***
Гвен Вот знаете такое чувство, когда всё просто замечательно, но прямо пятой точкой ощущаешь, что скоро всё пойдёт наперекосяк? И речь ведь не о паучьем чутье… Странное предчувствие сопровождало меня больше месяца. И связано было оно с Питером, что совсем неудивительно… Наши взаимоотношения были странными, по крайней мере, для меня. Полтора месяца… Именно столько мы встречались уже (естественно, неофициально). И это был рекорд! Ещё ни разу в моей жизни не было подобного… Всем я быстро надоедала со своими бота̀нческими замашками да изменчивым настроением. То гипервесёлая, то унылая как… эх, неважно. Практически для всех, кто намеревался со мной «познакомиться», была на первом месте именно моя внешность, а не то, что стоит за ней. И поначалу я грешно думала, что Пит относится тоже именно к таким… Будь неладна та его странная реакция в библиотеке… Как же я рада, что ошибалась! Ведь теперь я абсолютно уверена, что любопытна ему именно как человек, а не… дакимакура. Тьху, чёрт бы побрал эти японские мультики, деградирую как есть! У нас с Питером оказалось довольно много общих интересов, а также юмор кое в чём схож. Да даже его несколько… кхм, своеобразное поведение в виде извечных приколов, иногда странных шуток да и, в принципе, повадок нисколько не отталкивает, а наоборот даже… привлекает. А его живой ум да умение поддерживать действительно интересные мне темы — поражает. Питер, он будто идеал, сошедший со страниц какого-либо романа — тц, которые я не читаю — или же плод моего воображения, создавший образ действительно подходящего мне человека. И именно это заставляло меня напрягаться. Потому что подобное слишком уж утопично для меня! Как так получилось, что всего за год пребывания в Нью-Йорке я нашла идеального… потенциального парня? И что самое загадочное, ещё недавно он был абсолютно другим человеком, в чём заверяла меня не только Эм-Джей, но и сам Пит! И поменялся он по сути именно из-за меня… из-за того боя со Скорпионом… Хорошо хоть, что он не винил в случившемся Девушку-паука, иначе бы я с ума сошла… Да, абсолютно во всём хорош он не мог быть, иначе я давно бы пошла к психиатру и призналась в шизофрении. Однако такие мелочи, как вечная несерьёзность да неумение стильно одеваться — меня уже начинают раздражать его вечные клетчатые рубашки! — не могут сравниться с тем, какие отличные качества в нём есть! Да что уж там, думаю, ещё пару свиданий — и я сделаю следующий шаг, признавшись в своих чувствах! А через месяцок, такими-то темпами, думаю, он будет первым, кто узнает обо мне, как о Девушке-пауке… Да, я готова доверить ему даже свою самую сокровенную тайну! Ибо попросту не смогу врать ему… Безусловно, мне страшно. Я боюсь узнать, что он не примет меня такой или всё это окажется какой-то злой шуткой… но по-другому я не могу. В моей жизни и так слишком много лжи. Я от неё устала! Я и так вру отцу! Про друзей — которые и не факт, что являются таковыми — я вообще молчу… А Питеру… нет, ему я врать не буду! Да, мне боязно это признавать, но, кажется… кажется, я влюбилась… — Гвенни, всё в порядке? — обеспокоенно, но мягким голосом спросил Питер, который заметил, что после продолжительного молчания у меня появилась влага на глазах. — Д-да, всё хорошо, — смахнув слёзы и хлюпнув носом, ответила я, пытаясь побороть дрожь от прикосновения юноши к моему плечу. — А вот врать мне не надо, — негромко проговорил мне на ухо он, приобнимая и прижимая к себе. Нежно-нежно, будто боясь сломать. — Да нет, всё правда нормально, просто… не верится, что всё может быть так хорошо, — призналась я, пытаясь успокоиться. И почему именно в ЕГО присутствии меня вечно пробивает на слёзы? Почему именно при НЁМ мне хочется раскрыться и перестать казаться сильной? Неужели это и есть то, что люди называют любовью? Не знаю… но, так или иначе, с Питером мне гораздо спокойнее, и существование проблем забывается само собой… — Прекрасно тебя понимаю, Гвен, — с грустью проговорил он, поглаживая меня по плечу. — Сам в последнее время думаю об этом… Я не заслужил такую, как ты. — Неправда, — буркнула я, даже не удивляясь, что он думает о том же. Наши мысли нередко совпадали и до этого. — А вот и правда, — с улыбкой проговорил он, начиная подниматься с травы, на которой мы сидели, прячась в тени деревьев. — Кое-кому нужно перестать проливать слёзки и закусить мороженым. Он протянул мне руку, и я начала подниматься, уже собираясь съехать с темы сладкого, однако мою мысль прервали: — Отказы не принимаются! Вот зараза! Будто мысли читает… И да, он платил за меня СНОВА. Упрямый баран, прям бесит! Не привыкла я к подобному… — Я и сама способна за себя заплатить, — недовольно буркнула я в сотый раз, отряхивая джинсы от травы. — Богач тоже мне нашёлся… — Извиняй, Гвенни, но я исповедую учение «чем больше девушку мы кормим, тем больше нравимся мы ей», — как обычно, с дурацкой ухмылкой произнёс он, хватая меня за руку. Мде, а ведь исследования не врут: человеку действительно больше всего на свете приятно слышать именно своё имя… Он практически в каждом обращении использует его! И это мне чертовски нравится… Что за психология такая? Кстати, опять у него денег полно… — Ишь ты как деньгами соришь, что-то новенькое изобрёл? — узнала я, имея в виду его работу в LiberlyCorp. — Но-но! — шутливо возмутился Питер. — Подписка на «Гвенни+» не является тратой денег! И да, кое-что изобрёл. — Ах ты зараза! Я тебе не газета! — пихнула я его в плечо, сделав вид, что обиделась. — Говоришь так, будто я с тобой из-за еды… — Ну конечно же нет, Гвен! — заверил меня юноша, ещё крепче обнимая. — Не только из-за еды, ведь есть ещё моя ослепительная харизма! — Нарвёшься ж ведь такими темпами, Питер, нарвёшься, — вздохнула я, демонстративно-безуспешно пытаясь вынырнуть из крепких объятий. Не то чтобы я не могла, однако у этой игры свои правила… — Хех, а ведь я именно этого и жду, — заявил этот шутник. — Ты неимоверно мила, когда сердишься! — Это ты меня ещё сердитой не видел, — сказала правду я, заливаясь краской. Почему говорит комплименты он, а стыдно мне? Разве это так работает? Ох, блин, не важно, не об этом мне надо думать. Мы шли по уложенной узорными орнаментами аллее, созерцая этот прекрасный конец мая. По-хорошему, нам бы обоим готовиться к экзаменам, однако нас это несильно волновало. Меня — потому, что я была абсолютно уверена в себе и своих знаниях, а его — потому, что учёба была для него не самым главным. Да и выпускной класс будет следующий, а не этот, так что Питер может себе это позволить. Именно поэтому мы и любовались зелёной листвой, которая была неимоверно яркой под лучами неспешно заходящего солнца. Наблюдали за бликующей, покачивающейся водой в прудах, мимо которых вела нас дорожка, и попросту наслаждались жизнью. И, конечно же, обществом друг друга. Как жаль, что нам осталось всего три-четыре часа, после чего нам вновь предстоит разлука длиною почти в неделю. Так уж выходило, что видеться мы могли лишь по воскресеньям. Ну, это лучше, чем ничего, ведь… — Слушай, Питер, — прервала молчание я, собираясь кое о чём его спросить, однако меня внаглую прервал телефонный звонок. — Ой, прости… Я освободилась из объятий и, тыкнув пальцем на киоск с мороженым, сама полезла за мобильником. Ну и кто это такой бессмертный? А… ну, конечно, она, у неё же девять жизней… — Да, Фел? — вопросила я, провожая взглядом весёлого Питера, что направлялся за перекусом. — Когда мы уже будем «играть»? Рука зажила? Зажила. С учёбой проблемы решила? Вроде да. Вот и полезай в… спецовку! — тут же начала возмущаться Фелиция, не стесняясь повысить голос. Благо хоть открыто не говорила про «патруль» и «костюм». Мало ли прослушка… — Да что ж тебе всё неймётся! Других дел у тебя, что ли, нет? — конечно, в чём-то она была права, однако это не отменяло моё появившееся раздражение. — Разберусь со всем и к лету начну! — Да что с тобой такое?! Какая муха тебя укусила? Нам НАДО возвращаться! — продолжила убеждать меня Кошка, немного сбавив темп наезда. — Да понимаю, что надо… — согласилась я, — только вот тяжело это после такого «отпуска». — Понимаю, — хмыкнула Фелиция, — однако есть такое слово «надо». И лично мне НАДО найти кое-кого, поэтому, с тобой или без тебя, я вернусь в игру. Ещё этого не хватало, чтобы Кошка в одиночку гонялась за этими всеми бандюгами… Она права, засиделась я. — Хорошо, Фел, прошу только, дай мне всего лишь неделю, а потом мы в деле, ок? — Неделя, и не больше, — подпустив серьёзности в голос, согласилась девушка. — Пока. — Да, пока… — погрустнев, попрощалась я, после чего сбросила трубку. Да-а, дела-а… Так не хочется надевать снова костюм… Целых полтора месяца отдыха. Целых полтора МИРНО проведённых месяца! Мне не приходилось никого бить, уворачиваться от пуль и получать ранения… Это было так хорошо… Однако ничто не вечно, и я это прекрасно понимала. Но, несмотря на это, всё время старалась оттянуть тот самый момент, когда я вновь облачусь в чёрно-белые одежды и продолжу нести свою службу. Мой спонтанный «отпуск» подарил мне огромное количество тёплых впечатлений и, что немаловажно, надежду на счастливую жизнь. Да, несложно догадаться, с чем, а вернее с кем это связано напрямую. Да, всё довольно прозаично… — Всё в порядке? — спросил подошедший виновник моей неожиданной веры во что-то хорошее. — Да, вполне, не переживай, — сказала я, со вздохом принимая шоколадное мороженое, что мне купили, — эх, и как я только расплачусь за все эти твои вкусные презенты… — Будь со мной, Гвенни, а большего мне и не надо, — совсем осмелел он, и меня даже чмокнули в щёку, что тут же порозовела. — Эх, и что мне с тобой делать?***
Фрэнк Касл Он сидел в кругу семьи и с теплотой смотрел на детей, с которыми в кои-то веки удалось выбраться в парк на пикник. Казалось бы, что могло быть лучше для мужчины, виски которого были уже густо покрыты серебром, а морщины скапливались везде, где только можно? Четырнадцатилетний темноволосый сынишка Фрэнк-младший спорил о какой-то ерунде со своей сестрой Лизой, в перерывах между словами дожёвывая сэндвич. А та в ответ, несмотря на возрастное превосходство брата в четыре года, за словом в карман не лезла и так же бойко и колко отвечала на любые его выверты, не забывая попутно истреблять запасы эклеров. За детьми с некоторой грустью в глазах наблюдали Фрэнк и его жена — Мария. Подростки этого не замечали, однако их родителей терзали гнетущие мысли. Они лишь пытались притворяться, что всё хорошо, дабы не омрачать этот день печальной новостью. Супруги планировали развод. Их любовь друг к другу постепенно угасала долгие годы, и вот время пришло… Да, конечно, они могли бы вместе довести хотя бы Фрэнка-младшего до восемнадцатилетия, однако сил у них больше не оставалось. Они не могли друг друга больше терпеть. Слишком много всего накопилось между ними огроменной стеной, что разделяла их всё больше и больше, отдаляя друг от друга. Да, когда-то они любили друг друга всем сердцем, однако с тех пор слишком много воды утекло и слишком много было пролито слёз. Как и полных горя и эмоций — женских, так и скупых мужских. Фрэнк ни за что бы не признался, что подобное бывало, однако глаза были на мокром месте при воспоминаниях о былом даже у старого закалённого вояки. Им была пройдена далеко не одна война, и руки мужчины были даже не по локоть, а по плечи в крови. И это не могло не отразиться на его здоровье, в том числе и психическом. Посттравматический синдром проявлялся всегда по-разному; и хорошо, когда Фрэнка «накрывало», когда тот был один; но правда в том, что жена, пытавшаяся ему помочь, постоянно попадала под горячую руку. И так год за годом. И чем дальше, тем было хуже. Расшатанная психика у обоих родителей стала оставлять отпечаток на самих детях. И тогда речь зашла о разводе. Мысль эта формировалась и обрастала мясом на протяжении долгих месяцев. Результат же был прямо перед его уставшими глазами… Они наслаждаются последним совместным вечером, после которого жизнь всех членов семьи Касл изменится раз и навсегда… Фрэнку больше нечем было дорожить, кроме семьи. Он ничего не имел дорогого, кроме детей. И ради них он был готов абсолютно на всё. В том числе и исчезнуть из их жизней, если от этого Фрэнки да Лизе станет легче. А им станет… как бы ни хотелось это отрицать. Фрэнк был слишком стар для того, чтобы врать самому себе. Необходимо смотреть правде в лицо, какой бы отвратительной она ни была. А эта правда… эта правда напоминала Каслу зеркало, ведь она была столь же уродлива, как и его иссечённое старыми шрамами лицо. Фрэнк перевёл взгляд с детей в сторону, на аллею. Поскольку чувствовал, что, если ещё немного понаблюдает за их перебранками, он сорвётся. Сердце и так разрывалось, а то, что они находились так близко и к тому же ничего не ведали о грядущем, делало больнее в сто крат… Людей в парке было довольно много даже на окраине, где чета Каслов и находилась. Поэтому удивляться очередной невдалеке идущей за ручки парочке он не стал. Да… когда-то и они с Марией были такие же. Двадцать лет уже прошло… А Фрэнк помнил их общее начало, как вчера… Восемьдесят шестой год, бар в Арканзасе со странным названием «Под кактусом», будто в каком-то Техасе… В тот вечер, уставший после очередного правительственного задания, Фрэнк желал забыть тот пиздец, что творился на миссии. А поэтому пропускал стопку вискаря за стопкой, пока не начал качаться. Именно тогда в его поле зрения попала Мария, у которой намечались проблемки с местными. Что сказать, бар был погромлен в течение следующих пяти минут, а у Фрэнка оказался телефончик одной привлекательной девушки, которой суждено было стать его женой… В реальность его возвратил крик. Затем звуки спешащих нескольких пар ног, а после, до скрипа в зубах и до боли в черепе, знакомый лязг. Это был передёрнут затвор. Оглушающий росчерк выстрелов — и ничего не успевший сделать Касл медленно, как монументальная башня, упал на окровавленный плед рядом с телом дочери. Её выражение лица, когда она увидела то, что кипело и извивалось у неё в животе, нельзя было назвать лицом маленькой девочки. В её глазах Фрэнку было так непривычно видеть что-то кроме весёлых огоньков… Теперь же там навечно застыл страх, ведь она уже перестала дышать. Касл из последних сил повернул голову в сторону, где должны были быть его жена и сын. Мазнув опустошённым взором по Марии с пробитым сердцем, он перевёл взгляд дальше. Фрэнк-младший лежал так же недвижимо, а из-под затылка растекалась алая лужица крови. Это было последнее, что запомнил перед отключкой убитый горем и, похоже, пулями Фрэнк Касл…***
Гвен Когда паучье чутьё дало о себе знать, было уже поздно. Не знаю как, но Питер среагировал гораздо быстрее меня. Когда только я хотела обернуться на металлический щелчок, он уже тащил меня в сторону. Когда раздались первые выстрелы, он крепко обнял меня, а после, пригнувшись, бегом потащил в сторону ближайшего укрытия. За это время я лишь смогла кинуть один беглый взгляд в сторону, чтобы проанализировать ситуацию. Мне удалось разглядеть бегущих в нашу сторону мужчин с оружием, за которыми гнались и стреляли вслед. Между нами — метров тридцать, и на их пути также оказалась какая-то семья. Когда я отводила взгляд, все четверо уже начинали падать… Страх и чувство беспомощности сковали моё сердце. Я не могу ничего противопоставить этим тварям, решившим устроить беспредел посреди людного парка! Они, вооружённые пистолетами-пулемётами и вроде даже автоматами, попросту меня застрелят, и никакие тут паучьи рефлексы не помогут! Да, я могла бы сбежать скорее всего, ибо со скоростью у меня всё в порядке, но я ни за что не брошу Питера! Который, к слову, уже затащил нас за большой мусорный контейнер. Я ощущала, как быстро стучит его сердце, слышала громкое торопливое дыхание и ощущала, как крепко он прижимает меня к себе, пытаясь закрыть от всего мира. — Всё будет хорошо, Гвенни, главное, не переживай, — охрипшим голосом пытался он приободрить меня, дёргано проходясь по моим волосам. А я же глянула на наше укрытие и поняла, что защитит оно нас в лучшем случае от пистолетов, ибо два слоя тоненького металла ни черта не удержат… Однако выбирать не приходилось, ибо поблизости, кроме лавок да деревьев, ничего под укрытие не подходило. Похоже, Питер выбрал единственно верное решение в данной ситуации. Причём мгновенно… Мы лежали на боку. Он — ближе к мусорке, а меня же прижимал к себе, становясь… живым щитом между простреливаемой поверхностью и… мною. А я же, а я… просто растерялась и не знала, что делать! Паучье чутьё взбеленилось, пальба продолжалась, крики людей доносились со всех сторон, а Питер тем временем изо всех сил прижимал меня к себе да шептал на ухо: — Всё наладится, Гвенни, обещаю. Постреляют и угомонятся, — пытался успокоить меня он, однако уверенность в дрожащем голосе перестала проскальзывать. — В принципе, мы им не сдались, просто одни плохие дядьки стреляют в других. Мы переждём и будет всё… *бух* Питера прервала очередная очередь из ПП, которая на этот раз забарабанила по металлическому контейнеру, что тут же отозвался противным скрежетом. А затем парень странно дёрнулся… — Эй, Питер, в порядке? — обеспокоенно спросила я, не в силах повернуться. Страх пропитал каждый сантиметр моего тела… — Кхе-кхе, да что мне будет, а, Г-гвенни?.. — после чего он ещё раз дёрнулся, а хватка его ослабла. Спина тут же пропиталась чем-то тёплым, и я мгновенно, дрожа всем телом, развернулась. Тугой комок подступил к горлу, и стало неимоверно трудно дышать. На меня любящим взглядом смотрел Питер, прижимая одной рукой рану в районе спины, а второй — тянувшись ко мне. Сил у него уже не хватало, и кровь сочилась сквозь дыру в его зелёной клетчатой рубахе… — Прости уж, — совсем севшим голосом проговорил Питер. В его карих глазах стала скапливаться влага. Он закашлялся и страдальчески поморщился. Тут же ему удалось выдавить из себя улыбку, после чего он, потеряв фокусировку, заплетающимся языком произнёс: — Я люблю тебя, Гвен, и всегда буду любить…