***
Винегар смыл с себя морскую соль под городской водопроводной трубой и, мокрый с головы до ног, поспешил к разрушенным высоткам. Он любил чистоту, старался следить за собой даже в отсутствие условий, и сейчас особенно сильно хотелось снять комнату, чтобы помыться в нормальном душе. Но такая возможность, как известно, выпадала далеко не каждый день. Солнце уже почти коснулось крыш, когда парень добрался до своего убежища, и, забираясь внутрь здания, он практически чувствовал, как оно дышало ему в затылок. Оказавшись в безопасности, но в таком до боли привычном уединении, он заплакал. Не от пережитого за эту ночь стресса — просто от того, что как никогда отчётливо ощутил своё одиночество. Сегодня впервые за долгое время к нему кто-то прикоснулся, пусть и столь странным образом. У них было столкновение, мужчина собирался убить его, а Доппио неожиданно проникся их мимолётным разговором; коротким, но таким необходимым взаимодействием. Казалось, что в этот момент между ними образовалась некая связь, глубочайшее и непередаваемое понимание друг друга. И понять они успели слишком многое. Парень как никто другой знал, насколько нелегко бывает влачить существование, потому не осуждал темноволосого за покушение на свою жизнь. Вместе с тем он так же ясно осознавал, почему мужчина отпустил его. Тот вовсе не жаждал всем этим заниматься, и каким бы ни было число оборванных им жизней, что-то не позволяло ему окончательно избавиться от осколков утраченной человечности. Поэтому они продолжали колоть его. Темноволосый выглядел так растерянно, глядя на него. Юноша мог в точности представить его мысли: то, как вид невредимой кожи заставил его вспомнить о том, что все стремятся забыть; как рушились его извечные попытки оправдать свои действия; как боль от этого смешивалась с восхищением в его глазах. Доппио не мог выбросить из головы этот взгляд. Ту минутную уязвимость, которую мужчина позволил ему увидеть. Он тоже готов был опустить руки, но продолжал ради чего-то жить. И Доппио охватило невыразимое сожаление, что он просто дал им разойтись в разные стороны.***
Ризотто вернулся домой потерянный и немного перепачканный в крови со своей промокшей одежды. Старая квартира, где он жил, была совсем небольшой, но ему с мальчишками вполне хватало места. Уже давно они еле сводили концы с концами, а он просто отпустил такую огромную сумму. На эти деньги можно было беззаботно жить втроём полгода или даже больше. И такая возможность, как сегодня, вряд ли когда-либо выпадет снова. Его терзали противоречия: смятение от охвативших его при виде юноши эмоций никак не проходило, а чувство вины перед семьёй с приходом домой многократно усилилось. Он не знал, что будет дальше, и не мог перестать думать о случившемся. Из гостиной раздавался тихий бубнёж какой-то передачи, но его возвращение не осталось незамеченным — навстречу ему вышел голубоглазый подросток. — Ого, где это тебя так потрепало? — бросил Мелоне шутливо, однако мгновенно стал серьёзным, заметив красные разводы. — Кровь ведь не твоя? — настороженно уточнил он, подходя ближе, чтобы проверить мужчину на наличие ран, но Ризотто опередил его ответом. — Нет, — откликнулся он хмуро. — Просто пора заняться стиркой. Парень заметно успокоился и аккуратно спросил: — Есть что-нибудь? Впав в ступор, темноволосый безмолвно застыл, не представляя, что сказать. Не услышав ответа, Гьяччо, всё это время прислушивающийся к разговору в прихожей, наконец, тоже показался и подошёл к ним. — Значит, опять пусто? — не то с претензией, не то просто чересчур взволнованно воскликнул он. — Уже третью неделю одна параша или вообще по нулям! Чё мы жрать-то будем?! — И без тебя всё ясно! — гаркнул Мелоне на мальчишку в очках с толстенными линзами. — Ты разве не заметил? Что-то не так, — обозначил голубоглазый, вновь повернувшись к Ризотто, который был даже более угрюмым, чем обычно, и обратился к нему. — Что случилось? В какой-то момент Неро захотелось им всё рассказать, но он тут же одёрнул себя. Стоило просто забыть об этом. — Ничего, — в конце концов, произнёс он скупо, и парням осталось только молча проводить взглядом его мрачную фигуру. — Вот какого хрена? Ты его расстроил, — шёпотом возмутился Мелоне, когда мужчина скрылся за дверью ванной. — Теперь точно будет ходить и загоняться. — Не я его расстроил, а дерьмо вокруг! — парировал кучерявый, но после недолгой паузы продолжил спокойно. — Давай снова попробуем найти работу. — Ты слишком мелкий и ни черта не видишь, куда тебя возьмут? Только если подрабатывать рефрижератором… — рассуждал старший, уже на автомате задирая вспыльчивого парня. — А я… Не думаю, что способен на что-то ещё, но он ни в какую не хочет брать меня с собой, — задумчиво протянул Мелоне. — Я бы отыскал поистине беспроигрышные образцы. Потратил бы больше времени и усилий, зато со стопроцентной гарантией и хорошей выручкой… — Придурок, он никогда не позволит тебе заниматься этим! — констатировал Гьяччо уверенно. — Давай просто попытаемся, вдруг получится. — Ну ладно…***
Ризотто подобрал мальчишек с мыслью, что в мире станет хотя бы парой беспризорников меньше, что их больше не коснётся горе, опасность и голод. Ему хотелось о ком-то позаботиться, сделать хоть что-то хорошее в жизни. А сейчас он даже не мог их обеспечить. Он был бы рад, если бы Мелоне, со своими способностями и потенциалом, выучился на биоинженера и тогда, возможно, сам бы выращивал настоящие органы в лаборатории, а не совершенствовал вместе с ним знания, полученные когда-то в окровавленных подворотнях. Гьяччо требовалась дорогая операция на глаза: уж слишком паршивое у него было зрение для тринадцатилетнего паренька. Да и окончить школу не помешало бы, пока ещё не поздно. Всё это стоило денег. Но их едва хватало на жильё и первостепенные нужды. Мужчина встал под душ, чтобы смыть с тела грязь и кровавые разводы, и машинально потёр швы на животе. Он вписывался в возрастные рамки нового поколения, но пару лет назад ему пришлось заменить уже второй орган. Первую же операцию он перенёс ещё подростком, когда его родители были живы, хотя тогда им не хватало средств на долгосрочные варианты. А в этот раз мальчишки не позволили ему экономить на себе, так что Неро использовал экземпляр высокого качества. После такой жертвы они толком не ели несколько месяцев, но, по крайней мере, ближайшие годы он мог не беспокоиться о своих потрохах. Помимо швов от пересадки, у него имелись и шрамы от ранений — не все были готовы так легко расстаться с жизнью. Но это дело привычное. Поток размышлений вкупе со струями воды плавно подвёл его к исходной точке — к розоволосому юноше. Ризотто не мог отрицать, что его охватывало беспокойство за судьбу парня. Хоть тот и не был истощён, всё равно выглядел довольно худощавым. Его одежда совсем износилась. К тому же Неро догадывался, что розоволосый шёл к заброшкам наверняка, чтобы переночевать там. Многие бездомные так делали. Это было очень похоже на желание позаботиться, как с Мелоне и Гьяччо, однако юноша вызывал у него, помимо сочувствия, совершенно иного рода чувство. Сильную тягу. Он ощутимо зацепил его. Кажется, им даже не нужны были слова, чтобы достичь взаимопонимания. И в его взгляде Ризотто заметил то, чего хотел бы не видеть — проблеск надежды. Мужчина тряхнул головой. Нужно было прекратить этот вздор. Забыть. Так будет к лучшему.***