На обложке Форнакса

      В рубке происходило нечто совершенно неприличное.       Джокер сидел в кресле пилота, откинувшись на подголовник, неразборчиво шепча похабности. Его голос был хриплым, будто он уже успел его сорвать. Параллельно сразу на четырех экранах разворачивались фантастические эротические сцены с участием всех известных разумных рас, включая ворка и яггов.       — Обхвати губами головку. Крепче, вот так, еще. Ох… Глупенькая моя, не останавливайся.       Интерфейс искусственного интеллекта покорно стоял на четвереньках у него между ног, с совершенно безразличным выражением лица выполняя все указания первого пилота, будто она была занята не ублажением его плоти, а рутинной работой по стыковке корабля с орбитальной станцией. Похоже, ученые Цербера постарались на славу, и имитация жизни была достаточно детализированной.       — Давай же, маленькая. Теперь возьми его глубже.       Джокер с силой вжал голову синтетика в себя и согнулся с явно финальным стоном.       — Я вижу, ты уже полностью здоров. Не боишься сломать дорогую игрушку?       Голос коммандера заставил пилота смущенно отстранить СУЗИ и застегнуть ширинку. Похотливые стоны из динамиков стихли.       — Джокер, я понимаю, что ты отвлекся, но СУЗИ-то как потеряла контроль над ситуацией? Неужели не отследила по камерам, что я сюда иду? Духи, дайте мне это забыть.       Джокер постучал пальцами по лбу искусственной девы, скрывая смущение:       — Простите, коммандер. Энергии мало, экономим. Это сейчас просто болванка. А настоящая СУЗИ, она здесь, спит.       Пилот нежно провел пальцами по блокам управления Нормандией, будто возлюбленный, скучающий по своей единственной, что, в принципе, так и было.       — Я к тебе по делу. Мы с механиками сделали, что могли, системы максимально очищены от примесей, но полное восстановление с нашими ресурсами невозможно.       — Я мог догадаться. Какой расклад?       Гаррус ответил уклончиво:       — Приблизительно один к трем — что мы взорвемся, если включим сверхсветовую. Столько же — что сможем включить двигатель только один раз, после чего он заглохнет навечно. И тридцать процентов на удачный исход — точнее спрогнозировать невозможно.       — И какое твое решение?       — Мы могли бы стоять тут или медленно дрейфовать на маршевых в сторону Туманности Змея. Все равно рано или поздно ресурсы иссякнут, и нам конец. Или можем рискнуть.       — Тогда выбор очевиден. Осталось его объявить команде.       Гаррус медлил. Джокер пытался утихомирить свою куклу, настойчиво пытавшуюся добраться до его ширинки снова, явно повинуясь какому-то не слишком интеллектуальному алгоритму.       — Коммандер, что-то еще?       — Я подумал вот о чем. Нам нужно спешить, скорее всего, к «Лериану» летит тот турианский патрульный корабль. Он медленнее Нормандии, к тому же, его надо было доукомплектовать экипажем после нашего визита. На это тоже уйдет какое-то время.       — Но?       — Но я хотел бы дать команде один час. Мы возле ретранслятора. Мне даже пришло сообщение от Шепард. Может быть, люди хотели бы написать что-то близким, попрощаться, не знаю, что вы делаете в таких ситуациях. Риск ощутим.       Джокеру надоело сражаться с пустоголовой болванкой и он попросту ее выключил, и синтетик так и осталась стоять на четвереньках с потухшим взглядом.       — Коммандер, это твое решение и твоя оценка. Команда была бы благодарна за такой жест. Кстати, как там… коммандер?       — В порядке.       — Хотелось бы все же с ней увидиться.       — И мне. Кстати, Джокер. Не стоит экономить, включи СУЗИ, я имею ввиду, настоящую СУЗИ, и попрощайся. Если двигатель остановится, Тали не дает хороших прогнозов на ее счет.       Джокер отвернулся — Гаррус подумал, что тот уставился на уже надоевшую звездную метель снаружи, но пилот смотрел на то место, откуда периодически выскакивала назойливая голубая голограмма, выдававшая порцию несмешных шуток и очевидных указаний.       — Принято, коммандер. ***       Саманта стояла у звездной карты на своем рабочем месте, не понимая, зачем она тут нужна вообще. Интерфейс ее компьютера был обесточен как неприоритетный, и она чувствовала себя просто декорацией, неспособной никак повлиять на ситуацию. Когда по громкой связи раздался голос коммандера, она будто очнулась.       — Говорит коммандер Вакариан. В результате саботажа произошла поломка двигателя. Дальнейшее движение корабля сопряжено с большим риском, но, оставшись на месте, мы не повысим наши шансы выжить. Мной принято решение о принудительном запуске двигателя и броске к космической станции «Лериан». У вас есть один час, чтобы подготовиться. У пункта назначения Нормандию, возможно, ожидает неприятель, поэтому всем быть в боевой готовности. Конец связи.       Саманта потянулась было к инструментрону, чтобы написать родителям, но руки опускались. Что она может им сказать? Что любила их? Чтобы они потом, случись что, перечитывали это сообщение снова и снова, плача и вспоминая ее? И дойдет ли то сообщение, пока ретрансляторы едва работают? А если все будет в порядке, зачем их тревожить?       Девушка в раздумьях присела на ступеньки у карты. Что ей делать?       Зайти в грузовой отсек и покурить напоследок с Вегой?       Помириться с Тали?       Такая правильная в работе, в учебе, но в личной жизни Саманта всегда поступала наперекор всем. Что ее действительно заводило, так это чувство бунта и противоречия. Мама так хотела, чтобы она нашла в академии хорошего парня и связала с ним жизнь. Папа постоянно намекал о внуках — родители так немолоды. А она хотела свободы, а не того пути, что начертили для нее другие. Ну и пару детишек тоже.       Она в задумчивости спустилась вниз, в грузовой отсек, размышляя, какую собаку завела бы, будь у нее такая возможность. Она представила, как дверь лифта откроется, а к ней бросится золотистый ретривер с очаровательной собачьей улыбкой, поставит лапы на плечи и оближет ее мокрым красным языком. Такая глупость, но от нее стало тепло на сердце.       Вега сидел на рабочем месте Тали, а та стояла рядом и что-то обьясняла ему. Они спорили, и Тали выглядела… счастливой? Радость скользила в ее оживленных жестах, открытой позе и веселом, мелодичном голоске. Вега заметил Саманту и махнул рукой:       — Эй, Сэм! Идем к нам.       Она просто не имела права снова испортить кому-то, возможно, последние моменты жизни. Саманта чувствовала себя такой виноватой, что только отрицательно качнула головой и хлопнула по кнопке лифта. Жилые отсеки, черт с ним. Что еще она могла сделать для победы? Только свое маленькое, никому не нужное дело.       Она не проинструктировала Прастина. Саманта чуть не засмеялась — действительно, как такое в голову могло прийти, коммандер дал им час попрощаться друг с другом, а она пойдет к турианцу, которого ненавидела и боялась, чтобы рассказать, во сколько отбой, который, возможно, для всех их наступит через час и навсегда.       В задумчивости она открыла дверь в отсек жизнеобеспечения. Не вовремя — Прастин переодевался. Он стоял в одних коротких брюках, и знакомый ярко-красный узор на его груди ввел Саманту в оторопь.       — Извини, я зайду позже.       — Ничего страшного, останься. Только переоделся в гражданское, как велел коммандер, и по связи объявили, что ожидается бой — снова надо натягивать броню.       Саманта лишь хлопнула глазами. Он говорил спокойно, будто ничего не произошло. Его самообладанию можно было позавидовать.       — У нас есть час, ты слышал. Я хотела бы закончить свою работу.       — Весьма кстати. Было бы не очень хорошо, если бы во время военных действий я нарушил какое-то правило, о котором не знал.       Она подняла брови вверх и иронично подумала, что Прастину ничего не мешало нарушить даже те правила, о которых он знал. Иначе он не ушел бы со своего корабля.       Он не торопился надевать броню, без стеснения разгуливая перед ней с голым торсом.       — Оденься сперва.       — Потом. Пусть краска немного подсохнет. Тебе неприятно?       Вопрос поставил в тупик. Да, черт возьми, ей было неприятно. Сказать об этом прямо — показаться ксенофобкой похлеще покойных Джо и Салли.       — У людей так не принято.       — Я видел, что Вега снимал майку при всех.       — Не наедине.       Он ничего не сказал, но вместо того, чтобы одеться, уселся на стул. Саманта ждала, что он предложит присесть и ей, но Титус просто молчал и сверлил ее яркими зелеными глазами, не говоря ни слова. Саманта старалась не пялиться, но взгляд будто магнитом тянуло к ярким мазкам на темных, почти черных грудных пластинах. Они действительно выглядели ярче, чем…       Чем тогда.       Похоже, он их подкрашивал?       Саманта чуть не забыла, зачем пришла. Она присела за стол напротив новобранца и заученно стала тарабанить привычную ахинею насчет того, что курить нельзя, алкоголь — только вне рабочей смены, и сама чуть не смеялась, глядя на то, как надбровные пластины турианца ползут вверх.       — Но я видел, как вы курили. При коммандере.       — Это был особый случай.       — Ты постоянно куришь.       — С чего ты взял? Ты что, следил?       — От тебя пахнет дымом. Всегда. Единственный раз, когда…       Он осекся. Саманта могла продолжить его фразу — от нее явно не несло куревом, когда ее приволокли в их духовку, изнасиловали и выдворили с издевательскими комментариями о том, что, мол, сама этого просила. Она посмотрела с вызовом, в упор. Он не отвел глаз.       — Я тебя оскорбил. Я не хотел, чтобы так было.       — Мне показалось, что хотел.       — Я бы предложил все уладить в бою, но…       — Хорошо, что ты сам понимаешь абсурдность предложения. Я не боец.       — Я бы не сопротивлялся.       Саманта рассмеялась так, что щеки заболели, будто эти мышцы она не задействовала уже слишком давно. Она посмотрела на свои худые кисти, лежащие на столе, которые чуть ли не просвечивались от истощения. Да что она ему сделает?       — Я сдеру руки о твои пластины, а ты даже не ойкнешь. Спасибо, не стоит.       Он встал и подошел к аккуратно сложенным деталям бронекостюма, достал оттуда продолговатый золотистый предмет, напоминавший Саманте по форме губную помаду, и протянул ей. Она взяла цилиндр автоматически, а потом спохватилась и спросила:       — Что это?       — Я прошу у тебя помощи.       Она открыла его — по виду это и была губная помада со странным смоляным запахом. Она чуть поморщилась, не понимая, чего он хочет.       Когда Саманта подняла глаза, то увидела, что Прастин стоит спиной к ней, уперев руки в стену. На его спине были едва видны две полосы, начинавшиеся на воротнике и заканчивавшиеся у талии. Похоже, краску на спине не обновляли так давно, что метки там совсем выцвели.       Больше всего Саманте хотелось нарисовать у него на спине большой красный член. Она криво ухмыльнулась своей шальной мысли. Пластины на спине казались такими твердыми. Интересно, заметил бы он? И что сделал бы? А если попробовать?       Она провела краской по старым меткам. Прастин выдохнул и повернул к ней голову. Снова эти жуткие зеленые глаза уставились на нее, не мигая. Все он чувствует. Озорная затея перестала казаться такой смешной — он же ее просто размажет о стену. Не следовало вообще брать в руки этот тюбик и даже приходить сюда. Это было неправильное решение.       — Тут тонкие уголки. Помада толстая, как мне накрасить?       — Помада? Эм, обычно уголки выводят тыльной стороной когтя.       Саманта посмотрела на свои обкусаные ногти. Наверное, что-то могло бы получиться, но вымазываться в краску до ужаса не хотелось. Еще меньше хотелось прикасаться к Прастину руками. Нехотя она повозила пальцем в тюбике и провела кончиком ногтя по узкому участку выцвевшей полосы. Прастин дернулся так, будто его ударило током.       — Не трясись, а то я все размажу.       Она со вкусом плюнула бы в лицо тому pendejo, который сказал бы, что она будет раскрашивать спину новобранцу, с которым ее связывало не самое приятное знакомство, кто всерьез в нее целился и не побрезговал поучаствовать в милых развлечениях с беззащитной пленницей.       Так, теперь с другой стороны, и можно сматываться отсюда. Когда турианец начал говорить, Саманта замерла.       — Меня зовут Титус Прастин. Родился на Миносе. Моя мать Сагитта. Мой отец Алектус. Мой полк…       Он судорожно вздохнул, не зная, что сказать. Выразился рядовой, надо сказать, довольно коряво, по всей видимости, пытаясь сохранить устоявшуюся форму речи:       — Мой полк — Нормандия. Духи…       Прастин замер, набрав в грудь воздуха. Когда он выдохнул, Саманта продолжила свои невесомые, осторожные движения в надежде побыстрее справиться и уйти. Вот это она точно выслушивать не хотела.       — Стойкости. Прошу вас.       Они закончили одновременно. Пальцы правой руки были испачканы красной маслянистой субстанцией, так и норовившей растечься и вымазать что-нибудь еще. Саманта сжала кулак — не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел эту грязь на ее руках.       Она развернулась к выходу. Больше ее тут ничего не держало.       За дверью стоял Вега. Саманта сжала правую руку так сильно, как только могла, чтобы не было видно испачканной ладони, чтобы специфический запах не просочился наружу.       — Сэм, что ты там делала?       — Рассказывала новенькому, чтобы в носу не ковырял и не совал пальцы в порт под напряжением.       Она надеялась, что Вега привычно хохотнет, как он это делал с любой, даже несмешной шутки, но тот молчал, сложив руки на груди.       — Голому?       — Пойди да заставь его одеться. У меня не вышло.       — У нас еще есть полчаса. Пойдем, я кое-что для тебя приготовил.       Саманта сглотнула, ощутив, как потеют руки, как краска мешается с потом и просачивается между сжатых пальцев. Ей стало страшно, черт знает, почему. Они спустились вниз, в грузовом отсеке было пусто, по всей видимости, все поднялись в кают-компанию. Вот он, тот самый закуток, где они почти год курили каждый вечер. Саманта ждала, что Вега достанет, как всегда, пачку и они просто подымят в тишине.       Нет. Он повернулся и резко, порывисто прижал ее к себе и впился в губы — зло, отчаянно, и так сладко, что ноги подкосились. Саманта перестала что-либо соображать, шквал чувств накрыл с головой, а потом она расслабилась и ответила — и это казалось правильным. На вкус он был как море, его острый кончик языка вытворял что-то совершенно безумное у нее внутри, и каждое его движение отзывалость такой сладкой негой между ног, будто он ласкал ее и там.       Очнулась она только когда поняла, обнимает Джеймса той самой испачканной рукой. От осознания ошибки все внутренности будто сжались, а сердце перестало биться. Puta locura.       Вега заметил ее явный испуг и мягко коснулся пальцем щеки.       — Сэм, все хорошо?       — Лучше не бывает.       Саманта подозревала, что на светлой футболке Джеймса сверху на спине красуется ярко-красный отпечаток ее ладони. Почему она так испугалась? Ну скажет, что вляпалась где-нибудь.       Вляпалась. Точнее и не скажешь.       — Дай мне слово, Сэм. Если выживем, обязательно продолжим.       — Обещаю.       Сказать о пятне или нет? Да в конце концов, она же не сделала ничего дурного. Но при этом от страха было трудно дышать.       — Мне пора, Джеймс. Время.       Он провел ее до лифта и взял за руку — за левую, и притянул к губам тыльной стороной. Саманту трясло, и она сама не понимала, почему — от испуга, от волнения, от желания? Да плевать. Возможно, через двадцать минут им уже не придется беспокоиться ни о чем, и она прильнула к Джеймсу, одним касанием прижалась к его губам, уткнулась носом ему в щеку и замерла, ожидая, чем же он ответит.       Больше всего ему хотелось подхватить ее под бедра и вжать в стену со всей дури, а еще лучше — стащить перед этим форму…       Нет. Не самое умное решение. Он легко поцеловал ее и нажал на кнопку лифта.       — Дева Мария, моли Бога о нас.       Саманта не поверила своим ушам. Дверь лифта успела закрыться, и только тогда она нажала кнопку номер три. Зачем? Она поняла, что ошиблась, только когда увидела в проеме открывшихся дверей непроницаемый зеленый взгляд. ***              Гаррус сидел в медицинском отсеке, обхватив голову руками. Он принял неверное решение. Они не успели, Шепард на станции уже не было, впрочем…       Впрочем, ее трупа там тоже не было. И ему все же удалось спасти две жизни.       — Коммандер, доктор Лоусон должна скоро очнуться. Ее повреждения не такие серьезные. С майором Аленко гораздо сложнее, множественные мозговые кровоизлияния и биотическая кома, из которой он должен выбраться сам.       Голос Чаквас звучал как всегда успокаивающе, хотя сведения она сообщила не самые приятные.       Гаррус не знал, куда двигаться дальше. Он потерял след. Только благодаря Тали они вытащили удачный лотерейный билет и прыгнули на сверхсветовой, не угробив двигатель и корабль. Тали сотворила невозможное, но навряд ли команда осознавала, какому риску подвергалась.       С другой стороны, чем лучше было ожидание в неизвестности? Если с выключенными щитами их не убила бы космическая радиация, то рано или поздно прикончил голод или недостаток кислорода. Это был исключительно вопрос времени.       Мониторы мерно попискивали, отсчитывая секунды и минуты.       — Сообщите мне, если кто-нибудь из них придет в себя.       — Разумеется.       Он решил отвлечься на текущие вопросы и отправился наверх. Предстоял неприятный разговор, которого он избегал слишком давно.       — Саманта, зайди ко мне.       Доска с шахматами стояла на том же месте, но расклад на ней был совершенно другим — не тем, на котором остановились они с Трейнор еще до финальной битвы со жнецами. Кто переставил фигуры? Явик не проявлял интереса к человеческой игре, называя ее блажью. Трейнор играла сама с собой, когда подкармливала рыб?       Взгляд девушки прочитать было невозможно.       — Поиграем?       Саманта только ухмыльнулась. Она разделает его как орех. Ее навыки были просто несравненными.       — Охотно. И я хотела доложить насчет той информации, которую вы поручали мне проанализировать.       — Больше ты ничего не хотела бы доложить?       — Нет.       Она быстро переставила фигуры, вернув их в начальное положение. Атака в лоб ни к чему не привела, но дыхание и сердцебиение девушки участились. Она явно что-то таит.       — Коммандер, насчет моего прогноза. Совершенно определенно, что бесконтрольный рост численности кроганов приведет к военному конфликту через самое малое сотню лет.       Гаррус молча сделал свой ход.       — Вы будто не удивлены?       — Нет. Я пришел точно к такому же выводу.       — Я просчитала, учитывая приблизительные потери в войне со жнецами, что даже объединенных сил рас Совета не хватит, чтобы эффективно противостоять им. Тем не менее, в документах упомянут некоторый фактор, который позволит их сдержать. Для дальнейшего анализа мне нужен доступ к заблокированной части данных. Заблокированный вами.       Обновленные данные, явно другие подходы человеческого аналитика и тот же прогноз. Он не ошибся, но легче от этого не стало.       Гаррус выразительно посмотрел на пальцы Саманты, покрытые красными пятнами. Когда она заявилась в БИЦ, от нее настолько отчетливо пахло краской для пластин, что Гаррус чуть не начал было искать свою, в приступе паники подумав, что посеял где-то свой последний тюбик, а любопытная до ужаса девушка туда влезла.       — Хорошо стирается декстра-маслом.       Она сжала руку. Ее сердце барабанило так, что было видно и без визора — на худенькой шее отчетливо колотилась голубая жилка, трепыхалась так отчетливо, будто вот-вот взорвется.       Партия лениво продвигалась, и вот, они пришли к технической победе Гарруса.       — Твоя пешка заперта. Если хочешь продвинуться в анализе, я предоставлю тебе доступ, — он пожал плечами, — Там есть довольно интересные данные. Один вопрос, Саманта. Откуда на тебе эти пятна?       Она упрямо смотрела перед собой.       — Почему вы не проверите запись с камер?       Гаррусу было достаточно того, что он сегодня увидел в рубке.       — Я надеялся, что ты сама расскажешь. Мне нужно понимать, не перешел ли рядовой черту, только и всего. Ты отправилась к Прастину — зачем?       Она тяжело вздохнула и снова стала расставлять фигуры по доске.       — Рассказать о правилах на корабле.       — Через неделю после того, как я попросил? Ты могла бы сразу мне сказать, что с этим есть проблемы. Думаешь, я не понял бы?       — Он попросил меня раскрасить ему спину, вот и все. Я это сделала.       — Раскрасить спину?       — Раскрасить спину.       Больше вопросов к Трейнор у Гарруса не было. Оставались только к Прастину.       — Ясно. Я попрошу тебя свести свое общение с рядовым Прастином к минимуму.       — К минимуму?       — К минимуму.       Она сделала первый ход, и сказала совсем тихо:       — Можно мне это масло? Ничем стереть не могу.       Гаррус горько засмеялся. ***       Растис брезгливо просматривал переписку человеческого Спектра. Больше всего любопытства вызвало последнее письмо — похоже, Шепард была уверена в том, что младший Вакариан мертв. А еще, получается, она соврала на допросе, сообщив явно невыгодную неправду — да что с ней было не так? Из каких соображений она действовала?       Он попытался поставить себя на ее место, но факты упорно не складывались в единую картинку, и это становилось тревожным звоночком.       — Дациус, есть покурить?       Еще бы у него не было. Мерзкая человеческая привычка расползлась по галактике, как вирус, отравляя легкие элкоров, ворка, турианцев и азари. Он еще раз перечитал слезливое письмо, не веря, что спасительница Цитадели оказалась такой, мягко говоря, романтичной особой.       Итак, нужно начать сначала. Гаррус Вакариан вступает в связь с человеческой женщиной. Его чувства к ней были очевидны и сомнению не подлежали. Что ж, бывает, осуждать Растис не брался — никто не знает, с кем его свяжет судьба. В письме сказано, что он очень хотел ребенка, что логично и похвально. Он получает доступ к информации о старинном проекте забытой колонии на Марсе — дешевый и надежный способ воспроизводства, который, тем не менее, приводит к смерти человеческой «матери». Как там красиво говорят люди: жизнь за жизнь. На что он надеялся? На фокусы саларианцев? Даже по меркам Растиса это было жестоко, знать, что любовь всей твоей жизни погибнет, вынашивая единственного ребенка.       Растис сделал глубокую затяжку. Нелогично. Неправильное решение, как ни крути.       Взрывом Нормандию выбрасывает черт знает куда, Альянсом она числится уничтоженной. Шепард бежит на «Лериан» и там пишет трогательное письмо без надежды получить ответ.       Тем временем Растис подстраивает ловушку, заправив Нормандию так, чтобы она заглохла аккурат у космической станции, куда предсказуемо рванет Вакариан по его же, Растиса, наводке. Похоже, просчитался — к месту назначения Нормандия не прилетела, застряв где-то по дороге.       Растис представил себя в роли победителя, который предоставляет Примарху предателя с неопровержимыми доказательствами его вины. Прощай, патруль в заднице мира и здравствуй, лестница наверх.       — Лейтенант, еще сигаретку?       Растис снова чиркнул зажигалкой. Принес бы он голову предателя на блюдечке — и цены бы ему не было. Где же ты застрял, Вакариан? Искать тебя можно вечность.       Когда инструментрон Шепард стал попискивать, принимая сообщения, жвалы Растиса сначала растянулись в торжествующей улыбке, а потом опустились вниз.