Покажи мне любовь

Всю неделю в предвкушении субботней поездки в психиатрическую больницу Олег проводит в тревожном напряжении, ощущая себя, как натянутая до предела струна; он всячески избегает находиться дома, лишь бы не пересекаться с отцом – торчит то у Серого, то в школе, то на тренировках с Лерой допоздна. В школе бросает редкие взгляды на Игоря, пытаясь разгадать, что у него на уме – вроде бы, судя по отсутствию какой-либо реакции от одноклассников, про их отношения с Серым он ещё не растрепал всей школе, однако и с Олегом он перестал здороваться и пожимать руку по утрам. В пятницу вечером Олег остаётся на факультатив по футболу – и после тренировки в какой-то момент они с Игорем остаются в раздевалке совсем одни; тот окидывает его изучающим взглядом, сморщив лицо в брезгливой гримасе, и выдаёт: - Честно, пытаюсь тебя понять, и никак не могу… Ты же нормальный пацан, многим девчонкам нравишься, нахера тебе эти извращения? Как ты вообще можешь, ну, то самое делать, с этим? Это же мерзко! Олег не может сдержать смешка на его размышления – настолько стереотипными и наивными они ему кажутся – и потому что что он ведь и сам когда-то размышлял о таких отношениях в подобном ключе. Понимает, что глупо будет оправдываться и, тем более, пытаться объяснить что-то о своих чувствах и о том, какой бывает любовь, но всё равно спрашивает с усмешкой: - И что, если бы тебе кто-нибудь сказал, что встречаться с Юлей – мерзость, высмеивал ваши отношения и гнобил бы тебя за любое проявление привязанности, ты бы её бросил? - Конечно же нет! Но это же совсем другое! – Игорь искренне возмущается таким сравнением, чем ещё сильнее забавляет Олега. - Да, другое? А я особо не вижу разницы. – Он пожимает плечами. – То есть ты бы Юльку не любил, будь она парнем? - Да пошёл ты! – Огрызается Игорь, агрессивно сжимая кулаки. – Я даже думать о такой херне не собираюсь! Ещё раз подобное скажешь – и зубы потом будешь по углам сплёвывать! - Да не кипятись ты так, я же просто спросил. – Олег вскидывает руки вверх в примирительном жесте: ему не хочется ссориться на пустом месте; да и сейчас самое важное – не испортить отношения с Игорем настолько, что про их с Серым секреты узнает ещё больше человек. – Ты, главное, сам язык за зубами держи. И так уже на пару с Юлькой жизнь Серому попортили достаточно. - Это ты Юльке должен быть благодарен, она запретила про вас говорить. Да и вы мне в любом случае неинтересны. Просто держись от меня подальше. – Он проходит мимо Олега, лишь на секунду задерживаясь в дверном проёме. – Пидарас. – Последнее слово Игорь практически сплёвывает с уст настолько уничижающим, презрительным тоном, что у Олега и так шатко держащееся настроение окончательно рушится. Они с Игорем никогда не были лучшими друзьями, но хорошим приятелем Олег мог бы назвать его без колебаний – у них всегда легко находились общие темы для разговора, и наедине друг с другом, и в большой компании. Поэтому сейчас услышать – и увидеть в каждом взгляде и жесте – настолько ничем неприкрытое презрение и неприязнь к себе, для Олега оказалось совершенно новым опытом и до мерзкого скребущего где-то под рёбрами чувством, к которому он, несмотря на все предупреждения Серого, оказался совершенно не готов. Олег тяжко выдыхает, пытаясь побыстрее выкинуть из головы дурацкого Грома с его дремучими взглядами, и шагает на выход из раздевалки. В конце концов, прямо сейчас Серый должен закончить с факультативом по информатике, и они пойдут домой. Вместе. И это всё, что должно иметь для него значение. *** Позднее, вечером этой же пятницы, Олег сердится сам на себя – отец с мачехой сейчас у кого-то на дне рождения, у него дома никого не будет как минимум до полуночи, а значит, надо ловить каждую минуту, которую он может провести с Серым наедине. Он честно пытается сосредоточить внимание на экране ноутбука и происходящем на нём – он ведь сам сегодня выбрал, что они с Серёжей будут смотреть; специально остановился на каком-то тупом низкосортном боевике с популярным актёром из восьмидесятых в главной роли – и всё равно все его мысли лишь о завтрашнем дне, когда он снова увидит маму – во второй раз в жизни. Получится ли у него перекинуться с ней хотя бы парой фраз? А вдруг их разоблачат, что никакие они не студенты, и даже на порог не пустят? Все эти размышления стоят комом где-то в районе груди, будто затрудняя дыхание и оседая неприятной тяжестью в желудке. Одни и те же мысли крутятся у него в голове как на повторе, с каждым разом увеличивая нервозность и напряжение во всём теле, и Олег даже не замечает, как машинально расчёсывает себе руку до розоватых царапин. Зато его состояние замечает Серёжа – он ставит фильм на паузу, откладывает ноут в сторону и разводит руки Олега в разные стороны друг от друга, мягко проводя большими пальцами по запястьям. - Волнуешься? – Обеспокоенно спрашивает он. – Не переживай, ты обязательно со всем справишься. Мы справимся. Хочешь, обсудим ещё раз наши планы на завтра? Олег резко мотает головой: - Нет. Хочу хотя бы сегодня расслабиться и не думать ни о чём. Пока выходит паршиво. – Он пытается выдавить из себя улыбку, но выходит лишь её жалкое подобие. - Значит, буду помогать тебе отвлечься. – Серёжа тоже пытается улыбнуться, но уголки его губ приподнимаются лишь на мгновение; Олег видит, что Серый сильно беспокоится о нём, и к тревоге примешивается ещё и чувство стыда – у Серёжи и так хрупкая психика, а он ещё и об Олеге волноваться и заботиться успевает – но Серёжа так мягко притягивает Олега к себе, укладывает его голову к себе на плечо, так успокаивающе перебирает своими тонкими пальцами волосы на затылке, что Олег прикрывает глаза и укладывает руки у него на спине – и в Серёжиных объятиях, таких родных и знакомых ему с каждой секундой становится легче – будто где-то в груди наконец разжимается сдавливающая до этого момента все внутренности пружина. Олег, не раскрывая глаз, наощупь тянется к Серёжиным губам – и тот сливается с ним в неторопливом поцелуе, не разрывая объятий, так необходимых Олегу сейчас. Серый с каждым поцелуем жмётся к Олегу всё ближе, откликается на каждое прикосновение – такой отзывчивый и податливый в его руках, словно пластилин. Олег и сам растворяется в этих ощущениях, отпускает дурные мысли – в этом моменте существует лишь Серый, его губы, тело и лёгкие стоны; Олег всячески стремится угодить ему, сделать так, чтобы он, как и сам Олег, позабыл обо всём с ним рядом, и полностью растворился в накрывающих волной возбуждающих ощущениях. Неожиданно Серый немного отстраняется от Олега, вынуждая его разочарованно замычать; он плавно сползает вниз, на пол; смотрит снизу вверх на Олега хитрым взглядом: - Знаешь, а я ведь так и не вручил тебе твой подарок на день рождения до конца. Олег жмурится в блаженстве от переполняющих его эмоций, едва ощущает на себе тёплую влагу от Серёжиного языка. Он наощупь заботливо собирает растрепавшиеся Серёжины волосы в хвост одной рукой, другой гладит его нежно по голове. Едва он приоткрывает глаза, его дыхание вмиг перехватывает от открывшейся картины: Серёжа старательно вылизывает его член, помогая себе одной рукой, а другую запустив в свои трусы, и спешно надрачивает сам себе. Олега кроет от осознания, насколько сильно Серый его любит и хочет, что даже не может сдерживаться и ждать, пока до него дотронется Олег. Он в восхищении едва слышно выдыхает: - Чёрт, я так хочу тебе помочь… Чтобы не только ты – мне, но и я – тебе… Серёжа, услышав, поднимает на Олега по-лисьему хитрый взгляд, поднимает уголки губ в лукавой улыбке: - А что нам мешает? Он ловко взбирается обратно на кровать, мягко толкает Олега, заставляя откинуться спиной на матрас, и, немного неловко улыбаясь, разворачивается в кровати, упираясь коленками в кровать рядом с грудью Олега и вновь начиная самозабвенно ласкать его губами в самом чувствительном месте. У Олега от переполняющей к Серому нежности дыхание сводит – он понимает, какая у того задумка, как и догадывается, почему он не довёл её до конца – всё ещё стесняется, не может до конца раскрепоститься, а возможно, даже боится негативной Олеговой реакции… Поэтому Олег берёт инициативу на себя – плавно перекидывает одну Серёжину ногу через себя, сам немного скользит по подушке головой вниз – и, слегка подразнивая, опаляет нежную кожу между Серёжиных ног своим дыханием. Слышит приглушённый стон и, уже ни капли не сомневаясь в своих действиях, касается его губами, языком, в то же скользит руками по ягодицам – хочет залюбить Серёжу целиком, как сам Серёжа – любит его. Серый от его действий сбивается с темпа, и тихонечко скулит – и Олег полностью погружается в процесс, берёт поглубже – ровно до тех пор, пока Серый не касается его члена влажным и тёплым языком снова – от его неумелых, но приятных прикосновений Олег застывает в моменте, не в силах одновременно получать и принимать удовольствие. Спустя ещё пару отчаянных попыток ласкать друг друга одновременно, Олег отрывается от Серого, разворачивает его к себе лицом и жадно целует, быстро и уверенно скользя кулаком по двум стволам сразу, доводя их до столь желанного финиша в считанные секунды. Серый, довольно жмурясь после оргазма, льнёт к его груди, хихикает куда-то в плечо: - Да уж, не так я себе эту позу представлял. Олег прижимает его к себе ближе, целует в висок: - Ну ничего, будут у нас и более удачные эксперименты. В конце концов, я очень люблю видеть твоё лицо в процессе. Ну и когда ты, ну.. кончаешь. – Олег заканчивает фразу, переборов смущение. – У тебя всегда выражение лица такое уязвимое и открытое. Серый смущённо улыбается и переплетает их пальцы. Олег улыбается в ответ и прикрывает глаза, ощущая, как нервное напряжение его отпускает, а желание спать, напротив, утягивает в свои сети. Сквозь полудрёму слышит, как Серый шепчет восторженно, ласково выводя неведомые узоры на его предплечье: - Ты таким раскрепощённым стал в последнее время, я просто поверить не могу своему счастью. - Спи, моё счастье. – Смущённо бубнит Олег, прижимая его к себе ближе, и последняя мысль, что мелькает в его голове перед погружением в сон – что ради Серого он готов меняться даже ещё больше – и, самое главное, эти перемены ему самому очень нравятся. *** Субботнее утро проходит для Олега на взводе – хотя внешне он вполне неплохо держится, внутри него бушует ураган эмоций – нервозность, страх и тревога смешиваются в единый коктейль, от которого становится трудно дышать и колени подгибаются. Он напоминает самому себе, что обратной дороги, как бы ни было страшно, у него уже нет – и поэтому вместе с Серёжей едет в клинику и проводит день за рутинной санитарной работой, стараясь ничем не выдавать своего волнения; дожидается часа отдыха в общей комнате в психушке и, даже сразу заметив свою маму, не торопится подходить к ней – ему ни в коем случае нельзя выдавать своего повышенного интереса к ней в присутствии санитаров. Поэтому он делает круг по залу, заводя разговор с парочкой рандомных психов – расспрашивает их о жизни, о попадании в больницу, об их увлечениях – обо всём, что в голову придёт, особо не вслушиваясь в ответы – у кого-то всё равно выходит лишь несвязный бред, а многие, наоборот, смотрят на него с недоверием и не спешат говорить о чём-либо. Наконец, спустя мучительных полчаса подобного общения, тянущихся мучительно и медленно, как патока, он подходит к маме и, убедившись, что санитар не смотрит в их сторону, спрашивает тихо: - Как ты? - Я счастлива, что снова увидела тебя. Как же ты вырос, сынок. – Она улыбается, и грустинка в её взгляде и правда сменяется радостным блеском, но лишь на секунду – и блеск в глазах снова гаснет, заставляя сердце Олега обливаться кровью. – Но ты не должен сюда больше приходить, Олежек. Это очень опасно. Олег ожидал подобного – и поэтому, собравшись с духом, выдаёт заранее заготовленную фразу: - Но ведь не опаснее, чем жить дома с отцом? Ты ведь его боишься? Что он такого сделал, и почему ты оказалась тут? Я заслуживаю знать правду. – Последние слова звучат жалостливо, почти умоляюще – совсем не так, как того хотел Олег, но, кажется, этот тон действует на его маму лучше всяких убеждений – она кивает ему, на миг ласково касается его руки своей ладонью и улыбается сквозь навернувшиеся на глаза слёзы: - А ты и правда совсем взрослым стал. Ты и правда заслуживаешь знать правду, но я очень боюсь, что ты не сможешь её выдержать. Ты ведь знаешь, чем занимался твой отец, когда ты родился? Олег кивает: - Да, держал охранную фирму. Он до сих пор этим занимается, ставит сигналки и подгоняет телохранителей всяким богачам. Мама качает головой, вздыхая: - Не знаю, как сейчас, но раньше его «фирма» занималась вовсе не сигналками и подбором персонала. Хотя мне он говорил тоже самое. Он и его сотрудники были самыми настоящими «братками из девяностых». Олег гулко сглатывает, догадываясь, к чему ведётся разговор. Мама выжидающе смотрит на него, и он утвердительно кивает, без слов подтверждая, что готов услышать продолжение, и лишь тогда она озвучивает то, о чём Олег уже смутно догадался: - Когда я выходила за него замуж и рожала тебя, я понятия не имела, что они убивают людей. Когда узнала, много плакала, истерила, пыталась с ним поговорить, чтобы он покончил с криминалом, предлагала переехать куда-нибудь и начать жизнь с чистого листа, но всё было тщетно – он и слушать меня не хотел. Потом я даже пыталась примириться с этой мыслью, успокаивала себя – ну, наверное, одни плохие люди заказывают других плохих людей – мол, такова жизнь. Ну а ещё позже я разговорилась с его подвыпившим подчинённым – и узнала, что они выполняют любые задания: могут убить любовницу, пообещавшую рассказать жене о своём романе с заказчиком убийства; или, например, спокойно согласятся пытать детей бизнесмена, задолжавшего денег кредиторам… И с таким я уже не могла смириться и решила действовать. Дилара прикрывает глаза и вдыхает грудью воздух; Олег видит, как нелегко ей даётся этот рассказ – и он чувствует, как от этого в груди разрастается чёрная дыра от сожалений – что её жизнь сложилась так трагично, а он об этом даже не знал; что даже сейчас, находясь в считанных сантиметрах от мамы, он не может её обнять, дать им выплакаться друг другу – ведь они находятся под надзором и должны вести, как совершенно чужие друг другу люди. Мама тем временем, взяв себя в руки, продолжает рассказ: - Я решила рассказать о происходящем полицейскому – перед этим, как я думала, убедилась, что он самый честный в городе и ни за что не спустит эти убийства с рук – но, видимо, ошиблась. – Она грустно улыбается. – Не знаю, полицейский ему рассказал или он сам догадался, но твой отец отвёз меня сюда «за предательство», и больше я ни его, ни тебя не видела. Сынок, я очень жалею, что просто не взяла тебя и не сбежала от него молча в другой город, или даже страну. Может, тогда бы всё по-другому сложилось. Прости меня, что не смогла тебя воспитать, быть рядом. - Ты не виновата. – Олег отвечает ей чуть резче, чем хотел сказать. – Никто, кроме отца, не виноват. – Он добавляет уже мягче, спокойнее, пытаясь обуздать развернувшуюся в груди бурю. – Я тебя вытащу отсюда, я обещаю. Мы обязательно всё наверстаем. – Олег бормочет, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Он ведь и сам понимает: всё наверстать не получится уже никогда. Он уже никогда не будет плакаться маме из-за разбитой коленке. Она уже никогда не научит его кататься на велосипеде. Олег видит рыжую макушку, ожидающую его в дверном проёме, и понимает: на сегодняшний день их время вместе вышло. Даже найдя маму, после всех жизненных испытаний и невзгод, они ещё нескоро смогут наговориться вдоволь – но если он не будет предельно осмотрителен, то потеряет вообще всякую связь с ней. Поэтому он с неохотой, будто отрывая и оставляя здесь часть себя, выдыхает: - Мне пора. - Будь осторожен, пожалуйста, и не давай отцу знать, что виделся со мной. Он очень опасный человек. – Дилара просит напоследок, и Олег уверенно кивает ей в ответ – это обещание ему точно придётся сдержать, хочет он того или нет. Он просто не имеет права облажаться. Лишь оказавшись за рулём, он более-менее свободно выдыхает. Серый заботливо спрашивает: - Ну как всё прошло? - Нормально, если не считать того, что мой отец – редкостный мудак, убийца и запер мою мать в психушку за попытку его остановить. – Олег пытается звучать саркастично, но Серый всё равно считывает его настроение, кладёт руку на плечо, выдыхает участливо: - Мне жаль. - Мне тоже. – Честно признаётся Олег. – Но, наверное, знать правду лучше, чем не знать. Теперь я точно знаю, что всё это – не случайность, и что говорить ему что-либо о маме и наших планах точно нельзя: он никогда не будет на нашей стороне. Ты лучше расскажи, как твоя «практика» прошла? - Да ничего особенного. – Отмахивается Серый. – Но, вроде бы, втираться в доверие к Рубику получается – он только и делает, что нахваливает меня и мой мозг. Может, ещё пара таких поездок и получится к нему в комп залезть, инфу скопировать и поискать что-нибудь компрометирующее. - Рубику? – Удивлённо усмехается Олег. - Ну, не Вениамин Самуиловичем его же звать. – Серёжа непосредственно пожимает плечами, и Олег треплет его по голове, впервые за день искренне улыбаясь. Всё-таки с Серым любой, даже самый сложный день, становится легче. *** Последующие недели пролетают для Олега, как во сне – школа, тренировки с Лерой, прогулки с Альмой, недолгие свиданки с Серым и ещё более короткие встречи с мамой, за которые они успевают узнавать лишь крупицы информации друг о друге – и минимум проводимого времени дома, где он может пересекаться с отцом – и даже эти крохотные моменты, когда ему приходится улыбаться отцу, как ни в чём не бывало, и перекидываться ничего не значащими фразами об учёбе и бытовых вещах, становятся для Олега по-настоящему невыносимыми. На учёбу Олег подзабивает, как и на занятия математикой с Серым – всё равно думать о логарифмах и тригонометрии нереально, когда ты всё время находишься в тревожных и мрачных мыслях о своей семье и её будущем, которое не может закончиться хэппи-эндом абсолютно для всех, а наедине с Серым хочется только расслабляться и не думать ни о чём и ни о ком другом. Да и Серого тоже хочется научить расслабляться – чем ближе маячат впереди экзамены, тем более нервным и взвинченным он становится. Да и занятия с Рубинштейном явно нехорошо отражаются на его психике – с каждым новым часом, проведённым в его кабинете, Серый становится всё более мрачным и задумчивым. В следующую поездку Олег понимает, почему – когда Рубинштейн встречает их в дверях и, мерзковато прищуриваясь в улыбочке, выдаёт: - Сергей, как я рад Вас видеть! Надеюсь, готовы перейти от теории к практике? Серый безо всякого энтузиазма во взгляде кивает головой; Рубинштейн берёт его под руку и проводит в одну из палат; Олег же, предчувствуя что-то нехорошее, заходит за ними следом, вставая вдоль стены и наблюдая за происходящим: к кровати прикована рыдающая в истерике женщина, и Рубинштейн протягивает Серёже шприц с инъекцией, мерзко улыбаясь: - Я помню, Сергей, Вы говорили, что считаете себя теоретиком, но совсем без практики в нашем деле не обойтись. Не бойтесь, всего немного галоперидольчика – и наша пациентка станет совсем другой! Олег видит животный страх в глазах Серёжи – к счастью, его не замечает Рубинштейн, слишком увлечённый своей речью – он продолжает нести какую-то околесицу про то, что их с Серёжей ждут великие открытия, работа над изменением человеческого сознания и полное славы и признания будущего – у Олега от его слов кровь в жилах стынет: он понимает, что Вениамин Самуилович звучит не менее безумно, чем многие из его подопечных; он спешит вызволить Серого и вызывается сам: - Давайте я вколю лекарство. - Я сам. – Слабым, подрагивающим голосом отвечает Серёжа, натягивая на себе лучезарную, но совершенно неискреннюю улыбку. – Ведь нас ждёт великое будущее. Олег с сожалением смотрит, как Серёжа дрожащими руками вводит дозу; с ещё большей жалостью он смотрит, как истерия у женщины сменяется остекленелым взглядом и подрагивающими, пускающими слюну губами; она замирает на койке, будто лишившаяся осмысленности и эмоций кукла; Олег отворачивается, не в силах перебороть жалость к пациентам даже после стольких посещений психбольницы. Рубинштейн, едва убедившись, что женщина в порядке, проводит Серёжу к следующей палате, закрывая дверь перед носом поспешившего было за ними следом Олега. - Ты куда собрался? Иди утки мой. – Его отлавливает в коридоре один из санитаров, и Олег с тяжёлым сердцем повинуется – настолько нездоровым ему теперь кажется Рубинштейн, и оставлять Серого наедине с ним кажется ошибкой. Лишь спустя час, выйдя за ворота клиники вместе с живым и целым, хоть и побледневшим до уровня мела Серёжей, Олега немного отпускает волнение: может, он и правда слишком остро воспринял обычные инъекции? Правда, Серый уже спустя минуту подтверждает его волнение: едва дойдя до машины, он придерживается рукой за дверцу и склоняется к земле, оставляя на ней всё съеденное за день; Олег едва успевает подлететь и придержать его волосы рукой, чтобы не запачкались; Серого выворачивает раз за разом, до желчи; Олег протягивает ему бутылку с водой – но, стоит Серому сделать несколько глотков, как и они оказываются на асфальте. Наконец протошнившись до конца, Серый залезает в машину; Олег замечает, что его всего колотит, а из глаз неконтролируемо льются слёзы; он мгновенно выпутывается из ветровки и накрывает Серого сверху, спрашивает испуганно: - Ты как? Что он с тобой сделал? - Я обкалывал их. Лишал воли к жизни. Прямо как меня, когда я лежал в психушке. А знаешь, в чём проблема большинства этих людей? – Он поворачивается лицом к Олегу, криво усмехаясь. – Что им просто не повезло попасться к этому долбанному психу. Он считает, что препаратами и карательными процедурами из людей можно вылепить совершенно других людей. Мечтает из психов создавать гениев. - Серый… Ты не обязан ради меня к нему ходить. Я же не знал, что он такой отбитый. – Олег прижимает к себе Серого, и тот начинает плакать – с надрывом, совсем как ребёнок, разбивая Олегу сердце на кучу маленьких осколков. – Серенький, ну чего ты… Я тебя больше к нему не пущу. Серый, проревевшись вдоволь в Олеговых объятиях, отстраняется от него и смотрит в глаза. Преисполненный какой-то новой для него решимостью, произносит твёрдо: - Теперь это не только ради тебя и твоей мамы. Теперь это ради всех этих людей, запертых под предводительством больного ублюдка с больными идеями об их лечении. Я хочу, чтобы в мире стало чище и справедливее. А значит, я сделаю всё, чтобы освободить этих людей и сгноить ублюдка в тюрьме. Глядя на разгорающийся огонёк в глазах Серёжи, Олег берёт его ладонь в свои руки, подносит к губам и целует, клянётся искренне, от всего сердца: - А я буду рядом с тобой, всегда и во всех начинаниях. Будем нести справедливость вместе. - Вместе. Всегда и во всём. – Серёжа клянётся в ответ.