⊹˖ꕥ ༻𖥸༺ ꕥ˖⊹
Редкие деревья мелодично покачиваются. Спокойно… Юноша запрокидывает голову, ухмыляясь. Да… Это приятное и неповторимое чувство спокойствия. В голове нет ни единой надоедливой иль раздражающей мысли, ни единой проблемы. Ничего. Лишь убаюкивающее спокойствие. И воспоминания прошлых лет. Акихико подходит ближе и осторожно опускается перед надгробием. Спокойный, острый взгляд прошёлся по могиле. Юноша обмакнул тряпку в ведро с водой, любезно выделенное монахом. Грубые, сильные пальцы повели тряпкой по мрамору, ласково избавляя от пыли. Наконец-то надпись на надгробии стала чётче и яснее…Изуми Учиха
1050-1065 гг.
„Её улыбка прогоняла мрак.”
«Её улыбка прогоняла мрак…» — протянул про себя Акихико. Всё это время его взгляд, безразлично отстранённый, блуждал из стороны в сторону, пытаясь хоть за что-то ухватиться. Тщетно. Акихико уже начал жалеть, что пришел сюда. Да, всё так. Её улыбка прогоняла мрак. Она улыбалась и смеялась так искренне, так светло. Одной улыбки хватало, чтобы подбодрить человека или поднять боевой дух. Одной улыбки хватало, чтобы вновь полюбить эту жизнь. Раздался треск от огнива. Пошел приятный запах благовоний из небольших пиал на каменных ступеньках надгробия. Акихико убрал кремни. Когда наступит день, и он забудет значение этого аромата? Тоски, утраты и горя? Парень осторожно прикрыл их крышечками, из которых потянулся едва заметный дым. Следом на плиту опустились зелёные ветви можжевельника. Акихико осмотрел получившуюся картину, чуть улыбнувшись. Любой, кто увидел бы эту улыбку со стороны, назвал бы её жалкой. Он впервые здесь за последние пять лет. Шаги за спиной заставили Акихико резко повернуться, обнажить на половину вакидзаси. Выработанные годами рефлексы не подвели: сзади кто-то стоял. Девчонка. А точнее девушка. Одна из АНБУ, та самая, с маской филина. Имени он, естественно, не запомнил, да и это было излишним: вне работы общение с коллегами не велось. Красивая — первое, что заметит в ней любой. И действительно, девчонка — а Акихико называл девушку про себя именно так — была далеко не дурной наружности. Темные локоны с фиолетовым отливом, ясные, мудрые глаза, простая темная юката. Выглядела не напыщенной выскочкой, но и не скромницей-мышкой, и Накадзима не мог сказать, хорошо ли это или плохо. Хорошо — потому что не раздражает. Плохо — потому что не прочитаешь. А Акихико ненавидел, когда не мог понять сразу же намерения человека. Но всё же, юноша ровно выдохнул, пряча кинжал в ножны. — Простите. Я не знал, что тут кто-то есть, — хрипло произнёс он. Девушка покачала головой, подходя ближе. — Всё в порядке. Я тоже не знала, что сюда кто-то приходит. Надеюсь, Вы не возражаете, что я?… — Бога ради, — фыркнул Накадзима, возвращая себе привычное хладнокровие. Она, поклонившись, села рядом, и только сейчас Акихико заметил в её руках жёлтые бутоны хризантем. Девушка бережно положила их рядом с ветвями можжевельника. Она слегка улыбалась, расправляя их. — Хризантемы… Её любимые цветы, — зачем-то произнёс Акихико. То ли, чтобы загладить свою реакцию на появление девушки, то ли, чтобы не ощущать звенящую тишину. — Правда? — слегка удивилась она — Накадзима заметил, что она вообще была не сильно эмоциональной. — Мне казалось, ей нравились все цветы. — Хризантемы особенно, — уже жалея, продолжил он. — Вот как… — улыбнулась девушка, поглядывая на ветви можжевельника. — Тогда почему Вы не принесли их? Акихико молчал пару мгновений, но всё же, пожимая плечами, ответил: — Наверное, просто не хотел, — выворачивать душу наизнанку незнакомке он не собирался. А может он просто не знал, что именно сказать. Девушка неопределённо замычала. Тишина не тяготила. Наоборот сближала. Где-то далеко раздавались шаги монаха и шорох листвы. Девушка сложила руки намасте, шепча про себя молитвы. Акихико же, прикрыв глаза, успокаивал бушующую душу. Или, во всяком случае, пытался. Выходило слабо. Его неопределённое состояние не скрывалось от внимательных глаз. — Вы близко знали её? — осторожно обратилась к нему девушка, завершив молитву. — Изуми? Юноша молчал. А вообще стоит ли, говорить о ней с незнакомым человеком? Отвечать девчонке не хотелось: была вероятность, что он не сдержится и грубо оттолкнёт. Но окинув её внимательным взглядом, размыто ответил: — Друзьями были. — А мы с ней чаще пересекались на миссиях. Хотя и любили пообщаться в свободное время… Способная. Она могла достичь высот… — Да… Могла, — пробормотал парень. Покачал головой и поднял взгляд вдаль, в горизонт. И девушка удивилась, когда этот молчаливый шиноби вновь тихо заговорил. Ни единый его мускул не дрогнул. — Она была доброй, — Акихико вздохнул, вспоминая о прошлых годах без сожаления, но с лёгкой ностальгией. — Ко всем: к семье, друзьям, клану, людям, да даже к животным… Так скажем, была настоящим лучиком света. Даже и не подумаешь, что перед тобой стоит Учиха. Она не была хорошим шиноби. Слишком милосердна. Учёба давалась тяжело, но она не сдавалась, стремилась стать… Лучшей, — лёгкая улыбка переросла в досадливый оскал. Она хотела подражать, быть под стать ему. Как же больно осознавать, что она менялась и росла ради него. — Выдумала себе идеал в виде него и стала слепо к нему стремиться. Глупо. Вот к чему всё это привело. — Разве та трагедия не была неминуемой? — уточнила девушка, озадаченно наклонив голову. — У неё был шанс уехать из Деревни на тот момент. Долгая миссия или практика — не помню уже, — но она отказалась. — Почему же? — не понимала она. — Да потому что любила этого ублюдка, чёрт возьми! — не выдержал Акихико. — Не хотела надолго из-за него уезжать да и... Биджу, зачем я это говорю, — он опустил голову, выругавшись. Девушка замерла, взглядываясь в волчьи пламенные глаза. Несколько секунд молчания дали остудиться обоим: девушка корила себя за любопытство, Накадзима — за импульсивность. — Простите, не стоило мне на Вас срываться, — вздохнул Акихико. Это его и только его дело, и девчонка не должна в это вмешиваться. — Это я виновата, простите мой длинный нос, — досадливо покачала головой девушка. Акихико неопределённо мотнул головой, мол, пройдено, забыто. А сам задавался вопросом, какой шиноби из него, если проболтался первой попавшейся жилетке, которую не отпугнул его отстранённый вид. Накадзима поднялся: делать ему здесь было уже нечего. — Приятная встреча, — безлико произнёс он, глядя в глаза собеседнице. Правила этикета юноша соблюдать не любил. — Взаимно, — поклонилась девушка, сдержанно улыбнувшись. — Югао Узуки. — Накадзима Акихико, — вернул поклон Накадзима. — Да пребудет с Вами Воля Огня, — нотки сарказма так не к слову проскользнули в голосе. Югао в ответ скрыла смешок рукавом. Акихико про себя фыркнул и, не удосужившись стряхнуть пыль с юкаты, направился к воротам. — Господин Акихико, позволите задать последний вопрос? — Накадзима нехотя остановился и сщурил острые глаза. — Вы любили её? Сказать, что юноша был удивлен — ничего не сказать. Более того, к такому вопросу он просто не был готов, прямому, как рельсы. И пока Акихико обдумывал свой ответ, он ощущал, как Югао буравила взглядом его напряжённую спину. — Это... уже не имеет значения, — юноша с ещё большей решимостью зашагал прочь. Югао смотрела ему вслед до тех пор, пока его силуэт не превратился в маленькую точку.⊹˖ꕥ ༻𖥸༺ ꕥ˖⊹
— Чёртовы Хьюги. День не задался с самого начала: пролитый на любимую блузку с красивым вырезом кофе, подгоревший завтрак, живущие своей жизнью и протестующие против укладки волосы (пора их подстричь наконец), огромные синяки под глазами, мельтешащие нервные из-за дедлайна подчинённые, потерявшаяся печать, да и эти Хьюга в придачу. Макото прижалась спиной к креслу, глубоко выдохнув. С прибытия в Лист прошло каких-то жалких пару месяцев, а проблем только прибавилось: нужно было наладить взаимоотношения с главенствующими кланами, да и торговые связи... Вот только всё это вызывало пока что... Мягко говоря, сложности. Самыми упёртыми оказались Хьюга. Макото еле держала лицо, глядя на высокомерную, хладнокровную мину главы белоглазых, так рьяно чтивших традиции и заветы предков. Но делать нечего — Хьюги остались самым могущественным кланом в Листе, идти против них — самоубийство. И это выбешивало ещё сильнее. Макото хлопнула стопкой документов по столу: — Бейте меня... — она обречённо застонала. — Я ненавижу свою работу... За окном что-то зашелестело. Накадзима без особого интереса подняла голову. Ворон. С запиской на лапе. Птица из чувства приличия приветственно каркнула и практически грациозно, насколько для воронов это возможно, запрыгнула на подоконник. Девушка, оживившись, с улыбкой прошлась рукой по ее перьям, осторожно сняла бумажку: „Через час, в "Томое". Придёшь?“ Она покачала головой. На оставшемся месте настрочила убористым почерком ответ и вернула птице. Ворон на прощание поклонился и улетел прочь. Макото проводила его взглядом и всё с той же предвкушающей улыбкой оглянулась на документы. Недолго раздумывая, послала их к биджу и отправилась ворошить гардероб. В кофейне было уютно. Холодные после улицы пальцы постепенно согревались. Перебор гитары. Так расслабляще: никакого моросящего дождя и слякоти под ногами, только деревянная мебель с искусственными виноградными лозами, кашпо с комнатными растениями у каждого столика, приятный жёлтый свет фонариков и запах хвои и мандаринов. Макото отряхнула свой любимый зонтик от капель и поставила его в причудливую подставку. Около панорамного окна заметила кучерявую макушку за спинкой диванчика. — Здравствуй, — лицо её озарила тихая улыбка. Шисуи, застигнутый врасплох небрежно кинутым в сантиметрах от его лица пальто, оторвался от размышлений. Глаза его еле заметно расширились при виде её, пусть и потрёпанной после дождя. — Здравствуй, — на выдохе сказал он, не отводя взгляда от Макото, пока она садилась за столик. — Выглядишь помято. — Не лучший комплимент девушке, — скептично приподняла бровь Накадзима, повернувшись к вовремя подоспевшему официанту. — Пожалуйста, раф. Классический. Шисуи тоже сделал заказ, и когда официант отошёл, вздохнул: — Что поделать, если это правда. За здоровьем следить надо, любовь моя. — А также за кланом, — отразила девушка. От невзначай брошенного шуточного(?) обращения в груди что-то сжалось с трепетом. — Ты важнее. И господин Минору это знает. Макото отвернулась, лишь сцепила пальцы, кутаясь в рукавах свитера. Гитара пела под пальцами старого музыканта, что почти любовно глядел на неё, как можно глядеть только на самое ценное сокровище. Девушка покачала головой. — Хьюга не идут на уступки, — поморщилась она. — Авторитета в этой деревни у нас совсем не осталось, раз они смеют нас недооценивать. Нарываются. — В открытую против них не иди, — покачал головой Шисуи. — По Листу и так не самые радужные разговоры ходят. Ты же понимаешь, что слухи о вашей измене никуда не делись? — внимательно заглянул ей в глаза Шисуи. — Надо восстанавливать статус. Поверить не могу, — она легонько стукнула чашкой о стол, — мы сейчас находимся в подчинении совета, будто бесправные плебеи. Мы, Накадзима, — невесело хмыкнула она. — Это временная мера. — Это болезненная мера. Шисуи подавил вздох, придвинул только что принесённые румяные круассаны ближе к девушке. — Поешь, ты голодная и уставшая. — Спасибо, — приняла она кофе из его рук, почти нечаянно коснувшись его пальцев. Они обменялись улыбками. — На самом деле, у меня есть мысль, что делать с Хьюга, но... — Поделишься? — он ухмыльнулся, как довольный кот. — Хиаши Хьюга — уважаемый человек, — девушка с нескрываемым наслаждением откусила кусочек круассана. — Глава Хьюга, хранитель Бьякугана, важное лицо в Совете Джоунинов, потомок Рикудо. И, естественно, он следит за своей репутацией. — Так, — согласился Шисуи. — А если... Вспомнить что-то из его давнего прошлого? — девушка, отведя взгляд в сторону, наклонилась ближе к нему. Учиха в который раз почувствовал гордость за свою княжну. — Растёшь, душа моя. Раз уж так всё складывается, то да, у меня есть что тебе о нем сказать. Макото приподняла брови. Шисуи заговорчески переглянулся и, отпустившись ближе к её уху, принялся тихонько ей рассказывать. Чем дольше он говорил, тем больше облегчения чувствовала девушка. — Ну ничего себе... — скрыла смешок в рукаве Макото. — Я, конечно, много чего ожидала, но вот этого — никогда в жизни не подумала бы об этом. — Скверная была история, — с ностальгией покивал Учиха. — А ты-то откуда о ней знаешь? Шисуи загадочно улыбнулся. — У меня во всём Листе есть свои глаза и уши. Макото закатила глаза: — Тоже мне, серый кардинал. — Низко оцениваешь меня, дорогая, — хмыкнул Шисуи. — Если не сработает, зови меня тогда. — Я подумаю над твоим предложением, — деловито кивнула она, делая очередной глоток. Пора бы менять тему. — Ты сам-то не очень бодрый. Всё хорошо? — Да не страшно, — качнул Шисуи головой. — Всего лишь архив ночью рыли. — Что-то случилось? — Сектанты пробудились, — буркнул юноша, что-то пробормотав про "ошалевших фанатиков". — Более того, некоторые даже в сговоре с преступными организациями. Искали о них информацию. — И как успехи? Юноша покачал головой. — Тебе помочь? — Макото аккуратно положила руку ему на плечо. Учиха молча глядел куда-то в окно. Что творилось в его сложной голове — не понять. И как в ней только рождаются гениальные идеи и интересные мысли? — Не думаю, — наконец ответил он, погладив её ладонь. — Только если ты знаешь что-то о культе Кагуи. Её обычно спокойное лицо застыло в удивлении и неверии: — Этот культ запрещён союзом Пяти Великих стран. Разве от него что-то да осталось? — Все мы думали, — хмыкнул Шисуи, понизив голос. — Пока по континенту не разбежались лозунги "во славу великой богини". Правительство заминает это дело, как может, но долго это не продлится. — Дело дрянь, — сочувственно кивнула вернувшая самообладание девушка. — Не забивай голову этим. Давай сначала разберемся с Хьюга, — лицо его наконец посветлело. — А дальше — решим. Так и прошли оставшиеся часа два за разговорами и мимолётными шутками. О культе больше не вспоминали. Когда дождь стих, Шисуи подхватил их зонты, и, расплатившись, молодые люди покинули кафе. Какое-то чувство лёгкости овладело ими: как же давно они так не собирались, как в старые добрые времена. И пока они шли бок о бок, было в их молчании что-то настолько ценное и понятное только им, что на душе становилось тепло. Они и не заметили, как шумные улицы сменились неприметными улочками. Здесь расположился детский полигон, на которым студенты Академии частенько практиковали своё неумелое метание сюрикенов, вот только в такую сырость мало кто решался хотя бы из дома сунуться. — Расскажешь, как у тебя со стихией? — вкрадчивый тихий шелест хрипловатого голоса вызвал табун мурашек. Макото повернулась к нему. Глубокие, лукавые угольные глаза, в которых, казалось, можно было утонуть. Когда-то они были чужими. Когда-то они были знакомыми. Девушка не успела понять, когда они стали родными. Она с хитрецой взглянула на него. Прикрыла глаза, произнося про себя печати. Будто змеи, ветви незаметно вырвались из под земли и сплелись в изящное, хрупкое деревце. Единственный глаз Шисуи в приятном удивлении прищурился. — И даже самый грозный дождь После душащего солнца Поможет юному цветку, — нараспев процитировал он. — Сезон дождей заканчивается, — Макото тепло улыбнулась Учихе. — Скоро будет выпуск. — Скоро, — согласился он. Это всё будет когда-нибудь "скоро". А пока они будут стоять здесь, вдыхая аромат петрикора, будто окутанные вуалью, держась за руки, никем не замеченные⊹˖ꕥ ༻𖥸༺ ꕥ˖⊹
— Живые? — чей-то смешливый голос прозвучал над ухом. Наруто поднял заспанное лицо и уставился на Сакуру, протягивающую парням банку с газированным чем-то там. Узумаки приложил холодный напиток к лицу, блаженно выдыхая: — Щас помру, умру и вымру, — пробурчал он, наслаждаясь заветной прохладой. — Жара ужасная, — кивнула Сакура. — Как в такое пекло ещё что-нибудь писать? — обречённо застонала Узумаки. — Помолчи, и без тебя тошно, — поморщился Шикамару, делая несколько спасительных глотков. — Да ладно тебе, там будет сущая ерунда, — Харуно махнула забинтовонной рукой, садясь напротив них. — «Сущая», как же. Нара придирчиво оглядел девчонку: — Опять ты за своё. У Сакуры всегда разбитые костяшки. Это некая аксиома, которую она за последние года четыре ни разу не нарушила. А вот скрытые чуть спутанной, розовой под стать её имени копной пара ярких полосочек пластыря на щеке и толстом, по мнению всех несчастных, кто оказывался под её кулаками, лбу, были явно новыми. Харуно пожала плечами на его реплику. — Зато в этот раз драить кабинеты не заставили, — чуть не замычав от долгожданной прохлады, отхлебнула из банки она — лучшая выпускница после Учихи Саске и самая заядлая драчунья, которая по количеству выговоров могла бы в недалёком будущем догнать Наруто. — Радует, — без особой радости проскрипел Шикамару. Как же жарко. Сакура замолчала. Горящие доселе изумрудные глазища, в один момент за что-то зацепились, там за окном, на тренировочном плацу. Наруто, доселе не отрывно вглядывающийся в обманчиво безобидный профиль Харуно, посмотрел на причину погасших, давно знакомых глаз. Что-то внутри него разошлось тонкой трещиной. Саске. Да, некоторые занятия проходили у них в разных группах, к сожалению. Сейчас у Учиха должна была заканчиваться тренировка по метанию сюрикенов (Харуно помнила из вызубренного на зубок его графика). Он стоял не так далеко от мишени, что-то показывая руками девчонке рядом с ним. Бросок. Она еле задела середину полосы. Саске выразительно покачал головой, подошёл ближе, помогая правильно взять звёздочку-оружие и, видимо, показывая, по какой траектории надо бросить, чтобы то попало в центр. Очередной бросок — сюрикен на несколько линий приблизился к центру. Прогресс. Взгляд Сакуры равнодушно скользил по этой картине. Выдавали её только вжавшиеся до боли в ладошку ногти и потускневшие зелёные глаза. Сакура смотрела на них спокойно, хоть нутро и скручиволось от обиды и несправедливости. Эмоции хотели вырваться наружу, но Харуно не могла себе позволить этого. Она не хотела выглядеть ещё более жалкой. Наруто, не зная, как отвлечь её, осторожно позвал: — Цветочек Сакуры, — она отвлеклась от мыслей и посмотрела на Узумаки. — Ты хотела отнести бенто. И в правду — Сакура глянула на часы. Через пять минут у Саске должен быть перерыв. Харуно кивнула, промычав что-то в знак согласия, достала из рюкзака заготовленные обеды. Собираясь уходить, в последний раз глянула в окно. Не выдержав, с непониманием и горькой обидой буркнула себе под нос: — Да что в ней такого особенного... И прошла вперёд от Наруто прочь из класса. Узумаки кинул взгляд на Шикамару, но тот лишь покачал головой: — Дай ей время. Это пройдёт. — Как у тебя всё просто! — не удержался Наруто. — А чего сложного? Какая к биджу любовь, когда мы только Академию заканчиваем? Отнесись к этому... Проще, — Узумаки лишь сильнее сжал кулаки, хоть Нара и пытался выразиться, как можно мягче. — Ты не прав, — Наруто встал, покидая класс. Шикамару дёрнул уголком губ и ответил уже закрывающейся двери: — Возможно. Когда Узумаки спустился к Саске, Сакура уже улыбалась как ни в чем не бывало. Смеялась, пыталась шутить. Выглядела хоть немножко нервно, но, впрочем, как обычно. Ни единого грубого слова в сторону Рен, которая, к слову, в разговор почти не вступала, спокойно в сторонке попивая водичку. Саске же был спокоен, поблагодарил в своей привычной манере за бенто. Наруто отвернулся. За Сакуру стало невероятно обидно. — Хрупкий молоток, всё нормально? — Учиха заметил подавленность друга. — Забей, — махнул рукой Наруто, по привычке улыбнувшись. — Задумался чё-т. Саске выразительно приподнял бровь (наверняка норовил сказать что-то наподобие "Так ты умеешь думать?"), но, почувствовав напряжение, промолчал. Всё это время старый Хокаге глядел из окна своего кабинета на тренировочное поле, наблюдая за выпускниками. Морщинистые крепкие пальцы задумчиво вертели дорогую трубку. Шисуи всё также стоял на одном колене, наблюдая за Сандайме. Сарутоби Хирузен, погружённый в свои мрачные или светлые думы (Учиха не мог сказать точно), выглядел непривычно отстранённо. Юноше даже могло показаться, будто бы в глазах правителя мелькала хорошо (хотя не очень, если всё же это так) спрятанная печаль. — Судя по всему, это будет самый сильный выпуск за последние пять лет, — Сандайме наконец повернулся к Учиха. — Что думаешь ты о них, Шисуи? Юноша на несколько секунд задумался. Правитель ждал честного ответа — юлить нельзя. — Каждый из них по-своему талантлив и уникален. Каждый может составить идеальную команду. Но... — Шисуи скосил взгляд. — Они взрощенные в теплице молодые деревья, чьи ветви не готовы к сильным ветрам. Лишь единицы возглавят новое поколение шиноби. — И этими единицами будут Джинчурики, Учиха, последняя Узумаки, трио Ино-Шика-Чо, два последователя Хьюга, представители Абураме и Инузука и несколько довольно-таки талантливых бесклановых... — задумчиво произнес Хирузен. — А ведь у нас ещё к тому же появилась дочь Минору Накадзима. Что ты думаешь о ней? — Импульсивная, — Учиха хмыкнул. — Видишь в этом её слабость? — Эмоциональность погубит любого шиноби. — Ты прав, — кивнул Сарутоби. — А это нам не нужно. Наследие Шодай должно жить. Шисуи напрягся, но виду не подал. — Могу ли я просить тебя кое о чём? — голос Сандайме принял привычный снисходительно-покровительский тон. Учиха опустил глаза. — Всё, что прикажете, Лорд Сандайме. — Возьми к себе Накадзима. Она талантлива и может послужить на славу Деревни. При должном обучении, — зрачки правителя сузились. Девчонка не должна доставить неприятностей. — Я возьму её, — Шисуи склонился в поклоне. — Буду делиться её успехами, — не доставит. — Благодарю тебя за помощь. А теперь ступай, — Сандайме с улыбкой махнул рукой. — Отдыхай. Шисуи склонился в прощальном поклоне и испарился, оставив тонкую дымовую завесу за собой. Уже в закромах коридоров, прислонившись к стене, Учиха цокнул языком. Пальцы взьерошили и без того растрёпанные волосы. Юноша вновь прокрутил в голове весь разговор с правителем. Когда осознание свалилось тяжким грузом, он еле слышно застонал: — Биджу дери, во что я вляпался?.. To be continued...