Когда гаснут светлячки

Алатус укладывает друга на кровать и ложится рядом. Альбедо сползает немного ниже, забирается Сяо под бок и опускает голову ему на грудь. Блондин вздыхает и тихо бубнит: — Мы не переоделись даже… целый день в этом ходили, а теперь в кровать… — Постираю завтра, закрывай глаза, Бедо… давай спать… завтра в ночную батрачить. — Угу… «Наверное, мы и правда похожи на парочку…» — Алатус слабо обнимает друга за пояс, уже улавливая его ровное и спокойное дыхание, тихое сопение и бормотание чего-то неразборчивого. — Тц, спи уже, — шепчет, пресекая попытки друга что-то сказать сквозь сон. — Оставайтесь на линии, пожалуйста… — бубнит, не открывая глаз. — Ты даже во сне работаешь. Вот это уровень. Усмехнувшись ещё раз, Алатус закрывает глаза. Он и сам морально и физически истощен, голова почти постоянно болит, после очередной черепно-мозговой травмы, которую он получил совсем недавно, у него частая тошнота и головокружение. Но дома так уютно и тихо, тепло и спокойно. Думая об этом, он невольно задается вопросом: «А «дома» — это где: здесь или с Кадзухой и Тигнари; или, может, за столиком в баре, когда пианист играет ту мелодию?» Он совсем не заметил, как провалился в сон. Как бы он ни надеялся поспать подольше — не вышло. Ровно в пять утра Алатус открыл глаза. Впрочем, иначе и быть не могло, ведь он с детства приучен просыпаться рано. Альбедо лежит на боку, повернувшись к стене, его глаза закрыты, волосы растрепались и небрежно спадают на лицо и подушку, он слабо вздрагивает от холода, чем привлекает внимание Сяо. Парень тоже поворачивается на бок, натягивает на друга одеяло и обнимает, прижавшись к нему сзади. Он утыкается носом в светлые пряди и глубоко вдыхает — этот запах, как ему кажется, он узнает из тысячи. «Несостоявшийся наёмник», — так Алатус назвал себя, когда они с Альбедо пересеклись. На что незамедлительно получил ответ: «Несостоявшийся художник». Блондин совсем не задаёт вопросов о прошлом, но при этом Сяо кажется, будто бы он всё знает. Он понимает без слов, чувствует каждую эмоцию Алатуса, даже те, что спрятаны под сотней замков. Иногда складывается впечатление, словно он умеет читать мысли. Между ними будто бы есть неписаное и немое правило — не поднимать темы о прошлом. Алатус — один из выживших якс, один из наёмников, профессионал своего дела… был. До одного несчастного случая. И после — он стал ненужным, и его просто выбросили. Без имени, без рода, без документов, без средств на существование. Как бездомное животное. Вспоминать это время совсем не хочется, но именно тогда он впервые увидел Альбедо. «Быть может, не так уж и плохо было в тот день оказаться на улице?» Сяо зарывается носом в светлые пряди, от которых так приятно пахнет шампунем Альбедо, глубоко вдыхает и невольно прижимает парня к себе сильнее, словно боится потерять, от чего художник просыпается. — Мм… я уже отправил к Вам полицию… — бубнит, всё еще не проснувшись полностью. — Зачем полицию? — усмехается ему на ухо Сяо. — Думаю, я и сам с тобой справлюсь. — Хм… Флирт…? С самого утра…? — Альбедо потирает сонные глаза, протяжно зевает и разворачивается, оказываясь с Сяо лицом к лицу. — Я снова разговаривал во сне? — А бывает как-то иначе? — Мм… прости… я разбудил тебя? — Нет, я ведь рано встаю обычно, ты же знаешь, — Сяо мягко улыбается и ненавязчиво убирает светлые пряди с лица Альбедо. — Ты только проснулся, а уже выглядишь так, будто отбатрачил трое суток. Хотя, во сне ты, вроде, тоже работал. — Родился таким. Уверен, когда в роддоме доктор ударил меня по жопе, то я не закричал «ааа», а спросил у него о свободной вакансии на работу. — Пх… сто процентов так и было, — усмехается. — Хотя трудоголизм до добра не доводит. — Жизнь вообще до добра не доводит… жизнь доводит до смерти. Жесть. — Подхватил сайновирус? — улавливая слабую дрожь, Алатус сильнее кутает друга в одеяло и прижимает к себе. — Тебе надо телогрейку и пояс из собачей шерсти. Вот она старость. — Тц, иди в зад. — Ты уверен? — абсолютно холодный тон, никак не вяжущийся с флиртом, и рука Сяо скользит ниже, опускаясь на бедро Альбедо. — Ага, надеюсь, в этот раз ты не уснёшь. — Блять… прости за тот случай. — Да нет, всё норм, весело было, — бубнит, уткнувшись носом в грудь Алатуса. — Но, по хорошему, нам бы пора вставать… надо сходить покупаться, постирать одежду и постельное… я ведь теперь спать не смогу, зная, что валялся тут в уличной одежде. А еще бы позавтракать и собрать ужин на работу… и за энергетиком надо сходить, а то снова будешь на дежурстве носом клевать… столько дел, а мы валяемся. Пора вставать. Блондин отстраняется и поднимается, упираясь ладонью в подушку. Холодный воздух в помещении тут же заставляет светлую кожу покрыться мурашками. Альбедо тихо чихает, Сяо усмехается, в который раз думая, что в такие моменты друг похож на кролика, затем берет его за руку и тянет на себя, заставляя опуститься назад на кровать. — Сяо, мы так никогда не встанем… — Разве что местами, — усмехается Алатус. — И где ты понабрался такой похабщины? — игриво улыбается Альбедо, а затем проводит пальцем по груди Сяо. — Со вчерашнего дня флиртуешь, а тут ещё и шуточки пошлые в ход пошли. Марс вошел в Венеру? — А я ни в кого не вошел. Звуки зависти, получается. — Грустное. Молчаливый обмен неоднозначными взглядами и ухмылками, а затем Альбедо всё же встает с кровати, оставляя Сяо наедине с его ускоренным сердцебиением и горящими от стыда щеками. Привыкший к сдержанности и скрытности, он и сам не понимает, почему в компании этого человека он пошло шутит и флиртует. «Таким» его видел, кажется, только Альбедо. Для остальных Сяо остаётся безэмоциональным, спокойным и холодным. Пока блондин возится в ванной, Алатус решает собрать всё постельное белье, застелить чистое и пойти готовить завтрак. Альбедо часто погружается в свои мысли, из-за чего может провести в душе не один час. Сяо уже привык к такому, так что он оставляет грязные вещи в комнате на полу и уходит на кухню. Зажигает газ, ставит чайник на плиту, в почти пустом холодильнике находит полуфабрикаты и бросает на сковороду. В этот раз — блинчики с мясом. Хоть Альбедо и готовит хорошо, но, кажется, он забыл пополнить запас продуктов, так что выбор невелик. Сяо стоит у плиты, переворачивая свернутые блины, хлопок двери оповестил о том, что художник вышел из ванной. Сегодня он провозился куда меньше, чем это бывает. — Мм… — протягивает Альбедо, проходя на кухню. — Пахнет едой. Неужели у меня завелась «жена, которая будет мне готовить»? — Да, дорогой, не забудь о супружеском долге. — Э? Какой долг? Я у тебя ничего не брал, милая. — Эх, все мужики — козлы, — расстроенно проговаривает Сяо, — правду мама говорила. Алатус подходит к художнику и опускает руку ему на плечо: — А мог бы и взять~ — Я же тебя не кусал, вроде, откуда столько похоти? Или всё же укусил… ах, надо отсосать яд, пока не поздно. — Пх, успеешь, — усмехается Сяо и кивает головой в сторону плиты. — Закончишь тут? Я покупаюсь и запущу стирку. — Конечно, давай. — Даю. Усмехнувшись ещё раз, Алатус уходит. Парень быстро берет с собой чистую одежду и направляется в ванную. Сразу сбрасывает с себя всё и становится под напор горячей воды. Он опускает голову и упирается ладонью в стену. Сердце вновь бешено колотится, он и сам не понимает, почему вдруг начал так открыто флиртовать, в какой-то степени ему становится немного не по себе, но с другой стороны, появляется какое-то странное и неведомое прежде чувство. Да и Альбедо, кажется, не против подобного общения. Стóит на секунду перестать думать о чём-либо, в памяти тут же всплывает образ музыканта. Сяо не знает, почему этот парень вообще так сильно засел в его голове, но выбросить его просто не получается. «И откуда это неприятное чувство… — он прикладывает ладонь к груди, где что-то сильно давит и сжимается от боли. — Я будто бы забыл что-то важное… что-то дорогое и ценное… что-то… родное… никак не могу понять…» В голове раздаётся неприятный писк. Алатус отлично понимает, что это значит, так что он тут же выключает душ и присаживается. Перед глазами плывет, тело ему будто бы не принадлежит. Оно расслабляется, а глаза закрываются. Сознание вновь покинуло его, но в этот раз он успел сесть, а значит, ничем не ударится. Парень пришел в себя так же быстро, как и упал в обморок. Для него это уже настолько привычное дело, что он не придает подобному значения. Посидев несколько минут, он наконец вновь ощущает себя, чувствует свое тело и может шевелиться. Полностью игнорируя сам факт потери сознания, он, как ни в чем не бывало, просто продолжил принимать душ. Стирка запущена, завтрак готов, в чистой одежде и с мокрыми волосами Алатус проходит на кухню: Альбедо сидит на стуле, согнув ноги и упираясь коленями в стол, в его руках — альбом с толстыми листами, в левой руке — карандаш. Он увлеченно рисует очередной скетч, всё еще пытаясь придумать «ту самую» композицию. Сяо присаживается рядом, придвигает к себе чашку горячего чая, глубоко вдыхает фруктовый аромат и поворачивает голову на Альбедо: — Снова рисуешь? — Снова обморок? — Оу… и как ты узнал? — У тебя по-другому не бывает, — пожимает плечами Альбедо, разворачивая альбом к Сяо, — как тебе? — Хм… — Алатус смотрит на набросок молодого парня, сидящего на коленях и смотрящего в пол. — Красиво, у тебя и не могло быть иначе… но как-то грустно. — Грустно…? — Если поднять ему голову вверх, то будет ощущение надежды. Хоть какое-то. — Вверх…? И на что он будет смотреть… Или на кого… хм… ладно, — он убирает альбом в сторону. — Давай завтракать. Потом вернусь к наброску… когда-нибудь… однажды я рожу эту картину, хех. — Почему ты не пошел куда-то в творческую профессию? — Кто знает, — Альбедо пожимает плечами, а затем опускает голову. — Я уже спрашивал себя об этом, но так и не нашел ответ. Но я не жалею, мне нравится моя работа. — Чёртова травма… мне как-то проще было быть спасателем. Ездить на вызовы, спасать людей… а сидеть за телефоном… чувствую себя бесполезным. — Не существует бесполезных профессий, Сяо. А диспетчеры иногда спасают не меньше жизней, просто ты этого не видишь, ты ведь на телефоне. Вот и не воспринимаешь. А вообще — лучше перестать думать об этом, — Альбедо делает очередной глоток горячего чая и вздыхает. — Мы ведь работаем не для того, чтобы считать количество спасенных людей. — Да, понимаю. Тяжело просто перестроиться. Сяо опускает голову, внутри вновь появляется это неприятное и пожирающее чувство сильной тоски и обречённости. — Как думаешь… сколько ему лет? — тихо спрашивает Сяо, смотря в пустоту. — Раз он играет в баре, то, полагаю, восемнадцать ему есть. Или хотя бы шестнадцать. Запал, да? — Ты бы только слышал, как он разговаривает… мне почему-то так больно стало… дело не в том, что «запал», а в том, что мне страшно за него… Не в моих правилах лезть в чужую жизнь, но, кажется, я хочу ему помочь. — Синдром спасателя? — Не уверен… сначала мне показалось, что у них с Дилюком хорошие отношения, но потом я понял, что Венти его боится. А затем осознал, что на самом деле он боится всех. Любое движение, взгляд, фраза… хоть какое-то проявление внимания в его сторону и всё, его трясет, как стиральную машину на отжиме. — Хм… давай завтра снова сходим в бар? Сегодня мы в ночь, с ночи придём домой и поспим… ой… то есть… я отвезу тебя домой, а сам сюда… не в смысле вместе. Блять, неважно, — мотнул головой, а затем тихо вздохнул. — Кхем… а вечером можем съездить в бар. — Поедешь со мной? — Вечер у меня свободный, так что могу составить тебе компанию. Но, возможно, Кадзуха захочет с тобой, тогда я не поеду, он меня немного недолюбливает, мне кажется. — Пхах, ещё бы. Ты ведь единственный, кто находится в чс у супер-пупер-мега-ультра спокойного Казу. — Грустное. Альбедо убирает посуду в мойку, протяжно зевает, прикрыв рот ладонью, затем потягивается и опускает руку Сяо на плечо: — Я пошел, схожу куплю энергетики, иначе мы ночную не вытянем. — Давай я, — Сяо поднимается, кладет руки Альбедо на пояс и усаживает его на стул. — Схожу воздухом подышу, да и вообще… хочу пройтись. Надо как-то отвлечься от мыслей этих. — Как скажешь.