Когда гаснут светлячки

Когда Алатус получил свой первый зеленый конверт, то не думал, что работа окажется настолько морально сложной. То, что с первого взгляда показалось ему простой работой «телохранителя», на деле вылилось в рабство. Его заказчик откровенно издевался над ним, а Сяо же искренне не понимал, почему и зачем. С чего вдруг его, лучшего из якс, идеального наёмника, отдают в рабство, которому конца и края он не видел. «Меня прислали, чтобы убить тебя», — с этими словами в его больничную палату вошла Бонанас. Именно с ней он общался ближе всех, покрывал её проступки, брал ответственность на себя, считал её своей сестрой. Она относилась к нему так же. Среди всей пятерки якс, она была Алатусу самой родной. Её он обучал самообороне, ей помогал с учебой, ее защищал от нападок других учеников. А когда их осталось всего пятеро, то они все изменились. От прошлых детей в одно мгновение нет и следа. Сяо всегда был малоэмоциональным, поэтому особых изменений в себе не заметил, чего нельзя сказать про остальных. Всегда весёлая и живая Бонанас стала тихой и молчаливой. Когда обучение было позади, они все уже оказались друг другу чужими. Сяо попал в больницу совершенно случайно, но эта «случайность» подарила ему надежду на жизнь. А Бона пришла, чтобы эту надежду у него забрать. Но не смогла. — Я помогу тебе скрыться… — проговаривает девушка, не в силах даже навести оружие на того, кого считает своим братом. — Я могу сам убить себя, — так равнодушно и холодно отвечает Алатус. — Если хозяин узнает, что… — Так сделай так, чтобы он не узнал! — крикнула, еле сдерживая слезы. — Заставь его поверить, что ты умер… и живи. Сяо… Пожалуйста… — Но, Бона… — Мне плевать! Плевать, что будет! — непривычно сильное проявление эмоций. Алатус уже и забыл, когда видел девушку в таком состоянии в последний раз. — Я помогу тебе… только… только, пожалуйста, живи… пусть это будет не напрасно. А затем пустота. Сяо осознал себя, когда к нему обратился прохожий. Это был дождливый осенний день, он сидел на сыром асфальте в переулке, опираясь спиной об стену. Он был одет в больничную пижаму, что заставило незнакомца обратить на Сяо внимание. — Кажется, Вам нужна помощь? — с этими словами прохожий протянул ему руку. — Сможете встать? Светлые волосы, голубые глаза, довольно пустой и безжизненный взгляд, мягкий голос и такая до дрожи пробирающая холодная атмосфера — таким был первый человек, с которым заговорил Алатус, оказавшись в этом чужом для себя месте. «Меня просто выбросили», — так он решил, когда понял, что охоту на него не ведут. Он стал ненужен. Бесполезный и испорченный. Бонанас не выходила на связь с того самого дня, равно как и другие яксы. Этот мир поначалу казался чужим, если бы такое было возможно, Алатус готов поверить, что его просто «выбросили» из его родного мира и запихнули в этот — чужой и равнодушный. Но именно здесь он почувствовал себя свободным. За ним не следят, он не обязан соблюдать правила, его не накажут за непослушание, у него есть свое мнение, он больше не вещь. Этот звонок — как гром среди ясного неба. Почему Бона позвонила? Из-за чего вдруг решила выйти на связь? Неужели хозяин узнал, что Сяо жив? Теперь его убьют? Что будет дальше? Нужно ли ей перезвонить? В голове происходит полный хаос. — Эй, чего завис? — Кадзуха машет рукой перед лицом друга. — Тебе снова плохо? — Нет, я в порядке… пойду… эм… подышу воздухом. Кое-как Сяо заставляет себя встать, натягивает верхнюю одежду и плетётся на выход. Сил совсем нет, он уже понимает, что сейчас совершает ошибку, что нужно остаться дома, не стоит никуда идти, но просто не может сидеть на месте. Это неприятное чувство, словно он забыл что-то важное, что-то дорогое и ценное, но стоит попытаться вспомнить — голова тут же начинает болеть. Алатус доходит до бара, занимает привычный столик в конце зала, заказывает любимый латте с гранатом и глубоко вздыхает. То, что Бонанас решила выйти на связь, может говорить лишь об одном — хозяин узнал, что Сяо жив. «Ну и что дальше…? Мне всё равно некуда бежать… да и в чем смысл…?» — Поймал грустинку? — Альбедо присаживается напротив, уже привычно достаёт из сумки через плечо скетчбук и карандаш, закидывает ногу на ногу и опускает взгляд на белый лист. — Ты ведь не против? — Не думал, что ты всё же придешь. — А почему нет? Заняться всё равно нечем, — пожимает плечами Альбедо. — Я покалякаю тут? — Хех, калякай. Художник быстро принимается за очередной набросок. Он время от времени посматривает на Сяо, стараясь передать все черты, которые так сильно его интересуют: большие глаза, аккуратный нос, четкие скулы, густые и гладкие волосы. Альбедо полностью вовлечен в процесс, он вслушивается в звук грифеля карандаша, иногда закрывает глаза, давая им отдохнуть, а затем вновь приступает к штриховке. — Венти сегодня нет… — тихо бубнит Сяо, смотря на пустое место около пианино. — Спроси бармена, — пожимает плечами Альбедо. — Не первый раз твой музыкант опаздывает. — Хм… — Сяо поворачивает голову: Дилюк стоит за барной стойкой, протирая стаканы. — Глупо как-то просто брать и спрашивать. — Ну, можешь «сложно» взять и спросить. — Ты тоже подхватил сайновирус? — А почему нет? Грустно жить унылым говном. — Типо меня? — Ну нет, — художник закрывает скетчбук, откидывается на спинку стула и оценивающе смотрит на Сяо. — Ты не унылое говно, ты уставшее. Или сонное. Кажется, по жизни у тебя два состояния. А, ну и ещё бывает «состояние стояния», когда ты возбужден и… — Хватит, я понял, — перебивает, уже вставая из-за стола. — Умеешь уговаривать, схожу спрошу у Дилюка. Альбедо в ответ лишь усмехается, а затем вновь берет в руки карандаш. Сяо быстрым шагом направляется к бармену, стоит только подойти ближе и открыть рот, чтобы задать свой вопрос, на входе показывается Венти — потухший взгляд, слабая дрожь в руках, неуверенные шаги и как обычно — ни единого звука. — О, я рад, что ты пришел. Дилюк подходит к юноше и присаживается на корточки, принимаясь расстёгивать его зимнюю куртку. Музыкант лишь неподвижно стоит, смотря куда-то в сторону. — Ты не замерз? — так мягко и аккуратно спрашивает бармен, на что Венти отрицательно качает головой. — Играть сегодня будешь? Этот вопрос заставил тусклые бирюзовые глаза светиться. Юноша кивает, а на лице появляется слабая улыбка. — Привет! — в этот раз Сяо решает подойти и пригласить музыканта за столик. — П-п-п… — бубнит, пытаясь выдавить из себя приветствие. — Ну же, Венти, — рука Дилюка ложится на хрупкое плечо музыканта, и тот вздрагивает. — Не стоит бояться, это же Сяо, вы уже знакомились, помнишь? Музыкант неуверенно поднимает взгляд на Алатуса, всматривается, будто бы он и правда уже успел позабыть лицо Сяо и сейчас пытается вспомнить, а затем слабо кивает. — Я хотел пригласить тебя к нам за столик, — максимально ровно проговаривает Алатус, хоть внутренне очень переживает. Венти медленно поворачивает голову на бармена, который одобрительно кивает. — Я… я… — Можешь не заставлять себя, если не хочешь, — тут же поясняет Алатус. — Но я был бы рад угостить тебя кофе. — Не стоит так переживать, малыш, — Дилюк аккуратно кладет ладонь на голову юноши и мягко проводит по волосам. — Иди, не бойся… не все люди такие плохие, как ты думаешь. Венти кивает и неуверенно следует за столик. К удивлению обоих, когда они подошли, то Альбедо на месте не оказалось. Он лишь оставил после себя небольшой неаккуратный и размашистый скетч, на котором запечатлел, как Алатус протягивает руку Венти, который стоит, смотря в пол. Обычно такие наброски он рисует довольно быстро, в них нет детализации, нет особой прорисовки, лишь размашистые силуэты и немного теней. — Присаживайся, — Сяо жестом приглашает нового друга за стол. — Кажется, Альбедо куда-то отошел. Ты не возражаешь, если мы посидим пока вдвоем? Музыкант отрицательно качает головой и садится, опустив взгляд в стол. — Какой кофе ты хочешь? Могу заказать свой любимый. Могу любой другой, только скажи какой. — В-вишневый… Одно лишь слово, и на мгновение Алатусу показалось, что он вот-вот вспомнит что-то важное. Но мысли так предательски расползаются в стороны, не оставляя ему ни единого шанса. Сяо быстро сходил на бар за вишневым кофе, когда он вернулся, то застал весьма интересную картину: Венти сидит за столом, сбросив обувь и сложив ноги в позу лотоса, в его руке карандаш, который оставил Альбедо, юноша что-то рисует в уголке белого листа с наброском. — Твой кофе, — Сяо ставит перед ним стакан и присаживается на место. — Любишь рисовать? — Н-нет… не сказал бы… — Музыка тебя привлекает больше, да? Я помню. — Музыка… она такая чистая и невинная… — Как ты вчера-сегодня домой добрался? Все в порядке? — Алатус пытается говорить мягко и не давить, задавать, как ему кажется, глупые вопросы, хоть и хочется спросить совсем о другом. —Домой…? Откуда? Я же был дома, — задумчиво отвечает музыкант. — Или это было не сегодня… — Запутался в днях? Понимаю, у меня такое часто бывает. Кстати, Венти, сколько тебе лет? — Четырнадцать. А, нет, то есть, уже пятнадцать… Или шестнадцать… Кажется, я уже закончил школу… значит, семнадцать? — У тебя проблемы с памятью? — Или уже восемнадцать…? — игнорируя вопрос, продолжает бубнить. Алатус рассматривает внешность этого юноши, неприкрыто демонстрируя интерес: большие бирюзовые глаза, длинные пушистые ресницы, маленький нос, тощие щеки, тонкая шея, узкие плечи. Даже мешковатая одежда не скроет миниатюрного телосложения. — Подарок от заведения, — Дилюк ставит на стол две тарелки с яблочными пирожными. — Приятного. Венти провожает его взглядом, а затем поворачивает голову — пышное мягкое и приятнопахнущее пирожное с белым кремом и кусочками яблок. Музыкант нервно сглатывает, затем придвигает к себе тарелку и принимается колупать в ней еду. — Не нравится? — заметив нотки отвращения на лице Венти, спрашивает Сяо. — А? Нет, ничего… з-задумался… Он с трудом заставляет себя открыть рот, откусывает кусочек и через силу глотает. Со стороны это выглядит так, словно его пытают этим пирожным. — Тебе же необязательно есть, если не хочется, Венти. — Мм…? Это как? — юноша вопросительно наклоняет голову в бок. — Ну… у людей разные вкусы, разные желания, разные предпочтения. Если тебе что-то не нравится, то ты ведь можешь этого не делать. Например, тебе не нравится этот пирог… Или что это вообще? А, неважно. Я к тому, что ты можешь его не есть, никто не заставляет. — Доктор говорит, что мне нужно есть много сладостей… если я не хочу, но это было бы полезно для моего организма, значит я тоже не должен…? — Хм… тогда, наверное, лучше уточнять у доктора… — Алатус опускает взгляд в стол, думая о том, что, похоже, кроме внешних физических повреждений, у юноши есть ещё парочка заболеваний. — У тебя слабый иммунитет? — Не знаю. Дядя говорит, что у меня с головой проблемы… это считается слабым иммунитетом? — Ты живешь с дядей? — С отчимом. А у дяди играю в баре. То есть, здесь. — Твой дядя — это Дилюк? — Ага… — юноша заставляет себя откусить ещё кусочек пирожного, запивает кофе, чтобы протолкнуть его и проглотить, и лишь потом облегченно вздыхает. — Я закончил. Сяо опускает взгляд в тарелку, где ещё лежит как минимум половина, и слабо усмехается. — Я думал Дилюк помладше, — озвучивает свои мысли Алатус. — Кажется, ему тридцать? Н-наверное… — Венти виновато смотрит по сторонам, будто бы сказал лишнего и сейчас должен за что-то извинится. — Я так понимаю, мой друг меня оставил, — Сяо слабо усмехается, хоть и понимает, что сделал бы для Альбедо точно так же. — Может, прогуляемся? Могу провести тебя домой. — А… я… мм… мне нужно спросить разрешение… у дяди… — Да, конечно. Этой ночью Венти не играл в баре, весь вечер он просидел с Сяо, изредка пытаясь поддержать разговор, но, в основном, отвечая на его вопросы. — Дилюк, а… эм… можно меня Сяо домой проводит…? — робко и неуверенно спрашивает юноша, подходя к барной стойке. — Конечно, — мягко отвечает мужчина. — Я только рад, что ты наконец решил завести друзей. — А… эм… сейчас вернусь… Венти оставляет на стуле свою куртку и сумку и быстрым шагом уходит в сторону уборной. Дилюк облегченно вздыхает и переводит взгляд на Сяо: — Я же могу на тебя расчитывать, да? — М? Конечно. Ничего такого… я просто проведу его домой. — Спасибо. Знаешь, он немного нездоров, так что и друзей у него нет, ни с кем не общается и вообще боится людей… постарайся с ним помягче, ладно? Кажется, ты ему понравился, раз уж начал с тобой говорить, так ещё и согласился идти домой вместе. — Да, хорошо. Венти вернулся почти что бесшумно, если бы он не начал копошиться, надевая куртку, то Сяо сразу бы и не заметил. — Куда идти? — спрашивает Алатус, покидая бар вслед за Венти. — Туда. — О, мы, похоже, живем в одной стороне.