Разлучи нас, смерть!

      Джейсону чуть ли не половину августа каждый рабочий день приходилось ездить в Портленд, чтобы уладить все дела с банком до отъезда. У него не было ста двадцати тысяч долларов и, в отличие от Зака, у него не было и состоятельных родителей, готовых выложить эту сумму вместо него.       От Джейсона никто не требовал финансовой помощи, но он посчитал своим долгом помочь, особенно, когда познакомился с семьёй Рэйчел. Отец и мать оказались очень приятными и здравомыслящими людьми. Младший брат, который перешёл в выпускной класс школы, особо ему не запомнился. Старший, Ник, был довольно замкнутым и малообщительным и время от времени бросал на Джейсона пристальные и недоумевающие взгляды, словно не понимая, откуда этот парень вообще тут взялся, ведь совсем недавно женихом был Зак.       Мистер Кинни разговаривал с трудом и очень неразборчиво, так что Джейсон половину не понимал, и привыкшей к такой речи Рэйчел приходилось «переводить», зато его жена, попросившая называть её просто Донной, говорила за троих.       – Ох, господи, – ахнула она, впервые увидев Джейсона, – теперь безумные поступки моей дочери уже не кажутся такими безумными. Извините! – прикрыла Донна рот рукой. – Не хотела вас обидеть.       Джейсон сделал предложение Рэйчел девятого июля – сразу же, как пришло подтверждение от Эдера, что история с домом и деньгами была правдой. По просьбе Джейсона он прислал также информацию о Заке. Закари Брок был сыном весьма состоятельного бизнесмена, владельца одного из немногих в Мэне предприятий по производству древесной массы и бумаги, не вошедшего до сих пор в состав какого-нибудь крупного международного холдинга. Зак был братом одноклассницы Рэйчел (это Джейсон и без Эдера знал – посмотрел на «Фейсбуке»). Возможно, через сестру они и познакомились, но это было лишь предположение: таких деталей за четыре дня не удалось разузнать даже Эдеру.       Джейсон, просматривая присланные отчёты, невольно думал о том, сообщил ли Эдер Астону, а если сообщил, как тот отреагировал. Скорее всего, презрительно рассмеялся. Со стороны это действительно выглядело смешно: жениться в двадцать шесть лет, да ещё на девушке, которую знаешь три месяца, да ещё едва начав работать, да ещё после всего того, что произошло раньше. Он бы тоже расхохотался, если бы ему кто-то сказал такое год назад.       Астон наверняка думает, что его бывший любовник, вырвавшись наконец на свободу, решил доказать, что он взрослый и самостоятельный и может завести семью. Какая разница, что он думает? Ему самому в первую очередь не стоило слишком часто думать об Астоне…       После того, как Джейсон сделал предложение – это не было красиво и романтично, просто предложение, – Рэйчел тоже взяла несколько дней на размышление, задав предварительно несколько вопросов.       – Почему ты предлагаешь мне брак? Я ведь не прошу тебя.       – Потому что это кажется мне разумным и правильным, – ответил Джейсон. – Я должен нести ответственность за свои поступки. Если ты не хочешь официального брака, мы можем просто… вместе воспитывать ребёнка. Я пойму, если ты не согласишься, но я хочу, чтобы ребёнок знал, кто его отец, и хочу официально считаться им. У меня нет родственников, и для меня это важно.       «И я не могу поступить с ним так, как моя мать поступила со мной».       – По крайней мере, ты честен, – усмехнулась Рэйчел. – Не стал говорить, что безумно любишь меня.       Джейсон помолчал немного, раздумывая над ответом, а потом сказал:       – Ты мне нравишься. О любви говорить пока рано, но, может быть, в будущем… Почему нет?       – Пока ты жил в Европе, у тебя ведь была какая-то история? Отношения?       – Да, – признался Джейсон.       – И она закончилась плохо, – предположила Рэйчел, выжидающе глядя ему в глаза.       – Очень плохо. Ты даже не представляешь насколько.       – Расскажешь потом как-нибудь? Ну, если мы будем жить вместе…       – Нет, никогда. Прости.       – Я ещё хотела спросить… на самом деле, давно хотела, но это не имело значения раньше, а теперь я должна знать. Ты тогда сказал, что у тебя были мужчины. Не подумай, что я осуждаю или что-то в этом роде, просто…       – Можешь не волноваться, я не буду втайне мечтать о парнях или изменять тебе и заявлять, что не в силах бороться со своей истинной сущностью, – успокоил её Джейсон, поняв настоящие опасения Рэйчел. – Мой опыт с мужчинами был, можно сказать, неудачным.       Через два дня Рэйчел согласилась выйти за него замуж. Всё произошло быстро, совершенно по-деловому, и в тот же день они поехали оформлять разрешение на брак. Джейсон сам не сильно страдал от отсутствия романтики, пламенных признаний и блеска в глазах, но понимал, что Рэйчел явно мечтала о другом.       Свадьба тоже была весьма скромной. После визита к юристу и подписания всех документов был небольшой ужин в ресторане «Аутлайерс». Присутствовали мать Рэйчел и братья, дядя с семьёй и подруга со своим молодым человеком. Со стороны Джейсона не было никого. Гости делали вид, что не происходит ничего необычного, но Донна всё равно была в жутком напряжении и всячески старалась скрыть смущение. Во-первых, брак был слишком ранним: двадцать шесть жениху и двадцать три невесте, а они жили не в каком-нибудь южном штате, где и в восемнадцать лет девушке из приличной семьи можно выйти замуж, и никто на неё косо не посмотрит. Во-вторых, свадьбу объявили слишком поспешно. Об этом Кайле Джейсоне Ирвинге никто вообще ничего не слышал до того момента, как Рэйчел сообщила, что выходит за него замуж. Но главную новость про ожидающегося ребёнка, к счастью, знала только мать невесты.       Когда Рэйчел переехала к нему, Джейсон, к своему удивлению, понял, что рад этому, даже счастлив. В его доме была теперь настоящая жизнь. Рэйчел много времени проводила на работе, иногда уезжая очень рано, ещё до того, как Джейсон просыпался, но ужинали они почти всегда вместе и вместе проводили выходные, которые, впрочем, могли у них выпадать на любой день недели.       Джейсон словно старался компенсировать Рэйчел все недополученные знаки внимания. Ему нравилось заботиться о жене и, пока опосредованно, о будущем ребёнке. Он только боялся, что это для него что-то вроде игры или нового развлечения, которое может скоро наскучить.       Беременность Рэйчел пока никак не давала о себе знать: не было ни тошноты по утрам, ни перепадов настроения, ни изменения вкусовых пристрастий. Вкус к сексу у неё тоже не пропал, и они наслаждались тихими радостями семейной жизни. В конце дня, после ужина, посидев немного на веранде позади дома и поболтав о прошедшем за день, они поднимались в спальню.       Несмотря на то, что они стали мужем и женой, любовью они занимались с прежней легкомысленностью. Это была всё та же забава, игра без обязательств. Джейсону сложно было бы объяснить, каких изменений он ожидал после заключения брака, явно не того, что они будут исполнять супружеский долг строго по расписанию и всё станет пресным и неинтересным. Он ожидал чего-то вроде развития и углубления их чувств друг к другу, но этого не происходило. Чувства были, но не шли ни в какое сравнение с теми, что он испытывал к Дэниелу даже после трёх лет жизни вместе и даже после того, как тот приказал убить его, – чувства к нему всё равно оставались ошеломляющими. И, кроме того, в них был смысл. Каждый раз, занимаясь сексом, они словно подтверждали, что обоюдно принадлежали друг другу и любили. Это был способ физически ощутить их связь и близость, своего рода ритуал. Джейсон не знал, какие чувства испытывал по этому поводу Астон: они никогда не разговаривали о таких вещах, но для него самого это был акт освобождения и отказа от самого себя, глубочайшего доверия и растворения в другом человеке.       Слава богу, он никогда не вспоминал о Дэниеле, когда они с Рэйчел занимались любовью, и не сравнивал. Да это вообще нельзя было сравнивать… Но потом, иногда даже не на следующее утро, а уже днём или вечером, он думал о том, что с Астоном это было не то чтобы лучше, просто сильнее. Сильно до боли, до того, что чувства выворачивали его буквально наизнанку, так сильно, что ему порой хотелось плакать, чтобы дать выход сконцентрировавшимся эмоциям и спастись от них, так сладко и остро рвущих душу.       Глубоко внутри он тосковал по тому, что у них с Дэниелом когда-то было. Однако за два последних года он научился легко подавлять эти чувства и изгонять воспоминания из головы. Если бы он не научился этому, он бы сошёл с ума… Эта предательская тоска была загнана в самый дальний, самый сокровенный уголок его сердца. Как бы долго он ни скучал по тем чувствам, он не хотел их повторения ни с Дэниелом, ни с кем-то другим. Больше ни с кем и никогда. Если он когда-нибудь полюбит вновь, он не хотел, чтобы любовь была столь же изматывающей, ослепляющей и сильной, такой, что в ней боли становилось больше, чем любви.       Джейсон задумывался о том, каковы бы могли быть их с Астоном отношения, если бы тот был другим: более мягким и человечным, менее жестоким и эгоистичным, и тогда ему казалось, что другого Астона он бы не смог полюбить так. Счастье и боль, жертвенность и жестокость находились в их отношениях в неумолимом равновесии; убери одно – исчезнет другое. Он мучительно любил не только Дэниела, но и свою боль, перенесённую ради него, и свои жертвы. Это был замкнутый круг, отрицавший возможность покоя и счастья: не полюби он, он не пошёл бы на все те жертвы, но не принеси он их, он бы так не любил.       Это нездоровое иррациональное чувство заставляло его сомневаться в собственном здравомыслии. Единственное, в чём он не сомневался, так это в том, что это была любовь, по крайней мере, сначала. Чувства же к Рэйчел были уравновешенными и здоровыми, только они пока оставались просто какими-то чувствами без определённого названия. Джейсон где-то читал, что в восточных языках, в отличие от европейских, больше слов для выражения оттенков эмоций. Кто-то из психоаналитиков, чуть ли не Юнг или Адлер, считал, что именно поэтому азиаты реже страдают психическими расстройствами, мучаются от комплексов и нереализованных желаний. Люди сознают только то, что вербализованно и имеет название в языке; то, что невозможно назвать, невозможно и осознать, и оно уходит в область бессознательного, порождая болезненные состояния. Если это правда, то неудивительно, что он за четыре года с Астоном чуть не свихнулся: в их отношениях было намешано столько всего ненормального, не имевшего названия и неизвестного большинству людей, что страшно представить. Чувства же к Рэйчел были понятны, просты и легки.       Она любила крепко прижиматься к нему после секса и лежать так долго-долго, уткнувшись лицом ему в шею или грудь; и, как ни странно, он не испытывал желания освободиться и перебраться на другую половину кровати. Однажды, через пару недель после их поспешного бракосочетания, когда они лежали в постели, Джейсон прижался губами к виску Рэйчел и прошептал:       – Всё не так уж плохо, да?       – Я бы даже сказала, что хорошо, – отозвалась она.       Утром, когда они сидели за столом и пили кофе, Рэйчел сказала:       – Знаешь, я рада, что всё так сложилось. Я имею в виду, что появился этот ребёнок, и в итоге я оказалась с тобой, а не с Заком.       – Это потому, что я привожу тебе пончики на завтрак, – предположил Джейсон.       Он и на самом деле, когда просыпался достаточно рано, ездил с утра в «Данкин Доунатс»: Рэйчел объявила, что ей в ближайшие месяцы можно наконец-то не заботиться о фигуре и есть всё, что захочется. Пончики, видимо, оставались для неё долгое время в числе запретных лакомств, и теперь она ела их, не стесняясь.       – Чёрт, ты догадался! – рассмеялась Рэйчел. – У тебя много других замечательных качеств. А если серьёзно, наверное, даже слишком много.       Мать Рэйчел, когда отошла от первоначального шока, связанного с внезапным появлением Джейсона в жизни её дочери, тоже сказала, что, пусть и малознакомый, Джейсон устраивал её больше:       – Зак – хороший парень, но он немного… инфантильный. Как будто подросток. Он старше Рэйчел, а она уже давно обогнала его, повзрослела, поменялась, а он всё там же. Когда они с ним расстались в прошлый раз, он приходил к нам домой и плакал. Может, я излишне консервативна, но в моё время мужчины не позволяли себе плакать прилюдно.       – А в этот раз? – осторожно поинтересовался Джейсон.       – Как он среагировал в этот раз? Они разговаривали по телефону, и я ничего не знаю. Он слегка неуравновешенный, и я до последнего боялась, что он выкинет что-нибудь. Заявится в ресторан, например.       Опасения Донны оказались не вполне напрасными. Зак действительно приехал из Нью-Йорка в Портленд, но встретился только с Рэйчел. Она сама рассказала об этом Джейсону, но он не стал вызнавать детали разговора. Это было их дело, и он считал, что бывший жених имеет право на этот разговор. Он сам вряд ли бы удовольствовался телефонным звонком и сообщением, что свадьба отменяется. Джейсон подозревал, что для Рэйчел было тяжело вот так внезапно отказать Заку и сознаться в том, что изменяла ему, но не задавал вопросов и не лез к ней в душу.       Он понимал, что своим появлением невольно нарушил запланированный ход её жизни и, возможно, повернул его не в лучшую сторону. Но вряд ли его одного можно было винить в этом.       Джейсон заплатил висевший на семье Кинни долг по ежемесячным выплатам за дом и занимался сейчас тем, что добивался от банка разрешения на снятие обременения с недвижимости, чтобы её продать. Дом находился в хорошем районе города (Кинни переехали туда не так уж давно, чтобы младшие дети могли ходить в лучшую в городе школу), и можно было поменять его на жильё в районе похуже с существенной доплатой, которая как раз покрыла бы сумму кредита. Или же можно было остаться в том же районе, но с потерей в площади. Теперь, когда Ник учился в Бостоне, а Рэйчел жила с мужем, это было нестрашно.       Джейсон считал, что дом надо было продать давно, но у миссис Кинни из-за болезни мужа, тяжести висевших над ними долгов и вечной нехватки денег просто голова шла кругом, к тому же, она совершенно не разбиралась в подобных вещах. Муж тоже не мог помочь: после инсульта у него были серьёзные проблемы и с памятью, и с вниманием, и он часто забывал, о чём начинал говорить уже через пару предложений. Донна всю жизнь занималась домашним хозяйством и детьми, и сам факт того, что ей нужно будет общаться с представителями банка, уже приводил её в ступор. А общаться с ними пришлось довольно много и долго. Джейсону это было проще: он понимал, как эта система работает, и успел научиться у Астона, как вести переговоры.       Он уладил всё с банком как раз до отъезда в их с Рэйчел скромное свадебное путешествие, оставив на Донну задачу встретиться с агентом по продаже недвижимости и выставить дом на продажу. В помощь Донне осталась сиделка, нанятая теперь на постоянной основе. Правда на оплату её услуг уходило больше половины зарплаты Рэйчел.       Медовый месяц (вернее, восемь дней) они собирались провести в Калифорнии через три недели после свадьбы: с работы ни того, ни другую сразу отпустить не могли. Бюджет поездки тоже был небольшим, учитывая не самую простую обстановку с деньгами.       По большому счёту, эти проблемы Джейсона не касались, и он не должен был бы тратить время и деньги на их решение, но совесть не позволила оставаться в стороне, тем более что небольшие сбережения у него имелись. Чуть больше десяти тысяч долларов могли спасти целую семью. Почему бы не дать им их? Он видел людей, зарабатывавших миллионы, и ни один из этих миллионов не мог ни помочь, ни спасти, ни сделать их счастливыми.       Джейсон и Рэйчел первые три дня медового месяца провели в Сан-Франциско. Потом они на машине поехали в Лос-Анджелес, и по дороге туда Рэйчел захотела увидеть Семнадцатимильную дорогу. Джейсон уже однажды был там, место ему понравилось, и он был совершенно не против прокатиться по берегу океана ещё раз. Если бы он знал, сколько воспоминаний нахлынет, то ни за что бы не согласился, придумал бы предлог…       В тот раз он прилетел не в аэропорт Сан-Франциско, как сейчас, а в «Монтерей Джет Центр» – аэропорт для избранных, для тех, кто мог позволить себе собственный самолёт. Они поехали в Пеббл Бич, коттеджный посёлок для таких же избранных. Целью путешествия был «Concours d'Elegance», проводившийся в одном из здешних гольф-клубов, и у Астона, разумеется, нашлись состоятельные знакомые, которые пригласили его погостить у них, в самом Пеббл Бич. По дороге туда Дэниел решил показать ему знаменитую Семнадцатимильную дорогу, ту её часть, что шла над океаном. Времени у них было не очень много, и проехать все семнадцать миль, ещё и с остановками, чтобы полюбоваться видами, они не могли. Джейсон видел только небольшой её кусок, но, возможно, это было то самое место, где они проезжали сейчас.       Он оставил всё это в прошлом, уехал от Астона и вырвался из клетки. Он даже женился – разумеется, не для того, чтобы отгородиться от Дэниела ещё сильнее, а по объективным причинам – и сейчас был в свадебном путешествии, но прошлое не отпускало.       Они ехали по этому отчаянно прекрасному побережью, в машине рядом с ним сидела его жена, и её рука лежала на его колене, а он думал о своём любовнике. О человеке из прошлого, которое давно должно было быть похоронено, но всё равно не желало сдаваться. Он думал об Астоне не с любовью или тоской. Скорее, с сожалением и горечью, даже с какой-то озлобленностью. Время любви прошло, и время ненависти тоже, настало время сожаления – о растраченных впустую чувствах, о ненужных жертвах, о прожитых зря годах... Может быть, Астон теперь думает об их прошлом точно так же. Или же он до сих пор носится со своей любовью? Это была не любовь: что-то большее, чем просто любовь; и меньшее – любовь, отягощённая десятком примесей других чувств от желания до вины.       Но разве это плохо? Чистую любовь без этих примесей можно было сравнить с чистым золотом: благородно звучит, красиво выглядит, дорого стоит, но на деле оказывается не таким уж замечательным металлом – слишком мягким, непрочным и быстро теряющим заманчивый блеск под слоем мелких царапин и потёртостей. В золото добавляют серебро, платину и медь не для удешевления, а для того, чтобы сделать прочнее, твёрже и пластичнее. Их с Дэниелом любовь была таким сплавом – гораздо более стойким, чем чистое золото.       Может быть, это была особая, редкая разновидность чувства, не имевшая названия в английском, немецком и французском, – других языков Джейсон не знал. Интересно, история с более чёткими и тонкими наименованиями чувств в восточных языках была выдумкой или правдой? Надо было спросить у Алекса, пока была такая возможность…       Они с Астоном приехали на виллу в Пеббл Бич, и Джейсон готов был сквозь землю провалиться от стыда, когда Дэниел представил его хозяевам просто как своего спутника. Тогда он ещё не был привычен к этому, не нарастил непробиваемую броню на совести. Хозяева не были удивлены: к лету две тысячи седьмого года уже все знали, что Астон завёл постоянного любовника и открыто появляется с ним на людях. Тем не менее, им предоставили две отдельные спальни в доме. Они со всеми подобающими приличиями разместились каждый в своей, но вечером Джейсон пришёл в комнату Дэниела.       Они прилетели вместе из Нью-Йорка, но до этого не виделись три дня: Джейсон был в Европе, а Астон занимался какими-то своими делами в Штатах. Трёх дней хватило для того, чтобы соскучиться. Пока они ехали из джет-центра, то целовались, как двое подростков, на заднем сиденье машины, подняв перегородку, чтобы шофёр и охранник их не видели. Может быть, поэтому Джейсон и не мог толком вспомнить, проезжал он эту часть Семнадцатимильной дороги или нет… Виды, конечно, были безумно красивыми, но Дэниел интересовал его в тот момент гораздо больше. Под конец пути он забрался к нему на колени, обхватил за шею и покрывал поцелуями его щёки, глаза и губы. Он сидел на Астоне, широко разведя ноги и плотно прижавшись, и, как ни плавно шла машина, их всё равно покачивало, так что Джейсону даже не нужно было двигаться самому, чтобы его бёдра слегка тёрлись о член Дэниела.       В конце концов дело дошло до того, что Астону пришлось стаскивать Джейсона с себя:       – Хватит!.. Мы скоро приедем, как нам выходить? Ну что ты делаешь?!       Последние две минуты пути они сидели по разным углам салона, не глядя друг на друга, пытаясь успокоиться и привести в порядок измятую одежду.       А вечером они занимались любовью в комнате Дэниела, стараясь делать это как можно тише: хозяева спали на этом же этаже. Астон видел его нетерпение и специально брал его медленно, неторопливо и как-то невыносимо, тягуче-сладко, а потом, ближе к концу, когда оба уже задыхались от нарастающего желания, зажимал ему рот, не надеясь на его способность сдерживать громкие стоны. Джейсон тогда и в самом деле себя почти не контролировал и думал лишь об одном: как он хочет принадлежать Дэниелу без остатка и всегда, до конца своей жизни…       Просто проклятие какое-то! Откуда эти воспоминания? Откуда?! Он уже несколько месяцев не думал ни о чём подобном. Значит, в будущем лучше избегать посещения мест, где он бывал вместе с Астоном. И что, теперь на тридцать ближайших лет запретить себе приезжать в Бостон, Нью-Йорк, Калифорнию, Северную Каролину и в несколько десятков мест в Европе и Азии?       У него есть жена, скоро будет ребёнок. Надо думать о них, а не о мерзавце, который превратил его жизнь в сплошной кошмар, а его самого – в шлюху, и четыре года…       Просто прекрати думать об этом! Просто прекрати.       В Лос-Анджелесе они поселились в «Холидэй Инн», имевшем в названии также гордое упоминание об «Аллее славы», но на деле находившемся от неё, на вкус Джейсона, далековато. Впрочем, он не особо стремился оказаться поближе к тротуару с медными звёздами. В отеле был забронирован один из самых недорогих номеров, но Рэйчел сразу по приезду объявила, что они молодожёны в медовом месяце, и им за те же деньги предоставили номер классом выше, который на тот момент оказался свободен. «Не зря же я работала в гостинице, – сказала она, когда они вошли в новый номер. – Кое-чему научилась».       Джейсон заставил себя не вспоминать больше об Астоне, но эти мысли, видимо, нырнули куда-то в подсознание, потому что на второй день их пребывания в Лос-Анджелесе ему опять приснился один из тех ужасных снов, что донимали его раньше, то преследуя часто, по несколько раз в неделю, то отступая на месяцы.       Он вскрикнул во сне и проснулся, но тело, влажное от мгновенно покрывшего его холодного пота, находилось в пугающем оцепенении ещё с десяток бешеных ударов сердца.       – Что такое? – проснулась рядом Рэйчел. – Страшный сон?       – Да. У меня такое бывает время от времени, – хрипло проговорил Джейсон.       Она прижалась к нему всем телом – от её прикосновений стало легче, и сковывающий всё тело страх отступил – и провела пальцами по щеке, а потом потёрлась о неё носом и губами.       – Колючий, – прошептала Рэйчел, обнимая его.       – Ну, пойду тогда побреюсь, – ответил Джейсон, вылезая из-под одеяла.       Когда он встал с кровати и пошёл в сторону ванной, она спросила:       – Ты что, на самом деле, что ли?!       – Нет, конечно. Я пошутил, – через силу улыбнулся он. Чувство юмора у Рэйчел, видимо, пока ещё не проснулось.       Он ушёл в ванную, чтобы прийти в себя – не столько от самого кошмара, сколько от того, что было потом. Когда Рэйчел прильнула к нему, когда её пальцы ласково пробежали по его щеке, Джейсона опять скрутило от воспоминаний. Он вспомнил, как просыпался среди ночи в постели с Дэниелом, и тот обнимал его, а он прятал лицо у него на груди, как напуганный ребёнок, и ему сразу становилось спокойно. Рэйчел пока не могла этого ему дать: и потому, что она не была настолько близким человеком, и потому, что она была женщиной. Это он должен был защищать её и быть сильным. Рядом с ней он не мог позволить себе быть слабым, как раньше с Астоном.       Астон, Астон… Будь он проклят! Он врос так глубоко в его память и мысли, пустил там свои отравленные корни. Его обнимала красивая молодая девушка, но её прикосновения не помогали. Он находил успокоение и защиту лишь в руках того, кто был тем самым ночным кошмаром.       Джейсон открыл воду, повозившись сначала с краном: он терпеть не мог эти хрустальные шары. Он же не судьбу собирался предсказывать, а воду регулировать. Раздражение накапливалось… Теперь он точно не уснёт.       Когда они с Рэйчел вернулись в Биддефорд, Джейсон не смог удержаться и сказал, что рад наконец-то оказаться дома. Его жена была обратного мнения: ей нравилась жизнь в больших городах, и привлекали открывавшиеся там возможности. Она даже стала изредка заговаривать о том, что они могли бы переехать в город побольше, раз уж Джейсону всё равно, где работать, а ей скоро уходить с работы. Не обязательно в Нью-Йорк, или Чикаго, или Сан-Франциско – просто в город побольше, да в тот же Портленд. Биддефорд представлялся Рэйчел беспросветной глушью.       – Меня вполне устраивает этот город, – не соглашался Джейсон. – Для ребёнка это лучше, чем мегаполис: свежий воздух, река, природа, море тоже близко.       – Господи, Джейсон! Тут же почти деревня. Коровы ходят…       Коровы здесь не ходили. На противоположном берегу реки (что считалось уже соседним городом), правда, был большой участок, где разводили бычков на супердорогое мясо для каких-то особенных стейков, но бычкам разгуливать по улицам не давали.       – Мне коровы не мешают. Пусть ходят, – отмахивался Джейсон.       – Ну, конечно, ты прожил полжизни в Париже, и теперь тебе никуда неохота, а мне тут уже до смерти надоело!       – Я не жил в Париже, – поправил её Джейсон, наконец-то оторвавшись от ноутбука.       – Хорошо, в Лондоне. Главное – ты хоть что-то видел в жизни, кроме моря и коров.       Они довольно часто возвращались к этой теме, но Джейсон не желал никуда переезжать. Рэйчел заходила то с одной стороны, то с другой, но её муж был закалён в гораздо более тонко спланированных манипуляциях, так что пронять его было тяжело.       Месяц проходил за месяцем, их совместная жизнь упорядочивалась и скатывалась в наезженную колею. У них появились свои маленькие традиции и ритуалы, свой внутренний режим и много других вещей, которые постепенно цементировали отношения. Джейсон не мог бы сказать, что он безмерно, невероятно счастлив, он был просто счастлив и спокоен.       Он несколько раз ездил в Нью-Йорк, и Рэйчел отправлялась туда вместе с ним, договариваясь в отеле о подмене. Начиная с октября ей даже договариваться не нужно было: сезон закончился, и работы в гостинице сильно убыло. Пока Джейсон обсуждал детали своих проектов с начальником, Рэйчел ходила по магазинам, просто гуляла и встречалась с подругами по университету. Джейсон однажды подумал: а не встречается ли она ещё и с Заком, но быстро отмёл эту мысль как маловероятную. Зачем бы Зак стал видеться с дважды отвергшей его женщиной, сейчас уже замужней и беременной?       Те воспоминания об Астоне, которые мучили Джейсона в Калифорнии, были чем-то вроде последнего всплеска, резкого ухудшения перед выздоровлением. Конечно, Джейсон иногда вспоминал о нём, особенно во время поездки на маяк с Рэйчел, но никогда больше с такой силой и осязаемой яркостью.       Об Алексе он тоже почти забыл. Он, наверное, не думал бы о нём совсем, если бы информация о Чэне-младшем не находила его сама. Он читал газеты и журналы, посвящённые финансам, смотрел передачи, посещал тематические сайты – это всё было нужно ему для работы. И если информации об Астоне, всегда предпочитавшем проворачивать свои дела незаметно и под прикрытием третьих лиц, в прессе практически не было, то об Алексе Чэне писали много, особенно с середины лета. Во-первых, его отец окончательно отошёл от дел. Во-вторых, Алекс собирался вступить в брак. Спекуляций на эту тему было множество; но никто даже и не пытался предположить, что Алекс может жениться из чистой симпатии на какой-нибудь милой школьной учительнице или, по крайней мере, на актрисе или фотомодели. От него ждали брака по расчёту и гадали, кто же станет счастливой (или не очень, учитывая ситуацию) избранницей. Наиболее вероятными называли двух претенденток: дочь Ляна (мягкий вариант, который никого особенно не затронет, своего рода брак внутри семьи) и единственную дочь одного китайского промышленного магната, в последние годы начавшего продвигаться ещё и в финансовую сферу, покупая акции кредитных организаций и страховых компаний. Во втором случае союз двух столь влиятельных семей вызвал бы серьёзные волнения на восточных фондовых биржах, а может, и не только на восточных. Поэтому перспективы брака Алекса с интересом обсуждались.       Джейсон ничего не смыслил в китайском законодательстве, но на месте китайцев он бы издал какой-нибудь специальный акт, запрещающий Чэну жениться на второй претендентке. Это был бы не брак, а настоящий монополистический сговор, и ему следовало бы воспрепятствовать так же, как Министерство юстиции США воспрепятствовало когда-то слиянию «Нортроп Грумман» и «Локхид Мартин».       В начале октября появилась информация о том, что Мишель, дочь Ляна, была названа невестой Алекса. Ожидалось, что свадьба будет через полгода, но многие аналитики предсказывали, что всё произойдёт гораздо раньше, пока Чэн Шэньбо ещё жив. К тому же, брак было лучше заключать в год Кролика, который заканчивался в конце января две тысячи двенадцатого, сменяясь не таким уж благоприятным для семейных отношений годом Дракона. Джейсон удивлялся, как серьёзные финансовые журналисты могут принимать во внимание какие-то гороскопы, но понимал, что они правы: это было очень даже в духе китайцев, и вполне допускал, что Алекс действительно женится в год Кролика, то есть совсем скоро.       В начале ноября Джейсону пришло приглашение на рождественско-новогодний приём, организуемый американским подразделением «Мюник Ре» для своих сотрудников и некоторых избранных клиентов. Работающий всего лишь с февраля рядовой аналитик вроде него вряд ли мог рассчитывать на приглашение, если бы не тот факт, что с осени Джейсону настойчиво предлагали новую должность и повышение. В «Мюник Ре» было несколько отделов, где работали почти целиком математики и актуарии, и ему предложили возглавить один из таких. Он отказался. И вот теперь начальник прислал ему это приглашение, надеясь, во-первых, задобрить, во-вторых, заманить зрелищем красивой жизни (знал бы он, что «рядового аналитика» таким было не удивить), в-третьих, представить начальникам рангом выше, беседа с которыми могла бы склонить чашу весов.       Джейсон знал, что его никто не сможет ни уговорить, ни задобрить. Повышение и новая работа его сами по себе не пугали, но они потребовали бы присутствия в офисе, переезда и, возможно, поездок в Мюнхен. Это его абсолютно не устраивало. Зато идея очень воодушевила Рэйчел. Джейсону пришлось отказать и ей. Во искупление «вины» он согласился поехать вместе с ней на приём. Если бы не Рэйчел, он бы вежливо отклонил и это приглашение, но посчитал несправедливым лишать жену маленькой радости. Она была права: ему вся эта мишура успела надоесть, а для неё это был настоящий дивный новый мир.       Рэйчел начала готовиться к мероприятию за полтора месяца. Главным вопросом был, разумеется, выбор вечернего платья – моделей для беременных было не так уж и много. Джейсону пришлось несколько раз скататься вместе с женой в Портленд, чтобы посмотреть, как на ней сидит одно, потом второе, потом третье платье, а потом выбрать из них лучшее. Костюмом Джейсона Рэйчел тоже была весьма озабочена и во время каждой из поездок на примерки уговаривала его зайти в магазин, где можно было взять смокинг в прокат. Вместо этого Джейсон за неделю до отъезда в Нью-Йорк забрался в мансарду, где лежали присланные из Швейцарии вещи: он помнил, что когда заглядывал в чемоданы, точно видел там чехол с логотипом Генри Пула, в котором хранился его смокинг. Один из его прекрасных, дорогих, сшитых на заказ смокингов. Если вещи паковал хоть сколько-нибудь соображающий человек, то сорочки и жилет будут в том же чемодане.       Пока он рылся в вещах, то наткнулся ещё и на чехол с утренним костюмом. И кому пришло в голову упаковать его? Они там, что, думали, он отправился жить при британском королевском дворе? За несколько лет жизни с Астоном Джейсон надевал этот костюм не больше пяти раз, потому что в основном сопровождал Астона на торжественные мероприятия вечером, в смокинге. Днём чаще всего праздновались свадьбы, но на свадьбы Дэниел всё же предпочитал являться с женой. Для семейного мероприятия это было более уместно, чем присутствие любовника, недвусмысленно напоминавшего о крушении института брака.       Астон выбирал себе спутника так же, как подходящую к случаю одежду: с утренним костюмом и фраком на семейные и исключительно официальные мероприятия он «носил» жену, а со смокингом на приёмы попроще – любовника. Джейсон вспоминал и не мог поверить, что всё это происходило с ним… Неужели он так жил? Словно в ослеплении, словно в безумии или под каким-то заклятием, лишавшим его воли и чувства собственного достоинства…       Ему пришлось потратить около десяти минут, чтобы найти всё что нужно из одежды и чёрные оксфорды. Он не смог отыскать только галстук-бабочку; она, видимо, была уложена вместе с другими галстуками, в каком-то другом чемодане, и Джейсон решил, что проще купить новую, чем рыться в горах одежды. Он всегда удивлялся тому, как прислуге удавалось так плотно и аккуратно паковать вещи: даже вытащив из чемодана костюм, жилет и две сорочки, Джейсон всё равно не смог запихнуть оставшееся обратно – оно просто не помещалось, и всё тут.       Ему хотелось скорее покинуть мансарду. Все эти вещи слишком сильно напоминали о жизни в Европе. Это была дверь, ведущая в другой мир, в параллельную вселенную…       В очередную поездку по магазинам с Рэйчел Джейсон купил простые запонки и галстук-бабочку и отвёз одежду в чистку, чтобы смокинг отутюжили, а сорочку накрахмалили, на этом закончив подготовку к мероприятию.       За день до вылета в Нью-Йорк они с Рэйчел устроили генеральную примерку. Рэйчел надела светло-голубое атласное платье с расшитым бисером и пайетками лифом. Даже с увеличившимся животом она выглядела на удивление изящно и элегантно. Джейсон начал примерять смокинг.       Рэйчел с интересом рассматривала все детали его туалета. Особенно заинтересовала её сорочка, сшитая из двух разных типов ткани: для частей, видимых из-под пиджака, и невидимых.       – Для чего это? – спросила она, показывая на маленький клапан, пришитый на месте одной из пуговиц.       – У брюк на поясе есть пуговица, пристёгивается туда, чтобы сорочка не топорщилась сверху.       – Это самая хитро пошитая рубашка, которую я когда-либо видела в жизни, – объявила Рэйчел.       Джейсон застегнул запонки на манжетах и приступил к галстуку. За более чем год отсутствия практики его умение завязывать бабочку ничуть не пострадало, но достаточно аккуратная получилась только со второго раза.       – Не проще было купить готовую? – спросила Рэйчел, с интересом наблюдавшая за замысловатыми манипуляциями, которые, оказывается, нужны были мужчинам, чтобы надеть такой, казалось бы, простой на вид смокинг. – Очень уж сложно завязывать.       – Не очень. Мой… Один человек, – Джейсон быстро поправился, едва не сказав «мой учитель этикета», – говорил, что завязанная руками, а не сшитая на фабрике бабочка отличает мужчину от ребёнка и джентльмена от официанта.       – Ты в курсе, что на приёме не будет английской королевы? – спросила Рэйчел. – По-моему, это чистой воды снобизм – мучиться из-за каких-то древних принципов.       – Возможно, – пожал плечами Джейсон. – Но взрослый человек должен быть в состоянии справиться с собственным галстуком.       Жена глядела на него задумчиво. Джейсон догадывался почему: одно дело абстрактно знать, что муж бывал на каких-то там шикарных приёмах с икрой и шампанским по тысяче долларов за бутылку, и совсем другое – увидеть вещественные доказательства той жизни, ту самую неброскую роскошь, которая намекала даже не просто на деньги, а на подлинную элитарность.       Когда галстук был повязан, Джейсон, наконец, надел пиджак. Рэйчел вид мужа в смокинге привёл в восторг:       – Сидит на тебе как влитой! Просто удивительно!       – Шилось на заказ.       – Наверняка стоило бешеных денег.       – Несколько тысяч фунтов. Но это своего рода форма. На моей старой работе без хорошего смокинга было никак.       Они стояли напротив большого зеркала в спальне; красивая молодая пара в отражении вполне могла украсить обложку журнала.       – Думаешь, там будет кто-нибудь лучше нас? – гордо улыбнулась Рэйчел.       – Сомневаюсь, – усмехнулся Джейсон, обнимая жену за талию. – Там будет не так уж много людей моложе сорока, разве что кто-то приведёт с собой молодую жену или подружку.       – Я тщеславна, да?       – Есть немного.       – Вы великолепно смотритесь в смокинге, мистер Ирвинг. Я бы занялась с вами сексом прямо сейчас.       – Не смею вам отказать, миссис Ирвинг, – сказал Джейсон, разворачивая Рэйчел лицом к себе и целуя.       – Надо как-нибудь попросить тебя ещё раз надеть смокинг.       – Не знал, что тебя возбуждают мужчины в вечерних костюмах.       – Я и сама не знала…

***

      Ужин и приём проходили в бальном зале на Брод-стрит, оформленном в псевдоантичном стиле: с мозаичными колоннами, мраморным полом и фресками на стенах. Джейсон надеялся надёжно затеряться среди трёхсот гостей, но начальник будто бы специально поджидал его: перехватил чуть ли не у дверей и сразу же повёл знакомиться с какими-то высокопоставленными лицами. Джейсон был даже рад его появлению, так как оно позволило ему под благовидным предлогом избежать фотографирования при входе. Он не думал, что его с Рэйчел снимок где-нибудь опубликуют, даже на сайте организации: они были слишком незначительными лицами, но мелькать перед камерой всё равно не хотелось.       Рэйчел удивительно легко влилась в кружок жён сотрудников, и Джейсон смог оставить её на какое-то время, чтобы спокойно побеседовать на деловые темы до того, как все рассядутся за столы. Он уже направлялся назад, чтобы забрать жену и сесть на отведённые им места, как на его пути возникла высокая широкоплечая фигура: перед ним стоял Стюарт Крамер.       Джейсону показалось, что у него сердце совершило какой-то особо сложный кувырок в груди, но заговорил он совершенно спокойно:       – Добрый вечер, Стюарт. Не ожидал встретиться здесь.       Джейсон только потому и согласился поехать на этот ужин, что тут по определению не могло оказаться никого, кто мог бы знать его по прошлой жизни. Появление Крамера было на редкость неприятным сюрпризом.       – Я тоже не ожидал. Ты бесследно исчез, и никто ничего не знал о тебе.       – У меня теперь новое имя. Кайл Ирвинг. Постарайся запомнить.       – Очень приятно познакомиться, Кайл, – с чуть ироничной улыбкой произнёс Крамер. – Всё-таки добился этого? Нового имени и новой жизни?       – Да, хотя это было непросто.       – Не боишься появляться на таких мероприятиях?       – Нет, тут в основном сотрудники компании, – спокойно ответил Джейсон, про себя проклиная всё на свете за то, что приехал сюда. – Вряд ли сюда мог прийти кто-то из старых знакомых. Не могу понять, что ты здесь делаешь, на ужине для простых смертных.       – Ну, ты же знаешь, я всегда был демократичен, – напомнил Стюарт и добавил: – Моя хорошая знакомая работает в руководстве вашего нью-йоркского филиала. Мы с ней часто выручаем друг друга в таких ситуациях: когда надо явиться вдвоём, а не с кем.       – Понятно, – отозвался Джейсон в той своей старой манере, которая как будто намекала на что-то большее и часто ставила Крамера в тупик.       Вот и сейчас он не мог определить, что же конкретно Джейсону понятно.       – А тебе, я вижу, есть с кем ходить на приёмы, – Крамер скосил глаза в сторону, где в компании нескольких гостей стояла Рэйчел. – Ты начал новую жизнь очень стремительно.       – Стараюсь ассимилироваться как можно быстрее, – сказал Джейсон, про себя отмечая, что тон Крамера был довольно дружелюбным, даже каким-то неприятно-игривым. Видимо, Стюарт так и не узнал, кому обязан потерей контрактов и изрядными убытками. И за какие прегрешения.       – Пока у тебя не очень получается, – заявил Стюарт. – Я чуть ли не с другого конца зала тебя заметил, хотя и не думал, что это можешь быть ты. Стоял и гадал, кто ещё может носить смокинг так же безупречно, как Джейсон Коллинз. Надо сказать, снимал ты его ещё лучше. До сих пор вспоминаю…       Кайл Ирвинг смотрел на него холодным и пустым взглядом. Стюарт неосмотрительно вызвал к жизни призрак любовника Дэниела Астона.       – Что, не произошло ничего более интересного за все эти годы? – спросил он. – Остаётся только посочувствовать…       Довольная улыбка на секунду сошла с лица Крамера, но тут же вернулась вновь:       – Наоборот, я могу гордиться. Не каждому выпадает честь присоединиться к такому клубу: Астон, Рипли, Чэн…       Джейсон был удивлён тем, что Крамер знал про Алекса. У них были какие-то общие интересы в Китае, но не настолько общие, чтобы Стюарту могла стать известна та история. Скорее всего, слухи начали расползаться не от Чэнов, а из Европы. Как всегда… Джейсон в который раз порадовался тому, что исчез и живёт под новым именем, перед тем как ответить:       – Да, к клубу неудачников без нормальных семей и отношений. Продолжайте дальше трахаться со своими миллиардами.       Когда Джейсон подошёл к Рэйчел, она сразу же спросила:       – С кем это ты разговаривал? Такое ощущение, что я этого парня где-то видела. Наверное, в новостях.       – Вряд ли. Может, в каких-нибудь журналах. Это Стюарт Крамер. Биотехнологии и фармацевтика.       – Точно! Вспомнила теперь! – воскликнула Рэйчел. – Он же миллиардер. Первый раз в жизни вижу настоящего миллиардера. И ты с ним знаком?       – Немного. Он вёл переговоры с инвестиционным фондом, где я работал.       Он опять лгал, хотя сейчас мог бы не делать этого: правда вряд ли была для него опасна, к тому же, Рэйчел знала, что у него были связи с мужчинами. Но он не мог вот так взять и выложить: «Да, знаю его немного. Он был моим любовником, но недолго. Мы не успели толком познакомиться».       Рождественский приём был испорчен, не успев начаться. Джейсона выбила из колеи не столько сама встреча с Крамером, сколько опасения, что он может где-нибудь не к месту упомянуть о «Кайле Ирвинге». Джейсон не думал, что Стюарт станет делать это намеренно: у него вряд ли было желание навредить ему, и он должен был понимать, чем была продиктована необходимость скрываться. Но зудящее беспокойство не отпускало его весь вечер и потом ещё пару недель после возвращения домой. Всё это: – и вещи на чердаке, и смокинг, и неожиданное явление Стюарта – словно намекало на то, что прошлое так просто не исчезнет из его жизни, что он всё равно опутан невидимыми нитями, которые притягивают его назад.