Разлучи нас, смерть!

      Январь 2013       После возвращения Джейсона из Нью-Йорка жизнь в его доме потекла как обычно, оставаясь всё такой же тусклой и бесцветной. Он делал то, что было нужно, как автомат, но всё казалось ему лишённым смысла, разве что Дилан радовал: он теперь хорошо ходил, правда, только дома. На улице он шагать отказывался.       Лори, конечно, заметила произошедшие перемены. Она время от времени пыталась выведать, что произошло и почему Джейсон с Диланом так неожиданно улетели в Европу, но ни охрана, ни Джейсон ничего не рассказывали. Только один-единственный раз Джейсон, хотя Лори его в тот момент ни о чём и не спрашивала, сказал:       – Вы слышали про Астона, Лори?       – Что именно?       – Про его сына.       – Нет. Где я могла услышать? Вы же ничего не говорите, – с лёгкой обидой ответила она.       – У него погиб сын. Вернее, его убили. Похитили, а потом… Ему было тринадцать лет.       Джейсон внимательным, холодным взглядом смотрел на Лори. Когда человек слышит страшную или трагическую новость, мышцы лица порой растягиваются странным образом, и губы разъезжаются в плаксивом и злом подобии улыбки.       – И что теперь? – спросила Лори. В глазах у неё стояли слёзы.       – Ничего.       – Я имею в виду, как мистер Астон?       – Думаю, что плохо.       Джейсон не думал, он знал наверняка. Эдер ему рассказал на той встрече в Нью-Йорке. Сначала, правда, задав вопрос:       – Вы бы хотели увидеть его?       – Я? – удивился Джейсон. – Вы прекрасно знаете, какие у нас отношения.       – Да, знаю, Рюгер мне рассказал, – с явственным намёком заметил Эдер.       Губы Джейсона сжались в тонкую линию.       – Я считал, что хотя бы он умеет держать язык за зубами.       – Мои люди более чем уважительно относятся к личной жизни Астона. Но эта информация является своего рода стратегически важной, – невозмутимо заявил Эдер. – И вы не ответили на мой вопрос.       – Не думаю, что это уместно. Наверняка он сейчас с семьей. В такой момент…       – Нет, с семьёй он проводит не так много времени. Камилла осыпает его обвинениями…       – Она имеет на это право.       – Доля её вины в этом тоже есть. Дэниел, скажем так, более сдержан и не упрекает её, но отношения между ними сейчас – хуже некуда. Они не в состоянии друг другу помочь.       – Каким образом она оказалась замешана? – искренне удивился Джейсон.       – Из-за неё Крис оказался за пределами школы. Она изначально не одобряла Гордонстон, называла его концлагерем, Крис тоже вечно жаловался на строгие порядки. Поэтому в начале ноября она написала письмо дирекции с просьбой отпускать Криса из школы на выходные – развлечься. Дэниелу она ничего не сказала, потому что знала, что он этого не одобрит. Я тоже не знал. Она наняла какое-то шотландское охранное агентство из Инвернесса, и Криса сопровождал телохранитель. В той ситуации он оказался бессилен. Нельзя сказать наверняка, что его не решились бы похитить из школы… Но там это было бы гораздо сложнее.       – Но его именно похитили? Они не собирались его убивать?       – Сейчас уже толком не понять. Те люди, которые всё это спланировали, хотели отомстить. Скажем так, это их национальная традиция: убить предателя и вырезать всю семью. Но у них были сообщники с более деловым подходом, которые считали, что просто смерть им не выгодна. Они отступили от изначального плана и приказали оставить Криса в живых в качестве заложника, чтобы обезопасить себя. Может быть, чтобы потребовать денег, точно мы не знаем. И когда всё это начиналось, когда Дэниел отдал приказ… мы, и он, и я, мы были уверены, что мальчик в безопасности, – Эдер, до этого смотревший Джейсону в лицо, отвернулся. – Мы думали, что все в безопасности. Дэниел был в самолёте, младшие в доме в Париже, Крис в школе. У Криса был телефон с GPS-датчиком, но на выходные он отдавал его своему другу, чтобы отец не узнал о его вылазках.       – Что за идиотизм! – не удержался Джейсон.       – Для нас – может быть, а для тринадцатилетнего мальчишки – нет. Точность сигнала от телефона небольшая, но мои люди видели, что Крис перемещается по территории школы. Ему, конечно, звонили, но он не отвечал, и все подумали, что он не слышит или отключил звук.       – А Камилла? Она же знала…       – Она была в Малайзии на каком-то благотворительном сборище по спасению то ли джунглей, то ли обезьян. С ней вместе были несколько первых леди, кинозвёзд и прочих знаменитостей, так что за её безопасность можно было не волноваться. Их, кроме моих людей, охраняла ещё целая армия. К тому времени, как всё это началось, Камилла уже два часа как легла спать. Я решил, что будить её не имело смысла – только лишние нервы, слёзы и проблемы для моих ребят, мы усилили охрану на ночь и приготовились увезти её оттуда утром. С Гордонстоном мы связались только через полчаса после того, как всё это закрутилось, – попросили проверить, почему он не отвечает.       Эдер замолчал, невидящим взглядом уставившись на свои руки.       – Когда вы начали убивать их людей, они убили Криса? – спросил Джейсон.       – Нет, его увезли рядовые члены группы, которым ничего не рассказывали о целях операции. Они просто растерялись, когда те, кто отдавал им приказы, оказались мертвы, и затаились. Крис был жив ещё утром понедельника. Мы нашли похитителей. Они сказали, что всё вышло случайно: Крис пытался сбежать, и они начали стрелять.       Джейсон не сразу собрался с силами, чтобы задать ещё один вопрос, но потом всё же произнёс:       – Но ведь потом Астон узнал, что Крис за пределами школы. И что, он не приказал всё остановить?       – Кое-что уже было не остановить, а кое-что… – Эдер вздохнул. – Иногда остановиться на полпути – худшее, что можно придумать. Если начал играть, играй до конца. С определённого момента уже не может быть ни компромисса, ни перемирия. Или мы их, или они нас.       Джейсон побледнел и нервным, порывистым жестом прикрыл ладонью рот. Он просто не мог себе этого представить… Не мог представить, каких сил, какой выдержки и какой боли стоило продолжать, не зная, где сейчас находится твой ребёнок. Наверняка через несколько часов Астону стало известно, абсолютно точно известно, что Крис похищен, но он всё равно не отдал приказа остановить бойню.       Он понимал, что в ответ убьют его сына, но всё равно делал то, что должен был в тот момент делать. Спасал тех, кого ещё можно было спасти.       Эдер молча смотрел на Джейсона. Когда пауза стала уж слишком долгой и тягостной, он сказал:       – В этом есть доля моей вины, и Камиллы тоже, но Дэниел… Он принял это решение. Оно было правильным – с точки зрения разумного человека, но с точки зрения отца… Я поэтому и прошу вас о встрече.       Джейсон вопросительно поднял на него глаза. Эдер продолжил:       – Никогда не думал, что буду сам предлагать это, но тем не менее: вы можете встретиться с ним?       – Он об этом попросил?       – Нет, это я прошу вас, – Эдер провёл ладонью по коротким, тёмным с проседью волосам и встал из-за стола. – Я не знаю, как ещё помочь ему. Когда ему плохо, вы же знаете, он начинает работать, как заведённый, по восемнадцать часов в сутки, лишь бы не вспоминать, или же продумывает планы мести… Но сейчас некому мстить. Только самому себе. Он почти забросил дела, всё, что мог, перекинул на заместителей. Он готов сдаться.       Джейсон понимал, о чём его просит Эдер, но боялся. Боялся увидеть горе Дэниела. Боялся найти сильного, уверенного, решительного человека сломленным и отчаявшимся. А ещё был его извечный страх перед чужими чувствами и собственной неспособностью их разделить или дать понять, что он их разделяет.       – Мне кажется, что это пройдёт само по себе. Со временем… – предложил Джейсон трусливую отговорку, отчего ему тут же сделалось стыдно.       Колючий взгляд Эдера, вышедшего из-за стола и стоявшего теперь возле Джейсона, скользнул по нему с лёгкой неприязнью, но и с пониманием тоже.       – Он уже больше месяца ни с кем не общается, разве что отдаёт распоряжения. Его мать осталась в Европе после похорон, но он приказал не пускать её к себе.       Джейсон этому не удивился. Астон встречался с матерью не более двух раз в год и, кажется, совершенно по ней не скучал. У них не было близких отношений. Джейсону, который видел её всего лишь один раз, пока жил с семьей Дэниела, она показалась умной, но до ужаса эгоистичной и сосредоточенной лишь на себе самой женщиной. Астон понимал, что брак с его отцом, мужчиной на много лет старше и с совершенно несходными интересами, не был для неё счастливым, но его сильно задело, что смерть мужа мать восприняла чуть ли не с облегчением и тут же пустилась во все тяжкие. За пару лет до того, как Джейсон познакомился с Астоном, она, наконец, осела на Карибах, завязав роман с каким-то креолом на двадцать семь лет её младше. Он работал официантом в отеле, где она отдыхала. Астон заплатил ему триста тысяч долларов и назначил содержание, чтобы тот женился на ней и держал где-нибудь там, на островах, подальше от Европы и США. Одним из бонусов нового положения было то, что после замужества она стала мадам Леклер-Арно и перестала, наконец, позорить своими иногда довольно скандальными похождениями фамилию Астона. Дэниел мать и в хорошие-то дни не особо жаловал и, естественно, не нуждался в её утешении сейчас.       – Он общается только с Софией, и то очень мало, – продолжил Эдер. – Конечно, он выкарабкается, но когда и каким – сложно предположить.       – Что вы от меня хотите? Я… Из меня не очень хороший утешитель. Вы же понимаете…       – Возможно, ему будет приятно видеть вас. Возможно, ему станет легче. Он испытывает к вам чувства.       Эдер заговорил о чувствах! Сейчас, наверное, ад замёрз и покрылся ледяной коркой…       – Я не знаю, – в замешательстве ответил Джейсон. – Не могу ответить вам прямо сейчас. Когда вы планировали устроить встречу?       – Когда вам будет удобно. Только дайте знать, я организую перелёт.       – Я не могу уехать надолго.       – Уверен, что мисс Рамирез сумеет продержаться без вас два дня, – объявил Эдер, глаза у которого уже победно загорелись. – Мои люди будут ей помогать по мере возможности.       – Только не это, – прошептал Джейсон и добавил: – И я вам ничего не обещаю. Я подумаю.       Джейсон думал три дня. Все эти недели, начиная с того момента, когда они расстались в аэропорте Майами, Дэниел не выходил у него из головы, и ему мучительно хотелось знать, что с ним и где он. Он боялся, что Астон может погибнуть, и не верил в это. Астон не мог умереть. В его представлении – не мог. Он сотни раз в прошлом желал ему смерти, больше на словах, чем по-настоящему, но ни на секунду не верил, что такое возможно. И не хотел этого, даже если его смерть и означала новую, свободную жизнь для него и Дилана.       Астон теперь оказался один на один со скорбью и чувством вины. Джейсон представлял, как он, должно быть, сидит в своём кабинете в особняке на Уилтон-кресент и раз за разом вспоминает сына и принятое им решение. И принимает его снова и снова.       Астон вряд ли сейчас был в Лондоне, но Джейсону вспоминалась именно та комната, в которой они провели вместе так много вечеров, когда Дэниел работал, а он устраивался на диване с книгой или ноутбуком, стараясь не мешать.       Джейсон знал, как знал Эдер и знал сам Астон, что то решение было правильным и что, прими он другое, это никак бы не изменило судьбы Криса, только привело бы к ещё более катастрофическим последствиям для остальных. Но это было слабым утешением. Он всё равно предал сына и пожертвовал им.       Джейсон взял телефон и набрал номер Эдера:       – Я могу приехать. Решите, когда лучше.       – Лучше в выходные, если вам это удобно. Он уезжает в шато, в Нормандию.       Джейсон поморщился: от шато у него остались не самые приятные воспоминания, но это был не повод отказываться от поездки. Вот в дом в Колоньи он бы точно больше никогда не вошёл.

***

      Зимой окрестности шато изменились до неузнаваемости, и Джейсон понял, что они подъезжают к дому, только когда увидел аллею, которая вела от ворот поместья к особняку. Решетчатые створки медленно открылись перед машиной, и она поехала меж двух рядов тёмных, скинувших листья деревьев.       Джейсон спросил сидевшего рядом с водителем Рюгера:       – Он точно хочет меня видеть?       Тот, даже не обернувшись назад, ответил:       – Он не знает. Эдер ему не говорил. Вдруг бы вы передумали в последний момент.       Джейсон выпрямился на сиденьи и, не потрудившись скрыть недовольство, объявил:       – Остановите машину. Я уже передумал.       – Что такое? – на этот раз Рюгер соизволил повернуться к нему.       – Я не буду с ним встречаться, если вы не предупредите заранее, – пригрозил Джейсон.       – Мы уже почти приехали.       – Значит, будете вытаскивать меня из машины силой. Не сомневаюсь, Астона это зрелище порадует.       – Останови, – приказал Рюгер водителю. – Хорошо, я позвоню Эдеру.       Джейсон откинулся на спинку сиденья с видимым удовлетворением от своей маленькой победы. Рюгер обменялся с начальником несколькими фразами на немецком, а потом отдал телефон Джейсону.       – Это правда? Вы ему не сказали? – спросил он Эдера.       – Я подумал, что он может отказаться из гордости или из упрямства. А ваш приезд станет своего рода сюрпризом.       – Может, мне ещё из торта выпрыгнуть? – прошипел Джейсон в трубку. – И он не любит сюрпризы.       – Я поговорю с ним, – уступил Эдер, понимая, что сила сейчас была не на его стороне, – и сразу перезвоню вам.       Джейсон вернул телефон Рюгеру. Телохранитель взглянул на него с чем-то, похожим на осуждение. Джейсон только пожал плечами: он обещал приехать к Астону, а не быть милым и обходительным с охраной.       На крыльце шато его встречали ещё телохранители: Дэвис и Хиршау. Хиршау, как обычно, стоял с каменным лицом и стеклянными глазами, но Дэвис, ни капли не стесняясь и забыв о правилах, таращился на Джейсона в изумлении. Тот сделал вид, что ничего не заметил, и равнодушно прошёл мимо.       Джейсон отдал верхнюю одежду прислуге, и его повели через холл и большую гостиную в сторону малой. Джейсон помнил эту комнату: она была не то чтобы очень просторной, но из-за того, что мебели в ней было мало, казалась полупустой и необжитой. От французских окон тянуло холодом. Шторы были раздёрнуты, и серый, пасмурный зимний свет как будто ещё больше остужал воздух.       Дэниел сидел в кресле и смотрел в окно на засыпанный снегом парк, где летом пестрели клумбы и газоны, а теперь расстилалась сплошная белая пустота, прочерченная серыми линиями дорожек. Он медленно обернулся, услышав, как открывается дверь.       При виде Джейсона он неуверенно и немного нервно улыбнулся, но улыбка получилась скорее натянутой и вежливой, чем искренней. Он словно не понимал, каким образом Джейсон вдруг оказался в его доме. Тем не менее, он поднялся с кресла навстречу ему.       Джейсон подошёл к нему и замер, не зная, что делать.       – Мне очень жаль, – сказал он наконец, понимая, как банально и плоско это звучит; но лучшего в голову не приходило. – Прости… Если бы я разобрался со всем этим раньше, то…       – То случилось бы что-нибудь ещё, – закончил фразу Астон. – Наверное, что-то такое должно было произойти, чтобы…       Его голос дрогнул и затих, но потом Дэниел снова заговорил:       – Спасибо, что приехал.       – Это Эдер, он… Он, видимо, романтик в душе. Решил, что тебе станет легче. Я был бы рад, если бы так и было, – Джейсон говорил какую-то бессвязную ерунду, только чтобы не молчать. Молчание в этой комнате было слишком скорбным и тяжёлым – он понял это по первым секундам. – Но если ты против, если я мешаю, то уеду сегодня же.       – Через час будет обед. Останься, – сказал Дэниел. Его слова были больше похожи на распоряжение, но Джейсона это не задело: он по глазам Астона видел, что тот рад его видеть, только это была какая-то грустная, безнадёжная радость.       В столовой был растоплен камин, и когда Джейсон вошёл в комнату, пламя низко и гулко загудело от сквозняка. Дэниел, уже сидевший за столом, резко повернул голову на звук – скорее всего, для того лишь, чтобы не встречаться с Джейсоном взглядами.       Они оба рассеянно ели, думая не о еде, а о том, о чём бы они могли сейчас безопасно поговорить. Джейсон начал первым, ухватившись за самую безопасную тему: погоду, но погоды хватило на пару реплик.       Обед, очевидно, по указаниям Эдера, был приготовлен замечательный и балансировал на тонкой грани между обыкновенным и особым, нигде, однако, не становясь откровенно праздничным. Даже вино к основному блюду было подобрано исключительно грамотно: «Лафит Ротшильд» 1990 года было одним из лучших урожаев знаменитого шато и одним из самых любимых Астоном вин, но, тем не менее, не было настолько редким или старым, чтобы придавать обеду неуместную торжественность.       Если не считать чудесно приготовленных блюд, обед прошёл довольно скованно и уныло. Астон задал несколько вопросов о Дилане и жизни в новом доме, а Джейсон боялся его спрашивать о чём-либо ещё, кроме работы, которая Дэниела сейчас не сильно интересовала. После обеда тот ушёл в свою комнату, а Джейсон слонялся по дому. Он перекинулся несколькими словами с Эдером, и тот заверил его, что Астон сегодня ведёт себя живее обычного.       – Он встречается с деловыми партнёрами и заместителями, ездит к семье, работает – делает всё, что положено, но каждый раз будто заставляет себя. Мне кажется, сегодня ему не пришлось себя заставлять.       Ужин тоже был прекрасен: у Джейсона складывалось впечатление, что его пригласили сюда, чтобы как следует накормить. И напоить тоже: к десерту было подано «Шато д'Икем» 1986 года – на этот раз вино на его вкус. Астон искоса глянул на этикетку и чуть заметно улыбнулся.       – Мне всегда нравилось заботиться о тебе, – вдруг сказал он. Джейсон не ожидал, что он вообще начнёт разговор, и тем более не ожидал, что затронет столь личную тему. – Наверное, потому, что ты никогда ничего не просил. Ты всегда так удивлялся даже совершенно незначительным мелочам, как будто считал себя недостойным получить от жизни что-то хорошее. Или недостойным моей заботы.       Джейсон поспешно отправил в рот кусок тарт-татена, чтобы Астон не заметил, что у него дрогнула нижняя губа.       – С другой стороны, – продолжил свои размышления Дэниел, – ты принимал подарки за сотни тысяч как само собой разумеющееся.       – Этому нетрудно научиться.       – Не скажи, – Астон поднёс к губам бокал с сотерном: – Неплохо. Кажется, в прошлом году они сочли урожай негодным, так что винтажа 2012 года не будет.       – Год был плохим, – согласился Джейсон, на самом деле имея в виду, разумеется, не неудачи с виноградом в шато д'Икем. – Но он закончился.       После ужина они вместе перешли в кабинет, тот самый, где Джейсон когда-то показал Астону фотографию, разрушившую их жизнь. Там всё было иначе теперь: приставной стол для совещаний был убран, и в ближней ко входу части комнаты появился кожаный диван. Джейсон сел на него, а Астон – в кресло напротив.       Они опять завели какой-то пустой и безопасный разговор, не смея приближаться к тому, о чём, наверное, должны были бы поговорить, – к смерти Криса.       Когда возникла очередная пауза, Джейсон встал и подошёл к Дэниелу. Он не был уверен, что ему стоит это делать, но он протянул руку и коснулся его виска: ещё когда они обедали, он заметил, что там появилось несколько седых волос. Он провёл руку дальше, к щеке, почувствовав кончиками пальцев короткую щетину.       Астон вдруг крепко схватил его за запястье и посмотрел ему прямо в глаза:       – Что ты делаешь?       Джейсон на секунду растерялся от резко и враждебно прозвучавшего вопроса.       – Я… не знаю. Я хотел…       Астон процедил сквозь сжатые зубы:       – Неужели я настолько жалок, что даже ты… даже ты…       – Нет, Дэниел, я… – Джейсон осёкся, проклиная себя за неспособность объяснять свои чувства. Дэниел всегда мог говорить о них – и о своих, и о чужих. Он же не мог, особенно сейчас, когда чувства были настолько противоречивыми и смутными, что он сам не мог в них ничего понять.       Астон отвёл руку Джейсона в сторону и разжал пальцы. Он смотрел на него снизу вверх, но Джейсону казалось, что этот полный разочарования и презрения взгляд давит на него сверху. Дэниел пару секунд сверлил его тёмными, чуть воспалёнными от нехватки сна глазами, а потом сказал:       – Легко предлагать то, что сам не ценишь, да?       Он порывисто поднялся с кресла, и Джейсону пришлось отступить в сторону, чтобы дать ему пройти.       – Мне нужно работать, извини, – сухо сказал Астон, направляясь к столу.       Джейсон пару секунд колебался, не зная, что делать. Потом он развернулся, взял с низкого стола какой-то журнал и уселся с ним на диван. Его озадаченное лицо стало стандартно безучастным, складка между бровей разгладилась, и он сделал вид, что с интересом читает. На самом деле он прислушивался к тому, что делает Астон.       Тот, кажется, на самом деле работал. Сначала он что-то перелистывал и яростно черкал в документах ручкой. Джейсон мог с уверенностью сказать, что кто бы ни готовил эти бумаги, ему придётся несладко. Потом Астон перешёл к другому документу, который листал гораздо медленнее и почти ничего не помечая в нём.       Выдвинулся ящик стола, закрылся, послышалось шуршание. Джейсон догадался, что Дэниел достал чековую книжку. Он столько времени провёл в одном с ним кабинете, что раньше мог по одному только звуку определить, какую именно. У книжки инвестиционного банка страницы были тонкие, полупрозрачные, шелестящие, а у личной книжки Астона – плотные, жёсткие, листавшиеся почти бесшумно. Книжка из банка Ламберга была чем-то средним между ними.       Дэниел выписал чек и оторвал его. Джейсон по тому, как он отрывал – быстро, медленно, аккуратно, небрежно, решительно – тоже мог многое сказать.       Потом Астон открыл ноутбук. Джейсон продолжал прислушиваться, делая вид, что читает. Он понял, что Дэниел поменял пароль. Когда он набирал старый, тот звучал трам-парам-тук-тук-тук-трам-парам-тук-тук-тук, а новый был неровным и не складывался в ритмичный мотив.       После этого подслушивать стало неинтересно: Астон что-то читал, иногда нажимая пару кнопок. Джейсон наконец решил взглянуть, что же читает он сам. Слава богу, он держал журнал не вверх ногами, но это был толстенный рекламный проспект с какого-то автошоу, проходившего в 2009 году, рассказывающий о том, как и в каких ателье бронируются представительские автомобили. В довершение всего журнал был на немецком, и Джейсон не понимал ни одного технического термина, из которых состояло две трети текста.       Он думал о том, что Астон опять был прав. Джейсон понимал, почему тот оттолкнул его. Потому же, почему выставил за дверь на вилле.       Дэниел видел всю подноготную. Знал, что ему предлагают только секс. Знал, что Джейсон всегда стремится подсунуть своё тело вместо того, что действительно хотел от него другой человек: вместо чувств и искренности. Он легко отдавался физически, и только Дэниелу удалось выцарапать, вырвать из него подлинную привязанность и добиться близости. И вот поэтому теперь он не хотел довольствоваться лишь телом. Когда-то давно он сказал, что ему этого мало, что он хочет получить всё, и теперь отказывался от секса, как от брошенной из жалости подачки.       В десять вечера, поняв, что Астон вознамерился его пересидеть, Джейсон ушёл из кабинета в свою комнату. Из-за перелёта предыдущую ночь Джейсон практически не спал, так что уснул сразу, едва голова коснулась подушки.       Сначала он спал без снов, но потом началась какая-то кутерьма образов, совершенно бессвязных, но мучительных и тревожных. Она внезапно успокоилась, замерев и выкристаллизовавшись в картину, знакомую Джейсону, въевшуюся в его память: он вжат лицом в грязный земляной пол, и бурая пыль оседает на глазах, на губах, в носу, а чьи-то руки и тела держат его, придавливают, мнут, хватают… И он знает, что сейчас будет.       Он не кричал тогда, он сжимал зубы и пытался не издать ни звука, но во сне он кричит и зовёт Дилана. И его почему-то отпускают. Он видит Дилана и Рэйчел, они тоже там. Рэйчел смотрит на него, а Дилан, совсем маленький новорождённый Дилан спит у неё на руках. Она говорит, что им нельзя оставаться вместе, что он плохой отец и она найдёт ребёнку другого, потом начинает обсуждать какие-то пункты из соглашения о разводе, сыпля юридическими терминами. Джейсон не в силах больше слушать это. Он оборачивается назад, чтобы посмотреть, что делают те, кто только что держал его.       Во сне он никогда не видел их лиц, только руки и тела. Сейчас – впервые видит. Они смотрят на него безо всякого выражения. Равнодушно. Бессмысленно.       А потом он опять лежит на полу. Всё кончилось, они ушли. Он остался один в металлическом ангаре, в раскалённой за день консервной банке, ему жарко и нечем дышать, всё тело горит и плавится от жара. Во рту пересохло, но ему даже слюну тяжело сглотнуть – когда он пытается сделать это, всё болит, и в рот начинает сочиться кровь. Она густая, солоноватая, неприятная, её хочется выплюнуть, но он глотает, потому что жажда сильнее отвращения. Воздух вокруг будто плавится, и ему жарко. Или, быть может, ему мерещится раскалённый воздух… Может быть, этот воспалённый жар внутри него, и он просто умирает…       Джейсон проснулся весь в поту, тяжело дышащий, дрожащий.       Он сел на кровати, размеренно считая про себя до десяти и обратно, чтобы заставить сердце колотиться в ровном, правильном ритме, а когда оно утихомирилось, опустился обратно на подушки. Он отёр пот со лба, закутался в одеяло и лёг удобнее.       Обычно после таких снов он уже не мог уснуть, но сейчас чувствовал, как медленно скатывается в дремоту.       Утром Джейсон попросил принести завтрак в комнату. Он опасался, что Дэниела это может задеть, но, как оказалось, переживал он зря: тот тоже позавтракал у себя и не выходил из комнаты чуть ли не до обеда.       Пообедали и поужинали они всё же вместе. Ужин подали на полтора часа раньше обычного, чтобы Джейсону не пришлось вылетать в Штаты поздно ночью. Астон вышел проводить его на крыльцо – без верхней одежды, только в тонком свитере, несмотря на январский холод и ветер.       – Спасибо, что приехал, – сказал он на прощание.       – Не стоит благодарности, это мелочь. Жаль, что я не могу сделать ничего больше.       Дэниел внимательно посмотрел на него и произнёс:       – Я так много мог потерять, но теряю всегда самое дорогое. Брата, сына, тебя…       Джейсон грустно улыбнулся и опустил глаза. Он нерешительным и торопливым движением коснулся ладони Дэниела и на секунду сжал его пальцы.       Потом он развернулся и в сопровождении охраны спустился со ступеней вниз к ждавшей его машине.       Дэниел остался стоять перед дверями и наблюдал за тем, как ловко и слаженно взаимодействовали Джейсон и охрана. За несколько лет он научился двигаться, садиться в машину, проходить в дверь и делать всё прочее так, чтобы они с телохранителями не мешали друг другу: Джейсон не мешал им выполнять их работу, они не мешали ему жить. Этот не такой уж простой навык – ходить в сопровождении телохранителей и соблюдать кучу мелких правил безопасности с естественным видом, а не с таким, будто ты прячешься от маньяка-убийцы или же, наоборот, самоуверенно шествуешь впереди банды громил – то ли вовсе не пропадал у Джейсона, то ли легко вернулся.       Автомобиль отъехал от крыльца и свернул к аллее.       Астон подумал, что если бы он не любил Джейсона уже несколько лет, то, наверное, влюбился бы в него сейчас. Он бы не смог устоять перед этим: перед холодной, чуть высокомерной сдержанностью, перед отточенностью каждого движения и спокойной, умиротворяющей красотой его лица, перед гордостью и умом и перед трогательной неуклюжестью в выражении эмоций.       Он смотрел, как удаляется от дома автомобиль, и вспоминал тот день, когда Джейсон, найдя ту злосчастную фотографию, уезжал вот так же, по этой же аллее. Тогда он смотрел на его машину из окна и понимал, что ничего уже не вернуть. Теперь, через три с лишним года, он думал о том, что у него всё же есть шанс.       Этот шанс был подобен краткому просвету между туч, и просвет мог закрыться в любую секунду. Джейсон готов подпустить его ближе, он ослабил оборону, но если упустить момент, он замкнётся опять…       Все эти долгие, сумрачные недели после смерти Криса Дэниел заставлял себя работать и встречаться с людьми, но ничто по-настоящему не вызывало в нём интереса: он двигался по инерции, словно плыл в густом тумане, зная, что вокруг только пустота и холодные мёртвые волны, и нет ни берега, ни спасения. Он заставлял себя идти дальше только потому, что у него оставались ещё София и Тео, и потому, что он принял на себя ответственность за семейное дело, за наследство, оставленное отцом и дедом, и не имел права бросить всё сейчас, когда бизнес не на кого было оставить. Но он не видел в этом больше ни смысла, ни удовлетворения…       И вот теперь, когда он этого не ожидал, появился Джейсон. Человек, которого он так безнадёжно и долго любил, перед которым был так страшно виноват… Джейсон не собирался давать ему второй шанс, он не собирался его прощать, он просто приехал, и теперь только от Дэниела зависело, останутся ли эти два дня просто встречей или же станут первым шагом к возвращению. Сейчас Астон не чувствовал себя в силах ехать за Джейсоном и пытаться отстраивать разрушенные отношения, но будет ли тот ждать его? Захочет ли он протянуть ему руку через полгода? Да даже через месяц – захочет ли?       Если он не ухватится за эту возможность, то может упустить шанс, который никогда больше не представится. Джейсон не оставлял ему выбора. Он заставлял его бороться и двигаться дальше, как когда-то он сам не оставлял выбора ему.       Дэниел хотел этого больше всего на свете. Второго шанса.       – Сэр, вернитесь, пожалуйста, в дом, – прозвучал голос телохранителя совсем рядом. – На улице холодно.       Астон только сейчас понял, что замёрз. Машины, доехав до неразличимых отсюда ворот, скрылись из виду, смотреть было не на что. Он поёжился, провёл рукой по волосам, на которых осела нанесённая ветром снежная пыль, и развернулся к входу в дом.       Джейсон уехал, но на этот раз всё будет иначе. ____________________       Я испытала сильнейшее искушение закончить историю на этом моменте, но потом подумала, что читатели мне такого не простят :) Поэтому можно это считать КОНЦОМ НОМЕР РАЗ. Те, кого такой финал устраивает, могут не читать следующие главы, потому как из них они не узнают ничего интересного, кроме того, почему у четвёртой части такое название.