Покажи мне любовь

Олег хмурится в неверии – это что, какая-то дурная шутка? Неужели Серый его месяц избегал, лишь чтобы сейчас так жестоко над ним посмеяться? Но Серый не выглядит как человек, жаждущий мести – наоборот, смотрит мягко, почти как раньше, нервно перебирает переплетёнными пальцами и, понимая его мысли без слов, отрицательно качает головой: - Олег, я не мразь, и не стал бы шутить о подобном ни при каких обстоятельствах. Ты послушаешь, что я обнаружил? - Мне кажется, ты ошибся, если вообще не издеваешься надо мной, конечно. – Чуть отойдя от оцепенения, Олег отвечает ему. – Но, разумеется, я тебя выслушаю. - В общем, как я и сказал, после взлома баз всех кладбищ в Питере и области я начал взламывать и другие органы – больницы, морги, загсы и прочее, особо ни на что не надеясь – всё-таки много лет прошло, и тогда ещё мало что хранилось в электронном виде… Так вот, я обнаружил полную тёзку твоей мамы, с полностью совпадающей датой рождения, в больнице Снежевского. – В подтверждение своим словам, Серёжа открывает скачанную базу данных в телефоне и суёт его в руки Олега. Тот сосредоточенно просматривает нужную строку с информацией, непонимающе хмурится – и правда, все данные совпадают. Серёжа указывает на ещё одну ячейку в таблице: - Смотри, а год попадания в больницу совпадает с годом смерти. Но кое-что тут меня безумно смущает. - Что? – Спрашивает Олег, хотя его лично тут всё пиздец как смущает – всё звучит настолько дико, что Олег не может даже понять, что чувствует по поводу этого всего. - Смотри. – Серый тыкает пальцем в соседнюю ячейку. – Диагноз – F84.0 по МКБ. Или, по-простому, детский аутизм. Но проблема в том, что такой диагноз ставится ещё в детстве. То есть, диагноз врождённый. - Это всё какая-то чушь. – Олег подрывается и начинает хаотично наворачивать круги по территории. – Я, конечно, не помню маму, но моя бабушка, её мама, была жива до моих шести лет и рассказывала мне про неё – показывала аттестат с отличием, всякие награды за олимпиады и прочее! Разве при аутизме такое возможно?! Серый пожимает плечами: - Может, и возможно при лёгкой степени болезни, но вряд ли при такой положительной динамике внезапно потребовалось бы содержание в спецучреждении в течении пятнадцати лет. Поэтому у меня две теории: первая и, на мой взгляд, наиболее вероятная – там просто числится кто-то другой под именем твоей мамы. Олег облегчённо выдыхает: - Да, видимо, так и есть. А я не могу прийти и навестить эту женщину? Убедиться лично, что это не она? Серёжа отрицательно качает головой: - Только теоретически – для этого нам нужно лишь разрешение главврача и самого пациента. Но, судя по инфе, которую я нашёл в интернете, выбить встречу в этой лечебнице практически нереально, даже родственникам. Серёжа снова даёт Олегу в руки телефон – на этот раз с какой-то статьёй десятилетней давности про психбольницу: Олег быстро пробегается глазами по тексту: там предполагают, что в больнице проводятся эксперименты над больными, а также, что в ней прячут неугодных кому-то людей; все эти жуткие теории подтверждаются комментариями людей, чьи близкие оказались заключены в стенах этой психушки. - Я пытался найти контакты журналистки, но она спустя какое-то время после написания статьи пережила попытку покушения, ушла из профессии и больше никаких комментариев не даёт и ни с кем не взаимодействует. - Слушай, ну это ведь откровенной желтухой может быть. Какие эксперименты над людьми в наше время? Серый криво усмехается: - Ещё какие могут быть, поверь. Да и у журналистки репутация безупречная была – вряд ли она стала бы писать подобное без резких оснований. Короче, напрямую заявиться в больницу для нас не выход, но я кое-что всё равно придумал: написал их главврачу под видом восхищённого студента, желающего пройти у него практику вместе со своим одногруппником. Перед этим перечитал его научные труды, насыпал лести, и он купился. – Серый улыбается, явно довольный собой. – Так что теперь нам надо просто подделать студенческие билеты и сможем заявиться туда лично и проверить нашу версию. - Серый, ты… Обалдеть ты сыщик. – Олег выдыхает изумлённо. – Столько работы проделал… Даже немного жаль, что, скорее всего, это всё зря. - А тут мы уже на основании статьи плавно подходим ко второй теории, которую нельзя сбрасывать со счетов: что это действительно твоя мама, и попасть туда она могла не по своей воле. - Что ты хочешь сказать? – Олег хмурится. - Что ты не должен никому говорить обо всём этом. Особенно отцу. - Ты думаешь, он… Нет, он бы точно не запихнул бы маму в психушку и не стал бы врать мне все эти годы. – Олег резко и категорично возражает, возмущаясь одной лишь мысли о подобном заговоре. - Я ничего не утверждаю, просто прошу тебя не рубить сгоряча. – Серёжа мягко берёт Олега за локоть, и тот от его прикосновения медленно остывает. Поворачивает голову, смотрит на него – и Серый тут же убирает руку и отводит взгляд, но Олег успевает заметить – в нём нет ни агрессии, ни насмешки. Он окончательно успокаивается – Серый ведь и правда ради него такое расследование проделал, через себя переступил и сейчас рядом с ним сидит, успокаивает… Олег отчаянно цепляется за появившуюся надежду – может, есть ещё шанс всё вернуть? Может, Серый всё ещё любит?.. Олег практически на сто процентов уверен, что всё Серёжино расследование не имеет лично для него смысла, и его мама не воскреснет чудесным образом, но он не собирается упускать возможность провести время с Серёжей. Поэтому он лишь уточняет: - Так что там со студенческими? - Я могу сам их подделать, с тебя требуется лишь фотка нужного размера. И если у тебя вдруг есть знакомые из медицинских универов, которые смогут поставить печать, то будет просто замечательно. Олег глубоко задумывается, и уже через минуту восклицает: - Точно, Валик же! У Димы Дубина есть друг, он в медицинском учится. Правда, я не уверен, что он согласится нам помогать. – Валика, друга Димы, Олег видел лишь пару раз – но запомнил из-за неформальной внешности, множества татуировок и совместного обсуждения различных рок-групп. - Как-нибудь уж договоримся с ним. Пиши Диме – если всё сложится, то уже в следующие выходные сможем попасть в психушку. - Вау, всегда мечтал туда попасть. – Олег не может удержаться от поддерживающей абсурдность ситуации шутки и, видя промелькнувшую на миг на устах Серёжи улыбки, чувствует, что для него, кажется, только сейчас наступила весна. *** Спустя пару дней у Олега с Серёжей получается увидеться с Валиком – Дима, к неудовольствию Серёжи, идёт к нему вместе с ними. Он бурчит тихо, так, чтобы Дима не слышал: - Хреново, что он с нами пошёл. - У тебя с ним плохие отношения? – Удивляется Олег; по его мнению, Дима – самый неконфликтный человек из всех, кого он знает. - Нет, ты что. – Усмехается Серёжа. – Дима, наверное, и мухи не обидит; просто чем меньше народу в курсе, тем лучше. А он может рассказать Юле или, ещё хуже, тупоголовому Грому. Олег пожимает плечами, но всё-таки окликивает Диму и берёт с него слово, что он никому про их просьбу не расскажет. Валик, как Олег и ожидал, не в восторге от просьбы – но Серёжа мигом раскручивает такую жалостливую историю про маму Олега и их будущее воссоединение, что Олег бы сам расплакался, если бы не знал опущенных или наоборот, сильно приукрашенных деталей – и в итоге Валик обещает уже завтра вернуть им их фейковые студенческие с проставленной в них печатью – к счастью, он подрабатывает на полставки в деканате и для него их просьба не составит никакого труда. Олег усмехается, увидев имена в подделанных Серым студенческих – вместо Сергея Разумовского и Олега Волкова они подписаны как Александр Воронов и Марк Беглов – Серый и тут перестраховался, чтобы они сохранили анонимность. Олег изучает все скинутые ему Серым статьи про психушку, а чтобы подготовиться к запланированному на субботу походу в больницу, Серёжа заставляет его заучить основные термины и прочесть статьи Рубинштейна, заправляющего там всем главврача – Олег беззастенчиво пользуется шансом и, глупо почёсывая затылок, просит помочь ему с заучиванием – мол, ничего не поделаешь, такой уж я тупой, не могу ничего запомнить самостоятельно. Серый соглашается – каждый день в течение недели идёт с ним после уроков на заброшку или в кафешку, и они подолгу сидят и корпят над материалом. Такие посиделки ощущаются настолько уютными, настолько родными – что могло бы показаться, будто между ними всё, как раньше, если бы не атмосфера взаимного смущения и отвода взглядов. Тем не менее, с каждым днём они общаются друг с другом чуть свободнее, начинают обсуждать уроки, одноклассников, учителей, погоду, фильмы – практически всё, что только в голову придёт. Единственная тема, которую они никак не затрагивают – это их отношения, и Олегу с каждым днём всё страшнее завести разговор на эту тему – он до ужаса боится одним лишь намерением поговорить об этом разрушить то шаткое подобие дружбы, которое между ними выстроилось – но, с другой стороны, после субботы у них закончится повод для какого бы то ни было общения. Поэтому в субботу утром, заехав за Серым на машине, Олег набирается храбрости и спрашивает: - Мы с тобой можем поговорить? О нас. Пожалуйста, для меня это очень важно. Серый в этот раз реагирует намного мягче, чем в предыдущие – он лишь немного нервно вжимается в кресло, смотрит на Олега и отвечает, неловко улыбаясь: - Хорошо. Только давай уже после дела, ладно? - Окей. – Олег чувствует облегчение – он и сам сейчас не особо готов к разговору. Если почти всё время он на девяносто процентов был уверен, что данные его мамы использует кто-то другой, то с приближением назначенной поездки его всё больше накрывает чувством тревоги – иррациональным, выматывающим, заставляющим прокручивать невесёлые сцены в голове. Лишь приехав в больницу, его потихоньку начинает отпускать это чувство – они знакомятся с главврачом больницы, Вениамином Самуиловичем Рубинштейном, и Олег поражается тому, с какой лёгкостью Серёжа отпускает лесть в сторону его научных работ, подробно расспрашивает о них – тот довольно потирает подбородок и с удовольствием отвечает на все вопросы, а Олег лишь хмыкает про себя: надо же, как легко Серёжа смог найти подход к этому странному типу. Затем доктор проводит их в комнату, даёт заполнять какие-то психологические тесты, а потом немного беседует с каждым – и, ожидаемо, от Серёжиных ответов он приходит в восторг, бормочет что-то про его невероятный потенциал, в то время как к Олегу он быстро теряет интерес и отправляет его помогать санитарам, в то время как Серёжу оставляет у себя в кабинете для продолжения беседы. Олег не хочет оставлять Серёжу наедине с этим хмырём – но тот с улыбкой кивает ему, бессловесно сообщая, что всё в порядке, и Олегу ничего не остаётся, как последовать за приставленным к нему в качестве наставника санитаром. Сначала Олега напрягают помогать подмывать немощных и неадекватных больных – он морщится, но делает свою работу: понимает, что любой студент медицинского должен быть готов к подобной рутине на практике. Несколько часов, проведённых среди неприятных запахов, оров и несвязного бреда убавляют его желание приходить сюда снова, и он надеется, что Серый проводит своё время более продуктивно, и им больше не придётся сюда возвращаться. Но самым хреновым в этой работе оказывается наблюдать за истериками больных – и как их с силой заламывают и обкалывают лекарствами санитары. Глядя на подобное, Олег с трудом сдерживается, чтобы не бросить всё, не забрать Серого и не уехать с ним отсюда поскорее. Вся обстановка в больнице вызывает тоску и жалость к пациентам: туалеты без дверей, пренебрежительное отношение со стороны санитаров, отсутствие вилок и ножей в столовой – все эти мелкие факторы в совокупности образуют довольно гнетущую атмосферу. Легче становится, когда Олега оставляют в комнате отдыха наблюдать за «тихими» пациентами – Олег просто стоит в уголке и скучает, наблюдая за людьми в комнате: кто-то общается друг с другом, кто-то смотрит телевизор – в общем, большинство людей выглядят абсолютно нормальными, не считая тех, кто разговаривает сам с собой, или пускает слюни, или играет в детскую пирамидку, как один старичок в углу. Взгляд его цепляется за женщину, сидящую в кресле в углу комнаты с книжкой в руках. У него пульс подскакивает за долю секунды – настолько она похожа на его мать с фотографий, только выглядит старше – с проседью в прядках и с тонкими морщинками на лбу и в уголках глаз. «Это не может быть она» – здравый смысл кричит внутри Олега, но будто бы во сне, на ватных ногах он в считаные мгновения оказывается перед ней – не простит себе, если не проверит. К счастью, другой санитар, сидящий в другом углу комнаты, со своего ракурса не будет их видеть и слышать. - Что читаете? – Нарочито безразлично интересуется Олег, ощущая, как бешено бьётся в груди сердце и кровь пульсирует в висках. - Вы новенький у нас? Студент? – Женщина улыбается усталой, но доброй улыбкой. – Не читаю, а, скорее, в сотый раз перечитываю – у нас тут выбор литературы невелик. – Она демонстрирует Олегу обложку, на которой крупными буквами выведено «Мастер и Маргарита». - А я думал, тут будут книги по типу «Как управлять Вселенной, не привлекая внимание санитаров». – Олег от нервов отпускает глупую шутку, но, к его же удивлению, женщина смеётся над его словами – странно, тихо, давя любой извлекаемый звук. Это ощущается как-то неправильно – будто эта женщина умела когда-то давно смеяться нормально, но разучилась. - Меня Олег зовут. А Вас? – Начисто позабыв про маскировку, он выдаёт своё настоящее имя. - Дилара. – Олега от названного имени будто молнией пронзает – оно совпадает. Он хватается рукой за столб рядом, чтобы не рухнуть, если ноги его всё-таки решат подвести. В продолжение, чтобы окончательно добить, Дилара заглядывает ему в глаза и произносит ласково: - Хороший ты парень, Олег, сразу видно. У меня сын есть – его тоже Олежей зовут, и взгляд у него в детстве был, прямо как у тебя – серьёзный такой, умный. Она уже не смотрит на него, а устремляет взгляд, наполненный навернувшимися слезами, куда-то вдаль – видимо, вглубь своих воспоминаний. Олег, так до конца не отошедший от шока, шепчет еле слышно губами: - Мама… Это я, Олег Волков... Это и правда ты? Та поднимает взгляд, смотрит ещё раз внимательно в глаза и шепчет ласково: - Я и правда сошла с ума, или это и правда ты? Или Рубинштейн решил и надо мной поиздеваться? - Я думал, ты умерла, когда мне было три… Прости, я не знал… Как ты здесь оказалась? – Олег спрашивает, опустившись перед креслом на колени, дрожащими руками дотрагиваясь до ноги Дилары – всё так безумно, нереально, и в то же время, глядя ей в глаза, полные боли, тоски и любви, всматриваясь в лицо, черты которого он изучал по фотографиям, он окончательно убеждается: это и правда его мама. Она ласково гладит его по щеке, улыбается сквозь слёзы: - Мальчик мой, как же ты вырос… Отец не обижал тебя? Олег отрицательно машет головой. - Скажи, он причастен к тому, что ты здесь? Мама отводит взгляд, и Олег всё понимает без слов. Слёзы застилают глаза – и от радости встречи, и от горечи предательства. Чувств так много и они так противоречивы, что Олега разрывает от них на куски. - Как ты здесь оказался? Отец знает? - Нет. Притворился студентом медицинского, даже имя не своё сказал – тут все думают, что меня Марком зовут. Мне друг помог тебя найти. Как я могу тебя отсюда вытащить? - Боюсь, никак. Мама горько качает головой, и тут же следом испуганно одёргивает руку от лица Олега при звуке тихих шагов. Олег оборачивается и облегчённо выдыхает, видя Серёжу. Тот, видя заплаканные лица, понимает всё без слов, мягко сжимает его плечо в знак поддержки, добавляет тихо: - Рубинштейн нас отпустил на сегодня. Нам надо идти. - Я никуда не уйду без неё. – Решительно произносит Олег. Он готов идти и драться с Рубинштейном, устроить погром в этой грёбанной психушке, отомстить всем, кто лишил его материнской любви на столько лет, практически на всю его жизнь. Из ярости его приводят в чувство лишь короткие, но тёплые объятия матери и её успокаивающий голос: - Послушай своего друга, милый, он правильно всё говорит. Ещё увидимся, слышишь? Только сгоряча глупостей сейчас не наделай, хорошо? И ни в коем случае отцу не говори, что меня навещал. Олег сам не понимает, как кивает, поднимается с колен и позволяет Серому увести себя за руку. Очухивается уже только за воротами, говорит сдавленно: - Нам нужно вызвать полицию. Сообщить, что здесь незаконно удерживается человек в здравом уме. - Полиция нам не поможет. Нам никто не поверит, и мы лишь не сможем больше туда попасть под видом студентов. – Серый пытается увести Олега за руку, но тот вырывается, цедит яростно: - Пусти. Ты не можешь меня понять. - Поверь, я прекрасно тебя понимаю! Как понимаю и то, что никто не выпустит её на основании наших слов! Единственное, как мы можем её оттуда вытащить – это хитростью втеревшись в доверие и раздобыв какие-то улики! - Да тебе-то откуда знать?! Я не могу её там оставить! – Олег находится на грани истерики, и попытки Серого его успокоить только злят. Серый криво усмехается: - Знаю, потому что сам лежал в психушке. Олег смотрит на него неверяще – не понимает, он что, решил его так успокоить? Выдумать на ходу небылицы? Тот прикасается рукой к собственному запястью, там, где у него находится шрам, и добавляет: - Мелкий был, глупый. Не знал, что надо вдоль, а не поперёк резать. Откачали и заперли в психушку, где я всё лето провёл, пока не научился хитрить и отвечать так, как психиатры хотят, чтобы выпустили наконец. - Серый... – Олег выдыхает изумлённо. Ярость мгновенно отпускает его. – Почему? Зачем? Серый мнётся, отвечает нехотя: - Мне тогда четырнадцать было, бабушка недавно умерла. Потом было осознание ориентации, невзаимные чувства, ссора с Юлей и травля в школе… Короче, наложилось. Олег, давай обсудим это потом, а сейчас поехали отсюда. – Серёжа почти взмаливается, и Олег не может ему противиться и плетётся за ним следом на стоянку. *** Олега кроет с новой силой, едва ему стоит оказаться в машине, прямо при Сером – его выворачивает наизнанку после встречи с мамой, от одних лишь мыслей о том, что отец все эти годы скрывал от него её существование, и что он напрямую причастен к её заключению в психушке, что он бессовестно врал ему все эти годы. Он не может сдержать катящиеся слёзы – шмыгая носом, он прячет лицо в ладонях и ощущает мягкие прикосновения Серёжи – он обнимает Олега со спины, успокаивающе массирует кожу голову – и от его прикосновений и участия Олега разрывает: плач превращается в ничем не сдерживаемые рыдания. - Олег, мне так жаль. – Произносит Серёжа, сочувствующе сжимая в руках Олегову ладонь. – Мы её обязательно вытащим, я тебе обещаю. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Олег вытирает глаза тыльной стороной ладони и обессиленно мямлит: - Я не знаю, как теперь общаться с отцом. Что я ему скажу? И что он скажет мне? Я безумно боюсь услышать от него что бы то ни было – и правду, и ложь. Нет, я не готов к такому разговору. - Тебе и не надо с ним сейчас говорить. Помнишь, мама ведь тоже попросила тебя держать это в тайне от него? – Серый продолжает одной рукой водить по спине Олега, а второй – держать его за ладонь. – Поехали ко мне? Сегодня переночуешь у меня, а там подумаем и поймём, что делать дальше. Олег не отказывается от его предложения – идти домой и правда страшно: он совершенно не готов к разговору с отцом, а сдержаться и промолчать в таком состоянии никак не сможет. Он вытирает глаза ещё раз, промаргивается и заводит машину. Концентрация на дороге помогает отвлечься от тяжёлых мыслей хоть ненадолго. По приезде домой Серёжа делает им чай, усаживает Олега на кровать, сам садится рядом и обворачивает их ноги пледом; включает какое-то видео на ноутбуке на фон и сам начинает болтать о всякой ерунде: пересказывает какие-то шутки, истории, обсуждает домашку – в общем, окружает Олега такой до боли привычной заботой, делает всё, лишь бы отвлечь его – будто бы между ними всё по-прежнему. - Знаешь, ты ведь не обязан со мной возиться. – Вырывается у Олега. Неужели это всё – лишь чтобы остановить его истерику? Становится до безумия стыдно, что Серый увидел его таким жалким. – Зачем тебе это? Ты же меня ненавидишь теперь – а я не хочу, чтобы тебе было плохо. Серый хмыкает: - Ты правда думаешь, что я могу просто так взять – и разлюбить тебя в мгновение, как по щелчку пальцев? Олег смотрит на Серёжу удивлённо – тот лишь грустно улыбается: - Люблю, да. А ты… ты меня и правда любишь? Серёжа на вопросе стыдливо прячет взгляд – и столько в нём уязвимости, столько дрожи в голосе, что Олег сразу понимает – и правда не разлюбил, и у него прямо сейчас есть шанс всё вернуть. Олег укладывает подрагивающие ладони Серёже на щеки, мягко поворачивает взглядом к себе, наклоняется и ласково бормочет: - Люблю. Так сильно, ты даже себе не представляешь, Серёж. Я пиздец как по тебе скучаю. - Прости меня. – Шепчет Серёжа, зажмуривая глаза и избегая прямого зрительного контакта. – Я должен был сразу тебя выслушать и поверить, а не отталкивать и ранить. Просто… просто я никак не могу поверить, что и со мной может случиться что-то хорошее. А ты, Олег, ты не просто что-то хорошее – всё то, что было между нами… Это – лучшее, что когда-либо происходило со мной. Я знал, что это не навсегда – не может сказка длиться вечно; поэтому, наверное, всё время ждал какого-то подвоха и даже толком не удивился. Плюс то, что ты меня отталкивал пару раз во время близости – я и это сложил в копилку твоей неискренности… Я этот месяц без тебя не сошёл с ума разве что только потому что всё время занимал себя всем подряд – учёбой, программированием, разработкой своей будущей соцсети – но так и не смог убежать от постоянных мыслей о тебе. Лера, Шурик, Кирилл, даже твой дурацкий Вадик – все они в той или иной степени пытались уговорить меня выслушать тебя. И я понял: знаешь, даже если ты начинал отношения со мной на спор – это уже неважно. Я готов переступить через себя, если ты и правда меня полюбил. Правда, я не знаю, смогу ли я собрать себя из осколков снова, когда мы расстанемся вновь, но уже навсегда. - Серёж. – Олег растроганно прижимает к себе Серёжу – такого уязвимого, переступающего сейчас через себя, через свою гордость ради него – целует мягко в губы, лишь на секунду – в этом поцелуе нет страсти, лишь демонстрация любви и готовности быть рядом с ним, несмотря ни на что. Он прижимает Серёжу к своей груди, успокаивающе перебирает его волосы и целует в висок – Меня убивает, что ты так плохо о себе думаешь. Ты достоин всей любви этого мира, и мне очень жаль, что эту мысль никто до меня даже не пытался до тебя донести. И я никогда не врал тебе и не устраивал никаких споров – так что тебе не нужно через себя переступать. Единственное, о чём я тебе недоговаривал, а потом было уже стыдно признаваться – что с отца я брал денег на профессионального репетитора, долю платил тебе, а часть откладывал на мотоцикл – и то все отложенные деньги давно уже планировал потратить на съём жилья вместе с тобой. И с чего ты вообще взял, что мы расстанемся? Уж я точно не хочу тебя отпускать. Серый усмехается: - Тоже мне тайна – я ещё с первых занятий так и понял, что ты просто сэкономить решил. Да и ты на меня такую уйму денег потратил – я вообще не в обиде ни разу… А расставание – неизменная часть взрослой жизни. Сам знаешь, статистика расхождений среди пар, которые вместе со школы, уж точно не говорит в пользу вечной любви. И это среди гетеро-пар, что уж про таких как мы говорить. - Серый, да плевать мне на твою статистику! Ты можешь хоть что-то в своей жизни не рационализировать и не сводить к графикам и формулам? Я не хочу с тобой расставаться – ни сейчас, ни через год, ни через десять, ни через тридцать лет! - Да я и сам не хочу ничего рационализировать! Я лишь одного по-настоящему хочу – быть с тобой. Навсегда. Но у тебя есть семья, друзья; рано или поздно к тебе подсядут на уши с разговорами о жене и детях, да и ты сам можешь захотеть такого – а я, может, и смогу на какое-то время переступить через себя и быть твоим любовником, но долго я не продержусь: я эгоист, и не смогу тебя с кем-то делить, не изводя при этом тебя и самого себя. Олег ужасается от его слов, сказанными таким будничным тоном: оказывается, пока он сам спокойно наслаждался их отношениями, в голове у Серого роились подобные печальные сценарии. Олег даже не может на него обижаться – видит, насколько ему непросто даётся их разговор, насколько он неуверен в себе – был всё это время! – и ему хочется лишь поддержать Серёжу, уверить его в своей любви – и никогда не отпускать. - Ну ты что, Серёж, какие дети, жёны? Какие любовники? – Шепчет Олег, переплетая их пальцы. – Мне один ты нужен – и никто кроме. А если кого-то из близких мой выбор не устроит – то это их проблемы: я свою жизнь ни под кого подстраивать не намерен. Я люблю тебя, правда. И я надеюсь, что в один прекрасный день смогу убедить тебя в своей любви и в том, что она никогда не закончится. Пожалуйста, дай мне шанс показать тебе всю глубину своей любви. - И ты дай мне шанс. – Выдыхает Серёжа, пряча лицо у Олега в шее. – Шанс перестать быть идиотом, делающим больно и себе, и тебе. Я так боялся, что ты не захочешь меня слушать после того, как я тебя послал и игнорировал. Я и маму твою так упорно пытался найти в основном для того, чтобы был повод с тобой снова поговорить. - Тебе никогда не нужен повод, чтобы заговорить со мной. – Усмехается Олег, с нежностью приглаживая Серёжины волосы и успокаивающе целуя его в щёку. – Знал бы ты, как я скучал по нашим разговорам. - Ты не знаешь, как по ним скучал я! Я привык уже чуть что, бежать к тебе, делиться мыслями, хвастаться чем-то – ты не представляешь, как у меня всё это время зудело, что нужно чем-то с тобой поделиться – и лишь потом осознание накатывало. Олег улыбается Серёже в ответ – несмотря на всю гнетущую тяжесть сегодняшнего дня, он не может не радоваться, что они наконец поговорили, всё прояснили – и оба скучали, оба страдали и любили! Олег откидывается на кровать, тянет за собой Серёжу – они укладываются на узкой койке лицами друг к другу, соприкасаются носами, гладят друг друга по волосам, плечам и рукам. - Мне до жути страшно от мысли, что я мог тебя никогда не узнать… Потерять ещё до встречи. – Олег невесомо проводит пальцами по Серёжиному шраму; он видел его кучу раз, но только сейчас, узнав истинную причину его возникновения, смог разглядеть по-настоящему. – Серый, пожалуйста, послушай меня и запомни: если тебе когда-нибудь станет настолько плохо, что ты снова захочешь совершить подобное, то ты всегда сможешь прийти ко мне – вне зависимости от того, сколько лет мы не будем видеться, будем мы в ссоре или просто мирно разойдёмся своими путями. В моей жизни всегда будет место для тебя. Всегда. Почему ты мне раньше об этом не рассказывал? - Как и в моей – для тебя. – Серёжа ласково проводит ладонью по его щеке. – Я знаю, тебе сейчас плохо, и я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Обещаю. А не рассказывал, потому что стыдился. У меня и так полно тараканов, не хотелось, чтобы ты знал, что я ещё и неадекватный. Боялся, что отпугну тебя от себя. - Я бы никогда так про тебя не подумал. Да даже плевать, адекватный или нет – так просто ты от меня не отделаешься. Серёжа издаёт тихий смешок: - Что ж, рад слышать. В Серёжиных объятиях так спокойно и уютно, настолько кроет ощущением безопасности и любви, что Олег, сам того не замечая, начинает прикрывать глаза и клевать носом. Сквозь полудрёму он слышит ласковый, усыпляющий Серёжин голос: - Спи, спи, мой хороший. Я буду рядом.