***
— Я тебе сто раз говорил: не называй меня Виком! Я Виктор! — Тогда и ты не зови меня Диком! Я Ричард! — Тебе не идёт быть Ричардом! Дикки, посмотри на себя! Ричард — королевское имя: Ричард I Львиное Сердце, Ричард II, Ричард III, а ещё Ричард, герцог Глостерский — кузен королевы. Это имя звучит солидно, а ты всего лишь сын фермера! Белобрысый и с веснушками! У тебя нет ни титула, ни знатных предков! — Ха-ха! Зато у тебя, кудрявого лилипута, есть титул — лорд Дохлая Саранча, а твои знатные предки — жуки навозные да личинки в мышиных трупах! Недаром ты так любишь возиться с ними и таскаешь их в спичечных коробках! Захорони их в семейном склепе, граф Падальщик! Споря и сердито жестикулируя, двое мальчиков вышли из леса и по луговой тропе направились в сторону деревни. Говорили они громко и будто бы злобно, но даже непосвящённому человеку сразу стало бы ясно, что так подначивают друг друга закадычные друзья. Дик — тот, что был старше и выше ростом, с улыбкой смотрел на вышагивающего впереди маленького щуплого Виктора и заботливо вытаскивал из его тёмных кудрей запутавшихся лесных букашек. Виктор раздражённо отмахивался кулаком с зажатым коробком. — Не трогай мои волосы, я ненавижу это! Я изучаю насекомых, я буду известным учёным-энтомологом! А ты так и останешься безграмотной деревенщиной! — Чего это? — удивился Дик. — Я грамотный! У меня хорошие оценки в школе, и недавно я прочитал «Книгу джунглей»! — Тебе пятнадцать лет, а ты читаешь сказки про Маугли! Мне десять, но я уже читаю научную литературу! Энциклопедии по биологии, по истории… — Я не собираюсь становиться учёным! Я хочу быть известным футболистом, как Бекхэм, или актёром, как мой тёзка Ричард Гир! Услышав это, Виктор резко затормозил, обернулся, выразительно округлил светлые голубые глаза и, повторяя жест своей старой няни, театрально всплеснул руками — многострадальные жуки в спичечном коробке громко брякнулись о стенки. — Дикки, ну какой из тебя актёр?! Ты даже врать не умеешь! Зачем ты рассказал проныре Морису, что мы ходим в этот лес? Он наябедничал маме! — Я не рассказывал твоему брату про лес! Он сам нас выследил! Наверняка он и сейчас за нами шпионит. Оба мальчика встревоженно закрутили головами, ожидая увидеть притаившуюся в траве долговязую фигуру. Не обнаружив лазутчика, они последовали дальше, продолжая несерьёзный спор о своих именах и планах на будущее. Путь к деревне пролегал мимо усадьбы Уайт Гроув — дома Вика, точнее говоря, родового поместья Виктора, второго сына барона Квинсбери. Дику же, то есть Ричарду Эвансу, предстояло идти ещё полмили до своей фермы на окраине деревни. Друзья попрощались до завтра и собрались разойтись, как вдруг Дик предложил: — Хочешь, я пойду с тобой и скажу твоим родителям, что походы в лес — это моя идея? Чтоб тебя не сильно ругали. — Нет, ты что, не надо! — Виктор помотал головой так энергично, что отросшие за время каникул волосы закрыли лицо. — Ты же знаешь мою маму! Она опять закатит глаза и скажет: «Не понимаю, чем вас так притягивает лес. Почему вы не можете играть в нашем парке, где созданы все условия для полноценного детского отдыха?» Он столь правдоподобно изобразил интонацию и мимику матери, что Дик прыснул смехом. Несмотря на свой малый возраст, Виктор несомненно обладал актёрским талантом, раскрыть который помогли занятия в школьном театре. — Ну тогда отдувайся сам. — В утешение Дик запустил пальцы в его буйную шевелюру и ласково потрепал. Якобы ненавидящий прикосновения к своим волосам Виктор отнюдь не отстранился от руки друга, а наоборот, с щенячьей готовностью подался навстречу. Кроме умершей год назад старой няни, его никто никогда не ласкал — даже мать, считавшая нежность абсолютно излишней в деле воспитания сыновей — наследников старинной фамилии. — Первый раз, что ли, отдуваться? — обречённо буркнул Виктор, представляя во всех подробностях очередной выговор строгой матери, проходящий в присутствии молчаливого отца и поддакивающего старшего брата. — Ладно, я пошёл. — Дик нехотя вынул пальцы из его упругих локонов. Он знал, что за показной ершистостью маленького друга скрывается чуткая ранимая душа, скучающая от нехватки доброго внимания. Семейство Квинсбери издавна имело репутацию заносчивых пуритан. — Ага, иди. — Виктор с грустью отвернулся, не желая расставаться с другом. — Подожди, постой! — Он всё-таки придумал повод, как его задержать. — У нас сегодня на десерт вишнёвый пирог со взбитыми сливками и орехами пекан! Хочешь, я вынесу тебе кусочек? Само собой разумеется, голодному Дику очень хотелось отведать пирога с невиданными орехами, приготовленного на баронской кухне высококлассной кухаркой, но он предвидел, что такой поступок не останется незамеченным, и Вику здорово влетит за подкармливание нежеланного друга. Да, подросший Дик понимал, что, с точки зрения чванливых родителей Вика, их дружба являлась постыдной, порочащей отпрыска знатного рода. От заманчивого предложения, глотая слюну, ему пришлось отказаться. — Нет, не надо, я дома поем. Виктор тоже понимал, что Дик отказался от вкусного угощения вовсе не из вежливости или по причине отсутствия аппетита. Не понимал он одного: почему в последнее время его друг стал запретным гостем в их доме, ведь много лет до этого всё было совсем не так. Желая хоть как-то уменьшить свою неопределённую вину перед ним, он признался: — Я сказал ерунду. Ну, про твоё имя. Тебе идёт быть Ричардом. А ещё мне очень нравится, что ты зовёшь меня Виком. Просто… это не нравится маме. Дик улыбнулся. — Хорошо, на людях я всегда буду звать тебя Виктором. Мне это нетрудно. Пока, Вик! Он махнул рукой в прощальном жесте и направился в сторону деревни. Виктор тоскливо посмотрел ему вслед и, вяло переставляя ноги, поплёлся ко входу для прислуги — он не любил входить в дом с парадного крыльца, где множество великолепных старинных зеркал презрительно отражали его неказистую тощую фигуру с побитыми коленками и копной непослушных волос. Если бы он поднял взгляд на окна дома, то заметил бы, что за ним пристально наблюдают две пары глаз — мамы и брата. В своей комнате он первым делом занялся перемещением жуков из спичечного коробка в большой старый аквариум, приспособленный под жилище насекомых. Увлечённый этой важной задачей, он не услышал, как в комнату вошла леди Квинсбери — его мать. — Виктор! Ты опять ходил с Эвансом в лес? От неожиданно прозвучавшего грозного голоса он вздрогнул, жуки рассыпались. — Боже, ты принёс новых питомцев? Если бы не твоё искреннее увлечение биологией, я не допустила бы ни единого насекомого в нашем доме. Имей в виду, если хоть одна из этих тварей сбежит, всех оставшихся немедленно засыплют отравой. Переоденься, умойся и через четверть часа будь в гостиной. Мы с отцом хотим поговорить с тобой. — Да, мама. Испуганно бьющееся сердце Виктора болезненно сжалось. Такие разговоры никогда не заканчивались ничем хорошим: минимум — стояние в углу несколько часов, максимум — недельный домашний арест. Только за ней закрылась дверь, как в комнату просочился Морис. Семнадцатилетний брат был высок ростом, худощав, ехиден и обидчив. На общую неприглядность его натуры не влиял даже заоблачный интеллект и знание четырёх иностранных языков. — Маленького педика ждёт строгий выговор, — не преминул подлить масла в огонь противный братец. — Я не педик! Ты сам такой! — взъярился Виктор. Он не понимал значение этого обзывательства, оттого оно казалось ещё обиднее. — Педик, педик! Постоянно бегаешь в лес с этим Эвансом, прячетесь от всех. Чем греховным вы там занимаетесь? Исповедайся мне, я никому не открою тайну. Виктор недоумённо хлопал глазами, пытаясь понять смысл подковырки: что греховного в поиске насекомых и разглядывании какашек домашнего скота? Ну да, один раз они видели дохлую овцу и никому не сказали об этом. Но ведь всё равно овца исчезла на следующий день. — Ладно, не задерживайся, — смилостивился Морис, видя его растерянность. — Мамуля с папулей ждут тебя. Воспитательную беседу вела, как всегда, мама. Отец сидел в кресле, молчал и осуждающе смотрел сквозь очки на стоящего по середине ковра младшего сына, не оправдывающего его надежд. Морис неизменно присутствовал при всех нравоучениях, ведь он, по мнению родителей, являлся эталоном благовоспитанности и должен был служить примером для непутёвого младшего брата. — Виктор, сегодня я получила наглядное подтверждение своих опасений насчёт ненормальности ваших отношений с Ричардом Эвансом, а именно вашей нездоровой взаимной привязанности. Мне воочию довелось наблюдать, как он прикасался… точнее, ласкал твои волосы в течение целой минуты. То был отнюдь не дружеский жест! До меня дошли слухи, что этот подросток пристаёт ко многим девочкам в деревне, говорит им непристойности и предлагает интимное уединение — очевидно, отцу и мачехе нет до него никакого дела и они совершенно не занимаются его половым воспитанием. Мальчик созрел и, словно дикарь, не имеющий представления о сдержанности, ищет способ удовлетворить своё мужское естество. Виктор слушал маму и не верил ушам: про его ли друга — знакомого с самого рождения — говорит она? Какая чушь! Какие такие естества и непристойности? Его Дикки самый лучший, самый добрый, самый весёлый и смелый! — Мама! Тебе это сказал Морис? Он врёт, он всё выдумал! Он мстит Дику, потому что тот сильнее и красивее его! На Дика пялятся все девочки, а над Морисом они смеются! — Виктор знал, что за препирательство с родителями ему грозит наказание, но не мог не заступиться за единственного друга. — Это Морис распускает слухи! Дика вообще не интересуют девочки! — Увы, маленький Виктор не понимал, как превратно будет истолкована его последняя фраза. Леди Квинсбери поджала губы и удовлетворённо кивнула. Разумеется, она пропустила мимо ушей слова про любимого старшего сына и услышала только то, что хотела. — Да, именно этого я и боялась. Известно, что подобные Эвансу подростки испытывают интерес не только к противоположному полу, но и к своему, особенно к тем мальчикам, кто младше, кто не осознаёт происходящего и не может оказать сопротивления. Ты слишком мал, чтобы разбираться в столь непростом вопросе. Ответь: за какие ещё места трогал тебя Эванс? Заставлял ли трогать себя? Виктор, это очень важно, отвечай! — Он меня не трогал! Погладил по волосам — вот и всё! Elephantum ex musca facis! — Я рада, что ты усваиваешь латынь, но знай: flamma fumo est proxima. Отныне ты прекратишь поддерживать вашу так называемую дружбу с Эвансом. Целиком и полностью. Телефонные разговоры также под запретом. Непослушание будет караться многодневной домашней изоляцией. Для начала посиди в своей комнате до завтрашнего дня. Ступай.***
Расставшись с Виктором, Дик не сразу пошёл домой. Проходя мимо церкви, он завернул на кладбище. — Бабушка, здравствуй, — поприветствовал он скромное гранитное надгробие. Он всегда навещал её могилу, когда путь пролегал мимо деревенского погоста. А путь пролегал довольно часто — в поместье Уайт Гроув жил Вик — его маленький друг, товарищ по играм и, можно сказать, побратим, ведь бабушка нянчилась с Виком с первых дней его жизни. Дик часто бывал в поместье, помогая бабушке следить за непоседливым малышом. В те времена семейство Квинсбери благосклонно смотрело на присутствие в доме сына фермера — воспитанного тихого мальчика. Лишь в последний год, после того как старая нянюшка умерла, а вступивший в отроческий возраст Дик неуклонно начал преображаться в высокого широкоплечего юношу, отношение к нему в Уайт Гроув заметно похолодало. Ни сам Дик, ни Виктор не понимали причину немилости: да, няня умерла, но ведь Дик давний друг! Скорее всего, тут не обошлось без каверз Мориса — заносчивого, мстительного пакостника, кичащегося своим знатным родом и презирающего простых людей. Добрый миролюбивый Дик никогда не вступал с ним в конфликты и не поддавался на провокации, но Морис всё равно таил в себе обиду: ничтожный сын фермера превосходил его по многим качествам, особенно по внешним — этот неоспоримый факт злил его более всего. Высокий, ладный, улыбчивый Дик со светлыми волосами, выгоревшей добела чёлкой и глазами цвета чайной заварки привлекал к себе внимание с первого взгляда — казалось, что абсолютно все девочки и девушки округи были влюблены в него. Даже помощница кухарки в Уайт Гроув — молоденькая грудастая Лиззи — с обожанием смотрела на Дика и совершенно не поддавалась ухаживаниям малопривлекательного баронского наследника, обладающего скверным характером. Наверняка обиженный Морис наплёл родителям какую-нибудь небылицу про Дика, выставив его в неприглядном свете, и тем самым настроил их против него. — Сегодня хороший день: с утра я убрался в курятнике, починил будку Бадди, затем мы с отцом складывали сено в стога, а потом он отпустил меня повидаться с Виком. Мы ходили в лес, Вик искал жуков — по-латыни они называются харпалины, но так-то это обычные жужелицы. Твой воспитанник растёт умным, знает французский язык и изучает латинский. Он забавный малый, я его очень люблю. Дик всегда рассказывал бабушке о делах текущих, эту традицию не нарушил даже её уход в мир иной. Так сложилось, что кроме бабушки и Вика, ему не с кем было делиться событиями своей юной жизни, мыслями и планами. Близких друзей, помимо Вика, он не имел — одноклассники и соседские мальчишки были всего лишь приятелями, с которыми можно погонять в футбол и искупаться в реке. Отец вечно был занят — не работой по хозяйству, так просиживанием в пабе, да и характер у него был тяжёлый, необщительный. Тереза, мачеха, в лучшем случае смотрела на Дика словно на стеклянного — равнодушно, сквозь него; в худшем — срывала злость за свои неоправдавшиеся надежды на удачное замужество. Наивная, она полагала, что отхватила жирный кусок, захомутав вдового фермера, а оказалось, что для безбедного существования нужно много работать. Дик знал о её навязчивом желании завести собственного ребёнка, но за девять лет жизни в браке у неё так и не появилось детей. Не так давно он ненароком подслушал обрывок семейного скандала, в котором она обвинила отца в бесплодии, а на аргумент — дескать, у него сын уже под шесть футов ростом — ответила со смехом: «Да вся деревня знает, что он не твой сын!» Дик не подал виду, что слышал эти слова, но они крепко засели в его голове. То, что внешне он совершенно не похож ни на отца, ни на мать, раньше его не волновало, но в последнее время он стал часто думать об этом. Никому не рассказал он и том, что видел, как Тереза наставляет отцу рога с молодым водителем, привозящим на их ферму комбикорм. Однажды Дик застукал их, когда раньше времени пришёл домой из школы. Очевидно, Тереза пыталась заиметь ребёнка любыми способами. С тех пор она стала относиться к пасынку ещё хуже — как к бомбе с часовым механизмом: с ненавистью и страхом. — Бабушка, мне не даёт покоя мысль: вдруг отец и впрямь мне не родной? Я не верю в это и… верю. С одной стороны, да, я совсем не похож на родителей, а с другой — мама ведь любила отца. Или я не всё знаю? Мне было пять лет, когда её не стало, совсем глупый ещё, мог и не понимать… Но если… Тогда кто мой настоящий отец? Ты же наверняка знала. Нет, ты не подумай, что я хочу слинять от отца, сменить семью или что-то такое… Мне просто интересно. Вдруг у меня имеется какой-нибудь наследственный талант, а я не знаю об этом. Или вдруг я женюсь, а жена окажется моей сестрой по отцу. Представляешь такое буэ? — Дик скорчил тошнотворную гримасу. — Хотя я не уверен, что вообще когда-нибудь женюсь. Чем больше я смотрю на девчонок, тем лучше понимаю… Гадство, нет, я не буду говорить с тобой об этом. Я сам ещё не разобрался. Ладно, ба, пока! Я к маме зайду. Могила мамы находилась в отдалении от бабушкиной: их не получилось похоронить рядом по причине плотного «заселения» кладбища. Дик подошёл и молча присел на корточки. С мамой на могиле он не разговаривал — не знал, о чём. Уже десять лет он жил без неё, учился в школе, работал на ферме, дружил с Виком, жалел отца, терпел мачеху, любил бабушку. Воспоминаний о маме было много, но с каждым годом они тускнели, их затмевали новые яркие впечатления, какие бывают только в детстве и отрочестве. Дик сидел и задумчиво смотрел на увядший букет цветов, лежащий на могиле. Букет появился несколько дней назад: шикарный, большой, состоящий из крупных багровых роз, уж точно выращенных не на приусадебном участке. Кто его принёс, оставалось неизвестным. Дик спросил отца — тот раздражённо пожал плечами. Подобные этому дорогие букеты появлялись на маминой могиле каждый год, но не были приурочены к определённому дню: Дик обнаруживал их и летом, и зимой. Возможно, у мамы были богатые друзья, о которых не знал Дик. Или, что более вероятно, особенно в свете недавнего откровения, у неё был любовник, не забывший её до сих пор. Дик поднялся, забрал увядшие цветы и направился к выходу с кладбища. Букет он выбросил в урну.