***
В начале декабря Джейсон с Уиллом и ещё двумя однокурсниками пошёл поужинать в кафе в квартале от новой квартиры. По правде говоря, ел он сейчас чаще дома или в кафетерии в университете – по финансовым соображениям, позволяя себе выход «в свет» даже не раз в неделю, а реже. До Рождества оставалось не так уж много: улицы, магазины и рестораны были украшены. Джейсон вспоминал прошлое Рождество и не мог поверить, что это было всего год назад. Тогда его самой большой проблемой было подобрать подарки Эмили и членам её семьи, и всё в жизни казалось простым и упорядоченным. Это Рождество он встречал с тяжёлым грузом воспоминаний, ему не для кого было выбирать подарки, и он не имел представления, что делать дальше. На этой неделе трижды звонил Брент, но Джейсон не отвечал на звонки. Всё кончено, и прошло уже слишком много времени. Раны начали наконец-то заживать (да, Джейсон, убеждай себя в этом), и незачем бередить их. Пока он сидел в кафе, дважды позвонил Хиршау, его Джейсон тоже проигнорировал. «С чего они вдруг взбесились?» – только и подумал он, равнодушно сбросив вызов и отключив звук. Когда он с компанией однокурсников вышел из дверей кафе, Хиршау в сопровождении ещё одного охранника, которого Джейсон не знал, ждал его снаружи. – Добрый вечер, мистер Коллинз, – прогрохотал он. Джейсон почувствовал, как в нём закипает злость. Мало того, что они опять следят за ним, так ещё и заговаривают, когда он с друзьями. Последние с удивлением воззрились на огромного немца. – Вы не в курсе, что теперь не меня нужно поджидать у каждого выхода? – резко ответил Джейсон, забыв, что здесь находятся его однокурсники. – Прибежали по привычке? – С вами хотят поговорить, – никак не среагировал на колкость Хиршау. – Я не хочу ни с кем разговаривать, – Джейсон развернулся и попытался обойти телохранителя, но тот задержал его, положив руку ему на плечо. Джейсон чуть не задохнулся от возмущения – ни один из сторожевых псов Дэниела раньше не смел касаться его. Он даже не успел ничего сказать, как сзади послышался голос Уилла: – Поаккуратнее, мистер! Вы что, не поняли? Второй телохранитель подошёл ближе и тихо, но угрожающе произнёс: – Не вмешивайтесь не в свои дела, молодые люди. – Я вызываю полицию! – пригрозил Уилл. – Не надо, – сказал Джейсон. – Не стоит с ними связываться. Я поеду, – он повернулся к Хиршау. – Уберите руку. – Джейсон, ты с ума сошёл?! – воскликнул один из его одногруппников. – Они всё равно не отстанут. Если уйдут сегодня, объявятся завтра. – Господи, да ты посмотри на них! – сказал Уилл. – Они же… – Я их знаю. Не беспокойся за меня, – он бросил на телохранителей раздражённый взгляд: – Мы пешком пойдём? – Одну секунду, сэр, – Хиршау отступил к краю тротуара и махнул рукой. Буквально через несколько секунд машина, припаркованная ниже по улице, тронулась и подъехала ко входу в кафе. Вполне вероятно, что к этому скромному заведению впервые подъезжал представительский «мерседес». Хиршау открыл перед Джейсоном дверь и мягко её захлопнул, когда пассажир оказался внутри. Сам он сел рядом с водителем на переднее сиденье. Другой телохранитель сел рядом с Джейсоном. Уилл и остальные проводили отъезжающий автомобиль изумлёнными взглядами. Джейсон гадал, что от него вдруг понадобилось через полтора месяца, и подозревал, что Дэниел – если он вообще будет встречаться с ним, а не с Брентом, – пойдёт на второй заход. Если Дэниел действительно его любил, то должен был страдать сейчас примерно так же, как и он сам – только без ощущения стыда и разочарования в любимом человеке, без унизительного чувства, что тебя предали. Когда машина остановилась, Джейсон понял, что они приехали не в знакомую квартиру в Челси. Он не настолько хорошо знал Лондон, чтобы понять, куда его привезли, но это был явно какой-то престижный район. Он вспомнил, что Дэниел говорил ему про дом в Белгравии, в котором велся ремонт. Очевидно, он закончился, и Астон переехал туда. Джейсон сидел в машине и думал о том, что его сейчас ждёт. Почему Дэниел не может оставить его в покое? На что надеется? Он вырвался из запутанного клубка мыслей, когда кто-то тихо кашлянул рядом. Он повернул голову: Хиршау открыл дверь и ждал снаружи. Неизвестно, как долго. Видимо, Джейсон ничего не слышал и не замечал, погружённый в себя. В особняк их впустил Николс. Они церемонно поздоровались, Николс принял у него куртку и проводил в комнату, похожую на маленькую личную гостиную. В камине горел огонь. – Подождите, пожалуйста, здесь. О вашем прибытии сообщили. Николс скрылся за дверью.***
Дэниел обсуждал с Эдером график поездок на январь, когда в дверь кабинета постучали, и вошёл Хиршау. – Он здесь, сэр. – Спасибо, Хиршау. Можете идти. Эдер не мог не заметить особого ударения на слове «он»: – Он – это он? Дэниел вздохнул и кивнул головой. – Зачем? Зачем он здесь? – Я послал за ним. Я хочу его видеть. – Полтора месяца прошло. Ты прекрасно обходился без него. – Нет, Эдер, – Дэниел стиснул зубы. – Не прекрасно. Эдер встал с кресла и навис над сидящим в кресле Дэниелом: – Отправь его назад, немедленно. Послушай меня, Дэниел, я сто раз тебе говорил, но выслушай в сто первый: откажись от него. Ты что-то там чувствуешь к нему, хорошо, прекрасно, пускай. Но это пройдёт, дай себе ещё немного времени, месяц, лучше два. Это пройдёт. Это же сумасшествие какое-то! – Я не хочу, чтобы это проходило, – спокойно ответил Астон. – Подумай о последствиях! – Я всё понимаю, я не лишился рассудка. Но это сильнее и важнее. Эдер, я знаю, что ты думаешь. Я сам так думал когда-то. Я слышал истории о людях, которые ради отношений ставили на карту всё, и смеялся над ними. Я думал: что за идиоты? Теперь я сам в такой ситуации. И ты не можешь даже представить, что со мной происходит. Молись богу, чтобы тебе никогда не довелось этого узнать. Это, – Дэниел прикрыл глаза, ища подходящее слово, – это восхитительно, но это же и разрушает тебя. – Вот об этом я и говорю. Твоя прихоть… твоя связь с этим мальчишкой рано или поздно обернётся крупными проблемами. Ты здравомыслящий человек. Подожди ещё немного. Ты забудешь о нём рано или поздно. – Нет, Эдер. Это то же самое, что остаться без руки. Ты можешь научиться делать всё одной – писать, рисовать, даже шнурки завязывать, но не пройдёт ни одного дня твоей жизни, чтобы ты не вспомнил о том, что у тебя отнято и не пожалел. Ты никогда не забудешь. – Хорошо, если продолжить твою аналогию, когда началась гангрена, руку ампутируют. И нужно пожертвовать ей, чтобы спасти собственную жизнь. Эдер замолчал, ожидая ответа от Дэниела, но тот задумчиво смотрел в одну точку. Наконец он произнёс: – Я всё решил. – Дэниел, – Эдер опустился в кресло, – я помню тебя ещё подростком. Я видел, можно сказать, всю твою жизнь. Ты принял огромную ответственность после смерти отца, и ты справился. Ты сам многого добился. Я радовался твоим успехам, как будто ты мой собственный сын, и всегда и во всём поддерживал тебя. И мне больно видеть то, что ты делаешь сейчас. Ты ставишь под угрозу всё, к чему шёл много лет. – Поддержи меня и в этой ситуации, – ответил Дэниел. – Мне ничего другого не остаётся, – вздохнул Эдер. – Но если ты не хочешь думать о своём будущем, подумай о мальчике. Ты сломаешь его жизнь тоже, не только свою. Он слишком уязвим. Тот, кто не смеет коснуться тебя, ударит по нему. Это ты понимаешь? Ты рискуешь его жизнью. – У тебя целая армия, Эдер. Надеюсь, ты сможешь о нём позаботиться. – Я не всесилен, Дэниел. И, ты знаешь, раны не всегда наносят железом. Я не врач, но он… Эти его фобии... Он не кажется мне здоровым человеком, извини. Он на грани психического расстройства, и даже самая невинная на наш взгляд вещь может столкнуть его туда. Даже если бы не было всех прочих проблем, он не тот человек, с кем ты можешь связать свою жизнь. – Ты совершенно правильно заметил, что ты не врач и не можешь ставить диагнозы, – отрезал Астон. – На сегодня ты свободен. Извини, но меня ждут дела. Эдер поднялся с кресла: – Надеюсь, у мальчишки больше здравого смысла, чем у тебя, и он не вернётся.