Прекрасное их погубило

— Не включается？Сломался? — Кажется, — пробубнила Изуми под нос, быстро взглянув на Шисуи, который облокотившись о дверной косяк, сложил руки перед собой. — Ты уверена, что воткнула шнур в розетку? — шутливо ухмыльнулся он, явно припоминая недавний случай с принтером, который она забыла подсоединить к ноутбуку и сокрушалась полчаса, почему документы не печатаются. — Я уж не совсем дура, — зашипела Изуми, продолжая гнуть шнур и крутить ручку то вправо, то влево, — а тогда, я так торопилась, что совсем забыла про usb кабель. Это был единичный случай! Лучше бы помог, чем строить из себя умного. Случаем не твоя ли рука к этому причастна? — прищурилась она, испытывающе на него посмотрев, — вчера всё работало прекрасно. — Нет, — ухмыльнулся он, подойдя к ней и обняв со спины, уткнулся носом в затылок — и почему ты всегда винишь меня за косяки? Я, в отличие от некоторых, с техникой на ты. А вот кое-кто умудряется почти каждый месяц ломать ноутбук, удаляя жизненно важные драйвера с компа. И вот тут, случаи были не единичными. Сейчас припомню, сколько раз я переустанавливал…— его руки залезли под свитер, нежно огладили живот, отчего её бросило в жар, и на щеках появился румянец, — четыре… — полушёпотом сказал он, перекинув волосы на одну сторону. — Откуда я знала, что это такое, — возмутилась она, пытаясь остановить блуждающую по телу руку. Файлы показались ей тогда подозрительными и подумав, что схватила где-то вирус, незамедлительно удалила, из-за чего вначале пропал звук, затем застыла картинка на рабочем столе и вскоре, и вовсе всё исчезло. Шисуи вернувшись с работы, застал её в истерике: вся жизнь потухла вместе с экраном. Протянув стакан с водой, он задал пару наводящих вопросов, прогнав её с места, начал возиться, нажимая на клавиатуру, под её всхлипывания. Когда всё вернулось, она долго хлопала мокрыми от слёз ресницами и в порыве, чуть не задушила его в своих объятьях. — И это было лишь, — Изуми тут же замолчала, когда он прошёлся пальцами вдоль шеи, мазнул губами по коже. Мелкая дрожь пробила её, и нижнее бельё намокло, вцепившись пальцами в столешницу и зажмурив глаза, Изуми попыталась справиться с нарастающим возбуждением. Он её дразнил, не позволяя себе больше, ждал, когда она сама попросит, однако стоило проявить инициативу, как Шисуи отталкивал её. Оставляя возбуждённой и неудовлетворённой. Может хотел, чтобы она умоляла его? И в действительности она была почти на грани. Ночью, лёжа в постели, всё чаще стала ласкать себя, представляя его руки, а тихое размеренное дыхание за стенкой, подливали масла в огонь. Как-то тяга к нему стала такой невыносимой, что, спрыгнув с кровати, она прошлась на цыпочках и застыв у двери, повернула обратно. Ей подумалось, что он скинет её со своей постели и пристыдит. Это было вполне в его духе. — Два раза …ох, — протяжный вздох вырвался наружу, — не ври! — Три раза, — поправил он, резко развернув к себе, прижал к столешнице, та больно впилась в поясницу. — На третий он сам сломался… я ничего не удаляла, — у неё спёрло дыхание от его взгляда, полного любви и нежности. Никто никогда не смотрел на неё так, словно она была бесконечной вселенной, а он потерянным путником. Сейчас Шисуи выглядел беззащитным и ранимым, уголки его губ расплылись в мягкой улыбке. Грудь наполнилась тёплой нежностью к нему. Сердце забилось сильнее, время застыло, бархатные ресницы слегка подрагивали — завораживали. Сейчас он был удивительно красивым — эфемерным. — Всё дело в твоей энергетике, — магия тут же развеялась. — О, и кто тут заговорил об энергетике, — вспылила Изуми, приподняв бровь, — мистер неверующий… Шисуи подкалывал, называл чушью её веру в приметы, суеверия и призраков. Скептически относился к рассказам о морге, что спускаясь на цокольный этаж, ощущала души усопших. « Ты просто себя накручиваешь, вот и всё. Морг сам по себе неприятное, холодное место, а дальше твой мозг, просто дорисовывает картину», — говорил он, наматывая её локон на свой палец. Однажды он так её напугал, резко появившись в дверях её комнаты с накинутой поверх белой простыней и криком «бууу», что она остолбенела и минут пять таращилась с открытым ртом, не находя подходящих слов. Порой он был полным придурком, и читая его статьи, всегда удивлялась, как в такой голове могло рождаться что-либо толковое. — Иногда ты такая злая, что техника воспламеняется от твоего гнева, и я готов поверить, что в тебе сидит маленький дьяволёнок, — сказал он, слегка прикусив её нижнюю губу, подразнивая, — который мне безумно нравится. Её возмущение тут же заткнули глубоким поцелуем. Захлёбываясь от переполнявших её чувств, Изуми вцепилась как кошка в плечо, пытаясь удержаться на ватных ногах. Шисуи прижался к ней сильнее, почувствовав его возбуждение, её всю затрясло, обвив шею, она притянула его к себе, не давая сбежать. Не в этот раз. Его руки протиснулись под лифчик и стали мять грудь, Изуми сладостно застонала, теряя связь с реальностью. Тепло разливалось по венам, воспламеняло тело, живот приятно, мучительно скручивало, а трусики стали настолько мокрыми, казалось, влага вот-вот проступит на джинсы. Сердце пульсировало в висках, напряжение возрастало с каждым касанием, она горела и ей хотелось гореть и дальше в обжигающем сладостном огне. Руки потянулись к его джинсам и расстегнув дрожащими пальцами пуговицы, она прошлась поверх хлопковой ткани по затвердевшему тёплому члену. От смелости собственных действий, предвкушения, что он окажется в ней, её пробила мелкая дрожь и по коже пробежались мурашки, дыхание тут же участилось, стало рваным. — Оста…новись, Изу, — прорычал он, срываясь на тяжёлый шёпот, прижавшись своим взмокшим лбом к её лбу. — Не хочу…не хочу останавливаться. Я хочу тебя, — борясь с окутывающей её лихорадкой, прошептала с приглушённым хрипом, пытаясь поймать его губы. Как же ей хотелось, чтобы он замолчал, впился поцелуем, сжал в объятьях до боли в рёбрах. — Хочешь меня, и всё? — обхватив её лицо, Шисуи заставил посмотреть в затуманенные страстью глаза. Он хотел её, видела — ощущала. — Да, — облизнула она губы, не понимая, что он хочет от неё услышать. Сердце продолжало бешено стучать в груди. — Ты хочешь…чтобы я, — он провёл большим пальцем по нижней губе, — тебя трахнул? — последнее слово, Шисуи сказал с таким надрывом, отчего она вздрогнула. — Да, я хочу, чтобы ты меня трахнул, — повторила Изуми, думая, что это какая-то игра и грубые слова больше заводят (она как-то читала об этом статью), и если бы попросил произнести её что-либо ещё, то с нетерпением сделала это, так как до судорог в ногах хотела продолжения. — А я не хочу тебя трахать. — Что?! — непонимающе нахмурилась, пытаясь осознать происходящее. — Тогда зачем всё это?! — Неужели ты не понимаешь, Изуми. Я бы сделал это давно, если бы хотел от тебя только этого, — тихо произнёс он, нежно проводя по щекам и убирая волосы назад. Взгляд блуждал по лицу, и она не могла понять, куда он смотрит. — Тогда чего ты от меня хочешь? — сглотнула подступающий к горлу ком. — Я хочу, чтобы ты меня полюбила. Я хочу заниматься с тобой любовью. Хочу в твоих глазах увидеть себя. Сейчас же в них только желание. — Разве этого мало? — Мне мало… Я жадный, — грустно улыбнулся он, отводя взгляд, застегнул ширинку. Взяв тостер со столешницы, он поднял на уровень глаз, прищурился, как бы выявляя причину поломки, — Я попробую починить. Я видел где-то отвёртку, пойду поищу… Он снова уходил, и перехватив за запястье, Изуми попыталась его остановить. — Ты боишься? — С чего ты взяла? — ухмыльнулся, вернув тостер на место. — Ты боишься, того, что будет после. — Нет, я вроде понятно объяснил, чего я на самом деле хочу. — Но это же глупо! Ты мне нравишься, и я хочу этого. Почему бы нам не переспать, я не заставлю жениться на мне, не переживай. Только не говори, что ты ни с кем не спал без любви? — Спал, — прямо ответил Шисуи, смотря ей в глаза, — и не раз. Но ты не все, когда же до тебя дойдёт! — И много у тебя было? — пробубнила она, потупив взор. Изуми никогда не питала иллюзий, что являлась единственной и неповторимой для него, однако его честный ответ, заставил в каком-то смысле почувствовать укол ревности. — Зачем тебе знать, — приподнял её лицо за подбородок. — Их было так много? — на самом деле, ей совсем не хотелось знать правду. — Нет, — отрезал он, — и лучше бы их не было вовсе. Прекратим этот разговор, — выдохнул Шисуи, бережно убрав прядь её волос за ухо, — я не хочу ссориться из-за этого. Не хочу, чтобы ты оценивала меня по этим отношениям. То что было до тебя, не имеет никакого значения. Это была другая жизнь, где не было тебя — это был другой я, — он приобнял её, прижав к своей груди. Его сердце стучало как молот. Шисуи погладил её по волосам и осторожно поцеловал в макушку. — Отвёртка на балконе, — еле слышно сказала она, — ты уверен, что сможешь починить? — с сомнением спросила, глядя на тостер, который служил верой и правдой без малого два года, и каждое утро выручал с быстрым завтраком: выплёвывая хрустящие тёплые ломтики, на которые она намазывала толстый слой апельсинового джема. — Не обещаю, но попробую. Не выбрасывать же Джоанну, — протянул он, широко улыбнувшись. — Это Джимми! Как-то войдя на кухню, Шисуи застал её говорящей с тостером и изогнув в удивлении бровь, спросил, не двинулась ли она умом, за что ему в лицо тут же полетела тряпка. Была у неё странная привычка одушевлять предметы и давать имена, а порой хвалить за проделанную работу. Когда они переезжали из Конохагуре и перетаскивали часть вещей в подвал, у Изуми сжималось сердце, ей казалось они чувствуют себя брошенными, потерянными и по своему плачут. Помниться мама в детстве попросила сложить игрушки в коробку и отнести в детский дом или сад, тогда она провела целый день с ними, прощаясь. Рассказав обо всём Шисуи, ожидая от него новых подколов, к удивлению, встретила понимание. Он поделился, что когда ему было невыносимо трудно и одиноко, разговаривал с цветком алоэ. — Может, он почувствовал себя ненужным, заревновал и решил сломаться? — тихо засмеялась Изуми, от своего глупого предположения. — Ну, на самом деле, я его понимаю. По многим параметрам, он проигрывает мне. Скорее всего, у него депрессия, — подыграл он, похлопав по корпусу, — я должен поговорить с ним с глазу на глаз, чисто по-мужски. Привести его в чувства. — Хорошо. Я тогда поеду в центр, встречусь с одногруппницей. Она обещала поделиться конспектами. — Если будешь поздно, позвони, я тебя встречу. — Я на пару часиков, не беспокойся. По возвращении Изуми застала его на кухне, ковыряющимся в разобранной технике. Надев очки, он скрупулёзно рассматривал шурупчики, пружинки, периодически заглядывая в телефон и прокручивал видео, приговаривал под нос: «Да, точно. Это должен быть ты. Нет. Тц». Его всё настолько поглотило, что даже не обратил внимание, как она вошла и зашуршала пакетом с продуктами. — Ты скоро? — Изуми, ты разве, не должна была встретиться с подругой? — встрепенувшись, снял он очки, крутя в руках отвёртку. — Я уже вернулась. — Серьёзно? — глянул на часы, — я даже не заметил. — Ты скоро закончишь? Мне нужно ужин готовить. — Я…не знаю, — почесал затылок, взглянув на весь беспорядок на столе, — вроде немного осталось. Я подвинусь, — он аккуратно собрал все разбросанные винтики, поставил подле себя, — тебе хватит места? — Вполне. — А что будет на ужин? — Говядина с овощами и жареным рисом. — Может приготовишь гюдон? — Я посмотрю, есть ли у меня мирин, — Изуми потянулась к полке с приправами и соусами, взяв коробку, стала перебирать бутылочки, — будет тебе гюдон. — Спасибо. Как прошла встреча? — вернувшись к работе, поинтересовался Шисуи. — Отлично, посидели в кафе, поболтали. Потом позвонила мама, сказала, что купила тур в Хаху и не сможет приехать ко мне. — Ты расстроилась? — Не то чтобы…мне иногда с ней трудно. Тёплых отношений, как обычно бывает у матери с дочерью, у нас нет. Иногда, я не знаю, о чём с ней говорить. Мне хотелось рассказать о тебе, но потом передумала. — Почему? — Мама у меня консервативных взглядов, — хмыкнула она, — не одобряет совместное проживание с мужчиной без уз брака. — В этом она схожа с моим отцом. Он тоже не считает это нормальным. — Странно, что они так и не сошлись… — Тебе тоже казалось, что они друг к другу неравнодушны? — Да, — протянула она, смеясь, — помню, меня немного пугала мысль, что мы с тобой можем породниться. — А я боялся, что если твоя мама станет моей, то мне придётся постоянно ходить опрятным и прощай мои посиделки с друзьями. Как вспомню, как она меня отчитывала за прогул, так коленки трясутся. — Да, она может нагнать страху, — от лука защипали глаза и, отложив в сторону нож, она посмотрела наверх и быстро заморгала. Стоя у плиты, поджаривая мясо, она изредка поглядывала на его сгорбленную спину, нервные подёргивания, почёсывания затылка; улыбалась слушая его вздохи и кое-как сдерживала смех, когда матерился, ругая блогера, который не мог толково объяснить. В этот момент он показался ей таким родным, близким. Хотелось уткнуться между лопаток, прижаться к широкой спине, почувствовать тепло и защиту. Может это и была любовь, не та от которой бабочки в животе и хочется летать, а другая — уютная, приземлённая, домашняя. Когда тебе просто хорошо и комфортно рядом. Словно почувствовав её пристальный взгляд, Шисуи обернулся, снял очки и зачесал волосы назад. — Кажется, всё. Нужно проверить. Щелчок и всё в мгновение погасло, и лишь фитиль от плиты искрился голубым светом. — Кажется щиток выбило, — с досадой прошептал он, — Уверяю, это щиток, техника не сгорела. Изуми подошла к нему и обняла. — Я люблю тебя, — прошептала она, слёзы навернулись на глаза. — Что ты сказала, — сглотнул он, касаясь её волос. — Что люблю тебя. — Если ты так хочешь со мной переспать…то не… — Помолчи, пожалуйста, — она встала на цыпочки и коснулась губ, — просто поцелуй. Мясо в тот вечер сгорело, и гюдон они так и не поели.