***
«Сегодня случилось важное событие: меня взяли на подработку в мастерскую по реставрации старинной мебели. Помнишь дом Майера у реки, который продавался с прошлой осени? Его наконец-то купили. Хозяин занимается антиквариатом, это ему я буду помогать. Как ни странно, отец почти без ворчания дал согласие, правда, с условием, что две трети заработанных денег я буду отдавать ему. Поначалу он хотел оставлять мне половину, но потом решил: "Всё равно ты не куришь и не пьёшь, а на мороженое тебе хватит и трёх фунтов". Я не в обиде, я готов отдавать ему всё, лишь бы он позволил мне заниматься интересной работой вне фермы…» «…те пуанты я обнаружил среди старой сценической одежды, которой уже давно никто не пользуется. Не имею представления, каким образом в костюмерной нашего школьного театра оказалась женская балетная обувь. Но так как размер мне подошёл, я забрал их себе. Мой сосед по комнате считает, что я их спёр, но не выдаст меня, потому как и сам имеет немало грешков. В библиотеке нашлась нужная мне литература, и я стал тренироваться стоять на пуантах. Ноги болят. Однако я твёрдо намерен…» «…древесина для реставрации должна быть того же вида, что и древесина, из которой сделан предмет мебели. Например, в стул из дуба нельзя вставить недостающую деталь из орешника или вишни. У мастеров считается идеалом, если для реставрации удалось подобрать древесину не только нужного вида и оттенка, но и возраста. Для этого задёшево скупается (и даже собирается на помойках) сломанная старинная мебель, которая не подлежит восстановлению, но может послужить для реставрации других вещей. Мистер Хант называет эти обломки донорами, он говорит, что реставраторы сродни врачам. И я с ним согласен, порою он спасает безнадёжных больных. Недавно ему привезли стул, пострадавший от бомбёжки во Вторую мировую войну…» «Якобы проявляя интерес к моим успехам в учёбе, звонил Морис. На самом же деле он звонил, чтобы сообщить мне, что проводит каникулы дома. Я был неприятно удивлён этой новостью, ведь родители уже много лет не забирали его домой в октябре, но всегда забирали меня. Я назвал его маменькиной собачонкой, а он меня — обиженной профурсеткой (в словаре нет этого слова, но я догадываюсь, что подразумевал Морис)». «Да, я встречал твоего брата, мы столкнулись с ним у церкви. Это случилось в мой день рождения, когда я направлялся к бабушке. Морис пытался не заметить меня, но на узкой дороге сделать это было затруднительно, и он снизошёл до приветствия и вопроса: не намерен ли я нарушить границы владения Квинсбери и тем самым нарваться на штраф. Я ответил, что не имею такого желания, и хотел вежливо поинтересоваться здоровьем его носа, но так как я был не один, а с одноклассником, то светская беседа не задалась…»***
— Какая приятная встреча, Эванс. Надеюсь, ты планируешь по старой дурной привычке проследовать по этой дороге дальше — на запретную для тебя территорию? — Нет, что мне там делать? — Ах да, нечего. Ведь малыша Вика оставили на каникулы в школе. Впрочем, я вижу, ты завёл себе нового дружка. — Морис криво усмехнулся и окинул оценивающим взглядом Майкла, стоящего рядом с Диком. — Хм, затрудняюсь предположить, кто у вас кого… — Ты на что намекаешь, глиста? — Майкл выступил вперёд и недвусмысленно вытащил руки из карманов джинсовой куртки. — Это кто вообще? — Он вопросительно оглянулся на друга. — Ой, теперь понятно, — с деланым жеманством прикрывая ладонью рот, рассмеялся Морис. — Красотка Эванс снизу. Надо же как всё поменялось… Казалось, его самоуверенность не знала предела, он без опаски дразнил двух крепких деревенских парней. Очевидно, из урока со сломанным носом он усвоил лишь последствия для ненавистного Эванса. Майкл, будучи новосёлом, ещё не был посвящён в неписанные местные законы, согласно которым семейство Квинсбери считалось особо уважаемым и неприкосновенным, а потому без сомнений врезал Морису кулаком под дых. Он замахнулся для следующего удара, но Дик перехватил его руку. — Оставь этого идиота! Он нажалуется мамочке, а она позвонит в полицию. Знаем, проходили. Майкл нехотя подчинился Дику. Брезгливо взирая на скрюченного противника, он харкнул в его сторону. — Он что, и вправду идиот? В Лондоне за такие речи ему давно переломали бы рёбра. Или он типа возомнил себя королём деревни? Дик кивнул и подтвердил: — В некотором смысле так и есть. Это сын барона Квинсбери. — А-а, ясно. Каста неприкасаемых вельмож. Майкл снова приблизился к Морису, силящемуся вдохнуть воздуха, и прокричал в его сморщенное от боли лицо: — Я и сам имею в предках королей и рыцарей! Только эпоха феодалов давно прошла! Сейчас всё решают деньги, а не титулы! Заявишь на меня в полицию — в следующий раз выбью все зубы, и мне ничего не будет за это. Понял, аристократишка недоделанный? Для лучшей доходчивости сказанного Майкл пихнул Мориса в плечо, тем самым посадив его задом на землю. Дик с оторопью наблюдал за геройским выступлением друга и очередным унижением зарвавшегося Мориса. В душе его царил сумбур: с одной стороны он был восхищён заступничеством Майкла, а с другой — расстроен неизбежными последствиями конфликта. Эх, если бы он только знал, что каникулы Мориса проходят в Уайт Гроув… Нет, разумеется, он не собирался сидеть дома во избежание столкновения с этой подлой шкурой, но уж точно не пошёл бы на кладбище в сопровождении Майкла. Показушная набожность Мориса была ему известна, и вероятность встречи у церкви он мог просчитать заранее… — Эй! Что там у вас происходит?! — раздался вдали грозный окрик. Парни оглянулись и увидели стоящую у церковных ворот прислужницу — старую миссис О’Доннелл, она следила за порядком в храме. — Ричард Эванс! Это ведь ты? Решительным шагом она направилась в их сторону. — Уматываем отсюда, — шёпотом приказал Майкл. Видя растерянность Дика, он схватил его за локоть и потянул словно одеревенелого прочь от места стычки. Увёл подальше от церкви, затащил в лес и отругал. — Я не понимаю, почему ты терпишь этого говнюка?! Какого хера ты перед ним пресмыкаешься?! В гневе Майкл толкнул его в грудь — так, что Дик ударился спиной о ствол дерева, стоящего позади него. — Ведь это ему ты сломал нос, да? Старшему сыну барона? Почему он продолжает выпендриваться? Он должен ссаться при виде тебя и обходить за три мили! Дик, припёртый Майклом к дереву, и впрямь чувствовал себя ничтожным пресмыкающимся. Его миролюбивая натура противилась навязываемым раздорам, но в последнее время жизнь будто нарочно испытывала его. — Майк, понимаешь… — предпринял он попытку объясниться. — Мне было бы плевать на эту семейку, если бы не Виктор. Ты знаешь, я тебе рассказывал, мы с ним друзья уже десять лет, я не могу бросить его. А эти… его брат и мать за что-то невзлюбили меня и ищут любой повод, чтобы нагадить. По их милости я уже два раза оказывался в полиции, мне запрещено переступать границы их владений, они делают всё, чтобы не допустить моего общения с Виком. — Ну и… может, не надо с ним общаться? Он же малолетка, какой интерес с ним дружить? Высказанное Майклом решение проблемы лишь усилило огорчение Дика. Нет, понятно, что Майкл пока ещё плохо знал Дика и совсем не был знаком с Виктором, но всё же он был другом, а слышать такое от друга… Однако Майкл на этом не остановился и смороженную глупость усугубил обидной шуткой. — Или вас связывает не просто дружба, а? Может, деревенские слухи не врут?.. Дик вскинул изумлённый взгляд на ехидно лыбящегося Майкла, его рука невольно сжалась в кулак и впечаталась насмешнику в бок. Фальшивая улыбка мгновенно исчезла с лица Майкла, уступив место гримасе боли и… радости? — Наконец-то… А я уж всерьёз решил, что ты жалкий слизняк, и тот мордобой в школе — просто случайность. — На этих словах он обхватил лицо Дика ладонями и нагло впился в его губы. Так и осталось тайной, был ли тот поцелуй у Майкла первым или нет, но целовался он вполне смело и, как казалось совершенно неопытному Дику, очень классно. Его мягкие полные губы жадно-ласково мяли и посасывали послушные губы Дика, провинившийся язык зализывал нанесённую обиду, слюна имела приятный возбуждающий вкус. Грудью и бёдрами он крепко прижимал Дика к дереву, словно чувствовал, что того не держат ноги и он сползёт на землю без его поддержки. Их стиснутые сердца бешено колотились рядом под распахнутыми куртками, а их голодные животы дрожали от напряжения, вдавливая друг в друга налившиеся члены, запертые застёжками брюк. Рука Дика первой осмелилась пролезть в тесноту между их тел и расстегнуть пуговицу, а затем молнию джинсов Майкла. Пальцы коснулись резинки трусов и неуверенно замерли. Они разомкнули губы, взамен сцепившись взглядами: светло-карие глаза Дика с томной поволокой желания и сомнения, серо-стальные глаза Майкла с блеском азарта и похоти. — Да, молодец, действуй смелее, — поощрил Майкл робкую попытку друга. Он чуть отстранился и приспустил расстёгнутые джинсы. Положив руку поверх руки Дика, он переместил её под трусы и сжал на своём твёрдом члене. — Вот так… — Несколькими движениями он продемонстрировал желаемый темп ласки. Дик с готовностью повторил. Вышло неумело, совсем не так, как это делалось самому себе. Боясь разочаровать Майкла и испортить долгожданный момент своей неуклюжестью, он вспомнил уроки полировки антикварной мебели, вынул руку из трусов, обильно сплюнул на ладонь и, заново обхватив член в более удобной позе, применил свои навыки. Судя по участившемуся дыханию Майкла и еле слышным стонам, слетающим с его приоткрытых губ, дело пошло как надо. Дик млел от счастья, доставляя удовольствие любимому, и даже не надеялся на ответную ласку — ему, как новичку в сексуальных отношениях, хватало ощущений с лихвой. Майкл, тоже неискушённый в делах любовных, но парень более смелый и любопытный, дорвавшийся впервые до секса, желал испробовать большего. Он вновь прижал Дика к дереву, упёршись одной рукой ему в плечо, а другую руку запустил под его майку. Торопливо огладив растопыренной пятернёй грудь и живот, он расстегнул его брюки, пролез в трусы и взялся за член. По телу Дика прошла волна дрожи, он жалобно всхлипнул и замер в ожидании его дальнейших действий. — Не останавливайся, — выдохнул Майкл ему в губы. — Мы можем делать это вместе… Происходящее казалось Дику сном — одним из тех волнительных реалистичных снов, после которых приходилось тайком стирать трусы и простыни. Наконец-то мечта воплотилась, они с Майклом открылись друг другу. Да ещё как! Не на словах, а сразу на деле — истинно по-мужски. Без приторных любовных признаний, без сердечек в Валентинов день, без цветов и ужинов в кафе — как это представлял себе Дик, будь он в отношениях с девушкой. К этому моменту прошёл уже месяц, как они сдружились с Майклом и как Дик стал работать в мастерской его отца. Несмотря на то, что они виделись каждый день и явственно испытывали взаимную тягу, до этого дня никто из них не решался сделать первый шаг. Дик боялся ярости отца, издевательства одноклассников, презрения соседей, да и в целом — осуждения общества. Причина же нерешительности Майкла, выросшего в столице и плюющего на мнение чужих для него деревенских жителей, оказалась сложнее: помимо естественного страха перед строгими родителями-консерваторами, он не был уверен в серьёзности своих чувств к Дику. Да, буквально первый взгляд на яркого блондина, красоту которого не скрывали даже синяки, всколыхнул непотребные желания, а уж слухи о склонности к мальчикам и вовсе разогрели интерес. Однако, наблюдая за Диком во время уроков и перемен, а позже — за пределами школы в дружеском общении, Майкл подмечал за ним странности, которые вызывали неприятие. Дик был излишне добр, вежлив и прилично воспитан — в представлении Майкла это казалось ненормальным для деревенского парня, тем более живущего на ферме. Дик хорошо учился и выполнял все домашние задания. Он был опрятен во всём: в одежде, приёме пищи, содержании рабочего места. От него никогда не воняло фермой, его прекрасные волосы всегда были чистыми, а ногти подрезанными. Отец Майкла исходил похвалами в адрес толкового аккуратного помощника и ставил его в пример небрежному сыну. А ещё Дик не имел дурных привычек: не курил сигарет, не пил пива и не ковырялся в носу. В общем, Дик Эванс был идеален. И это раздражало. Майклу хотелось видеть в нём больше самоуверенности, дерзости и даже распущенности, как то полагалось парню при такой выдающейся внешности. Тот единственный случай в школе, когда Дик проявил агрессию в ответ на оскорбление, восхитил Майкла и убедил пойти на сближение. Но с каждым последующим днём, узнавая друга всё лучше, он убеждался, что образ Дикого Дика являлся редким исключением в прирождённой натуре пай-мальчика. Нет, разумеется, идеальность Дика ничуть не уменьшала желание Майкла наладить с ним близкий телесный контакт, но он сомневался насчёт настоящих любовных отношений, подразумевающих преданность, постоянное совместное времяпрепровождение и прочую скуку, на которые наверняка рассчитывал правильный-правильный Дик. И потому, несмотря на множество моментов, когда обстановка и настроение позволяли замутить секс, Майкл сдерживался от проявления инициативы — пусть Дик первым покажет свой интерес и тем самым возьмёт на себя ответственность за их связь. В напрасных ожиданиях прошёл месяц, Майкл изнывал от нетерпения, в горячих ежедневных фантазиях стирая ладонь чуть не до мозолей. В конце концов его выдержка лопнула, и в сумасшедшем порыве он припёр Дика к дереву. — Вот дерьмо… И как теперь идти до дома? Майкл вытащил измазанную спермой руку из трусов Дика, оглядел её с брезгливо-комичным выражением лица и обтёр о шершавую древесную кору. Дик, медленно приходя в себя после оргазма, вынул из кармана сложенный носовой платок и тщательно вытер им свою руку — такую же липкую, покрытую спермой Майкла. — Ах, у нашего паиньки всегда при себе чистый платочек… — не удержался от подколки счастливый Майкл. — Бабушка приучила. Платок — обязательный атрибут джентльмена, — спокойно пояснил Дик и столь же невозмутимо обтёр им член новоявленного любовника. — Так ведь это о презервативе, а не о платке… — вяло возразил Майкл, с обалдением созерцая, как заботливые руки наводят чистоту на его гениталиях. — Кстати, мы так и не дошли до могилы твоей бабушки. — Не сегодня. Я потом схожу один. — Дик застегнул брюки и глубоко вздохнул. — Я не знаю, как ей сказать о произошедшем… — Скажи, что ты педик, что у тебя никогда не будет толстой жены, оравы детишек и пудинга по воскресеньям, — с усмешкой предложил Майкл. Дик согласно кивнул. — Бабушка была бы в негодовании и заявила бы, что мне обязательно нужно учиться готовить пудинг. Они рассмеялись и направились прямиком через лес в сторону деревни. Шли, без умолку болтая, говорили о чём угодно, но только не о случившемся. Оба испытывали схожие чувства: сладкую бурлящую радость разбавленную тягучей кислинкой смущения. Им казалось, что молчание означало бы серьёзность, которая, в свою очередь, подразумевала обсуждение их чувств и дальнейших планов на отношения. Обсуждать это не хотелось. Зачем? Им и так было хорошо. Осенний лес, просвеченный солнцем, подогревал их весёлое настроение, осыпая головы и плечи яркими листьями, насыщая лёгкие приятными ароматами, услаждая слух шорохом листвы и звонким голосом синиц. Дойдя до фермы, они должны были попрощаться и разойтись, но оба замешкались, замолчали, не сумев произнести обычное «пока». Их души требовали одиночества, чтобы осмыслить и посмаковать произошедшее, а телам не терпелось повторить недавнее безумство. Вдруг Дик схватил Майкла под руку и настойчиво потянул во двор. — Идём, что-то покажу… Заинтригованный Майкл доверчиво пошёл за другом. Он понял, что его провели, лишь когда оказался в запертом курятнике прижатым спиной к дощатой стене и с поднятыми вверх руками. Дик крепко удерживал его запястья, бешено целовал лицо и возбуждающе тёрся бёдрами о бёдра. В силу нехватки опыта и избытка желания поцелуи выходили грубоватыми и скорее напоминали куриное клевание, но изумлённый Майкл не думал сопротивляться и менять положение. Такой Дик нравился ему даже больше, чем тот трепетный неженка, что был полчаса назад. — Оу-оу, Дикий, полегче… — Молчи. — Ладонь Дика зажала ему рот. — Тереза дома. Майкл согласно промычал и, когда Дик убрал руку, шёпотом пояснил: — Я сейчас кончу, сбавь напор. Дик снова закрыл ему рот, ловкими пальцами торопливо расстегнул свои и его джинсы, стянул с них обоих трусы и выпустил члены на свободу. Сведя их вместе головками вверх, он снова прижался к Майклу и продолжил энергично тереться о него животом и пахом. Куры, сидящие на насестах, с любопытством следили за происходящим. Размазав двойную порцию тёплой спермы по животам, довольный собою Дик отстранился и вынул из кармана мятый слипшийся платок. Смущённо хихикая, они с Майклом по очереди обтёрлись. Окрик отца прозвучал как гром среди ясного неба, заставив их вздрогнуть и замереть. — Дик! Ты где?! Отец подошёл к курятнику и подёргал запертую дверь за ручку. — Мы здесь! — в мгновение сориентировался Дик и достал из кармана куртки фонарик, подаренный ему Майклом на день рождения. Он открыл дверь, направив луч света в глаза отцу. — Мы испытываем фонарик. Смотри, какой! Настоящий армейский. Мне его подарил Майк. — Здравствуйте, мистер Эванс, — поздоровался Майкл из-за спины Дика, поспешно застёгивая джинсы. — Привет, Хант. Что за фонарик? — Отец протянул руку. — Британский хоть? Не люблю американское. — Да, наш. — Дик положил ему на ладонь компактный фонарик в металлическом корпусе. — Он работает на батарейках и на аккумуляторах. Заряда хватает на несколько часов. Отец повертел его в руках, пощёлкал включателем, посветил на ошарашенных событиями кур и вернул сыну. — Пригодится в хозяйстве, — одобрил он подарок. — Будешь с ним поросят проверять. Иди, займись делом, хватит развлекаться. Именины не повод не работать. Шестнадцать лет, взрослый уже. Втроём они вышли из курятника, отец направился в свинарник, а Дик проводил Майкла до ворот фермы. — Я чуть не обоссался, — признался Майкл. — Ты реально спас наши задницы, красавчик. Я бы не сообразил. — Жить захочешь, сообразишь, — усмехнулся Дик. — Если бы отец что-нибудь заподозрил, то мой день рождения был бы днём моей смерти. Возможно, и твоей тоже. — Ух, я в курсе, что он у тебя крут характером. — Майкл уважительно посмотрел на шрам Дика. — А ты какого хера потащил меня в курятник, если знал, что он дома? — Я не знал. Он должен быть в автомастерской. — Ладно. В следующий раз знай точно. Дик опустил взгляд и улыбнулся. Приятно было слышать, что Майкл рассчитывал на следующий раз. — Вечером увидимся, да? Придёшь в мастерскую? — Майкл потормошил его за плечо, заставляя посмотреть в глаза. — Мать приготовила пирог и другие вкусности, будем тебя поздравлять. — О, конечно, приду. Там ещё викторианское кресло ждёт перетяжки… И да, спасибо тебе за подарок, — искренне поблагодарил Дик. Окрылённый Майкл нёсся домой с улыбкой на губах. Он ничуть не сомневался, что благодарность Дика относилась вовсе не к фонарику. Кажется, их отношения складывались наилучшим образом, тихоня оказался на удивление горячим парнем! В предвкушении их следующего уединения, Майклу пришлось засунуть руки в карманы джинсов, чтобы хоть как-то скрыть своё возбуждение от случайных взглядов. Как назло, его путь до дома пролегал по всей деревне, с одного конца в другой, мимо магазинов, почты, через оживлённый рынок и площадь. — Лиз, привет! — Он уже был знаком с фигуристой подругой Дика. — Привет, Майкл! Сегодня у Дика день рождения! Я купила ему подарок, сейчас зайду и поздравлю. А ты поздравил его? «О да, ещё как! Ты и представить не можешь».***
Следующим вечером, войдя в курятник, чтобы долить воду в поилки, Дик увидел на полу в соломе свой скомканный носовой платок — тот самый, вчерашний, пропитанный засохшей спермой. Вот гадство! Он совсем забыл про него, пресыщенный событиями незабываемого дня рождения. Очевидно, Майкл, обтиравшийся последним, в суматохе сунул платок куда попало, а пронырливые куры нашли и вытащили его, ведь платка не было видно ни утром, ни днём, когда Дик заходил в курятник. От мысли, что улику могла найти Тереза или, что ещё хуже, отец, Дика охватила паника. Нужно быть осторожнее, нельзя терять голову! Взволновавшись, что куры-предательницы смогут добраться и до спрятанных писем Вика, он достал из-за досок перетянутую резинкой тонкую стопку и, обведя взглядом курятник, задумался, куда бы её перепрятать. Писем было пока что всего три, и места им требовалось немного. Нужно засунуть повыше… Держа письма в руке, Дик чувствовал исходящую от них теплоту, будто от живой ладошки Вика. Грусть накатила внезапно, Дик опёрся плечом о стену, к которой вчера прижимал Майкла, и печально вздохнул. Он не мог представить, что ему придётся обманывать Вика, скрывать от него свои истинные отношения с Майклом, постоянно лгать и при этом смотреть в глаза. На мгновение мелькнула мысль — признаться Вику, рассказать всё, ведь он умный и рассудительный, он поймёт и не осудит. Нет, нет, нельзя… Надо держать в тайне свою ненормальность. Перепрятав письма за доску над окошком, которое было расположено высоко и куда уж точно не могли забраться куры, и сунув грязный платок поглубже в карман, Дик вышел из курятника. С поникшими плечами, будто придавленными грузом навалившихся тайн, он направился помогать отцу перетаскивать свиные туши из холодильной камеры в кузов пикапа, чтобы увезти мяснику. День выдался тяжёлым, с утра приступили к закалыванию свиней и разделке туш, такие дни для Дика всегда были ненавистны. Раньше бабушка даже ругалась с отцом, требуя, чтобы он не допускал малолетнего Дика к участию в убое и разделке скота, и отец, хоть и возмущался, но всё же старался выполнять требования тёщи. Однако при вечной нехватке в хозяйстве рабочих рук Дику иногда приходилось помогать отцу в этом кровавом деле, а после смерти бабушки отец стал привлекать его постоянно. «Неженкой растёшь, книжки читаешь, от настоящей мужской работы отлыниваешь», — ворчал он, подвешивая зарезанную свинью на крюк и сливая тёплую кровь в большой таз. Дик не считал себя неженкой, но от запаха крови, вспоротых внутренностей и палёной щетины его мутило до тошноты и он терял аппетит на несколько дней. Короткие каникулы заканчивались, с завтрашнего дня продолжалась учёба. С одной стороны это печалило Дика, а с другой — радовало, ведь в учебные дни отец меньше нагружал его работой на ферме. Дик всерьёз задумался о выборе профессии на будущее, и видел он себя уж точно не фермером. Втайне от отца он обсуждал с мистером Хантом возможность приобретения профессии мебельщика — это ремесло несомненно ему нравилось. На то, чтобы стать реставратором, планы пока не строились: для этого нужно было иметь многолетний опыт работы с мебелью.***
— Хант, Эванс, соберите вещи и с сумками пройдите в мой кабинет. Директор собственной персоной стоял в дверях и ожидал выполнения приказа. Учитель истории с недоумением переводила взгляд с него на учеников. Майкл с Диком испуганно переглянулись, скидали учебники и тетради в сумки и последовали за директором. Судя по нервному сжиманию и подёргиванию его пальцев, случилось что-то серьёзное. В директорском кабинете их ожидал полицейский — уже знакомый Дику сержант Джонс. — Эванс, на тебя опять поступила жалоба об избиении Мориса Квинсбери. Есть свидетель, есть справка от доктора. На сей раз тебе придётся ответить по заслугам, парень. Дик ожидал чего-то подобного, поэтому не удивился. — Позвольте узнать, кто свидетель? Что он видел? — Миссис О’Доннелл подтвердила слова Мориса Квинсбери, что позавчера днём ты избил его, и при этом присутствовал твой приятель. Ты этого не отрицаешь? Дик не торопился подтверждать свою несуществующую вину и ждал признания Майкла, но тот молча стоял рядом и, казалось, даже не дышал. — Я знаком с миссис О’Доннелл, — подтвердил Дик, нарочно растягивая беседу и давая другу время набраться мужества. — Неужели она видела, как я бил Квинсбери? Она же полуслепая. — Она утверждает, что твою белобрысую голову не спутает ни с чьей другой. Второго парня она не знает, описывает его как высокого, одетого в синюю куртку. Квинсбери описал внешность твоего напарника более подробно, ваш директор пришёл к выводу, что это мог быть Майкл Хант, с которым вы недавно сдружились. Но по словам Квинсбери он не принимал участия в избиении. Всё так? Дик задержался с ответом, осмысливая очередную каверзу Мориса и всё ещё не теряя надежды на признание Майкла, однако тот молчал, будто весь этот разговор не касался его совершенно. — Всё так, — наконец произнёс Дик, принимая на себя вину друга и глотая горечь разочарования. — Ну, раз так, то поехали в участок, — с облегчением выдохнул сержант. Ему порядком надоели разбирательства со знатным семейством и его обидчиком в лице деревенского мальчишки. Он взял Дика за плечо и повёл к выходу. Дик оглянулся, пытаясь поймать взгляд Майкла и прочесть в нём… благодарность? извинение? растерянность? Но Майкл опустил лицо и смотрел в пол. Судья приговорил Ричарда Эванса к семи суткам заключения и к штрафу в сто двадцать фунтов.~
На данный момент это пока что последняя имеющаяся глава. Продолжение обязательно будет. Это примечание написано из-за нововведения Фикбука: появилась кнопка "вперед" на последней главе.