Разлучи нас, смерть!

I am not your rolling wheels – I am the highway I am not your carpet ride – I am the sky I am not your blowing wind – I am the lightning I am not your autumn moon – I am the night Audioslave

      Август 2010       Коттедж для гостей сейчас пустовал, и Джейсон устроился на его террасе с книгой. Там была приятная, даже немного прохладная тень. Рядом на газоне работал разбрызгиватель, освежая прогретый солнцем воздух. Сегодня у Джейсона был выходной: Астон не работал и после обеда вместе с Камиллой куда-то уехал. На вилле всё равно было полно гостей, и в поисках уединения Джейсон зашёл в дальнюю часть сада.       Краем глаза он заметил, что по дорожке кто-то приближается. Алекс Чэн. Вот теперь отделаться от него не удастся. С их разговора на вилле Боргезе прошло уже несколько недель, которые Джейсон почти безвылазно провёл на Кап-Ферра, лишь один раз съездив в Женеву: Астон, видимо, разыгрывал из себя заботливого мужа, поддерживающего жену в этот нелёгкий для неё период, и оставался возле Камиллы. Алекс за это время дважды приезжал на виллу «Оливия», так как был приглашён на всё лето.       Они с Джейсоном изредка встречались и разговаривали, но всегда в присутствии других – гостей или охраны: Астон не терял бдительности. Джейсон по тем взглядам, которые бросал на него Алекс, видел, что тот хотел бы с ним поговорить, но всеми силами избегал этого. Он не хотел возвращаться к тому разговору. И он не считал, что случайно брошенная фраза к чему-либо его обязывает: он вовсе не подписывал с Чэном договора кровью.       И вот теперь ему придётся с ним поговорить. Наедине.       Джейсон присматривался к Алексу эти пару недель. По правде говоря, он был ему симпатичен. А ещё Джейсону странно было видеть, что человек старше его чуть больше чем на год мог вести жизнь, настолько непохожую на его собственную. Он сам, конечно, был особым случаем: его образ жизни целиком и полностью определялся Астоном, но другие люди их возраста обычно находились только на этапе становления карьеры, занимая, за редкими исключениями, средние или даже стартовые позиции. Если же речь шла о наследниках крупных состояний, особенно в Европе, те вообще в таком возрасте обычно ничем серьёзным не занимались: делали вид, что работают и приносят пользу семейному бизнесу, гораздо больше времени уделяя развлечениям. Алекс Чэн на самом деле работал, руководил, принимал решения.       Возможно, это было связано с тем, что он был частью другой культуры: гораздо более регламентированной и гораздо большее значение придающей долгу. Чэн вряд ли баловал своего наследника. Скорее всего, он готовил преемника с раннего детства, внушая мальчику мысль о том, что ему предстоит работать по шестнадцать часов в сутки, не оставляя времени на отдых и приятное времяпрепровождение. Алекс этим напоминал Астона: тот тоже не мог не работать, ему тяжело было расслабиться, и, оказавшись вдруг на отдыхе, он просто не знал, куда себя деть. Может быть, ещё и поэтому Астон был так привязан к Джейсону: тот мог заставить его забыть обо всём – и не на час в постели, а на весь вечер, на сутки, двое… Дэниел часто говорил, что только рядом с ним он чувствует настоящий покой.       Алекс поднялся на террасу. Он был весь в белом: довольно красиво, когда у тебя тёмные волосы и смуглая золотистая кожа.       – Проводишь здесь сиесту? – спросил Алекс, широко улыбнувшись. Глаза его не улыбались и смотрели напряженно, даже немного неуверенно.       Джейсон уже в который раз замечал, что Чэн, общаясь с ним, с одной стороны, довольно напорист, с другой же – словно сомневается в правильности своих действий. В этом было что-то незрелое, совсем юное. Увидь это Джейсон в любом другом человеке, такое поведение вызвало бы у него усмешку; в Алексе же это воспринималось как знак особого отношения, может быть, даже доверия. Он как будто приподнимал уголок маски… или же не мог носить её рядом с Джейсоном.       В ответ на вопрос он еле заметно пожал плечами:       – Наслаждаюсь уединением.       Достаточно этого, чтобы Алекс понял, что он не очень-то хочет с ним разговаривать?       – И всё же я его нарушу.       Чэн намёк понял, но отступать не собирался.       – Я возвращаюсь в Гонконг в начале сентября, – он опустился в кресло по соседству с тем, в котором сидел Джейсон. Они не смотрели друг на друга. – Я хотел бы получить окончательный ответ на свой вопрос до отъезда.       Джейсон чуть повернул голову в его сторону:       – Надеешься, что я поменяю решение?       – Честно говоря, да. Эта цена, которую придётся платить не только мне, но и всей моей семье.       – А на что ты рассчитывал? Что я буду встречаться с тобой в «Мандарин Ориентал» раз в неделю в обмен на дорогие подарки? Или что я принимаю чеки? Я не мальчик по вызову.       «Да, точно, – усмехнулся он про себя. – Ты шлюха уровнем повыше. Спишь только с избранными».       – Я знаю, что ты жил с Астоном не ради денег. Я как-то видел вас вместе, давно, несколько лет назад.       – Я тогда был маленьким и глупым, – ответил Джейсон. Он немного помолчал и спросил: – Зачем я тебе? Ты же меня почти не знаешь.       – Сложно объяснить. Знаешь, как девочки-подростки влюбляются в актёров или музыкантов? Люди моего отца следили за Астоном и за тобой, не очень настойчиво, конечно, но я постоянно видел твои фотографии, знал, где ты бываешь, с кем общаешься, чем интересуешься. Ты как будто много лет жил за стеклом в соседней комнате – я знал о тебе всё, но не мог коснуться. Когда ты обогнал меня на автобане, я сразу понял, что это ты. Я знал твою машину – модель, номер, всё. Я подумал, что это какой-то знак, что мы так неожиданно встретились.       – Это просто смешно, – сказал Джейсон, захлопывая книгу.       – Разумеется, было ещё кое-что, нет смысла всё рассказывать сейчас. Так что, свобода от Астона – твой окончательный ответ?       Джейсон поднялся на ноги.       – С чего ты взял, что существует какая-то цена, и что я стану спать с тобой в обмен на что бы то ни было? – он произнёс это таким тоном, словно ситуация его забавляла, но внутри всё было совсем не так. Неужели Алекс думал, что к нему любой может просто подойти и поинтересоваться стоимостью услуг?       Чэн усмехнулся:       – Подозреваю, что я не ошибся. Сейчас я понимаю, почему именно эти двое – Рипли и Крамер. Оба достаточно богаты и влиятельны, чтобы вырвать тебя из когтей Астона. Тебе всё равно, к кому уйти, лишь бы подальше от него, так?       Джейсон, который уже хотел спуститься с террасы, остановился.       – Нет, не всё равно. Наверное, мне пока ещё недостаточно плохо, – ответил он, глядя на газон и на переливающиеся на свету брызги от поливальной установки. Он как-то сказал Астону, что будет спать с кем угодно, лишь бы отделаться от него, но это не было правдой… по крайней мере, не на все сто процентов.       Алекс заговорил у него за спиной:       – Когда мне исполнилось семь лет, мне подарили электронные часы, очень сложные, с кучей функций, как у взрослых. Ты, наверное, думаешь, почему какие-то жалкие часы, а не пони или маленькую машину? Меня воспитывали строго, отец боялся меня избаловать. Так вот, я мечтал о таких, это был самый лучший подарок, какой только можно было себе представить. Я их не снимал: спал в них, гулял, даже принимал душ. Они не были водонепроницаемыми, но, видимо, относительно герметичными и не ломались. Мне говорили, что так с часами нельзя обходиться, но они мне так нравились, что я не мог расстаться с ними. Конечно, если бы мне запретили отец или мачеха, я бы послушался, но они молчали, а гувернантку я игнорировал. Сначала на часах появились царапины: я учился кататься на скейте и пару раз неудачно упал. Я очень расстроился, но не переставал носить их, пачкать, лезть в любую грязь… Потом мы поехали на пляж, и купания в море часы уже не выдержали. Я был просто убит. Настоящее горе. Меня никто не стал утешать, но никто и не стал говорить: «Вот! Мы тебя предупреждали!» Лиза, моя мачеха, сказала только, что вещи, которые тебе дороги, надо беречь. Даже если они дороги настолько, что с ними невозможно расстаться, надо поступиться своими желаниями, – иначе их можно потерять навсегда. Я запомнил это на всю жизнь. Жаль, что Астону никто не преподал такой урок.       – Очень трогательная история, спасибо, – сухо сказал Джейсон. – Но я не желаю быть вещью, как бы бережно к ней ни относились.       Он развернулся и сошёл вниз по ступенькам.       – Если вдруг передумаешь, дай мне знать, – произнёс Алекс за его спиной. – Я могу тебе помочь.       Джейсон, не обернувшись, зашагал в сторону виллы. Ему надо было подумать. Он не собирался прямо сейчас хвататься за эту возможность, но не был уверен, что не прибегнет к ней в будущем. Жизнь рядом с Астоном, пусть и стала в последнее время чуть более спокойной, всё равно была сплошным мучением и терзаниями друг друга. Это не могло продолжаться бесконечно: и так уже прошёл почти год. Самый ужасный год в его жизни; Джейсон вообще не понимал, как пережил его.       Что угодно, кто угодно был лучше… Но Чэн… Джейсон не мог до конца поверить, что тот испытывал к нему какие-то чувства. Такое просто не укладывалось в голове. Они встречались всего несколько раз.       Джейсон был склонен видеть в этом какую-то игру, направленную, скорее, против Астона. Возможно, Чэн хотел подобраться к нему ближе, вызнать через бывшего любовника какую-то информацию. Но он должен был понимать, что Джейсон никогда не рискнёт предать такого человека, как Астон. Это было равносильно смертному приговору. Был другой вариант: завязать с глупеньким секретарём интрижку, а потом шантажировать его, опять же вытягивая информацию.       У Джейсона были ещё предположения в том же ключе, но все они упирались в одно: Алекс Чэн никогда бы не занялся ничем подобным лично. Это то же самое, что допустить, что сам Дэниел Артур Астон отправится соблазнять секретаршу какого-нибудь банкира. Он никогда не опустится до такого. Никогда. И Алекс Чэн тоже. Джейсон не так уж много знал о нём, но успел получить определённое представление за эти недели, к тому же раньше ему попадались на глаза кое-какие отчёты Эдера о наследнике Чэна-старшего, великого и ужасного. Он не отказался бы посмотреть на эти документы ещё раз, но не решался их затребовать без благовидного предлога.       Алекс вызывал в нём беспокойство, потому что он не мог до конца понять его мотивов, а ещё – любопытство и симпатию. Они, как бы ни было это опасно, сближались. Возможно, как раз опасность и притягивала их друг к другу. Только из-за Алекса Джейсон продолжал общаться с Гэри Рипли и даже уменьшил свою обычную холодность: пока Астон во все глаза следил за тем, что происходило между его секретарём и странноватым миллиардером, он почти совсем забыл об Алексе. Рипли не особо нравился Джейсону, но общение с ним стало отличным отвлекающим манёвром. Как ни противно было себе в этом признаваться, но он оказался способен на такие вещи – низкие и отвратительные по сути. Он пользовался Рипли в своих целях и не отметал возможности того, что воспользуется и Алексом. Раньше пользовались только им, пора было опробовать иной сценарий…       Он вернулся в свою комнату, бросил книгу в кресло и упал на кровать. Он думал о том, кем стал. Он и без того не был невинной овечкой, но последний год – год после того, как он узнал, что за его похищением и изнасилованием стоял Дэниел, – что-то окончательно в нём поломал. Джейсон словно бы со стороны видел собственные жестокость и расчётливость в отношениях, даже продажность, и не узнавал себя. Он не понимал, как и в какой момент он стал таким. Не сегодня и не вчера. Это копилось и выковывалось в нём годами; Астон болью, ложью и постоянным недоверием – и даже своей безумной любовью – истязал его душу и закалял её. Что ж, спасибо ему… Он многому от него научился. Например, тому, что только цель имеет значение, а всё остальное и все остальные – лишь пешки в игре, которых ты вынуждаешь делать то, что тебе нужно, силой или хитростью…       К сожалению, в отличие от Астона, на стороне Джейсона не было никакой реальной силы. У него был только ум… и ещё тело, которое по какой-то неясной причине некоторым казалось достаточно привлекательным, чтобы летать ради обладания им через Атлантику или дарить подарки стоимостью в сотни тысяч евро. Утешала только мысль о том, что он делает это всё не ради денег… Если бы Астон дал ему уйти, он бы ни за что и никогда не стал бы стремиться к знакомству с кем-то вроде Рипли или Алекса Чэна. Он бегом бы бежал от этих людей с их богатством и искажённым восприятием жизни, он уехал бы в тихое спокойное место и… Нет, он не знал, как бы он жил… Иногда он думал об этом, но ничего определённого не приходило ему в голову. Он оставил обыкновенную «реальную» жизнь одним человеком, а вернулся бы в неё совсем другим и понятия не имел, какой бы она стала.       Ему, как и раньше, было плевать на деньги. Хватало бы на еду и кое-какое жильё – и ладно. Всё это затевалось не ради денег, а ради того, чтобы вырваться из того ада, каким стала для него жизнь возле Астона.       Рипли, как он заявлял, тоже мог ему в этом помочь, но он не собирался принимать его помощь. Рипли был… Джейсон не знал, чем он таким был. Слишком непонятным, слишком опасным и, наверное, слишком слабым, несмотря на все свои богатство и власть; годным лишь на то, чтобы с его помощью выводить из себя Астона. В этом Джейсон находил мстительное удовлетворение. Он общался с Рипли подчёркнуто вежливо, и формально его не в чем было упрекнуть, но Астон понимал, что между ними что-то происходит, тем более что Рипли своей заинтересованности Коллинзом не скрывал.       Астон оказался в ситуации, которую не мог разрешить одной только силой, как обычно делал. Он слишком дорожил Рипли как партнёром, к тому же тот никогда – действительно, никогда – не был заинтересован мужчинами в сексуальном плане. Начни он сейчас прятать от него своего секретаря, то выставил бы себя в самом что ни на есть глупом свете.       У них с Джейсоном произошло несколько стычек, не очень серьёзных, но Астон даже не мог предъявить ему обвинений в нарушении их соглашения. Джейсон делал невинные глаза и говорил, что ни у него самого, ни у Рипли ничего такого даже в мыслях не было. «Мы иногда беседуем о музыке. Вы же знаете, мистер Рипли и его брат очень увлечены ею», – заявлял он, мстительно замечая, что Астон едва сдерживает ревность и ярость.       Как ни странно, Камилла в какой-то мере оказалась союзницей Джейсона. Когда её возмущение после получения Джейсоном машины в подарок схлынуло, она стала чуть ли не при каждом удобном случае намекать на то, что секретарь мужа – наконец-то! – нашёл себе нового покровителя. Очевидно, она ожидала, что между ними на самом деле что-нибудь произойдет, и Рипли избавит её от присутствия Коллинза в доме. Своими едкими замечаниями она хотела унизить Джейсона в глазах мужа и показать, что тот был продажным ничтожеством, которое пора бы выставить за дверь, но добилась, скорее, обратного эффекта.       Про часы, подаренные Рипли, Астон тоже узнал, вероятнее всего, от Камиллы. На одном из вечерних приёмов на вилле Рипли поинтересовался у Джейсона, почему тот не надевает его подарок; одна из камиллиных подружек стояла рядом и вполне могла всё расслышать. Астон на следующее утро сразу после завтрака вызвал Джейсона в кабинет и устроил ему разнос. Судя по его реакции, Камилла рассказала всё ещё вчера, но, естественно, Дэниел не стал выпрыгивать среди ночи из супружеской постели и выяснять отношения с бывшим любовником. К утру гнев уже поостыл, и Джейсон отделался всего лишь очередной порцией унизительных замечаний и угроз, обещал не носить часы, раз уж их теперь уже невозможно отослать обратно и прочее в этом роде.       В конце концов не выдержал даже Эдер.       – Чего вы добиваетесь, Коллинз? – спросил он. – Хотите повторения истории годичной давности? Вы прекрасно знаете: терпение Астона не бесконечно.       – Я не знал, что мне ни с кем нельзя общаться, – парировал Джейсон. – Об этом мы не договаривались.       – Не прикидывайтесь идиотом, вы прекрасно всё понимаете. Я не могу понять одного: вы действительно рассчитываете на то, что Рипли возьмёт вас под своё крылышко, или просто хотите позлить Дэниела? И то, и другое – очень неразумно.       Разговор с Эдером, пусть и не очень приятный, Джейсона удовлетворил: начальник службы безопасности был озабочен ситуацией с Рипли и Чэна не принимал во внимание.       Джейсон, проделывая всё это, испытывал к себе чувство глубочайшего отвращения. Он всё-таки дошёл до того, что начал в буквальном смысле торговать собственным телом… Пусть и цена была очень высока. Он был внутренне готов «перейти» к Чэну, лишь бы никогда больше не видеть мучающего его Астона, но сделать финальный шаг всё же не решался. Он боялся: боялся того, как ответит на это Астон, боялся того, какие тайные мотивы могли быть у Чэна, боялся того, что между этими двумя людьми, за которыми стояли империи, более сильные и влиятельные, чем некоторые государства, может начаться война. Нет, они не станут затевать войну… не ради него, не ради шлюхи, пусть дорогой и красивой. Хотя Астон иногда казался Джейсону настоящим одержимым, способным рискнуть миллиардами ради достижения своих безумных целей.       Через неделю после разговора с Алексом Джейсон уехал в Лондон, а оттуда в Женеву, в ненавистный особняк в Колоньи. Его отправили в изгнание. Он пережил пару неприятных минут, но это того стоило: теперь он был избавлен от общества Камиллы, Личи и прочих дам, приехавшего на каникулы Криса, а также – частично – от общества Астона, который теперь много времени проводил с женой. Джейсон не сомневался, что старый порядок вещей рано или поздно будет возвращён – Астон этого добьётся, но даже временная передышка была облегчением.       Причиной изгнания стал один из ужинов на вилле – хорошо, что это был почти «семейный» ужин, где присутствовали лишь двое гостивших подружек, Андреас Эттинген и дальний родственник Астона с супругой, которая как раз и завела разговор о намеченной на сентябрь свадьбе одного швейцарского банкира, близкого друга и партнёра Астона. София, которая тоже присутствовала за столом (на более официальные ужины её не допускали), должна была быть среди девочек, которые несли шлейф невесты. Кто-то из гостей начал спрашивать её про то, готовится ли она, и задавать ещё какие-то вопросы о свадьбе. Джейсон не вслушивался в начало беседы, но, к своему ужасу, прекрасно слышал, как София вдруг звонко и громко заявила:       – Когда я вырасту, то выйду замуж за Джейсона.       За столом на несколько мгновений повисла тягостная напряжённая тишина. У Камиллы на щеках проступил яркий румянец. Астон замер с каменным лицом. Джейсону же показалось, что у него сердце остановилось. Он еле сумел разжать губы, чтобы сказать первую дежурную фразу, которая пришла на ум – сказать хоть что-то, чтобы только не сидеть в этой отвратительной тишине:       – Когда ты вырастешь, я уже вряд ли тебя заинтересую. Ты обязательно встретишь замечательного молодого человека своего возраста.       – Нет, – решительно возразила девочка. – Я посчитала: когда я вырасту, ты всё равно будешь младше, чем папа сейчас, а он…       – София! – резко оборвал её Астон. – Помолчи, пожалуйста!       Девочка обиженно уткнулась в свою тарелку, не понимая, чем так рассердила отца. Джейсону больше всего на свете хотелось сейчас выйти из-за стола и где-нибудь спрятаться.       Андреас, как всегда, не сдержался и сказал с лицемерно-сочувствующей улыбкой:       – Боюсь, Коллинза не интересуют настолько юные леди, как раз наоборот…       – Андреас, – предательски дрогнувшим голосом произнесла Камилла, – хотя бы ты веди себя как взрослый человек.       По сжатым губам и чуть прищуренным глазам, блестевшим обидой и злостью, было видно, что Камилла едва сдерживается, чтобы не накричать прилюдно на брата, дочь и мужа, и, может быть, даже на проклятого секретаря, существование которого она успешно игнорировала уже несколько месяцев.       Комната Джейсона находилась очень далеко от спальни хозяев, но он, и не слыша ничего, догадывался, что там происходило после окончания ужина. Утром он попросил принести завтрак в комнату, зная, что на этот раз не последует выговора за то, что он не явился к столу. Вскоре после завтрака к нему пришёл Марч и сказал, что через три часа они вылетают в Лондон.       Не успел он там насладиться покоем и работой в тихом офисе, как его отправили в Женеву: туда примчался Астон, которому, скорее всего, на вилле последние дни житья не было. Когда начальник уехал по привычному маршруту Гонконг-Сингапур, Джейсон остался в Швейцарии. Он думал над следующим шагом несколько дней, прежде чем совершил его: он давно хотел это сделать. Внутри словно сидел какой-то зловредный демон и подталкивал его – он принял приглашение Рипли.       Джейсон в то утро заявил, что хочет сам сесть за руль. Охрана отнеслась к этому с подозрением, но не возражала: ему это было разрешено. Ещё он надел подаренные Рипли часы: они были, на его вкус, слишком вычурными для ношения в офисе, но он там всё равно находился практически в одиночестве. Мисс Мецлер уехала с Астоном в Юго-Восточную Азию, мисс Вернье жила в Сен-Жан-Кап-Ферра, ожидая возвращения начальника на виллу, у Брента был отпуск.       После окончания рабочего дня Джейсон поехал в Лютри, ориентируясь по навигатору. Этот городок находился на противоположном от Колоньи берегу, и в той стороне Джейсон никогда не бывал. Впрочем, достаточно было выбраться из центра города, а там просто ехать вдоль озера. Охрана быстро – через десять минут после того, как он покинул офис – поняла, что он едет не туда: телефон в кармане звонил, не переставая. Джейсон не стал отвечать на звонок: ему нечего было сказать. Всё равно машина охраны поедет за ним, и телохранители сами всё увидят. Уже на подъездах к дому Рипли он всё же достал телефон и коротко поговорил с Марчем:       – Мы с мистером Рипли договорились об ужине. Извините, что не поставил вас в известность, боюсь, вам бы приказали мне помешать.       – Коллинз, вы с ума сошли? Ни я, ни Эдер больше не будем покрывать ваши похождения! – рявкнул в трубку телохранитель.       – Я вас и не прошу. Я не собираюсь скрывать этот визит от Астона. Это просто ужин. Вы понимаете английский язык? Ужин. Это когда вместе едят.       – Что бы вы там с ним ни делали, босс вас…       – Я пробуду там около двух часов, – холодно прервал его Джейсон. – Так что о своей еде позаботьтесь сами – вы не приглашены.       Рипли ждал его в огромной гостиной, странно пустой и холодной, когда в ней находились всего два человека. Дом был большим, но не очень уютным. Везде были видны признаки того, что здесь живёт тяжело больной человек: хотя пол практически везде был устроен на одном уровне, ступенька, если таковая вдруг была, имела сбоку пандус; в двухэтажном особняке был лифт, а лестница была снабжена специальным устройством для подъема инвалидной коляски.       Джейсон отказался от ужина, сказав, что у него не так уж много времени, и он хотел бы сделать в первую очередь то, для чего и приехал сюда, – сыграть для брата Рипли.       – Я думаю, что нет смысла представлять вас друг другу, – сказал хозяин. – Майк не говорит. Мы с ним можем обмениваться условными знаками, но это всё равно лишние переживания для него – в очередной раз ощутить собственную беспомощность… К тому же, я не предупреждал его о вашем приезде: сомневался до последнего момента, что вы сдержите обещание. Пусть это станет для него сюрпризом…       – И что мне делать в таком случае? – спросил Джейсон.       Рипли указал ему рукой на двери в соседнюю комнату:       – Вы просто начните играть, а я схожу за братом.       – У меня не очень большой репертуар, но если у вашего брата есть какие-нибудь предпочтения…       Рипли по своей привычке не дослушал его, царственно бросив:       – На ваш выбор. Гласс Майка вполне устроит. В том, что касается музыки, он абсолютно всеяден…       В большой квадратной комнате, куда они вошли, тоже было до необычного мало мебели: белоснежный рояль, два дивана и пара маленьких столиков. Рипли не стал включать свет, довольствуясь лишь тем, что падал из большого странной формы окна.       Джейсон расстегнул пиджак и сел за рояль: он чувствовал себя странно и напряжённо. Он волновался так, словно ему нужно было играть на сцене перед полным зрительным залом. Но ведь он на самом деле никогда не играл вот так для кого-то. Он играл с учителем в школе или для себя дома. Иногда для Дэниела… Но это был совершенно особый случай: это было то же самое, что играть наедине с самим собой, настолько он доверял этому человеку, считал частью самого себя и полностью открывался перед ним…       Он начал с тех самых «Мёртвых вещей». Когда он дошёл почти до самого конца композиции, то услышал слабый шум со стороны двери и тихие шаги. Едва звуки замерли, он, не поворачивая головы, быстро скосил глаза направо: Рипли сидел на диване, а рядом стояло большое инвалидное кресло, напоминавшее какое-то футуристическое средство передвижения. Лица сидевшего в кресле мужчины он не успел толком рассмотреть, тем более что часть лица была перекрыта трубкой.       Джейсон продолжал играть, одновременно пытаясь абстрагироваться от ситуации и не думать о слушателях. Пальцы помнили мелодию сами и послушно играли, пока голова была занята мыслями. Джейсон перешёл к любимой им «Everyday» Командо, той самой «песенке», подслушанной когда-то Софией. Наверное, теперь ему больше никогда не увидеть девочку. Он был уверен, что Камилла во всём обвиняет его и видит за этим какой-то коварный и низкий план.       Напряжение постепенно отступало: музыка всегда была для Джейсона лучшим лекарством. Сначала он играл механически, просто нажимая нужные клавиши, но потом пришло знакомое успокоение, уверенность и внутренняя свобода. Мелодия обрела индивидуальность, начала окрашиваться оттенками эмоций, которые не столько композитор вписал в ноты, сколько вложил сам Джейсон. Он переходил от одной композиции к другой, пока ему не показалось, что он играл уже достаточно долго. По его прикидкам, прошёл примерно час, да и в комнате стало заметно темнее. Он решил, что сыграет ещё одну вещь, и на этом всё. Может быть, она была слишком трагичной, но он любил её – «Часы» Филипа Гласса.       Когда последние ноты затихли, он убрал руки с клавиш, но к слушателям не повернулся. Внутри чувствовалось нечто сродни опустошению. Джейсон подождал несколько секунд и встал со стула. Он взглянул на запястье: он играл почти полтора часа. Полтора часа, отмеренных изящной острой стрелкой. Он невольно снова подумал о том, сколько же стоил подарок Рипли. Джейсон пробовал узнать, даже интересовался на хорологическом форуме, где было много опытных в таких делах коллекционеров, но сколько-нибудь точного ответа никто дать не мог, что неудивительно: Джейсон мог только описать часы, выкладывать фото он считал неэтичным. Часы из таких материалов, сделанные в единственном экземпляре, должны были стоить около миллиона долларов.       Рипли ничего не говорил. Джейсон подошёл к братьям. Теперь он хорошо видел худое лицо Майка Рипли, измождённое и бледное, похожее на лицо Гэри, только шире, массивнее и старше. На впалых щеках обозначились влажные дорожки от слёз, но губы как будто чуть улыбались. Джейсон бросил растерянный взгляд на младшего брата.       – Мы благодарим вас за вашу игру, – произнёс тот.       Он нажал несколько кнопок на боку кресла, то практически бесшумно сдвинулось вперёд, остановилось, потом проехало ещё немного, остановилось на уровне дверей, развернулось под прямым углом и выехало из комнаты. Джейсон озадаченно наблюдал за этим.       – В кресле есть карта дома. Можно дать команду, в какую комнату ехать, оно определит, где сейчас находится и довезёт Майка само, – пояснил Рипли, так и не поднявшись с дивана. – Он может им управлять, но это пока… сложно.       – Простите, моя игра, кажется, расстроила вашего брата.       – Возможно, – согласился хозяин дома, – но гораздо более чем расстроен, он рад испытать столько эмоций, самых разных эмоций. Когда я впервые увидел, как вы играете, именно увидел, а не услышал, я сразу подумал о том, что он тоже должен это видеть. Ему будет немного больно смотреть на то, к чему никогда не сможешь приблизиться, но это, тем не менее, прекрасно. Майк скрывал от знакомых, от прессы, от родственников – от всех, кроме меня, но ему с детства нравились мужчины. С его положением в обществе это было, сами понимаете, не очень удобно. Последние два года перед несчастным случаем он встречался, тайно, разумеется, с одним молодым человеком, актёром. Тогда довольно известным.       Джейсон с лёгким удивлением качнул головой. Теперь он чуть лучше понимал Рипли, но всё равно не до конца…       – Не беспокойтесь, – продолжал тот, – у вас нет ничего общего с тем молодым человеком. Это было бы слишком жестоко.       Рипли протянул к Джейсону руку, и тот едва сдержался, чтобы не отдёрнуть свою. Тот приподнял рукав пиджака и коснулся часов, немного выглядывающих из-под манжета.       – Я рад, что вы их всё-таки надели, – произнёс он, заглядывая в глаза стоящему перед ним Джейсону.       Тот равнодушно посмотрел на него сверху вниз:       – Я подумал, что вам это будет приятно.       – А что ещё мне будет приятно, как думаете?       Джейсон сделал шаг вперёд, становясь вплотную к сидевшему на диване Рипли. Равнодушие в его серых глазах сменилось заинтересованностью, даже любопытством, но любопытством бесстрастным, сродни тому, какое возникает, когда человек рассматривает затейливую игрушку или забавное насекомое, которого раньше никогда не видел.       – Я догадываюсь, но… Вы ведь даже не знаете, что со мной делать, разве что теоретически…       – Уверен, вашего опыта хватит на двоих, – Рипли впился в Джейсона своими тёмными волчьими глазами.       – Хорошо, – ответил Джейсон.       Он опустился на колени Рипли, обхватив своими бёдрами его – жёсткие и худые. Их лица оказались очень близко друг от друга. Джейсон ещё чуть пододвинулся вперёд, шире разведя ноги, почувствовав, как от этого движения тело Рипли на секунду напряглось, потом быстро расслабилось, потом снова напряглось, словно подталкивая его к дальнейшим действиям. Мужчина был возбуждён: Джейсон хотя и чувствовал под собой его эрекцию, понимал, что возбуждение это в голове. Это не просто сексуальное влечение, это желание обладать, которому одного только тела мало, – такое же, какое сводило с ума Астона.       Джейсон снял пиджак и сбросил его на пол, при этом медленно раскачиваясь на коленях Рипли. Тот сглотнул, и дыхание его участилось. Джейсон улыбнулся, блеснув в полутьме влажной полоской зубов:       – Вы не знаете, что со мной делать… Даже теоретически… Не знаете, чего хотите: смотреть на меня, или слушать, как я играю, или заняться со мной сексом, или подарить меня своему брату, или просто отнять у Астона, – говоря это, Джейсон не прекращал своих несильных, но настойчивых движений.       Он потянулся к узлу своего синего с серебристо-серыми полосками галстука и распустил его.       Рипли, как заворожённый, наблюдал за точными уверенными движениями его пальцев. Это было какое-то колдовство: невероятно красивый юноша с внешностью сказочного принца, музыка, до сих пор звучавшая в голове, холодный и безучастный блеск серых глаз и сводящие с ума медленные движения его тела – они были практически незаметны глазу, но он чувствовал их там, внизу, и чувствовал всем телом.       Джейсон расстегнул самую верхнюю пуговицу на рубашке. Теперь он уже не улыбался: он смотрел на Рипли пристально, внимательно, следя за малейшими изменениями на его лице, прислушиваясь к ритму его дыхания и вслед за участившимися вдохами и выдохами учащая свои движения, делая их более резкими и определёнными. Он чувствовал, что владеет ситуацией полностью, абсолютно: Рипли был как мягкий воск, с которым он мог делать всё, что угодно. Ещё недавно такой заносчивый и уверенный в себе человек становился всего лишь послушной движениям его бёдер плотью, всего лишь мужчиной. Таким, как все… Даже слабее других: податливее, мягче, покорнее. Сам он не чувствовал сильного возбуждения, может быть, лёгкое волнение, не более того…       Его пальцы коснулись парной пуговицы – он увидел, как Рипли чуть рванулся к нему, словно желая коснуться, но не смея… А ещё он заметил, как Рипли сжимает зубы, стараясь сдержать слишком сильные вздохи и не начать двигаться в ответ. Всё, абсолютно всё читалось на лице.       Ещё одна пуговица: она уже открыла тело – беззащитное углубление между ключиц, гладкую блестящую кожу. Рипли не выдержал: его рука поднялась и коснулась маленькой ямки. Джейсон прикрыл глаза. Его бёдра качнулись чуть сильнее, вжимаясь в горячий пах мужчины. Пальцы Рипли подрагивали на его коже. Джейсон накрыл его ладонь своей.       Несколько секунд, несколько движений… и всё было кончено. Рипли дёрнулся всем телом и застонал, зажмурив глаза.       Джейсон тут же отпустил его руку и соскользнул с его коленей.       – Ну как, – спросил он, застёгивая пуговицы на рубашке, – получили своё возвышенное удовольствие?       Рипли ничего не отвечал, просто смотрел.       Джейсон кивнул, словно принимая молчание за утвердительный ответ, затянул узел галстука, подобрал с пола пиджак и вышел из комнаты. Он никогда серьёзно не рассматривал предложение Рипли воспользоваться его покровительством, понимая, что представляет для миллиардера лишь временный интерес, забаву на одно лето, но даже если бы… Нет, ни за что, он лучше останется со сволочью Астоном, чем погрузится в здешнее безумие… Он даже не понимал, для кого из братьев Рипли он предназначался бы, реши он принять предложение: услаждать зрение и слух Майкла или удовлетворять непонятные, подспудные желания Гэри. Джейсон понимал, что и сам не вполне нормален: нормальный человек не смог бы жить вместе с Астоном столько лет или не смог бы сохранить свою нормальность, пройдя через всё то, что пережил за последние годы он сам. И он совершенно определённо не собирался присоединяться к безумному чаепитию, устраиваемому двумя братьями.       Даже если бы был один – один только Гэри, – он бы всё равно не согласился. Этот человек был ему неприятен, и он был слишком слаб. Алекс Чэн был прав: ничтожество, не имеющее ничего, кроме денег и эксцентричности. Джейсон же искал в других силу, ту силу, которой сам был лишён и которую мог бы уважать.       У машины его ждала охрана. За руль ему на этот раз сесть не позволили: он возвращался домой на заднем сиденье. Астону уже сообщили. И чёрт с ним – он был на другом конце света.       Три следующих дня Джейсон жил в Колоньи своей обычной жизнью. Конечно, он не мог не думать, что произойдёт, когда вернётся Астон. Ему даже было странно, что тот не примчался на следующий же день: возможно, очень важные дела не дали ему уехать раньше запланированного, а возможно, бывший любовник уже не значил для него так много, как раньше. Ведь могло же так быть: чувства перегорели и перекипели… Наконец-то… через год взаимных унижений и оскорблений.       Джейсон в эти выходные собирался куда-нибудь съездить, но после Лютри ему запретили покидать дом до приезда его господина и повелителя. Позавтракав, Джейсон просто бродил по саду, пока не обошёл весь и не сел на скамейку возле маленького фонтана. Утро выдалось очень жарким и солнечным. В такие дни он всегда с особенной остротой осознавал свою несвободу. Его жизнь ему не принадлежала.       – Джейсон, – услышал он где-то позади и сбоку знакомый голос.       Он медленно обернулся. Так необычно: Астон уже давно не называл его иначе, как Коллинз. И голос был спокойным, без злости и ярости, которые Джейсон ожидал в нём услышать. Он поднялся на ноги, встав напротив вышедшего с боковой дорожки Астона. Тот был в светло-бежевых брюках и белоснежной рубашке в тонкую кофейную полоску; галстука на нём не было. Волосы были слегка растрёпаны, но даже так Дэниел умудрялся выглядеть строго и безупречно.       – Нам надо серьёзно поговорить, – сказал Астон ровным деловым тоном. – Ты испытываешь моё терпение.       – Я не спал с Рипли. Я играл для него и его брата, – ответил Джейсон.       – Я знаю, – взгляд Дэниела был утомлённым и задумчивым. – Но дело не в твоей поездке к Рипли, а в том, почему ты это делаешь. Если тебе надоест Рипли, ты найдёшь кого-нибудь другого, потом третьего. Ты намеренно выводишь меня из себя… Мстишь мне таким образом?       Джейсон несколько секунд смотрел на Астона, удивлённый необычно спокойным началом разговора и не знающий, насколько честный ответ лучше дать.       – Да, мщу, – наконец сказал он. – И, надеюсь, я не просто вывожу из себя, надеюсь, я причиняю боль такую же, какую причиняют мне.       – Я не пытаюсь и никогда не пытался намеренно причинить тебе боль. Я всего лишь хотел, чтобы ты был со мной.       – Ты не всего лишь хотел: ты много чего сделал, чтобы этого добиться. И боль, которую из-за этого чувствовал я, не сравнится с теми булавочными уколами, которые достаются сейчас тебе.       Джейсон прямо и открыто глядел на Дэниела. Они не разговаривали вот так, по-настоящему, искренне, с прошлой осени, обычно обмениваясь лишь колкостями и уничижительными ремарками.       – Я любил тебя, Джейсон, и люблю сейчас. Я люблю тебя даже за ту боль, что ты мне причиняешь, за то, что ты не сдаёшься, за твоё упрямство и за гордость… за всё…       – Это хорошо, что ты до сих пор любишь меня, – жёстко ответил Джейсон, – тем больнее тебе будет.       – Ты ничего этим не добьёшься. Я всё равно не отпущу тебя, – ответил Астон не менее жёстко.       – А что мне ещё остаётся? На твоей стороне сила, а я только и могу, что истыкать твоё сердце булавками. И я буду это делать, не сомневайся. Может быть, когда-нибудь тебе это надоест.       – Я сотни раз просил у тебя прощения, и я готов просить ещё тысячи раз. Я не знаю, как мне ещё искупить свою вину, потому что я не могу изменить того, что сделал. Если бы ты…       – Нет. Я тоже не могу ничего изменить.       Джейсон отвернулся к фонтану, не в силах видеть больше пронзительный, умоляющий – любящий – взгляд Дэниела.       – Ты делаешь хуже себе. Я могу вынести гораздо больше, чем ты, – произнёс низкий и уверенный голос за его спиной.