Daddy’s Had Enough Now​.

Джон хотел, чтобы все могло вернуться к тому, что было раньше. Когда папа был дома, все время обнимался и играл с ним. До того, как его ноги были необратимо повреждены, и тяжесть его травм не позволяла ему двигаться по собственной воле. Возможно, за несколько недель до его первого дня рождения, думалось ему, до того времени, когда папа не усмехался каждый раз, когда они встречались взглядами. Когда Джону разрешалось разговаривать и играть с ним. Папа больше не терпел его несносное поведение. — Я сегодня был очень нагружен работой, — сказал он, расчесывая волосы Джона, дергая их за концы. Она была в хороших руках. Персонала стало меньше, только горстка людей, которые заботились о Джоне, когда папа уезжал по делам, что случалось чаще, чем хотелось бы. Джон проводил большую часть дней на своём игровом коврике, глядя в экран телевизора, и желая, чтобы эта монотонность прекратилась. Рутина была вбита в него. Подъем, смена подгузников, завтрак, игра. Незадолго до полудня был первый дневной сон, затем, когда он просыпался, еще одна смена подгузника и обед. После обеда было занятие, либо детское телевидение, требующее скудное количество энергии. Еще один сон, даже если он не устал, а затем уход за ногами. Позже, ужин в его специально сделанном детском кресле, ванна, затем снова ко сну. Если папа был дома, Джон мог не спать и общаться, но Мориарти, казалось, проявлял к нему все меньше трепета в тех редких случаях, когда он оставался на ночь. Папа смотрел на его больные ноги с ужасным хмурым взглядом, из-за которого Джон плакал. Он не хотел разочаровывать папу, не любил вызывать недовольство. Он так усердно работал, чтобы стать лучшей маленькой девочкой, о которой только можно было мечтать, но этого никогда не было достаточно. — Куда делись все ее туфли? — Джона отправили спать ещё час назад, после его чудесного дня раскрашивания картинок и объятий с папой. — Ее ноги, сэр, она плачет, когда мы пытаемся их одеть. — Джим уставился на гротескную фотографию на экране телефона. — Стало хуже, сэр. Отек не спадает, и мы опасаемся, что это инфекция. — Мориарти глубоко вздохнул и сосчитал до десяти. — Обе ноги? — Да, сэр, похоже, он распространяется по ее голеням. — Сотрудник опасался оказаться под горящей рукой Мориарти. — Блядь. Хорошо. Я разберусь с этим, — Джим закрыл глаза и отмахнулся от них, направившись в свой кабинет. — Как будто мне нечем заняться. Холодные руки. Быстрое движение. Приглушенные голоса. Джон проснулся, когда одеяло было сорвано с его тела, и он был брошен в чьи-то руки. Когда тот открыл глаза, было еще темно, но все в доме уже встали и метались. Он потер лицо кулаком, зашипев, когда его болтающиеся ноги соприкоснулись с человеком, несущим его. Боль пронзила его живот, и ему захотелось свернуться калачиком и заплакать. — Папочка? — его лицо было прижато к шее, так что он не мог определить, кто его держит. Ответа не последовало. Мягкое одеяло укутало его, кто-то выкрикивал приказы на другом языке, и Джона вынесли на улицу. Он вздрогнул от ветерка, впервые со дня своего рождения осматривая окрестности. Было трудно что-либо разглядеть в свете фар машины, в которой он позже был пристегнут ремнями. Похоже на изготовленное на заказ автокресло. Человек, посадивший его, молча ушел, и он остался один в замешательстве. ... — Нам нужно двигаться, немедленно! — Мужчина взревел, расхаживая по комнате в разочаровании. — Шерлок, мы должны координировать это. — Инспектор Лестрейд потер лицо. — Мы не знаем, кто дал нам подсказку. Если это вообще правда. Вы знаете, что Мориарти знал, что мы у них на хвосте, поэтому он сменил местоположение. Это может быть наш единственный шанс! — Вот поэтому мы должны быть скоординированы в этом вопросе! — воскликнул Грег, тяжело прислонившись к столу. — Шерлок, я так же, как и ты, хочу найти Джона живым, но если мы пойдем с огнестрельным оружием, будет не очень хорошо. — Шерлок смотрел в окно, словно силуэт напряжения и решимости. — Как ты думаешь, это правда? Улика? — Он оглянулся на инспектора. — Честно? Я не знаю. Но стоит изучить все возможное, пока он жив. — Грег чувствовал себя благодарным за то, что может быть так откровенен с Шерлоком, как не смог бы с семьями пропавших без вести. — Пошли, через пять минут конференция. ... Джон не помнил, чтобы его накачивали наркотиками, но в следующий раз, когда он проснулся, комната была другой. Не его спальня, конечно. Детская все еще с теми же предметами первой необходимости. Он был привязан в койке, один, и было тихо. Почти тихо. Он напряг уши, чтобы прислушаться, но ничего не услышал. Кратковременный приступ паники, вызванный тем, что его оставили умирать исчез, как только папа открыл дверь, как будто он смог прочитать мысли Джона. Джон подозревал, что папа это может. — Привет, дорогая, тебе нравится твоя новая спальня? — На его лице была улыбка, веселая и спокойная, это означало, что у папы было хорошее настроение. — Папа, где мы? — Это наш новый дом, малышка. — Джим объяснил это со спокойным тоном. Джон не мог понять, почему это место казалось таким знакомым. Он покачал головой. Глаза Джона смотрели в угольно-черный цвет. — Почему мы здесь? — храбро спросил он. — Маленьким девочкам знать не обязательно. Как спалось? — Джон нахмурился. Папа подошел вперед и погладил Джона, когда тот вздрогнул. — Моя великолепная девочка, здесь мы будем в безопасности. — Джон даже не думал, что старый дом опасен, если папа имел в виду то, о чем подумал Джон. Но он не стал настаивать, потому что папа уже вытаскивал его из постели. Прежде чем продолжить свою рутину, Джону показали несколько комнат, в которые ему будет позволено войти в странном новом доме: он оглядывал комнаты и принюхивался к запахам. После двенадцати месяцев в однообразном помещении, каждая новая комната заставляла его радоваться. Вскоре, Джон и папа решили посмотреть вместе фильм, и Ватсон прижался к нему. Сюжет был ориентирован на малышей, а это означало, что Джон мог понять сюжетную линию, несмотря на то, что персонажи говорили на неизвестном ему, иностранном языке. Чтобы сфокусироваться, требовалось огромное количество умственных способностей, а в сочетании с папиной рукой, перебиравшей его волосы, которые уже были до живота, Джон был бесполезен, чтобы сопротивляться усталости. Джим прижал его крепче. Джон был его. … — Блядь! — Шерлок закричал в сотый раз, разгромив импровизированный офис местной полиции, который ему любезно предоставили. — Как? Откуда они могли знать? Ублюдки! Лестрейд снова потер лицо. — Шерлок, он хорош, ты знаешь это. Мы поймаем его, клянусь. — Он издевается над нами, черт возьми, издевается! Бьюсь об заклад, это была его идея предупредить нас. Сука! — Грег увернулся от летящего степлера как раз вовремя, чтобы тот врезался в стену позади него. Он хотел бы присоединиться к Шерлоку, но одному из них нужно было быть спокойным и собранным. Они найдут Джона, Грег был полон решимости. Живым или мертвым. ... — Доброе утро, ты знаешь, какой сегодня день? — Джим улыбнулся своему подопечному, который застонал и повернулся к нему лицом. Джон покачал головой. — Это твой день рождения, дорогая! Ты становишься такой большой! — День рождения? Неужели уже год? — Правильно, милая принцесса. Ты помнишь, что это значит? — Джим рассмеялся, когда лицо Джона просветлело, и он радостно заерзал. Папа всегда держал свое слово. И, как и было обещано, Джону снова дали возможность выйти на улицу, так скажем, ощутить вкус свободы. Распорядок сохранялся до полудня, когда папа вынес свою маленькую девочку в сад за домом. До сих пор Джон лишь мельком виделся с ним. На траве лежало клетчатое одеяло, а на нем набор пластиковых тарелок и мисок, обернутых пищевой пленкой. — Я подумал, что мы могли бы устроить пикник. — Джон улыбнулся во все зубы, и с блестящими глазами, свернулся калачиком в папиных объятиях. — Спасибо, папа! Спасибо! — эмоции переполняли его, и он сглотнул слезы. Джим усмехнулся, укладывая его на одеяло, помня о его ногах, которые в последнее время оставались босыми. Его голени начали обесцвечиваться, на коже появились постоянные синяки и отеки. Джон был слишком очарован клумбой, чтобы обращать внимание на травму. Мориарти прижал его к груди: Его раны ухудшались. Он кормил Джона и себя фруктами, маленькими бутербродами, которые приносила нанятая им кухарка. Когда еда закончилась и они были сыты, Джим уложил Джона на спину, положив голову ему на бедро, чтобы следить за ним. Солнце было теплым, ветерок обеспечивал идеальную температуру, чтобы погреться после такого вкусного обеда. Джон хотел, чтобы этот день никогда не кончался. Папа был занят телефоном, время от времени поглядывая на Ватсона, чтобы изобразить глупое лицо. Джон чувствовал себя легкомысленным, самым важным за последние несколько месяцев, хихикая, и каждую минуту он был благодарен за всё. — Папочка, — Джим что-то промычал в ответ, но его глаза не отрывались от экрана. — Я тебя люблю. — Чужая рука протянулась, чтобы погладить его по голове, и Джон закрыл глаза, запрокинув голову, чтобы впитать тепло солнца. Его платье колыхалось на ветру, и Джону пришлось бороться с нахлынувшей на него волной усталости. Джим переместился так, что Джон самостоятельно лег на одеяло, а затем, через несколько секунд, присоединился к нему. Он лег на бок, опершись на локоть, и начал ласкать щеки Джона. — Такая красивая девочка. Я не могу поверить, насколько большой ты становишься, а? Я хочу, чтобы ты навсегда осталась маленькой... да, я бы этого очень хотел. Ты всегда будешь моей маленькой девочкой, да? — Джон приоткрыл глаз и улыбнулся папе. Да. Ничего другого не было. Поцелуй попал к его виску, и папа придвинулся ближе, чтобы положить руку ему на живот. — У меня для тебя сюрприз, малышка, — склонил голову Джон. Еще один сюрприз? Наверное, он был очень хорошей девочкой. — На следующей неделе мы пойдем к врачу, и он вылечит твои ноги. — Папочка? — В английском лексиконе не нашлось слов, тем более в ограниченном словарном запасе Джона, чтобы описать его крайнее потрясение и волнение. "Папа", казалось, было достаточно, когда мужчина, о котором идет речь, усмехнулся и поцеловал его в щеку. — Правильно, милая. Сможешь ли ты так долго ждать этого, ещё через шесть снов? — Неважно, если он не сможет. Увы, месяцы ежедневных мук теперь стали частью рутины Джона, и он почти не представлял жизни без страданий. Слова не подходили, чтобы передать ту благодарность, которую чувствовал Джон, слезы заливали его полностью. Он всхлипнул и придвинулся ближе, чтобы уткнуться промокшим лицом в теплую папину грудь, а его плечи слегка тряслись. Он плакал до тех пор, пока не почувствовал онемение. Пока слезы не высохли и усталость не взяла вверх. Руки обвились вокруг его талии, крепко держа его, шепча ему в ухо. Было большим облегчением, когда папа понял радость, которая стояла за его же криками, и принял их за то, чем они были: спасибо. Джим жаждал преданности Джона. Они отдыхали на одеяле, пока не похолодало. Джим понял, что пути назад уже нет. Джон Ватсон был его маленькой девочкой, умом и сердцем: он сделает все ради отцовского одобрения. На это ушло больше времени, чем предполагалось. Это не стоило каждой истерики, каждой ночи бесконечных криков, расслабления, часов утешения, чтобы найти такого упрямого солдата. У него почти возникло искушение пригласить Шерлока в дом и показать Джону. Почти. У него все еще были планы на Джона. Как только они устранят повреждения, нанесенные его ногам. За несколько дней до их визита к врачу волнение Джона сменилось трепетом, затем нерешительностью, а затем превратилось в жалкий ужас. Что с ним намеревались сделать, он не знал, кроме того, что ему обещали избавиться от боли. Когда его мозг работал на полную мощность, возможно, несколько месяцев назад, Джон заметил бы, что никто не удосужился подумать о том, что лекарства - прекрасный способ преодолеть боль. Но сам он уже не был ни врачом, ни солдатом-инвалидом. Джон был папиной дочерью, целью которой было подчиняться каждому приказу мужчины. Утром Джона нашли дрожащим в своей койке, по его румяным щекам текли немые слезы. Он не спал большую часть ночи, не в силах перестать беспокоиться о том, что будет в будущем. Будут ли врачи добры, если папа останется на приеме. Мог ли он держать его за руку? Что, если папа разлюбит его? Страх и неуверенность скатывались с его тела волнами, превращаясь в завтрак, наполненный слезами и срывом, которого не было, вероятно, со времен того инцидента, который привел его к этому дню. К счастью, плохое поведение Джона было объяснимо, и он остался безнаказанным, хотя ни один из сотрудников не утешил его. Это продолжалось почти до полудня, когда вернулся папа. — С тобой все будет в порядке. — сказал он в машине по дороге к врачу. — Папа здесь, малыш. Он прекрасный врач. — И Джон таким когда-то был. Добрый мужчина, старше папы, с сияющими глазами и приветливой улыбкой, которая напомнила Джону папу, когда тот был доволен. Доктор представился Уорреном и направил их в отдельную комнату для осмотра. Джим был в восторге, не обнаружив ни намека на ностальгию или врожденную меланхолию при виде помещения, столь похожего на кабинет Джона, когда он работал врачом. Вместо этого Джону нравилось играть с депрессором для языка, жуя его конец, пока его глаза с большим интересом осматривали комнату. Это было первое место за пределами автомобиля или дома, которое он смог осмотреть. Состоялся общий осмотр, на котором Джон вел себя безупречно от начала до конца, выполняя инструкции без малейшего жалобного нытья. Однако, всхлипы начались в тот момент, когда доктор коснулся его ног. Он вздрагивал от малейшего давления на синяки, повернув голову к папе с умоляющим страхом в водянистых голубых глаз. Джим шагнул вперед, чтобы взять Джона за руку. Каждые несколько секунд он шипел и сжимал руку Мориарти, но не кричал. Среди бормотания извинений Уоррен тщательно осмотрел самые тяжелые травмы - едва зажившие порезы на ахилловых сухожилиях и инфицированные рубцы на нижней стороне ступней. — Ты так хорошо справляешься, ты очень смелый. — Джим нанял этого доктора по отличным рекомендациям. Он не задавал лишних вопросов, по крайней мере тех, которые не касались лечения ног. Имя Джона нельзя было произносить, его звали "маленькая девочка", а к Джиму следовало обращаться "папа". Когда он закончил, доктор отступил и позволил Джиму помочь Джону сесть, свесив ноги с края смотрового стола. Со вздохом он опустился в свое офисное кресло, роясь в бумагах и набрасывая неразборчивые записи стереотипным врачебным почерком. — Хорошо, на этом предоперационная часть закончена, — Уоррен наградил теплой улыбкой Джона. — Ты была очень храброй девочкой, и сейчас самое сложное пройдено. Мы уложим тебя на специальную кровать, и ты прекрасно выспишься, а когда проснёшься, твои ноги будут в полном порядке! Хорошо? — Джон неуверенно посмотрел на папу, отказываясь отпускать его руку. Улыбка Джима соответствовала улыбке Уоррена с дополнительным энтузиазмом, который любой другой нашел бы опасно расстроенным. Джон успокоился. Вместо словесного ответа Джон застенчиво улыбнулся в ответ и кивнул головой, прислонившись телом к папе. Он был напуган, но ему нужно было показать папе, какой большой смелой девочкой он может быть. Хотел, чтобы папа гордился. ... 'Что делаешь?" — Шерлок хмуро посмотрел на свой телефон и отправил ответное сообщение. "Разве ты сам не должен знать, старший брат?" — Ответа не последовало. Вместо сообщения у Шерлока зазвонил телефон. Шерлок взял трубку. — Что? — В чем дело? — Я вышел на улицу, ты что, меня не видишь? — Шерлок взглянул на несколько камер видеонаблюдения, разбросанных по улице. Майкрофт вздохнул. — Ты взламывал камеры? Именно на Бейкер-стрит? — Нет. Я бы не стал. До сих пор продолжаю получать эти посылки. — Майкрофт сделал паузу. Многообещающая пауза в разговоре, которая мало способствовала облегчению мурашек по коже, охвативших грудь Шерлока. Он сразу же пожалел, что покинул квартиру. Он выходил очень редко в последние дни. — Боюсь, ты получил ещё одну, — Шерлок ждал объяснений. — Камеры на всей Бейкер-стрит отключились ровно на три минуты. — Кто это сделал? — Шерлок чувствовал себя одним из сбитых с толку офицеров Нового Скотланд-Ярда, задающих глупые вопросы, зная, каким будет вероятный ответ. — Я бы не звонил, если бы знал. Я послал кого-то проверить это. Отправляйся ко мне в офис. Через некоторое время, Шерлок ворвался внутрь, не обращая внимания ни на кого в здании, хотя Майкрофт и не ожидал другого. На столе лежал сверток, уже осмотренный и считавшийся безопасным для вскрытия: содержание которого оставили братьям исследовать самостоятельно. — Это похоже на то, что ты получал? — Да, — Шерлок взял пакет, чтобы осмотреть его, но как всегда, ничего не нашёл. — Я полагаю, вы проверили его. — Конечно, — Майкрофт наклонился вперед на своем сиденье. Ему было любопытно. — У тебя есть предположения, что может быть внутри? Глаза Шерлока встретились с глазами его брата. — Давай узнаем, а? — С легким шорохом Шерлок достал несколько фотографий, пузырек с кровью и маленькую трубку. Он снова взглянул на Майкрофта, который обошел стол, чтобы осмотреть содержимое. Еще одна записка, почерк идентичный всем остальным, написанный неразличимой ручкой. Он бросил записку для фотографий. Пять из них, каждая снята на цифровую камеру, а затем напечатана на глянцевой фотобумаге. На этот раз сзади были нацарапаны даты. За исключением двух последних фотографий, они были датированы пятью днями ранее: хотя верить, насколько это правда, не хотелось. Первое фото сделано сбоку от кровати. Джон лежал на ней расслабленно, вероятно, под действием наркотиков. Его голова была склонена набок, лицом к камере, в то время как его расширенные глаза смотрели на кого-то за объективом с чем-то, что выглядело как страх. Он был голый, гениталии трудно было разглядеть под углом, кожа бледная и худощавая. Что действительно привлекло внимание братьев, так это его ноги. Они были обесцвеченными и покрыты синяками, видимыми, несмотря на качество и расстояние. Шерлок перешел к следующему. Второе фото было крупным планом, Джон теперь сидел прямо. Он все еще был обнажен. Его лицо все еще было в кадре, а половой орган был заключен в маленькую металлическую клетку, слишком тугую, чтобы можно было заметить выемку на коже у основания. Длинные волосы были закинуты за плечи, некоторые из них упали, чтобы подчеркнуть крайнюю агонию, запечатлевшуюся на его лице. Джон явно всхлипывал, слабо пытаясь оттолкнуть руку, обхватившую его лодыжку (судя по размытию, снято в действии). Побелели костяшки пальцев, и Шерлок не мог не вздрогнуть, протягивая фотографию Майкрофту, чтобы тот глянул следующую. На третьем были сняты только ноги с подробным описанием степени нанесенного ущерба. Синяки варьировались от старых до новых, крапчатая кожа инфицирована или на грани инфицирования. Шрамы разной степени заживления были разбросаны по плоти, изуродованной неровными порезами и рубцами, не свежими, но неспособными правильно зажить. Шерлок едва мог представить боль. Раны простирались от середины его голеней и икр до подошв ног - и то, что было предположительно худшим из повреждений, скрыто от глаз. На четвертой фотографии не было даты, хотя она была сделана задолго до того, как ноги Джона были повреждены. Шерлок убежден, что изображение было причиной таких ужасных повреждений. Джон склонился над комодом с причудливой виниловой обивкой. Он был схвачен запястьями, одежда была задрана до пояса, нижнее белье собрано у ног. Он был на цыпочках, хотя было трудно решить, было ли это из-за беспокойства или из-за натяжения ремней. Это был еще один кадр, снятый, когда хлыст ударил Джона по бедру. Он уже был в крови, по всей длине его задницы были четкие рубцы, но его ноги не пострадали. Лицо Джона не было запечатлено, но размытие его борьбы дало ответ на вопрос, испытывает ли он боль. Шерлоку пришлось задуматься, было ли это наказанием или обычным явлением. Пятая и последняя фотография была датирована двумя днями ранее: Джон без сознания на больничной койке. Комната была пуста и, к сожалению, не оставляла ответов на вопрос, где он может находиться. Фотография была очень зернистой, скорее всего, специально, а не из-за качества. На Джона набросили одеяло, покрытое неким веществом, которое могло быть либо йодом, либо кровью. Шерлок сделал вывод, что посылка была собрана и доставлена вскоре после того, как была сделана фотография, что сузило местонахождение Джона до четверти мира. — Что в трубке? — спросил Майкрофт, нарушая давящую между ними тишину. Шерлок высыпал содержимое на верх конверта. Десять ногтей. Ногти на ногах, разбросанные по бумаге. Майкрофту пришлось отвести взгляд, прижав кулак ко рту. Лучше бы он не спрашивал. Шерлок наклонился, чтобы внимательно рассмотреть их через увеличительное стекло. — Они черные. Повреждены тупым предметом, но по краям есть бороздки и трещины. Их убрали силой. — Проверь их. — Майкрофт знал, что это было очевидным требованием, однако в один из немногих случаев в своей жизни он потерял дар речи. Ему нечего было ответить. — Мы оба знаем, чьи они. — Шерлок указал на третью фотографию. Они были такими же. — Все равно проверь их. — Для чего, он не был уверен. Шерлок кивнул. Он бы все равно сделал это. Сделал бы что угодно, чтобы чувствовать себя полезным. ... — Как она? — Спросил Джим, пока врач прошёл за ним к отдельной палате, в которой за Джоном наблюдали. — Она замечательно поправляется, учитывая тяжесть ее травм. Нам пришлось удалить больше, чем предполагалось изначально. — Мориарти уже был проинформирован сразу же после этого. — Да, да, — Джим махнул рукой. — Но она все еще находится под успокоительным? — Хмурый взгляд доктора исчез почти сразу же, как и появился. — Да, после операции. Джим кивнул. — Хорошо, хорошо, да. Как долго продлится седация? — Простите, сэр, я не совсем понимаю, о чем вы говорите? — Мориарти пришлось сдерживать желание задушить идиота. — Как долго будет действовать успокоительное в ее организме? — Возможно, день или два, в зависимости от дозы, которую назначила медсестра. Сэр, вы планируете выписывать ее? — Этот человек был смелым. Ни у кого из других сотрудников не хватило бы наглости и смелости сомневаться в намерениях Мориарти. Хотя, Уоррен провел операцию как его просили, и с большой осторожностью, так что Джим полагал, что его можно оставить в живых. — Вы сказали, что она замечательно поправляется, не так ли? — Доктор Уоррен все больше нервничал. Джиму нравилось, как он действует на людей. — Я… ну да, но… — Джим хлопнул в ладоши. — Превосходно. Тогда, кажется, не будет никаких проблем. — Сэр, я бы рекомендовал остаться как минимум на месяц! Вероятность заражения по-прежнему очень высока, и мы бы предпочли внимательно следить за ее выздоровлением. Потребуется физиотерапия. — Мориарти рявкнул в ответ безрадостным смехом, взволнованным тревогой, написанной на растерянном лице врача. — О, я не планирую, чтобы она оставалась здесь. Для этого ей и сделали операцию. Принеси мне документы о выписке и ручку, я хочу уйти отсюда в ближайшие полтора часа. — Темп Джима был быстрым и не терпел возражений. Доктор остался молчать в коридоре. Джим знал, что ему платят достаточно, чтобы он повиновался. Джим с удовольствием наблюдал за тем, как провода и капельницы, подключенные к его маленькой девочке, были аккуратно сняты и отложены в сторону. Довольно нервная медсестра провела последний осмотр, и после смены повязки и инструктажа по последующему уходу, Мориарти смог отвезти Джона домой. Его увезли из больницы, он упал на сиденье, не подозревая о произошедшим. Джим был уверен, что будет чудом увидеть то, как Ватсон проснется. Он ни за что не пропустит это. Боль была непостижимой. Джон был на седации в течение нескольких дней, в течение которых опухоль могла уменьшиться. Когда он проснулся, Джон лежал в своей койке, у него перехватило дыхание, когда из его ног исходила жгучая агония. Обещание, что он избавится от боли, явно было ложью. Было тихо, комната погрузилась во тьму, хотя Джон не мог определить, действительно ли это ночь. Не понимая, что происходит, от слишком сильной боли, чтобы двигаться и наблюдать за своими горящими ногами, Джон позвал папу. Папе потребовалось пять минут все более громких криков, чтобы прийти к нему, и к этому моменту Джон в полной панике задыхался между рыданиями. — О, дорогая, в чем дело? — проворковал папа, поднимая Джона и расхаживая по комнате. Было заметно легче нести его. — П-па-папа, — Джон вцепился в него из последних сил, глотая воздух. Запах папы был успокаивающим, приятно знакомым, в который он хотел погрузиться. — Боже мой. — Джон был явно напуган, хотя было неясно, видел ли он результат своей операции. — Ты в порядке, милая, перестань плакать. — Папа, больно. Пожалуйста, папочка, — Джим закатил глаза, крепче сжимая Джона. Он поймал сотрудника на лестничной площадке, предупредив его, чтобы он принёс шприц с обезболивающим. Он знал, что первая ночь будет самой тяжелой, но, черт возьми, Джиму хотелось задушить Джона, когда крики не прекращались до раннего утра. Ситуация только ухудшилась, когда Джон посмотрел вниз и увидел пустое место там, где должны были быть его ноги, единственные оставшиеся остатки голеней. К следующему полудню все жители дома были истощены и раздражительны, им все еще приходилось иметь дело с ужасно капризным Ватсоном, который отказывался заснуть. Мориарти был на пределе своих возможностей, и никакие перерывы снаружи не облегчали. Наступил вечер, и все конкретно устали. Во время обтирания Джона губкой ему дали успокоительное. В доме воцарилась тишина, вызвав несколько вздохов облегчения. В доме почти звенело от тишины, и Джим впервые с тех пор, как проснулся Джон, почувствовал, что может мыслить трезво. Джон неожиданно проснулся среди ночи. Действие морфия закончилось, и он, откровенно говоря, был в агонии. Каждое подергивание отдавало болью в голенях, а фантомные ощущения затуманивали его мозг. Он боролся с этим, тяжело дыша через рваные штаны. Пот пропитал его кожу, и Джон мог поклясться, что никогда не чувствовал себя таким одиноким. — Папочка? — Он подпрыгнул от звука собственного голоса, в комнате было так тихо, что даже его приглушенная громкость гудела. Ответа не было. Несколько попыток заставили его задуматься, что папа его то ли не слышит, то ли его нет рядом. Джон больше не мог этого выносить. Ему нужен был папа. Несмотря на здравый смысл и угрозу наказания, нависшую над его головой, Джон переместился и сел. Боль заставила его вскрикнуть, и с потрескавшихся губ сорвались тихие всхлипы. Желание свернуться калачиком на груди своего опекуна было первостепенным. С огромным трудом Джон перекинул трясущуюся ногу через край прутьев. К сожалению, его ладони были слишком потными, чтобы обеспечить надлежащий захват, ослабленные мышцы отказали почти сразу, и Джон рухнул головой на пол. Его череп ударился об землю первым, а затем его обмякшее тело, когда он потерял сознание. Шаги приближались к его комнате. — Блядь! Что, черт возьми, случилось? — Джон трясся в конвульсиях, задыхаясь от разреженного воздуха, а глаза расфокусировались. Он не мог ответить. Джим оттащил его от койки в центр комнаты, где он был в большей безопасности, и замерил время припадка. Это не могло было произойти давно, хотя камеры должны были быть проверены, чтобы подтвердить, было ли падение вызвано припадком или произошло из-за удара по его голове. Так или иначе, Джим почувствовал, как в его жилах поползли щупальца паники. Джон не мог умереть вот так, не так скоро после операции. Он проклинал свое решение держать матрас высоко для лучшего доступа, так как это означало, что Джон мог легко перекинуть ногу через верх и сбежать. — Вставай. — Он сердито пробормотал, пока Джон попытался подойти к папе. — Тебе лучше не умирать из-за меня. ... "Есть что нового?" — Шерлок знал, что это произойдет, но чувствовал себя не менее раздраженным. Майкрофт снова звонил ему. "Ногти с его ног." "А кровь?" — спросил Майкрофт. Шерлока взбесило то, что он притворяется, что ему не все равно, как будто он не может послать лакея, чтобы собрать для него файл. "Тоже его, но чистая. Никаких лекарств, никаких болезней, никаких следов. Совсем ничего." — Вздох, который он издал, говорил о его психическом состоянии. "Мы найдем его, Шерлок, найдем." — Это чувство было настолько не в его характере, что Шерлоку пришлось отодвинуть телефон, чтобы убедиться в том, что он все еще разговаривает с Майкрофтом. "Мы должны..." — Линия оборвалась. Шерлок опустился в своё кресло, глядя на пустое кресло Джона. Он плакал. ... С Мориарти достаточно. План в руинах. Годы работы насмарку за одну ночь. Глупая ошибка. Трудно было поверить, такие сюрреалистические обстоятельства, начиная с самого похищения и заканчивая настоящим. Теперь у Джона часто бывали истерики. Истощение его мозга и разочарования от потери способности к словесному общению, которые доводили его до безутешных слез. Джим ненавидел это. Как бы он ни хотел маленькую девочку, конечной целью никогда не было иметь кого-то настолько зависимого, каким стал Джон. Невербальный, неспособный к каким-либо формам ухода за собой, ужасно прилипчивый. Ведет себя как младенец. Слюнявая выгребная яма с поврежденным мозгом, который плачет всякий раз, когда Джим выходит из комнаты. Он был болен им. Ей. Джон был слишком сломлен, чтобы больше развлекаться, не считая манипуляций и принуждения. У него не осталось мозговых способностей, чтобы поддаться на какие-то уловки, желать полного подчинения навязанной ему фигуре отца. Джон полагался на персонал, на Джима, на всех, кто удовлетворял его основные потребности, нравилось им это или нет. Разочарование было безмерным. Джиму было скучно: его бизнес процветал, его присутствие было необходимо во всем мире, и работа была слишком важна, совершенное обогащение, что он больше не заботился о восстановлении фрагментов, которые он сделал из Ватсона. В тот день, когда Джону исполнилось два с половиной года, Джим должен был приехать в Лондон на встречу. По прихоти он решил, что Джон может присоединиться к нему. Джон уселся в свое автокресло и взял свою куклу - Шерлока, чтобы играть с ней во время долгой поездки. Мориарти потребовалось все терпение, чтобы не заставить силой замолчать постоянное ворчание и бульканье, доносившееся с заднего сиденья, поскольку он знал, что это приведет лишь к истерике. Джон был слишком далеко, чтобы различать хорошее или плохое поведение. Он просто… был. Ради забавы, убедившись, что Шерлок отсутствовал по делу и отвлекся, Джим взял Джона на прогулку на Бейкер-стрит. Прохожие реагировали так же: смотрели с жалостью и любопытством или делали вид, что человека, пускающего слюни спереди в инвалидном кресле, не существует. Мориарти внимательно наблюдал, как они проезжали мимо домов, прежде чем достигли дома 221Б. Как и ожидалось - хотя Джим все еще чувствовал себя очень гордым, Джон никак не отреагировал: ни единой вспышки признания, промелькнувшей на его расслабленном лице, когда они остановились перед тем, что когда-то было центром всего его мира. Он только хотел, чтобы это не было повреждением мозга, которое вызвало такую амнезию. Увы, продолжали они не долго, потому что надоедливый Майкрофт Холмс наверняка заметит взломанные камеры на Бейкер-стрит через несколько минут. Джон посмотрел на папу и улыбнулся. Ей понравился внешний вид здания. ... "Здесь ничего нет, уверяю тебя!" "Думаешь, я бы не заметил?" — Шерлок выругался в трубку, когда в четвертый раз прочесывал местность. Он знал, что ничего не найдет. Майкрофт обдумал его слова. Шерлок и так был перевозбужден. "Я не сомневаюсь в твоем опыте, Шерлок. Но это случилось снова." "Ты уверен, что эти происшествия связаны? Прошли месяцы, Майкрофт. Ни слова." "Сомневаюсь, что он вообще жив." "Он должен быть жив. Вся Бейкер-стрит идет вниз, никаких признаков того, что кто-то появлялся на улице. Если кадры были склеены, они чертовски хорошо с этим справились." "Они знают, что делают." — Шерлок сплюнул. Майкрофт ничего не ответил на это. Шесть месяцев молчания. Шерлок проследил за каждой тенью следа, за малейшим намеком на улику, но на каждом повороте были тупики. Даже он начал ощущать тяжесть истощения, которому уже давно поддались его друзья. Он не мог сдаться, надежда еще была. И все же в словах Грега была правда. Мориарти любит хвастаться. И теперь нет ни следа ни от того, ни от другого. Он не может хвастаться, если нечего выставлять напоказ. Шерлок сделал вид, что не понял. Он не мог вынести сочувствия в тяжелых глазах Лестрейда. ... Несколько часов назад Джим исчерпал последние остатки терпения. Ему не хотелось ничего другого, кроме как вернуться домой, швырнуть Джона в его шезлонг и напиться до потери пульса. Выражение лица сотрудника говорило об обратном. — Сэр, у нее не прекращаются приступы с тех пор, как вы ушли на встречу. — Как долго? — Мужчина сделал паузу. Джим нахмурился. — Шесть часов. — Джим потер переносицу. Теперь это выходило из-под контроля. Больница не была вариантом, как и потеря Ватсона из-за того состояния, в котором он сейчас был. Дом казался еще больше, чем минуту назад. — Где она сейчас? — Без сознания, сэр, в комнате отдыха. — Мы идем в квартиру в Уайтчепеле, и держим ее там, пока она не проснется. — Теперь, когда Джон стал легче, стало легче передвигать его, особенно когда они использовали коляску. Никто не заметит, как болтающееся тело Ватсона запихнули в автокресло и увезли. Джон еще не проснулся. Он не проснулся за несколько часов. Джим не знал, хороший ли это знак. Ожидание, отсутствие ответов, тупое выражение растерянности на лицах мужчин и тяжелая нервозность привели Мориарти в приступ ярости. Его план не только потерпел неудачу, он также не имел ни минуты покоя, так что неудивительно, что он вышел из себя. Мориарти звукоизолировал комнату, когда впервые купил это место, хотя соседние территории тоже принадлежали ему. Это позволяло Джиму кричать так громко, как он хотел, швыряя украшения, пока они не разбивались, и уничтожая мебель, которую можно было заменить. Комната была разгромлена за считанные минуты. Джон все еще не просыпался. — Бросьте ее в чертову Темзу, мне все равно! Просто убери ее с моего гребаного взгляда. Я заебался. Что бы вы ни делали, отправьте конверт Шерлоку Холмсу. Заполните его гравием, или песком, или ещё чем нибудь, черт возьми! Я хочу увидеть, как этот самодовольный ублюдок сделает вывод о ее гребаной смерти! — Джим захлопнул дверь в спальню, оставив мужчин в одиночку справляться с Джоном. Самый нервный из них двоих постучал в дверь. — Вы уверены, сэр? — Джим громко стукнул лбом о дверь. После этого он не чувствовал себя лучше. — Да, конечно, я, блять, уверен, от нее больше толку нет, если бы я хотел овощ, я бы посетил паллиативную помощь. — И это было так. Шерлок не верил в суеверия, но, проснувшись тем утром, все казалось другим. Не было никаких изменений в его распорядке дня или его отсутствия, никаких изменений в атмосфере. На его телефоне тоже не было никаких уведомлений, но он, казалось бы, не спал. Он не часто просыпался от глубокого сна. Пока его мозг загружался в течение дня, Холмс отправился выяснять, была ли причина его беспокойства. Перед входной дверью наверху лестницы лежал еще один конверт. На этот раз без письма. Это было ново. Впервые за шесть месяцев Шерлок почувствовал, как трепет надежды захлестнул его организм, и поспешил открыть его. Песок высыпался из разорванной бумаги и рассыпался по полу. Шерлок понюхал его и приложил палец, чтобы попробовать, слишком поздно осознав, что это, вероятно, была плохая идея. К его облегчению, он не почувствовал негативной реакции. Он поморщился. Соленый, с запахом бензина и водорослей. Он точно знал откуда оно взялось. В спешке он оделся и схватил телефон. Он зазвонил, как только он открыл дверь. "Лестрейд, я только что получил еще один конверт..."— Шерлок приложил телефон к уху. — Шерлок? Доберись до Барта как можно быстрее. Мы нашли Джона. — Холмс чуть не выронил трубку. Он не мог говорить, едва мог дышать. Он услышал, как Грег отдаленно позвал его по имени. Он повесил трубку. — Миссис Хадсон? Миссис Хадсон! — Шерлок постучал в ее дверь, прежде чем решил взломать замок и ворваться внутрь. — Они нашли Джона, одевайтесь, он в больнице! — Что? Шерлок? Что ты сказал? — Джон, они нашли его. Торопитесь! — Он поспешно швырнул в нее одежду, предпочитая расхаживать по кухне, пока ждал. Через несколько минут она вышла, измученная и едва проснувшаяся, но с той же тоской в глазах. Поездка в такси была тихой, но наполненной сильным напряжением. Нога Шерлока подпрыгивала до боли, хотя он был на нервах и не мог перестать ерзать, даже если бы захотел. Его квартирная хозяйка была бледна, крепко обняв его рукой, и смотрела в окно. Это казалось не реальным. Шерлоку пришлось заставить себя сопротивляться искушению броситься прочь, зная, что его квартирная хозяйка на это не способна. Он никогда не оставит ее одну, слишком боясь того, что они найдут. Грег прислал ему номер палаты в отделении интенсивной терапии, что уже не было обнадеживающим признаком. Но Джон жив, напомнила ему миссис Хадсон в лифте, не в силах больше выносить тишину. Они должны были быть сильными для него. Держать надежду. Они сохраняли надежду до сих пор. Грег ждал их в коридоре, расхаживая по полу с закушенной до крови губой. Его глаза метнулись вверх, чтобы встретиться с ними, но он двигался в том, что, по мнению Шерлока, было телесной баррикадой у двери в комнату Джона. — Спасибо, что приехали так быстро. Я просто, я не мог оставить его. — Поподробнее, Лестрейд, сейчас. — Миссис Хадсон уже хныкала; может быть, было ошибкой привести ее так скоро. Шерлок был неспособен к логике. — Это плохо, Господи, я не буду приукрашивать это. Бегун нашел его сегодня в пять утра, подумал, что это труп, и вызвал нас. Мы добрались туда, и… — Грег судорожно вздохнул. — Это был он. Он выглядел мертвым. Бессознательный. Его взяли на сканирование, всевозможные анализы, мы просто ждем результатов. — Что ты нам не рассказываешь? — Глаза Шерлока сузились, и миссис Хадсон держалась за его руку для поддержки. Их руки встретились, крепко сжались. Лестрейд моргнул, взглянув в окно, вид на комнату был скрыт жалюзи. — Ты помнишь записку, последнюю? — Шерлок кивнул, призывая его продолжать. — Черт возьми, я думаю, вы должны просто посмотреть сами. — Миссис Хадсон замерла, когда Грег потянулся к дверной ручке. Голова Шерлока повернулась к ней. — Шерлок, я не думаю, что смогу зайти туда. — Вам не обязательно заходить. Хотите домой? — Мы нужны ему прямо сейчас. — Заметила она. Грег отпустил ручку. — Он нуждается в вас. В ваших лучших проявлениях, и это такая трудная ситуация... Это нормально, вам нужно время, чтобы все обдумать. Боже упаси, я бы хотел, чтобы меня хоть как-то предупредили. — сказал Лестрейд, успокаивающе кладя руку ей на плечо. Миссис Хадсон навсегда останется источником вдохновения для Шерлока, но в конце концов он знал, что Джон был для нее как сын, и пока у них не было ответов, он не хотел подвергать ее ненужным страданиям. Уверение, что Джон находится под действием успокоительного и не проснется еще несколько дней, побудило Шерлока взять себя в руки. — Пойдемте, мы вызовем Вам такси. Я буду держать вас в курсе, когда будут результаты анализов. Хорошо? — Грег часто забывал, что под черствостью, скрывалась слабость Шерлока к своим самым близким и родным. Миссис Хадсон кивнула, и они втроем направились к выходу. Грегу не помешала бы отсрочка. Как только домовладелицу запихнули в такси, а водитель получил строгие инструкции проводить ее до входной двери, два детектива повернулись, чтобы вернуться в отделение интенсивной терапии, где держали Джона. — Говори. — потребовал Шерлок. Грег сглотнул: Холмс видел его в различных состояниях отвращения и шока, но это было совершенно на другом уровне. Как будто он физически изо всех сил пытался вытолкнуть слова. — Он.. он другой. — Другой? — У него повреждение головного мозга. Они еще не знают, насколько серьезно, но когда он попал в больницу, у него случился большой судорожный припадок, и пришлось дать ему успокоительное. Это было… ужасно. — Повреждение мозга было таким расплывчатым термином, по мнению Шерлока. Это может означать что угодно. Вегетативное состояние, дисфазия, амнезия, список можно продолжать ещё долго. Пока он не проснется, они не узнают серьезности его травм. И, наконец, что это означало для будущего. — Что-нибудь еще? — Э-э, да, он э-э, бля... — Грег не мог произнести ни слова. Они подошли к комнате Джона, и он молча открыл дверь. Шерлок увидел это сам. У них резко перехватило дыхание, но Лестрейд не мог смотреть ни на кого из них. Он вошел в комнату и направился к окну. Шаги приблизились, пальцы скользнули по ограждению. Шерлок недоверчиво уставился на него. Там, где должны были быть ноги Джона, голени, покрытые синяками и шрамами, исчезли. Обрубки закруглялись на середине его голени, толстые от бинтов под крошечным одеялом, наброшенным на него. С его расплющенного тела, свисал больничный халат. Он был подключен к всевозможным устройствам, но больше всего Шерлока волновал кардиомонитор. Непрерывный звуковой сигнал. Он был слишком травмирован, чтобы чувствовать облегчение. Джон был жив. Но какой ценой? — Думаешь, ему больно? — Когда он проснется, его накачают морфином. — ответил Грег. На самом деле он не был уверен в этом, не зная, как отвечать. Взгляд Шерлока остановился на изможденном лице Джона. Обвисший от успокоительных, кости торчали из-под желтоватой кожи, он выглядел болезненно молодым. Хрупкий и сломанный. Шерлок сморгнул слезы. Волосы Джона были длинными, как на фотографиях, хотя видеть их перед собой было неприятно. — Он был... — Шерлок на мгновение поднял взгляд, забыв о присутствии Грега. — Они, его нашли в сарафане и… — А? — Очухался Холмс. — Подгузник. Б/у, говорят. Скорее всего у него недержание. Больные ублюдки нарядили его маленькой девочкой. Должно быть, замерз. — Глаза Холмса сузились. — Где вещи сейчас? — Платье где-то здесь.. и медсестры меняли ему… ему подгузник, — Грег тяжело вздохнул: ему нужно было сесть, прежде чем он упадет. — Они сказали, что у него что-то было. Клетка, блять, на члене. Они не могут удалить его, пока у них нет гипсовой пилы. Господи Иисусе. — Произнесение этих слов вслух сделало затруднительное положение гораздо более реальным. — Где именно он был найден? Лестрейд потер лицо. — На берегу Темзы он был наполовину в воде. — Шерлок нахмурился. — Они собирались его утопить? — Лестрейд пожал плечами. Еще один вопрос, на который у него не было ответа. — Их некомпетентность обеспечила ему выживание, так что я полагаю, что это так. — Грег налил чуть теплую воду для мытья посуды, которую в больнице называли кофе, с гримасой, намереваясь смотреть куда угодно, только не на кровать. Шерлок горько сплюнул. Он не мог оторвать глаз от спящей фигуры, устроившейся под вафельным одеялом, в которой едва можно было узнать Ватсона. — Мы его не найдем, ты же знаешь. — Мы даже не можем доказать, что это был он, — вздохнул Грег, и Шерлок увидел, насколько устал этот человек, и как он постарел всего за два коротких года. — Надеюсь, Джон сможет говорить, когда проснется, но врачи сказали, что повреждение мозга было довольно обширным. Это чудо, что он выжил. — Я не сомневаюсь, что это было намеренно. — Вначале Шерлок поклялся, что независимо от исхода, он будет относиться к нему по прежнему отстраненно, как к любой другой жертве или делу. Увидев тощего мужчину, умирающего у него на глазах, все рациональные мысли вылетели в окно. Шерлок не мог оторваться от Джона, и он знал, что Мориарти знал это. Больной ублюдок. У Грега зазвонил телефон, и он выругался, нащупывая свой мобильный. Завязался короткий отрывистый разговор, прежде чем детектив-инспектор повесил трубку. — Я должен идти. Они хотят, чтобы я вернулся в участок, чтобы просмотреть улики. У тебя есть конверт? Шерлок порылся в кармане, не обращая внимания на то, что песок рассыпался, и он, вероятно, еще несколько месяцев будет находить песчинки в волокнах своего пальто. Он положил его в сумку для улик, которую протянул Грег, который, в свою очередь, пробормотав слова благодарности, направился к двери. — Ты в порядке? — Я в порядке, просто иди. Я буду держать тебя в курсе. — У него было чувство, что он будет говорить это чаще впредь. Грег мгновение колебался, прежде чем Шерлок заставил его уйти. Дверь захлопнулась, и они остались одни. Шерлока окружали звуки: суета медсестер, далекий плач, непрекращающийся писк кардиомонитора и еле слышное сопящее дыхание Джона. Он подкрался ближе, пока не оказался над лицом Джона. Это было похоже на жестокий ночной ужас. Это было хуже, чем его кошмары, какими он представлял себе Джона. Шерлок протянул руку и после нескольких секунд зависания взял Джона за руку. Она было вялой, холодной, такой похожей на труп. Пальцы сомкнулись вокруг ладони, не забывая о проводах. Его большой палец поглаживал размягченную кожу, сухожилия и вены, просвечивающие сквозь тонкую плоть. — Что бы ни случилось, что бы они с тобой ни сделали, я буду здесь. Теперь ты в безопасности, Джон. Я никогда не покину тебя, клянусь. Пожалуйста, Джон, пожалуйста, проснись. Не оставляй меня, ты не можешь меня оставить. — Он прошептал. Джон не ответил. Возможно, было эгоистично просить его об этом после всего, через что он прошел. Шерлок нежно сжал его руку, затем отпустил. Он вытер слезы, которые, сам того не осознавая, пролил. Несмотря на неопределенность, он дал обет. — С этого момента я клянусь, что всегда буду рядом, что бы не случилось. Всегда.