____________________
Это был Тыквовин. Веселый праздник, когда в Штормграде на площади устраивали фестиваль, когда дети в маскарадных костюмах стучались в дома и пели песни, за что получали конфеты, а взрослые наслаждались угощениями, которые подавали в тавернах только в эти дни. Тесс всегда было грустно в это время конца октября. Тыквовин был не только поводом повеселиться, отметив сбор урожая, Тыквовин был днями, когда поминали усопших. Генн становился мрачнее обычного, Миа прятала слезы, а Тесс изо всех сил пыталась найти что-то хорошее, что-то красивое, светлое, как когда-то по совету отца нашла мироцвет, но даже самые привлекательные вещи не казались ей тем, что может ее порадовать. В тот Тыквовин она осталась в Штормграде, не возвращаясь в Даларан — уже была в статусе невесты, пусть и не официально. Не желая никуда выходить, закрылась в своих покоях, устроившись с ногами в кресле у камина и намереваясь сидеть так допоздна. Наверное, она задремала, ибо не услышала звука чужих шагов за спиной, и вздрогнула от неожиданности, когда ей на колени опустили красивую коробочку в праздничной упаковке. Задрав голову вверх, Тесс увидела Андуина. — Ты неплохо подкрадываешься, — сказала она. — Хотел застать тебя врасплох, — он улыбнулся. — Рад, что получилось. Открой. — Это подарок? — Да. — У меня для тебя ничего нет, — нахмурилась Тесс. — На Тыквовин не принято обмениваться подарками, и я не готовилась. — Это не на Тыквовин. Открой, — в голосе Андуина послышались королевские нотки. Тесс открыла коробку и ахнула — оттуда лилось сияние. На лиловом бархате лежали парные кинжалы, и их лезвия были пропитаны Светом. — О-о… — протянула Тесс, не зная, что сказать еще, совершенно очарованная. — Это… — Слишком яркие? — Издеваешься? — фыркнула она. — Они прекрасны. Андуин, это просто… — Это не подарок, — быстро сказал он. — Точнее… не тот подарок, на который нужно отвечать тем же. Просто… так мне будет спокойнее. Если у тебя будет с собой Свет. Если меня не будет рядом.____________________
Он как будто тогда уже знал… или догадывался… и вот его нет, а небо рушится, и Тесс стояла в оцепенении, не зная, что ей делать… найти отца! В первую очередь найти Генна! Выйдя из ступора, она метнулась к выходу из комнаты.***
— Проклятье, — Джайна смотрела в небо широко распахнувшимися глазами. В ее зрачках отражались огни. Кель’тас догнал ее, встал рядом — это было чертовски странное ощущение: небо горело, но никто до сих пор не напал, и бесполезный меч до поры лежал в ножнах на бедре. — Надо собрать Кирин-Тор, — сказал Кель, но Джайна так и стояла, застывшая, как статуя. Порыв ветра качнул единственную золотую прядь в серебре ее волос, и Кель’тас вдруг понял: она не просто шокирована, она в ужасе, она видит свой Терамор… — Джайна! — он схватил ее за плечи. Хотел встряхнуть, чтобы привести в чувство, но не встряхнул — обнял, крепко прижал к своей груди, зарылся носом в посеребренные магией пахнущие морем волосы. Джайна не вздрогнула и не оттолкнула, наоборот, прижалась крепче, будто хотела спрятаться в его объятиях. — Джайна, — повторил Кель. Если бы прямо сейчас небо обрушилось на них, он бы не пожалел — и как только он об этом подумал, как словно в ответ на его мысли на них двоих ринулись крылатые черные тени… нет, не тени, что-то другое. Гарпии, только намного сильнее и быстрее; они с легкостью схватили их обоих. Кель’тас неосознанно вцепился в Джайну еще сильнее, мир завертелся у него перед глазами бешеной каруселью, мир рушился, падал, и он падал куда-то в темноту… но все это время леди Джайна Праудмур была у него в руках.***
Гневион целовал Алекстразу, умирая от счастья и не веря в то, что это происходит на самом деле, что сама королева драконов, Аспект Жизни, обратила на него внимание. Точнее, она обратила внимание на Гаррета, но ему было не так важны детали, пока ее губы переплетались с его губами, пока он мог гладить ее по спине, не решаясь на большее, пока она позволяла ему быть рядом — потому что такая женщина может только позволять. Когда вспыхнуло небо, он почти не обратил внимания, но Алекстраза вскочила — то ли напуганная, то ли рассерженная. То ли из-за неба, то ли из-за поцелуя. — Кажется, — сказал Гневион, — мы все снова в опасности. Алекстраза прикусила губу. Взрывающееся небо не было тем, что могло напугать протодраконицу, за свою жизнь она много чего видела, и ей было плевать и на Азерот, и на собственную жизнь, грохот лишь заставил прийти в себя и отпрянуть от Гаррета, но он был слишком спокоен. Чересчур спокоен. — Тебя это не волнует? — хрипло спросила она. — Не то чтобы очень, — он пожал плечами. — А тебя? — и, сощурив черные глаза, на полтона тише добавил, — Аспект Жизни. — Что?! Алекстраза вскочила на ноги, отступая на шаг. Он знает? Он знал? Как давно? Кто он такой? — Ты… — Я не шпионил, — быстро сказал Гаррет. — И я не на стороне Орды. Клянусь. Я на стороне Альянса. И всего мира, который сейчас на самом деле в опасности. «Ты ждешь, когда тысячи погибнут, и только тогда вмешаешься, Аспект Жизни?» — спрашивал Калесгос. Алекстраза отказала ему… и тогда появился Гаррет. Спустя совсем недолгое время. На стороне Альянса и всего мира… Он поднялся с земли. Из-за разницы в росте Алекстразе, как и с Калесгосом, приходилось смотреть снизу вверх. — Кто ты? — тихо спросила она. Вместо ответа Гаррет снова опустился вниз — на одно колено, приложив руку к груди. — Моя королева, я не знаю, достоин ли назвать вам свое истинное имя, но если такова ваша воля — меня зовут Гневион. — Гневион?.. Ты дракон? Он кивнул. Алекстраза сделала еще один шаг назад, скрестила руки на груди и приказала: — Стань драконом! — Может, сейчас не время… — обреченно протянул Гневион, но пылающий взор королевы говорил без слов. С тем же обреченным видом он сложил крылья. Когда взорвалось небо, взгляд Алекстразы был не таким испуганным, чем когда напротив нее появился черный дракон, и, хотя в этой форме Гневион был намного больше нее, он ощутил, что боится ее ярости. А еще больше — боится ее боли. Он не умел утешать, а перед отчаянием Пламени Жизни тем более был бессилен. Вновь сложив крылья, Гневион вернулся в человеческий облик. Алекстраза смотрела на него пристально и как-то непонятно — то ли со злостью, то ли с обидой. — Я же… — «говорил, не время», хотел сказать он, но алая драконица размахнулась и ударила его по лицу с такой силой, что голова мотнулась в сторону. — Как ты посмел приблизиться ко мне? Ты… ты… черный… вас же нет! Вас больше нет! Вас уничтожили! Откуда ты взялся? Кто… — она побледнела. — Нет… ты не можешь быть им, — в глазах Алекстразы полыхнула такая пугающая смесь боли и ненависти, что Гневион выпалил то, что сначала хотел как можно дольше скрывать: — Нет, конечно, я не он! Я его сын! Еще один удар обжег его вторую щеку. — Ты сын Смертокрыла! Как ты… тварь, как ты только решился… как ты мог… как ты… — Как я мог обмануть вас? — подсказал Гневион. — Или как мог вас соблазнить? — Ах ты! Следующую пощечину он не принял, перехватив руку драконицы. Она замахнулась второй, но Гневион поймал и вторую, сжав запястье — не больно, но крепко. Прежде чем Алекстраза ударила бы коленом, он потянул ее на себя и обнял так сильно, как только мог, так, чтобы она не могла вырваться, приподнял над землей, чтобы и пинаться не смогла. Алекстраза зашипела, но не стала отбиваться. — Я понимаю, — поспешил заговорить Гневион, пользуясь ее замешательством, — Я понимаю, королева, я позволил себе неслыханную дерзость, но, уверяю вас, я говорю правду. Я на стороне Альянса. Король Штормграда, лидер Альянса — мой лучший друг. Я не осквернен Древними Богами. Я… это я был тем, кто уничтожил почти всех черных драконов. — Ты? — удивленно шепнула ему в грудь Алекстраза. — Я не вру. Вы чувствуете меня, вы слышите мой голос. Я не вру, королева. Я врал вам, называя себя другим именем, но исключительно для того, чтобы не сразу вызвать ваш гнев, чтобы мы могли поговорить… — Поговорили? — насмешливо спросила она. — Можем поговорить сейчас. Как видите, королева, сейчас как раз подходящее время поболтать о проблемах Азерота. Пока Азерот еще не разлетелся на кусочки. Алекстраза зажмурилась до боли в веках. И что ответить? И кого ненавидеть? Его? Себя? Его — за то, что он лгал ей, был черным драконом и сыном ее врага? Себя — за то, что поверила в его ложь и снова оказалась дурой? Хуже всего, что он был прав, и Азерот был в опасности. — Пусти меня, — сказала Алекстраза. Он опустил ее на ноги. Его щеки все еще горели от ее ударов, что Аспект Жизни отметила не без легкого мстительного удовольствия. — Давайте так, — сказал Гневион. — Когда поймем, что происходит, можете сказать мне все и хоть сжечь дотла, а пока что попробуем работать вместе? И протянул ей руку. Алекстраза печально моргнула — хотела бы ненавидеть, но не получалось так же пылко, как ненавидела Смертокрыла. Вспышка злости прошла, и ей даже стало жаль, что она так повела себя, потому что Гневион не был настроен к ней враждебно, а она сорвалась на нем. — Я… «Не хочу» — застыло на губах. Она сказала Калесгосу, что ее больше ничего не интересует, что ей все равно, и думала так до сих пор, тщательно убеждая себя в этом, но — ей не хотелось, чтобы мир погиб вместе с ней. Чертов сын Смертокрыла умудрился за короткий период заставить ее снова полюбить жизнь. Он ждал, и его черные глаза лукаво блестели. Алекстраза поджала губы. — Давай попробуем, — сказала она, но не вложила свою руку в его протянутую ладонь, а отвернулась и раскрыла крылья, взлетая в горящее небо.***
Львенок из Штормграда выглядел поистине жалко — в цепях, на коленях, с кровью на губах. Зоваал ломал его пытками и видениями, но мальчишка упрямо держался — на чем, Сильвана не могла понять. Ему помогал его Свет? Но Свет не проникал сюда. Андуин перенес столько, что любой бы на его месте уже валялся у Тюремщика в ногах, умоляя сделать все, что угодно, лишь бы это прекратилось — но не умолял. И не впускал Зоваала в свое тело. Сильвана медленно вошла в зал. Андуин не поднял на нее глаз — так и стоял на коленях. Светлые волосы падали вниз, скрывая лицо. — Ты зря сопротивляешься, — сказала Сильвана. Андуин промолчал. — Неужели ты не понимаешь? Или ты так борешься за жизнь? За эту череду мучительных мгновений в ожидании неизбежного среди вечной войны? Ты не переживешь эту войну. Андуин молчал. — Или ты борешься за свою хваленую справедливость? — Сильвана подошла ближе к клетке. — Справедливости нет. Ни в жизни, ни в смерти, нигде. Ты должен был уже понять это. Андуин молчал. Это молчание злило ее хуже, чем если бы он говорил, доказывая ей обратное. — Ты думаешь, что самый сильный? — прошипела королева-банши. — Ты все равно станешь рабом! Послушной куклой! Рано или поздно! Ты будешь служить Зоваалу! Но пока что — пока что! — у тебя есть выбор. Стать союзником или стать слугой. Тогда он наконец поднял на нее глаза — потускневшие, но не пустые. — Я никогда не буду служить смерти, — твердо отрезал Андуин. Сильвана растянула губы в издевательской улыбке. — Да что ты говоришь? Думаешь, ты не поддашься? Сколько бы тебя ни мучили? Я знаю, что с тобой делают. Я знаю, как это больно. Я знаю, что ты видишь… но ты ведь тоже знаешь, что это видения, да? А что, если это будут не видения? Если на самом деле те, кого ты любишь, будут страдать так же? У тебя на глазах! Когда ты бессилен им помочь! Когда ты сможешь только слышать их крики и видеть мучения! Что, если это будет твоя названная тетя Джайна? Или твой друг Бейн — этот таурен же твой друг? Или старый волк Генн Седогрив? Или… — Сильвана задумалась. — Его дочь? Как ее зовут… Тесс? — Нет, — вырвалось у Андуина. Сильвана вскинула бровь. — Нет? Не хочешь, чтобы на твоем месте оказалась принцесса Тесс? Как интересно… — Нет! — он попытался вскочить, но цепи не позволили, дернув за руки обратно. — Не смей!.. — Как интересно, — повторила Сильвана. — Значит, Тесс Седогрив… Андуин закусил щеку изнутри так, что рот заполнила кровь. Зачем он выдал себя, отреагировав на имя Тесс? Идиот, какой идиот, он же ее подставил, теперь Сильвана заберет сюда и ее… от одной мысли все его тело затрясло, будто его окунули в лед. Тесс. Здесь. Тесс, которую мучают так же. Тесс… но если он сдастся, ее все равно будут мучить. Всех будут мучить. Все равно этот мир обречен. Никогда еще Андуин Ллейн Ринн не хотел умереть так сильно.