в Цитадели снова так грустно и холодно
темные силы стенают от голода
я в залах отражения вижу кошмары
каждый день понимаю, каждый день погибаю
♫ Fun Mode — Стены Цитадели
В человеческой форме можно было делать гораздо больше вещей, чем в драконьей. Бегать. Рисовать палочкой на земле. Собирать цветы и плести из них венки. Танцевать. Ловить рыбу. — Вот так, — объяснял Гаррет, показывая, как держать удочку. — Берешь и закидываешь. Попробуй. Алекстраза осторожно взяла в руки тонкую палочку с примотанной к ней леске, повторяя движения нового знакомого. Он приходил почти каждый день. Приносил ей что-то вкусное, болтал без умолку, все время что-то придумывал, чтобы ее развеселить, и не спрашивал ни о чем — например, где она живет. Откуда она родом. Кто ее родители. Почему она все время оказывается на Драконьем Погосте или неподалеку от него. Если бы Алекстраза была человеком, ее бы это насторожило, но человеком она не была и в столь мелкие детали не вникала. Гаррет ей просто… нравился. Он был забавным. Он был добрым, в меру саркастичным, веселым и неожиданно… красивым. Алекстраза совсем отчаялась после потери консортов, если считала красивым человека, но все чаще она ловила себя на мысли, что Гаррет очень привлекателен: удлиненные волнистые черные волосы, черные выразительные глаза, мужественное лицо, тонкая бородка. Высокий — Алекстраза в человеческой форме была ростом ему до плеча. Сильный; под одеждой она могла представить рисунок рельефных мышц. — Элия… Задумавшись, она не сразу отозвалась, забыв, каким именем себя назвала. — Элия! — А? — вздрогнула Алекстраза. — У тебя клюет! — Что?.. Поплавок задергался на поверхности воды. Алекстраза запаниковала — что ей теперь нужно делать? Дернуть? Как? Резко или плавно? — Дай я сам! Гаррет потянулся забрать у нее удочку — инстинктивно драконица отдернула руку, качнулась в сторону — и мир перевернулся, сделав кульбит. Лежа на спине, Алекстраза смотрела прямо в глаза нависшего сверху Гаррета. Он упирался руками в землю, не касаясь ни ее плеч, ни груди, но ее колено уперлось ему в бедро. — Прости, — сказал Гаррет, но виноватым нисколько не выглядел. — Я потерял равновесие. Это неудивительно, когда рядом сногсшибательная девушка. — Ты со мной флиртуешь? — подняла брови Алекстраза. — Вообще-то уже давно, но я рад, что ты наконец заметила. Медленно он стал склоняться к ее губам. Черные глаза полыхали огнями, от его тела исходил жар. Алекстраза подумала: оттолкнуть его? спихнуть с себя? закричать? А какой смысл? Она так давно ни с кем не целовалась. Она так давно была одинокой, и думала, что привыкла к этому, но появился Гаррет, и Алекстраза потянулась к нему. Сначала — неосознанно, потом — понимала, что ждет его прихода. Что хочет его увидеть. Что ей плевать на разницу между ними, потому что ей уже на все плевать. У нее не осталось никого и ничего. Горячие губы накрыли ее приоткрытый рот, жесткая бородка царапнула по скуле. Алекстраза обвила руками шею Гаррета, отвечая на поцелуй робко и неумело, как полагалось неумеющей целоваться неискушенной девице или же разучившейся целоваться протодраконице. Хорошо. Приятно. Немыслимо — но приятно.***
Это было его последней услугой, какую он мог оказать Азероту. В Цитадели было пусто и холодно, корона лича сжимала виски, но Болвар не жалел — он сам сделал этот выбор, он понимал, на что себя обрекает. Жаль было лишь того, что не вернется к дочери, что не увидит больше свою сияющую звезду, но так он сохранял бы мир. в котором она жила. Хотя бы немного берег Азерот от вечно сотрясающих их несчастную планету войн, хотя бы так — исключая одну угрозу. Если бы угроза была только одна. Их было великое множество, снаружи и изнутри. Бесконечные стычки Орды и Альянса, Пылающий Легион, Плеть, Отрекшиеся… Сильвана нарушала баланс жизни и смерти. Сильвана играла с чересчур опасными материями — но хуже было то, что на самом деле она не играла. Она знала, что делает и на что идет. Просто ей было все равно, какие будут последствия — она потеряла все. Свое королевство, своих родных, саму себя — и потому обрела своеобразную свободу. Отчасти Болвару было ее жаль. Отчасти он считал, что Сильвана Ветрокрылая должна умереть навсегда. И он знал, что она придет, поэтому удар тараном в ворота не удивил; Болвар тяжело поднялся, скрипнув доспехами. Если ему хватит сил — он покончит с ней. Если нет… …сил ему не хватило. Лед хрустнул, когда он упал на колени. Сильвана подошла к нему, сняла корону, открывая его обожженное драконьим пламенем лицо. — Ты недостоин этой короны, — ее голос не был пропитан холодом, ее голос и был истинным холодом. — Ты недостоин этой силы, — она с неким благоговением подняла корону перед собой. Сейчас она ее наденет, обреченно подумал Болвар, снизу вверх глядя на банши. Сейчас она ее наденет и станет королевой-личом. Такой же беспощадной и беспринципной, как Артас — или хуже, поскольку Артасом двигала глупость и юношеский максимализм, Сильвана же жаждала мести и крови. — Она станет твоей тюрьмой, — прохрипел Болвар — как будто Сильвана могла к нему прислушаться. Королева-банши бросила на него исполненный презрения взгляд. — Весь мир — наша тюрьма. Она вскинула руки. Болвар смотрел, не в силах отвести взгляд, ожидая, что вот-вот корона опустится на ее серебряные волосы… но этого не произошло. Произошло другое. Земля затряслась. Небо раскололось, вспыхнуло зарницами, запылало огнем… Сильвана не надела Шлем Господства. Она его сломала. Она открыла проход в Темные Земли.***
Библиотека всегда была местом, где Джайна находила хотя бы подобие покоя. Листая книги, перебирая старые свитки, читая что угодно, от древних магических трактатов до легких любовных романов, она могла переключить мысли на что-то другое. Джайна не знала, что искала, бродя между стеллажей, но, когда в проходе появился Кель’тас — невольно вздрогнула; в памяти живо всплыл тот день: Артас прижимает ее спиной к полкам, целует открытую шею, и вдруг им мешает Кель. Бросает презрительное: ты стыдишься ее, если бы ты был настоящим мужчиной, ты ухаживал бы за ней открыто… и между строк — «я ухаживал бы за ней открыто». Или же ей показалось. Джайна была юной, а в юности все склонны делать поспешные выводы. Ее воспитывали воином, моряком, магом, но не леди, пусть и неизменно добавляли этот титул к ее имени. Кель’тас заложил руки за спину, подходя к ней. — Ты больше не поджигаешь фолианты? Ее щеки невольно вспыхнули румянцем — столько лет прошло, и все еще было стыдно. Так странно, что именно за это. Не за то, что целовалась с Артасом, позволяя тому использовать ее (Кель был прав насчет тайных свиданий), а за ту дурацкую книгу. — Только если недовольна сюжетом, — буркнула Джайна. — И часто такое бывает? — Редко. В основном я читаю научные трактаты, а там нет сюжета. Он был так близко, что она могла ощутить запах, исходящий от него — что-то терпкое, с ноткой яблок. — Кель, — решилась Джайна. — Тогда… давно… когда я училась в Даларане… — Это было не так уж и давно, — отозвался он, заполняя повисшую паузу. Джайна рассердилась на себя — она выросла, она леди-адмирал, она архимаг, а смущается, как девчонка. Просто в сравнении с Келем она и была девчонкой. — Ты говорил, что показал бы мне Кель’талас и Солнечный колодец, — чтобы было проще, Джайна перевела взгляд с Кель’таса на книжные полки. — И что всегда готов провести со мной немного времени. — Ты помнишь? — он вскинул бровь. — Помню. Но я… я не совсем понимала тебя тогда. Хотя сейчас это уже неважно, да? — с ее губ слетел нервный смешок. — Что именно? «Что когда-то я, возможно, нравилась тебе, потому что сейчас это с девяностодевятипроцентной вероятностью не так». — Нет, ничего, — Джайна мотнула головой. — Просто вспомнилось… как ты увидел меня и Артаса. Тоже в библиотеке… в Даларане. Ты так разозлился. Словно сам хотел бы ухаживать за мной, — выпалила она, все еще боясь поднять на него глаза. Каких же усилий тогда Келю стоило сдержаться и не оторвать Артаса от Джайны, оттащив за шиворот, как щенка! Он бы не опускался до банального мордобоя, но с удовольствием бы показал нахальному принцу Лордерона, кто из них лучше сражается на мечах… только в Даларане не разрешалось использовать оружие, и какой был смысл, если Джайна сделала выбор? Даже сейчас она скучала по этому ублюдку. — Какая разница, — Кель скривил губы, — чего я хотел. Я много чего хотел. Джайна усмехнулась. — Я тебя боялась. — Боялась? — опешил Кель’тас. — Почему? — Ну как же… ты эльф. Принц. Ты казался мне каким-то неземным существом. — А Артас был земным? — вырвалось у Келя. Джайна поперхнулась воздухом. Этот Кель’тас отличался от того, которого она знала; он стал менее сдержанным, утратив добрую половину былой чопорности. Этот Кель’тас был более… настоящим. — Артас, — сказала Джайна, — был ошибкой. — Ошибкой? Мне показалось, ты все еще тепло к нему относишься, — это уже было настоящей ревностью. Мальчишеской ревностью. Джайна подавила новый рвущийся наружу нервный смешок. — Я тепло к нему отношусь, — подтвердила она. — К тому Артасу, которого знала, когда мне было тринадцать. К тому Артасу, который был моим другом. Но нам не стоило становиться друг другу кем-то большим. У Келя закололо в кончиках пальцев; Джайна говорила обтекаемо, но могла иметь в виду… — Джайна, — он сглотнул. Решился — сам же говорил, что настоящий мужчина ухаживает за дамой сердца с гордостью и не скрываясь. — Джайна, я… Небо за окном полыхнуло, прерывая на полуслове. Небо взорвалось, земля затряслась, глаза Джайны широко распахнулись — на миг время словно остановилось; Кель видел в ее зрачках свое отражение и отблески пламени. Невысказанное признание стыло на его губах. Джайна отмерла и бегом бросилась из библиотеки на улицу.