***
Размышляя о том, что мне теперь известно: Вы видите, очевидно, то же, что и я, но со своего места, – я пришла к выводам, что возможно и детские, и девичьи сны наши тоже были общими. По крайней мере те из них, в которых мы встречались. Эти мысли отвели меня к воспоминаниям. И мне захотелось поделиться ими (быть может, описания найдут в Вас живой отклик): Я теряюсь в деталях, но кажется, Вы старше. Потому что я помню, хотя и смутно, как в гимназистских снах (я училась с 71-го по 78-й) видела Вас, а были Вы уже высокой, взрослым каким-то взором на меня глядели, и даже – Боже, вот ведь шутка! – судили меня за мои проделки. Простите, я такой была несносной, а Вы всё молчаливо сопровождали и спасали, как бы я ни бедокурила. Верно, Вы думали: «какая невоспитанная девчонка, и что она забыла в моих снах?». Но поверьте, то же думала и я, когда отправлялась нежданно с Вами на реку в Родионовке, будучи одиннадцатилетней девочкой. И когда... Ну, впрочем, Вы и сами помните, я полагаю, что там такое у нас бывало (писать об этом даже инкогнито – горят щеки). Все эти годы, вновь увидев Вас во сне, я думала о том, почему именно так всё. Почему именно Ваш образ – ведь Вас я не знала и знать не могла, – и почему только с Вами невозможно никогда было говорить. Вы тоже это подметили? Со всеми прочими героями сна говорить почти всегда удавалось... Но друг с другом, даже если ощущалась острая нужда (посещала ли она Вас, как меня?) – никакой возможности. Порой это сводило меня с ума, особенно когда приходилось переживать страшное, а Вы были так добры ко мне и так утешали. Я, право, не понимаю до сих пор, как. Божественное ли вмешательство? или это дьявол?.. Вы думали?.. Это ведь, те невозможные притяжения, которым нельзя было порой противиться (и по правде – не хотелось же!), они противоестественны. Разве может Бог склонять к таким помыслам? Особенно теперь, когда Вы уж жена и мать... Это меня очень беспокоит. (Повторю свои надежды, что письма мои остаются тайной для всех, кроме Вас. Пожалуйста, будьте осторожны.)***
Возвращаюсь к Вам, Елена Федоровна, освободившись от дел. Теперь на дворе густая ночь, лучина трещит задорно, а мне так сладостно и так покойно... Воображаю будущую встречу нашу. Ах, и вот еще что! Мне подумалось: могу ли звать Вас Эле́н? Все те дни, что я жила с письмом к Вам на своем столе (пока заботы не давали никакой возможности его окончить и послать), глядела на него и думала, и хотелось как-нибудь Вас позвать так, как не зовет никто. Понимаете? Ох, Боже, верно я под влиянием своих сочинений надумала невесть чего... Простите! Если это дерзко, дайте знать, я ни в коем случае не позволю себе преступить черту. Я так рада, Елена Федоровна, что даже и после нашей встречи Вы видитесь мне в снах. Теперь, когда я осталась совсем одна, только Ваша компания спасает от гнетущего одиночества. Я целыми днями размышляю об этой загадке. Как же такое возможно? Отчего Вы настоящая? Отчего приходите? Или это я прихожу... Поймите, я вовсе не ревностная христианка, но такие чудеса склоняют к определенным выводам. И вот что еще заметила: порой, сюжеты остро отзываются в собственной моей душе. Что-нибудь беспокоящее причудливым образом находит выражение в снах. А бывает, что сюжет мне как будто чужой, но там всегда встречаю Вас. И логика подсказывает мне, что эти сны – Ваши. Что в них выражаются волнения и впечатления Вашей жизни. Но в эти описания никак не укладываются у меня некоторые наши общие видения, в которых происходило что-то совершенно невозможное в жизни – та же, уже упомянутая выше, река в мои одиннадцать. И дать им характеристику никак не выходит. Однако, я не теряю надежды разобраться. Ах, как жаль, что я не могу расспросить Вас обо всем тет-а-тет! Так вот, согласно моим предположениям, намедни Вы снова были с мужем? Простите, что пишу о таком, но в некотором роде... В некотором роде я ведь Ваше доверенное лицо, если можно так определять. Я помню многие сны с этим голосом, который принадлежит ему, как я полагаю.***
И вновь здравствуйте, Елена Федоровна! Не стану перечитывать ту часть, что писала прошлой ночью в каком-то болезненном бреду и лишь сердечно попрошу простить меня за все, чем я могла Вас в нем оскорбить или расстроить. Смутно я припоминаю его содержание теперь и очень стыжусь. Но поминая, что Вы – моя старшая подруга, рассчитываю на снисходительность перед несносной юностью. Сегодня отдала новый рассказ в печать; без Вашего присутствия и под другим именем. Понимаете ли, мне крайне нужны деньги, оттого я и пишу эти рассказы; а Вам предлагаю игру: угадайте в будущем номере, какой рассказ – мой. Я оставила одну подсказку; если разгадаете ее, поймете, как подать мне об этом знак. На этом вынуждена кончить. Причины две: вновь набрались неотложные дела; хочется скорее получить от Вас в какой-либо доступной форме отклик.С наилучшими пожеланиями,
Ваша спутница
Июль, 1883г.»