Когда гаснут светлячки

— Ты… что…? — Сяо опускает руки на плечи Альбедо и отстраняет его от себя. Блондин наклоняется вперед, тянется к брошенному на пол свитеру и надевает. Медленно и неторопливо, Альбедо прикрывает нагое тело, продолжая сидеть на чужих бёдрах спиной к Алатусу. Художник вздыхает, щеки горят от смущения, и повторить сейчас своё признание сил явно не хватит. Упираясь ладонью в пыльный пол, парень молча поднимается на ровные ноги, хлопает себя по карманам в поиске резинки, находит и собирает волосы в хвостик. — Альбедо…? — Сяо поднимается следом. — Живот болит, — холодно отвечает художник. — Пойду приготовлю что-то на ужин… Или обед…? — он поворачивает голову в сторону окна, сквозь которое едва ли пробивается свет солнца, скрытого за тяжелыми дождевыми тучами. — Или завтрак. — Да, неважно… — он по-прежнему стоит спиной к Сяо, опустив голову и потупив взгляд в пол. Жар понемногу спадает, щеки вновь бледнеют, но сердце никак не хочет успокаиваться. — Тебе что-нибудь сделать? — Сделай. — Что? — Что-нибудь, — Алатус подходит к другу сзади впритык и обнимает со спины. Альбедо вздрагивает, но продолжает стоять неподвижно. Его потухший взгляд буквально сверлит паркет, фокусируется на упавшей кисточке, рассматривает с таким интересом, словно это лучшее, что он видел в своей жизни. Ладони Сяо проскальзывают под мягкую кофту Альбедо. Алатус проводит пальцами по впавшему животу и поднимается выше — на грудь. Художник закидывает голову назад: теперь его взгляд направлен в потолок. Сопротивляться нет ни сил, ни желания. Каждое прикосновение Сяо словно погружает в транс. Альбедо тихо и обреченно стонет — он пленен чувствами, крепко-накрепко скован цепями своей условной зависимости от Алатуса. Мысли так предательски расползаются в разные стороны, хочется попросить Сяо остановиться, и одновременно с тем тело жаждет продолжения. Ласка, забота и нежность, с которыми сейчас так аккуратно чужие руки поглаживают напряжённое тело Альбедо, сводят с ума. На бледную шею опускается трепетный и едва уловимый поцелуй сухими губами. Кожа покрывается мурашками, Альбедо вновь вздрагивает и с тихим сдержанным стоном выдыхает. — Давай, — наконец отвечает Алатус, крепко прижимая к себе художника со спины. — Даю… — как на автомате отвечает Альбедо. — Я имел в виду, давай начнём встречаться, Альбедо… — Ч-что…? — не веря своим ушам, художник пытается развернуться, но его не пускают. Алатус продолжает держать одну руку на животе, вторую — на груди Альбедо, опускает голову на плечо, поворачивает, утыкаясь носом в шею и выдыхает, обдавая кожу жаром. Художник снова вздрагивает. Сердце никак не хочет успокаиваться, оно так быстро и сильно бьёт в грудь, что, кажется, Сяо ощущает его своей ладонью, и осознание этого заставляет блондина смутиться. — Я сказал, что ты мне нравишься… — наконец выдавливает из себя Альбедо. — Да… ты мне тоже, — не поднимая головы с чужого плеча отвечает Сяо. — И я не против начать с тобой отношения, Бедо. — Ты что-то чувствуешь ко мне…? — Да. — Почему не сказал…? — Не знаю. Нас ведь обоих устраивала дружба с привилегиями… Как мне казалось. То есть… я не видел смысла нарушать это. — И молчал бы и дальше…? — Думаю, да… Я вообще думал, что ты влюбился в своего суицидника, с которым беседовал по пятницам. — А ты — в своего музыканта, который играл в баре Дилюка… — А оказывается, можно было просто поговорить, — Сяо усмехается и наконец поднимает голову. — Чувствую, как у тебя урчит живот, хехе. Пойдём приготовим что-то поесть. Точно, ладонь Алатуса ведь по-прежнему лежит на животе художника. Щеки тут же приобретают розовый оттенок, буквально вспыхивают от стыда и смущения. Альбедо резко сбрасывает его руки с себя и, цокнув, разворачивается к Сяо. — Я вообще-то, кажется, два дня не ел. — А что ещё ты два дня не делал? — Алатус расплывается в ехидной улыбке и, опустив руки на пояс Альбедо, притягивает парня к себе. — Тц… Сяо показательно вдыхает запах чужих волос и слабо улыбается. Его взгляд точно такой же, как и всегда, на его лице особо нет эмоций и чувств, что невольно сжимает сердце Альбедо. Мотнув головой, словно избавляясь от дурных мыслей, художник кладет руки на щеки Алатуса и накрывает его губы мягким поцелуем — осторожным, трепетным и… чувственным (?). Чуть ли не впервые в своей жизни Алатус ощущает чувства сквозь поцелуй. Не просто сухое и равнодушное касание губ, не просто прелюдия, не просто «потому что надо», а чувства — искренние и настоящие. Альбедо словно обнажает свою душу, и из ниоткуда берется сильное желание сберечь то, что он дает. — А теперь мы пообедаем, — блондин разрывает поцелуй и смотрит Алатусу в глаза. — Я и правда проголодался. — Да, пойдём. Руки Сяо соскальзывают с пояса, позволяя художнику отойти. Блондин медленно направляется на кухню, включает чайник, достает из холодильника яйца, мясо и овощи, закатывает рукава по локоть и задумчиво рассматривает набор продуктов, пытаясь придумать, что именно готовить. — Чем тебе помочь? — голос Алатуса звучит прямо над ухом, от неожиданности художник вздрагивает, а Сяо лишь усмехается. — Мы ведь не первый день вместе живем, мог бы уже привыкнуть ко мне. — Сразу, как перестанешь засыпать во время секса, — раздраженно отвечает Альбедо. — Будешь мне всю жизнь вспоминать? — И после смерти тоже. Это клеймо, и от него тебе не отмыться, прости уж. — Я исправлюсь, — Сяо вновь обнимает парня сзади. — Если бы кто-то лучше следил за собой и своим здоровьем, — тихо шепчет прямо на ухо, — я готов был бы исправиться прямо здесь и сейчас, на этом самом столе. — … — Альбедо отводит смущенный взгляд в сторону. Теперь, когда он признался в своих чувствах, да ещё и получил в ответ взаимность, от подобных фраз становится жутко стыдно и неловко. — Давай помогу, — Сяо становится рядом с художником, берет нож и принимается резать мясо. Альбедо так и застыл неподвижно, смотря на набор продуктов. Рядом с Алатусом сердце словно замирает, а тело никак не хочет слушаться. Парень витает в своих мыслях, совсем забыв, что они что-то готовят, и возвращается в реальность, лишь когда чайник начинает свистеть. — Бедо, чай или кофе? — Я схожу в ванную, — на одном дыхании выпаливает художник и буквально сбегает, оставив Сяо в одиночестве. Пожав плечами, Алатус продолжает заниматься обедом. Возможно, даже лучше, что Альбедо ушел: можно облегченно выдохнуть и не пытаться скрыть свои эмоции и свое смущение. Очевидно, Сяо тоже чувствует себя немного неловко, это признание было как гром среди ясного неба. В мыслях всё смешивается: переживание за Венти, непонимание от звонка Боны, принятие чувств Альбедо. Переварить всё и как-то разложить по полочкам не получается, остаётся просто смириться с этим хвостом. Сяо уже успел приготовить обед и чай, накрыть на стол и сесть, а художник так и не вернулся из ванной. Чувствуя легкую тревогу, Алатус встает, чтобы сходить проверить, но Альбедо показывается на пороге: домашний голубой свитер с пятнами от краски, влажные распущенные волосы, мягкие шорты до середины бедра, махровые разноцветные носки и комнатные тапки. — Долго тебя не было, — констатирует Сяо. — Всё в порядке? — Я же два дня не купался, — пожимает плечами художник. — Грязь отскребал. — Понял, я как раз закончил готовить. Альбедо садится за стол, опускает взгляд в тарелку и усмехается: не так часто Сяо готовит, да и едят они вместе тоже довольно редко. Обычно после проведенной вместе ночи им либо нужно на работу, так что завтрак они пропускают, либо Сяо возвращается домой, тоже пропуская прием пищи. Взгляд Алатуса скользит по художнику. После признания он словно наконец может посмотреть на блондина другими глазами: аккуратные черты лица, большие голубые глаза, розовые от смущения щеки, тонкая бледная шея, ромб на шее, который так и притягивает всё внимание на себя. — Что? У меня что-то на лице? — голос Альбедо заставляет Сяо перевести взгляд в его изумрудно-голубые глаза. — Да. — Что? Где? — Щеки красные. — Тц! — Альбедо прикладывает холодные ладони к горящим от стыда щекам. — Можно было этого не говорить. — Можно. А можно было сказать, — Алатус пожимает плечами и усмехается. — Ещё не видел тебя таким смущенным. Обычно именно ты меня краснеть заставляешь. — Как там твой подросток…? — художник решает сменить тему: сегодня он точно не в том состоянии, чтобы легко отбивать шутки и парировать. Этот странный сон, который словно и вовсе не был сном, выпавшие сутки и резкий наплыв эмоций заставляют его искать способ переключить внимание на что-то другое. — Хочу отобрать его у Кэйи, — раздраженно отвечает Сяо. — И я найду способ это сделать. — Всё настолько плохо? — Венти сказал, что Кэйа трогал его бёдра. А при фразе о «совращении», он вообще дрожал, как лист на ветру, хоть это и была шутка. Очевидно, помимо избиений, до него кто-то домогался. Предполагаю, что Кэйа. Вот только… в полицию Венти идти не хочет. Он абсолютно уверен, что полиция сделает ему плохо. Настолько, что готов впасть в истерику от одного лишь упоминания полиции. — Оу… думаешь, Кэйа постарался? — Однозначно промыл ему мозги и запугал. — Тогда вся надежда на лисика? Животные милашки. — Наверное, — Сяо вздыхает и поворачивает голову в сторону окна. — Нари попробует с ним поговорить, разговорить его и убедить дать показания, но… я не уверен, что из этого что-то выйдет. — Соцслужбы? — Не думаю… Если честно, то в мою грешную голову уже приходили мысли даже о том, чтобы просто похитить его и спрятать, но как это провернуть я тоже не… — Ты сейчас серьезно? — перебивает художник. — Ты отдаешь отчет своим словам, Сяо? Хочешь украсть ребенка? Ты осознаешь всю ответственность этого решения? Хочешь тоже получить распоряжение суда о запрете приближаться к нему? — Прости, не подумал, что тебя это может задеть… — Меня не задело, я просто не хочу, чтобы ты повторил мою ошибку. По своей глупости я не видел Кли уже несколько лет. Поступая необдуманно, ты готов, что больше никогда не увидишь Венти? — Да, ты прав… — Алатус вздыхает и опускает голову. — Прости, просто я совсем не понимаю, что делать. — Я нашел хорошего юриста, так что, думаю, можем сходить к нему и переговорить по этому поводу. — А Венти все это время остаётся с этим… тц… даже слово подобрать не могу. — Мне понятны твои чувства, но будет лучше не поддаваться эмоциям и действовать в рамках закона, Сяо.