никогда не называл, поэтому иного обращения к нему не знал, не хотел знать, пусть и сейчас он в ответ получит пулю в лоб, но скажет ему снова «хён». - Хён... - чуть ли не шепчет Хан, боясь что вожак его услышит. - Как дела, Хани? Как поживаешь? - спрашивает в ответ Ли, с полным безразличием в голосе, будто это не он тогда приказывал до смерти избить волчонка. - Хён... я не хотел вас беспокоить..я просто... - дрожащим голосом, чуть ли не плача молвит Хан, не успев договорить, как его перебивает все тот же спокойный, отчасти с нотками заботливости голос лиса. - Соскучился? - снова спрашивает вожак, по струнам сердца Джисона играет, бегает, не осторожничает. А Джисон будто на этих тоненьких струнках висит, боится упасть, и его будто толкают к этому...к пропасти. - Да...хён.. простите... - шепчет хрипло волчонок, сжав плечи, становясь похожим на маленького щенка. Как тогда, когда Минхо его в лесу нашел. Дон Уку его жаль. Всегда было. Да, он отомстил за брата, вылил кровь Хана на землях своих, чтоб волки больше к ним не совались, и сокровенное его - семью, не трогали. Но Дон Уку Джисона всегда было жаль. С того самого момента, когда придя навестить брата увидел того голым в постели, а рядом с кроватью Джисона, и до сих пор. Каждый день жалел и сожалел. О случившемся. О поступке самого Джисона, и о своем ответном поступке. Он любил Хана всем сердцем. С самого его появления в стае. Хоть все были против, включая собственного мужа - Ли любил и принимал Хан Джисона. А то что тот сделал... было предательством не только к Минхо, но и к нему тоже. Дон Уку было долго больно, долго грустно и очень часто никак. Они растили Джисона с Минхо вместе, вдвоем. Его сын игрался с ним все детство. Дон Ук учил его ловле рыбы, научил кюдо , чтению и письму. В какой-то момент Хан стал ему роднее Феликса, особенно когда омега рано выскочил замуж и уехал. После еще потеряв Джисона в сердце стало совсем пусто... Он очень сильно хотел сохранить гнев и ненависть к нему до конца своих дней, но лиса не хватило даже на день. Когда один из приближенных альф сообщил об избавлении от тела волчонка - Дон Ук разбился. На мелкие осколки. Сердце сжалось, и слез он не скрывал. Джисон был большой потерей. Поэтому увидев его сейчас, спустя почти год, на самом деле готов был волком выть, потому что он черт возьми тоже скучал, безумно сильно, каждый чертов день. Но нужно было сохранять безразличие, не распускать соплей, не подпускать этого волчонка снова близко к сердцу. Ему нельзя доверять... как бы сильно не хотел Дон Ук найти ему оправдание - за целый год ни одного не нашел. Разбитое Доверие восстановлению не подлежит. - Хани, тебе очень повезло что Минхо здесь нет и он тебя не чувствует... я бы тебя в клочья разорвал, пролей он сейчас из-за тебя еще одну слезу - отвечает лис, превращаясь в льдину, чтобы защититься от твоей же слабости. - Хён, я не хотел вас беспокоить... - бубнит Хан, опустив виновато голову. - Ты уже говорил это. Я понял. Ты пришел потому что соскучился. Но ответь мне на следующий вопрос - на что ты черт возьми надеялся приперевшись сюда среди ночи? - сохраняя хладнокровие спрашивает вожак, смотря на волчонка с высока. - Я хотел просто надышаться запахом хёна..и уйти.. я не...я не .. - заикаясь отвечает Джисон, пытаясь ртом глотать воздух, потому что кислорода ему явно стало не хватать от давления со стороны вожака, от давления собственной совести, от подступивших к глазам слез. - Я не потревожил бы никого, честно... я просто так сильно скучаю... - договаривает волчонок, а сердце Дон Ука бьет сигналы с мольбой сказать « я тоже Хани», но он молчит. Фыркает, уводит взгляд в ночное небо, дабы слезам волю не дать. - Если ты утолил свою тоску, ступай дружище, пока альфы не учуяли твой запах.. надеюсь ты помнишь что ты тут в черном списке - просит лис, все также жалостливо смотря на Хана, где-то глубоко в сердце желая чтоб он остался. - Хорошо хён. Простите, еще раз... - шепчет Джисон, сделав поклон, маленькими медленными шажками отдаляется от дома вожака. Лис провожает его взглядом полным сожаления. Снова. Хотелось сказать ему «прости», хотелось сказать ему «не плачь», «забудь»... Но сам он, вожак стаи Ли сможет простить, забыть? Допустить слабость, рискнуть семьей и стаей, снова? *** Намджун сидит на полу, у кровати Минхо, наблюдает за тем, как омега уже второй час льет слезы, уже тихо и почти неслышно. За дверью взволнованный голос Юнги и Чонгука, которые были Джуну сейчас мало интересны. Ведь сейчас ему больно. Больно видеть эти слезы, ему больно от мысли что лисенку этому больно, ему больно от того что сделать он ничего не может, помочь ничем тоже. Ким пытался спросить у омеги причину этих горьких слез, но тот лишь молчал в ответ. Вот уже второй час. И от этого черт возьми тоже было больно! Собственное бессилие перед омегой, имея такую власть - уж легче застрелиться... Потеряв всякую надежду на диалог с лисом, Намджун отвернулся от Минхо, прижавшись спиной к его кровати. Потом почувствовал ледяные пальцы омеги на своей шее и вздрогнул. - Выыы... Вы тоже им пахнете, Намджун, - шепчет Минхо, проводя пальцами по коже вожака - И весь этот дом им пропах... мне так приятно и больно от этого запаха ...он мне в легкие уже въелся.. я хочу его увидеть.. пожалуйста.. господин, не мучайте меня, приведите его... - слезно умоляет Хо, смотря на Джуна стеклянными глазами. - О ком вы? - осторожно спрашивает альфа, гладя теплой ладонью холодные пальцы Минхо, лицом к нему снова поворачиваясь. - Джисон.. это его запах. Он с вами живет? так ведь? - отвечает Ли, еще больше заводя в тупик Намджуна. Потом вспоминает своего преемника, Джэя. Flashback - ты так и не скажешь как тебя зовут? - спрашивает Намджун, наблюдая за мастерством волчонка в кюдо. - меня зовут Джи... Джэй! Меня зовут Джэй, господин! End of flashback - Кем вам является этот Джисон? - спрашивает вожак, а у самого внутри буря, смерч. - Он? - легким смешком сквозь слезы переспрашивает Хо, давится комом в горле и отвечает - Он... отец моего ребенка. Он мой любимый. Мой предатель. Мой новый день. Моя грусть. Причина всех моих слез. Единственная причина моего счастья.... - Он вас предал? Бросил? - снова максимально деликатно спрашивает Ким, на что омега снова отвечает смешком. - Меня можно бросить по вашему? - усмехается лис, находя вопрос альфы слишком глупым. - Он убил члена моей семьи, скрыл это и врал на протяжении долгих лет. Потом в порыве признания в своих чувствах решил что сможет сделать меня своим, если заполучит мое тело. .. - с дрожью в голосе отвечает Минхо, снова роняя слезы на щеки. - Этот ребенок... это плод насилия. Плод предательства. - шумно сглатывает, пытается принять сидячее положение, чтобы лёжа не захлебнуться в собственных слезах - И если честно.. я не знаю смогу ли полюбить его... - добавляет Ли, закрывая глаза, в попытках хоть на немного отпустить боль от обиды, которая никак не хочет его покинуть. - Вы только пару минут назад жаждали увидеться со своим предателем, но не уверены полюбите ли ни в чем невиновного ребенка? - недоумевает вожак, сдерживая злость и внутренний мятеж, что рушил здравый рассудок. - Да, я хочу увидеть его. Хочу принять собственную слабость. - спокойно, но уверенно отвечает омега, сжимая в руках подол рубашки. - Предатели должны умереть. - твердит холодно Джун, и от него прямо несло этим холодом. Его теплые руки, что грели лиса, в момент стали льдинами, что еще раз подтверждало - он снежный король, он вожак. - К сожалению я не знал об этой истории. Этот волчонок... представился совсем по другому. Знал бы - давно бы глотку перегрыз! - чуть ли не рыча добавил Ким, в голосе которого слишком сильно чувствовалось отвращение к Джисону. - От имени своей стаи приношу вам глубочайшие извинения. Это первый волк из моей стаи допустивший такую подлость.. я обещаю что лично принесу вам его сердце с кровью! - шипит вожак, опустив голову вниз, от чувства стыда. - Причем тут ваша стая, господин Ким? Джисон из стаи черных. Он сын черного волка и белого лиса. - вопросительно смотря на альфу, отвечает Минхо, и ответом своим наносит очередное ножевое ранение в сердце Намджуна. У альфы уже в глазах начало темнеть от шока и злости, от чувства переполняющей агрессии. И все остальное, что говорил ему Минхо слышалось волку фоновым шумом. В голове крутилось одно - «он сын черного волка и белого лиса». Такого предательства он не ожидал в свой адрес. Глаза заполнялись кровью, становились желтыми, волк просился наружу, хотел уничтожить врага, пылал этим желанием и мучал Намджуна. В итоге оказался на свободе, и под звонкие вопли Минхо рванулся в поиски предателя.