Цветочный роман

Стеклянный кабинет напоминал больше коробку или немытый аквариум с мутными стёклами. В такой роскоши и рыба загнется, а уж человеку и вовсе нужно было срочно искать место получше, но Жданов не спешил покидать уединенные шесть квадратов. Погруженный в графики и чертежи, он творил, потеряв всякую связь с реальностью. Тут в дверь затарабанили. Стёкла аквариума задребезжали, отчего Андрей через пару мгновений пришел в себя и поднял от стола голову. — Малиновский… — чертыхнулся он, поджав губы, испачканные в синей пасте от авторучки, и нехотя встал, чтобы открыть. — Палыч, до тебя не достучаться! — пробубнил обиженно друг и протянул Жданову пышущий жаром хотдог и маленький пакет картошки фри. — Спасибо! Жрать хочу, быка бы съел, — Андрей радостно принял провизию из рук Малиновского и сию же минуту приступил к трапезе. — Серьезно? Ты будешь это есть? Я вообще-то пошутить хотел, — Рома негодующе почесал затылок, с недоверчивым осуждением глядя, как друг-аристократ с аппетитом поглощает румянную сосиску. — Или ты здесь всю ночь просидел? Алло, Андрюша! Язва и инфаркт уже стучатся в твою дверь! — Не гунди, мамочка. Я должен был закончить проект. Малиновский со вздохом окинул взглядом скромную обитель Жданова и, отодвинув от греха подальше банку с растворимым кофе, наконец, сел напротив. — Ты думаешь, если ты будешь истязать себя, отец вернет тебе кресло? И зачем ты только всё ему рассказал? Мы придумали бы что-нибудь, выпутались. К чему эти дурацкие страдания? Ты сейчас в ссылке, я один на административном этаже, этот нанятый хрен три шкуры дерёт. Вот кому ты сделал лучше? — Не нанятый хрен, а антикризисный менеджер. Кирилл — настоящий профессионал своего дела и я полностью поддерживаю его концепцию. А насчёт страданий, так наоборот, я ничуть не страдаю. Я наконец-то сплю по ночам, потому что знаю — мне нечего скрывать. Я открыт и честен. Как на ладони. Это непередаваемое чувство, Малиновский. Пока Жданов говорил, Роман даже не заметил, как тот уже прикончил свой быстрый обед, вытер руки влажными салфетками и снова склонился над огромной таблицей. — Что там? — Это наша прибыль с учетом расширения производства до трех рабочих смен. Кирилл одобрил. — А, я понял! Ты специально сейчас расшибаешься об лёд головой, чтобы спустя еще полгода, когда у Кирюхи закончится контракт, просто взять и снова занять должность президента! Хитро, Палыч! Хитро! — Рома одобрительно покивал головой и полез в карман пиджака. — Андрюх, я пришел не просто так. Хочу позвать тебя на винную дегустацию. Сегодня в семь. Сможешь? — Не знаю, — без всякого желания фыркнул Жданов, бросив быстрый взгляд на пригласительный билет. — Вообще, я мечтаю о горячей ванне и глубоком сне. — Ты задолбал! — ни на шутку взвился Малина. — Ты уже полгода из дома не выходишь! И я, конечно, это всё терпел до поры до времени, но извини, это уже не нормально! Ты когда в последний раз в свет выходил? — Мне плевать на это, Ром. У меня другие интересы, — отмахнулся Андрей, продолжая сосредоточенно сводить цифры. — На улице весна, птички поют, погода шепчет, а ты залез в этот кубик из стекла и не выходишь из этой тюрьмы, в которую, к слову, тебя никто не сажал. Андрюх, или ты до сих пор по своей цветочнице убиваешься? Услышав о Кате, Жданов резко выпрямился и нахмурил осунувшееся лицо. — Нет… Я стараюсь о ней не думать. — Меня-то хоть не обманывай! — цокнул друг, ободряюще похлопывая Андрея по руке. — Ладно. Глупо отрицать. Думаю! Я о ней думаю! Но это ничего не меняет. — Ты хоть найти ее пытался? — Пытался… Ничего. — Что она какая-то ведунья? Героиня финского эпоса, приходящая в полночь, а поутру исчезающая в дымке полуостывшего костра? Значит, плохо искал! — заключил Рома. — Я не пара ей, Малиновский. Я, конечно, сейчас уже не тот беспечный идиот, что раньше, но она… Она другая. Она — чистая, нежная. Я таких раньше никогда не встречал. — Не влюбился ли ты часом, батенька? — снисходительно хохотнул Роман. — Что-то звоночки уж больно тревожные. — Не влюбился, а люблю! Я люблю её, Малиновский. Хотя, тебе этого не понять. Ты же циник! Давай сюда своё приглашение и вали. Уж так и быть, схожу с тобой. Только при условии, что ты сейчас же исчезнешь на свой этаж и дашь мне спокойно работать!

***

Катя грустными глазами рассматривала шелковое черное платье. Надеть или нет? И вообще, идти ей на эту дурацкую дегустацию или остаться дома, книгу почитать или взять у мамы парочку кулинарных уроков. Невидимая дилемма здорово угнетала, и, казалось бы, решение было почти принято, когда в дверь ее комнаты постучались. — Маленькое черное платье! Да ты, Пушкарёва, Коко Шанель, а я, дурак, тебя недооценивал. Зорькин вошел и сходу панибратски завалился с ногами на диван. — Я не пойду, Коль, — выдохнула Катя, насупившись. — Что я там делать буду? — Вино пить и жизнью жить! Или ты всю оставшуюся жизнь прятаться собралась? Да твой Жданов о тебе даже не вспоминает. Он, между прочим, кресло президента оставил. Наверное, махнул с бывшей невестой на острова и в ус не дует. — С Кирой они расстались. — Это он тебе сказал? Пушкарёва, милые бранятся только тешатся! Или ты не знала? Хотя откуда тебе знать? У тебя и парня никогда не было! — Коль! — обиженно вскрикнула Катя, бескомпромиссно вернув платье на плечики. — Что «Коль»?! Тебя Миша уже сколько добивается? Уже год почти! С тех самых пор, когда ты зал его украшала в первый день открытия ресторана. Такой мужчина обратил на тебя внимание, а ты голову ему дуришь. — Я не дурю, — Катерина закусила губу и рухнула на диван рядом с другом. — Вообще-то он меня уже к себе приглашал, мы даже целовались! — И что? — А ничего! Не могу я! — Катя всплеснула руками и, обняв игрушечного медведя, зажмурила глаза. — Я другого люблю. — Поэтому и скрываешься от него, — прыснул Коля, ткнув подругу в бок. Все влюбленные, конечно, отличаются странностями, но Катька, казалось, побила все рекорды. Влюбиться в мужчину и бегать от него, как черт от ладана! Во, даёт! — Он не такой, понимаешь! Я люблю образ! Не человека, а образ, который я сама придумала и полюбила, а он сам не существует! Совсем! — Катя резко встала, отворила шкаф и снова достала платье. — Я пойду с Мишей на дегустацию, а потом мы поедем к нему! Я уже всё решила! Зорькин скептически вздохнул, ведь в голосе Пушкарёвой никакой решимости не было.