Когда гаснут светлячки

Одетый в форму старшей школы, Венти сидит на парте, закинув ногу на ногу. Он упирается ладонью в деревянную поверхность стола, а вторая рука держит галстук Тигнари, притягивая лиса к себе. В открытое окно врывается прохладный осенний ветер, раздувая волосы музыканта и наводя небольшой беспорядок на голове модели. Взгляд Тигнари направлен в глаза Барбатоса, на лице которого застыла слегка ехидная ухмылка. Несколько вспышек, и к этой паре присоединяется третий — Скарамучча. Он садится рядом с Венти и скрещивает руки на груди. На фоне опрятного и прилежного музыканта, он становится похож на типичного хулигана. Время идёт, Сяо опирается спиной о стену фотостудии и вздыхает, безотрывно наблюдая за съемками. Роли и образы меняются, судя по всему, заказ поступил большой, так что фотосессия займет немало времени. — Сайно, — к Алатусу подходит молодой парень и протягивает руку. — Сяо, — отвечает на рукопожатие. Он уже видел этого человека раньше — белые волосы, бледно-алые глаза, немного смуглая кожа, отстраненный и холодный взгляд. Парень производит впечатление спокойного и сдержанного человека, чем однозначно импонирует Алатусу. Он одет в мягкие черные штаны, белую футболку и черное худи с каким-то зеленым рисунком, напоминающим одновременно сердце и лист. Подобный внешний вид даёт понять, что Тигнари тоже не особо переживает о внешности телохранителя, если дело не касается съемок передачи или чего-то подобного, когда Сайно может попасть в кадр. — Новый телохранитель Барбатоса? — нарушает тишину парень, бросая оценивающий взгляд на Сяо. — Да… а ты с Тигнари, да? — Ага. Пауза. Атмосфера может показаться слегка неловкой или гнетущей, но им обоим всё равно. Сяо занят рассматриванием Венти и полностью вовлечен в процесс фотографии. Он никогда не присутствовал на подобных мероприятиях, так что это вызывает неподдельный интерес. Сайно же, наоборот, уже далеко не первый раз наблюдает за подобным, так что в его глазах совсем нет заинтересованности, но есть что-то другое — ревность. Парень, скрипя зубами, смотрит, как фотограф касается Тигнари, выравнивая углы определенных поз, либо как поправляет ему волосы или того хуже — приглаживает торчащую шерсть пушистого хвоста. Видя, что новый знакомый сейчас буквально взорвется от нахлынувших эмоций, Сяо непроизвольно делает шаг в сторону, отдаляясь от него. — Нари, иди сюда, — подзывает его фотограф в угол фотостудии, специально подготовленный в духе сериала, в котором снимается актёр. — Садись сюда, голову — в бок, подбородок выше. Лис исполняет команду фотографа, Альбедо смотрит через камеру и хмыкает. Что-то не так. Блондин подходит к лису и опускает руку на подбородок. Он аккуратно буквально на пару сантиметров меняет угол поворота головы, отходит назад, вновь смотрит в камеру и фыркает. Ему снова что-то не нравится. Каждое его прикосновение вызывает в глазах Сайно новый прилив ревности и негодования, но работа — есть работа, более того, с Тигнари они не в отношениях. Он — не более, чем просто охранник всемирно известной модели. И, к сожалению, на этом всё. Он даже не уверен, считает ли лис его своим другом. Эти чувства не имеют продолжения — так он думает, так он живет, с такими мыслями он смотрит на того, кто заставляет сердце биться быстрее. — Тц, что так долго, Нари? — Скарамучча недовольно цокает и одаривает лиса весьма презрительным взглядом. — Ты же модель, должен читать мысли фотографа, нет? — Так не терпится попасть ко мне в руки? — сделав пару снимков, Альбедо кивает, давая Тигнари облегченно выдохнуть, и поворачивается к Скарамучче. — Размечтался. — Где твоя собачка? — имея в виду Тарталью, проговаривает блондин, уже принимаясь быстро просматривать последние фотографии, чтобы убедиться, что словил несколько отличных кадров. — Изучает территорию, — с усмешкой отвечает Скарамучча. — Надеюсь, ты его кастрировал? Если он начнет оставлять метки в моей студии, то я сам его кастрирую, — Альбедо берет со спинки кресла вязаную кофту и надевает поверх мягкой белой водолазки. — Хотел бы я это увидеть. — Хм? — блондин подходит к актеру впритык, одаривает его до дрожи холодным и равнодушным взглядом и придвигается ближе к уху. — А разве это не Ваша специализация? — Что…? — горячий выдох в шею вызывает мурашки, кожа быстро приобретает розовый оттенок и на нее опускается ледяной палец фотографа. — Оу, кажется, у Вас раздражение на коже. Должно быть, это из-за меня? Хотя, у Вас от всего раздражение. Может, дело в Вас? — Тц, нет у меня никакого раздражения, — он отворачивает голову в бок и опускает взгляд. Этот фотограф снова выводит его на странные и непонятные для самого себя эмоции, от которых хочется одновременно выть и при этом, чтобы они не заканчивались. — Пока Нари и Венти меняют образ у нас с тобой есть немного времени, — Альбедо кивает головой в сторону уютного кресла, на подлокотнике которого до этого сидел Тигнари. — Садись, откинься на спинку и выдай мне взгляд главного антагониста. — Хм. Скарамучча поправляет черную военную форму с золотыми значками и нашивками, надевает фуражку и присаживается в кресло. Он задирает голову вверх, высокомерно смотря в камеру. Фотограф опускается на пол, пытаясь уловить в камере ту самую эмоцию, что так нравится фанатам актёра. В глазах застыла ненависть и полное пренебрежение всем и вся. Он смотрит на Альбедо, как на мусор, выдавая издевательски жестокую улыбку, пока сердце бьется с такой скоростью, что если его выпустить, оно точно уже успело бы сделать два круга по Экватору. — Больше презрения, — звучит команда фотографа. — Перед тобой — полное ничтожество, недостойное жить. Покажи, как тебе мерзко на него смотреть. Актёр задирает голову, немного прикрывает глаза и опускает взгляд. — Отлично, запомни эту эмоцию, а теперь подбородок ниже и голову немного вправо наклони… — он пристально всматривается в камеру, выискивая тот самый кадр. — Тц… не так. Альбедо встает с пола и подходит к брюнету, он склоняется к чужому лицу и аккуратно корректирует положение головы, меняя наклон буквально на несколько градусов. Тонкие холодные пальцы касаются мягкой кожи, и сердце Скарамуччи пропускает удар. От страха или нет, но он нервно сглатывает, на секунду забыв о роли, которую играет по жизни. Прикосновения фотографа вызывают покалывания по всему телу, его холод и отстраненность кажутся такими манящими, а постоянно спокойное выражение лица ужасно раздражает. Хочется вывести его на эмоцию, но это кажется невозможным. — Вот так и замри, — тихо шепчет Альбедо, снимая фуражку с головы актера. Не найдя куда ее положить, он просто надевает ее на себя и сразу принимается приглаживать тёмно-фиолетовые пряди, укладывая некоторые на лицо, чтобы приблизить нужную эмоцию. Фотограф отходит и присаживается на пол, он щелкает что-то на камере, а затем переводит взгляд на Скарамуччу. — А теперь покажи мне, как сильно ты презираешь меня, — он смотрит в визир и сводит брови. — Не то, больше пренебрежения, Скар. Ты же актер, а перед тобой сейчас жалкое подобие человека, которое вызывает у тебя отвращение и тошноту. Скарамучча смотрит на фотографа — фарфоровая кожа, большие глаза цвета голубого изумруда, густые пушистые ресницы, аккуратный ровный нос, небольшая тонкая царапина на правой щеке, гладкие и шелковистые светлые волосы, немного прикрытые черной военной офицерской фуражкой. Довольно длинные и костлявые пальцы держат фотоаппарат, который почти полностью закрывает это до безумия красивое лицо. Лишь сейчас приходит осознание, что воображение само только что выстроило в его голове внешность Альбедо. «Отвращение и тошноту, да…?» — брюнет мысленно усмехается сам с себя, а затем вмиг выбрасывает всё из головы. Он одаривает фотографа взглядом полным высокомерия, раздражения и пренебрежения. Слегка нервная и злорадная улыбка заставляет уголок губ приподняться. — Вот это было отлично, — Альбедо поднимается с пола и выдыхает, — фанаты будут визжать от этих кадров, — он переводит взгляд на Скарамуччу, который так и застыл в этой позе, словно его переклинило. — … — актёр безотрывно смотрит в одну точку, внутри такое странное чувство, словно он что-то для себя понял, но тут же забыл. — Оу, — голос Альбедо звучит прямо в ухо вместе с горячим выдохом, — кажется, Скарамучча сломался. Надо написать производителю жалобу за брак. Еще можно вернуть по гарантии? — Тц, — парень резко встает и направляется на выход, — я пошел отсюда. — Еще одна сцена, — напоминает фотограф. Последней была сцена, где они все втроем. По задумке заказчика и приказу агентств, задача состоит в том, чтобы в очередной раз намекнуть фанатам на отношения между Тигнари и Венти, а параллельно с этим показать Скарамуччу, как холодного и высокомерного одиночку. — Кажется, нет причин для ревности, Сайно, — безэмоционально комментирует Сяо, наблюдая, как фотограф выстраивает композицию. — Что? О чем ты? — растерявшись, его глаза забегали по сторонам, а на щеках проступил румянец. — Прости, если ошибся. Мне просто показалось, что у тебя какие-то неоднозначные чувства в сторону твоего друга (?). Извини, это не моё дело. Забудь. — Друга… если бы… мне кажется, он не рассматривает меня вообще никак. Не то, чтобы друг, он на меня даже просто как на знакомого не смотрит. — Ну, он весь в работе, — пожимает плечами Сяо, — Венти за всё это время на меня тоже не посмотрел. Не до этого, а мы с ним вроде как друзья, так что не думаю, что так и есть. Тигнари не кажется высокомерной мразью, смотрящей на всех сверху вниз, как некоторые, так что… — Даже так… у него договор о том, что он не может вступать в отношения. Тем более, он не стал бы со мной… ну типо знаешь, всемирно известная модель, актёр, который может позволить себе что угодно и кого угодно. Простые смертные вряд ли интересуют таких, как они. — Простые смертные…? Хм, — Алатус отводит взгляд в сторону, проматывая в голове сотни воспоминаний и десятки знакомых глаз. «Обознался…? Тем лучше.» Съемки окончены, Венти обречённо стонет и падает на пол на колени. Он стягивает с себя туфли и болезненно морщится, его ноги разодраны в кровь: — Нари-Нари, как ты терпишь эти бесконечные фотосессии… пустите меня на сцену, я хочу петь и улыбаться, как дурачок, а не вот это вот всё. — Хех, — лис протягивает Барбатосу руку, помогая подняться на ноги. — Увидимся на съемочной площадке завтра. Кажется, у нас постельная сцена только осталась, остальное отсняли. — Кажется, да… — Ну вот, скоро на один гемор тебе станет меньше, — Тигнари слабо машет рукой и направляется к Сайно. — До завтра, Барбатос. — Пока-пока. Лис слабо кивает Сяо в знак прощания, берёт Сайно под руку и тяжело вздыхает. — Что? Нога? — телохранитель уже понимает его без слов, из-за недавней травмы, длительные съемки всегда заканчиваются одинаково. — Да… пойдём домой, хочу лечь. Прихрамывая и опираясь на Сайно, лис направляется на выход. Телохранитель робко придерживает парня за пояс, сминая в руках мягкий голубой свитер от которого так сильно пахнет парфюмом Тигнари. — Собачка потерялась? — Альбедо вновь из ниоткуда берётся за спиной Скарамуччи, который растеряно смотрит по сторонам. — Тц… пофиг, возьму такси. Или пешком дойду. Тоже мне, тц. — Поехали, — фотограф берет брюнета за запястье и уводит за собой, — я на машине, так что подвезу. — Тц, не надо мне. — Хм… — он глубоко выдыхает и резко притягивает актера к себе. Альбедо приближается к его лицу и пристально всматривается в глаза. — Может, тебе послышалось, но я не спрашивал «не хочешь ли ты», я сказал «поехали». — Тц. Из-за наблюдения за этой картиной, Сяо совсем не заметил, как Венти подошел к нему: — Поехали домой? — А? Да. Алатус опускает взгляд — на тонких белых носках Барбатоса проступают алые пятна. Музыкант держит свою обувь в руках, не решаясь обуваться после того, как разодрал кожу до крови. Недолго думая, Сяо поднимает юношу на руки и покидает студию под возглас удивления и непонимания. Венти кажется довольно лёгким и хрупким, телохранитель быстро идёт по ступенькам, уже направляясь на парковку. Барбатос ошарашено смотрит, не находя ни одного слова в голове, чтобы хоть что-то выдавить из себя. Сяо усаживает Венти на место пассажира, а сам садится за руль. В абсолютной тишине и под вопросительный взгляд они едут всю дорогу. Нужные слова нашлись лишь тогда, когда Венти обнаружил себя сидящим на диване в своей квартире. Сяо — перед ним на полу. Тонкая нога в белом носке стоит у Алатуса на бедре, телохранитель аккуратно стягивает этот предмет одежды и принимается обрабатывать рану. Он приподнимает ногу Венти вверх, протирает стёртую кожу и сразу же дует, выдавая прохладный поток воздуха, чтобы облегчить боль. — Ся-о… — прерывисто проговаривает музыкант. — Что ты делаешь… ой… то есть… зачем ты это делаешь…? Или… почему…? — Но ведь самому неудобно было бы, — довольно спокойно и как-то отстранённо проговаривает телохранитель, внутри которого сейчас бушует ураган эмоций, но все они напрочь скованы и запечатаны за сотней замков. — Но… да… эм… — Венти опускает смущенный взгляд. Слов снова нет. — … — Сяо аккуратно снимает второй носок, проходясь пальцами по гладкой коже, вызывая волну дрожи и табун мурашек. — Ой… я сделал тебе больно…? — Что…? Нет… — он нервно сглатывает, чувствуя, как внутри всё горит и сжимается. — Вот так… — Сяо заклеивает раны пластырем и опускает ногу Барбатоса на пол. — С-спасибо… — Венти сжимает бёдра вместе и едва заметно ёрзает. «Что за странное чувство…?»