Да, хотел бы, чтобы мир всё знал…
За дверью почему-то оказался школьный двор. Мир как будто был обработан серым светофильтром с пониженной яркостью. А ещё он был… чуждым. Школьный двор парил среди туч. За воротами начиналась пустота. Сама школа и вовсе превратилась во что-то чудовищное. Её будто вывернули наизнанку, разорвали на части и развесили на ветвях невидимого дерева. Куруми никогда не представляла «Мэгуригаоку» именно такой, похожей на разрез механизма в учебнике. Сверху лился дождь, но как будто проходил сквозь школу. Не было ни луж, ни стекающей по стенам воды, даже сама Куруми оставалась сухой. Вся эта конструкция вопреки законам физики парила над двором, по которому бродили заражённые. И как назло, верная лопата куда-то пропала. Но странное дело: заражённые даже не смотрели в сторону растерянной Эбисудзавы и не обернулись на стук двери. Немного осмелев, она сначала подвигала ладонью перед глазами ближайшего футболиста и, не видя реакции, толкнула. Руки прошли сквозь заражённого, а сам он вдруг превратился в серый туман и растворился в воздухе. Тучи. Всё как будто состоит из туч. Рука снова отозвалась болью. Застонав, Куруми упала на колени. Она почувствовала сильный жар. От взгляда на руку сделалось дурно: укус был перевязан, но вокруг него уже начали проступать почерневшие вены. Снова воспоминание: она лежит на диване, слышит стоны заражённых, кричит от невыносимой боли, а в правые руку и ногу впиваются наручники, которыми её приковали. А рядом сидит Юри с ножом на коленях. — Рии-сан, ты же обещала… — прошептала Эбисудзава, чувствуя, как на глазах выступают горячие слёзы. — Я не хочу причинить тебе вред. Тебе и им. Умоляю, Рии-сан, я же знаю, что если ты этого не сделаешь сейчас, то потом точно не сможешь. А я смогу… Юри! Её голос эхом отразился от развешенных в пустоте коридоров и классов. Задрав голову и осмотревшись, Куруми увидела дверь «клуба школьной жизни». Это было высоко. Но путь, к счастью, вырисовывался сразу, пусть и на вид он был нелёгким. Куруми чувствовала: что бы сейчас ни творилось, нужно туда попасть. В самой школе заражённых не было. Впрочем, это не играло роли: здесь и так всё было неправильно. Приходилось идти по изломанным коридорам, карабкаться по крошащимся стенам, перепрыгивать через пропасти, а порой скакать по парящим в пустоте кускам бетона и мебели, словно по камням, торчащим из реки. Пару раз Куруми запуталась и забралась не туда, из-за чего приходилось возвращаться. Порождение сюрреализма, в которое превратилась «Мэгуригаока», не тянуло на лабиринт, но даже для Эбисудзавы, после ночных обходов способной сориентироваться в школе с закрытыми глазами, было непривычно видеть знакомые помещения такими. Усугублял ситуацию жар, да и укус ныл не переставая. Почерневшие вены на вид не изменились, но ощущение было такое, будто они пульсируют под кожей. Вдобавок Куруми терзали голоса, доносившиеся из ниоткуда. — Если я начну превращаться в одну из них, не медли ни секунды… — Мы все любим эту школу. — Эбисудзава-сан? — Помогите! — Куруми, нельзя цепляться за прошлое. — «Клуб школьной жизни». Вступишь? — Прекратите… — прошептала Эбисудзава. Она пыталась зажать уши, но голосам было плевать. Они жили в голове, а не вокруг. А возможно, что и весь этот абстрактный мир тоже.Но как ты думаешь: ему не пофиг на твои проблемы, Которые лечат косяки судьбы? Да если бы мы были не люди, а големы, Тогда не помнили бы ни одной войны!
Последний коридор. Закрытые двери. Окна — как ни странно, не разбитые. И самая важная, где на табличку был подвешен тетрадный лист с надписью: «Клуб школьной жизни». Рядом стояла верная лопата, которую Куруми тут же взяла в руки. Открыв дверь, она увидела себя, прикованную к дивану. Прикованная была накрыта одеялом с головой. А рядом сидела Юри Вакаса с ножом в руках. — Я сдержу обещание… я сдержу… — шептала она раз за разом, словно мантру. Эбисудзава хотела было коснуться её плеча и привлечь внимание, но укус нестерпимо разболелся, а по комнате прокатился порыв ветра. Рефлекторный взгляд в сторону, откуда дунуло, наткнулся на большое зеркало в полный рост. Такого в их клубе точно не было. А может, и во всей школе. Но что было ещё важнее, в зеркале отражались стены, мебель, сама Куруми… но не Юри и вторая Куруми, что была прикована. Только пустой диван, на котором лежали наручники и скомканное одеяло. Куруми шагнула к зеркалу, пытаясь во всём разобраться. Отражение повторило её действия. Ничего удивительного, ведь именно так и работают зеркала. Однако с запозданием Эбисудзава заметила небольшую разницу. У её отражения не было повязки на руке. Укус был отчётливо виден, как и всё дальше расходившиеся от него чёрные вены. Удивлённо склонив голову, она посмотрела на свою руку. Ничего не изменилось. А вот отражение с каждой секундой всё сильнее отличалось от того, каким оно должно было быть. Чёрные вены продолжали расползаться, покрывая тело, а вслед за ними начала сереть кожа. Черты лица заострились, щёки впали, под глазами появились тёмные мешки. Это была заражённая. То, во что сама Куруми должна была превратиться совсем скоро. И лицо было не растерянным, как у оригинала. Отражение самодовольно усмехнулось, а потом продемонстрировало оскал.Но «остановиться и сберечь» Вызывает злость и горечь. А это всё хранить в себе Нам запретил закон природы!
Эбисудзава отскочила назад, беря лопату на изготовку. Ухмылка отражения стала ещё шире, а потом оно бросилось вперёд. Зазвенело разбитое стекло. Заражённая вылетела из зеркала вместе с градом осколков, замахиваясь лопатой. И целилась она вовсе не в настоящую Куруми, а в Юри, которая как будто не слышала ни звука. Сталь лязгнула о сталь. Куруми едва успела остановить стремительный удар. Отражение тут же отпрыгнуло. Однако Юри, равно как и Куруми, лежавшая на диване, вдруг превратились в туман и исчезли. Совсем как тот заражённый. Теперь диван выглядел так же, каким он был в зеркале: мятое одеяло да расстёгнутые наручники. В первую секунду Эбисудзава испугалась, но потом посмотрела на отражение. Самодовольная усмешка сменилась злобной гримасой. — Я не дам тебе навредить ей, ясно тебе? — произнесла Куруми, вставая в боевую стойку. Заражённая резко присела, а потом, словно пружина, распрямилась, бросая своё тело прямо в неё и делая быстрый тычок лопатой. Куруми едва успела отпрыгнуть в сторону и перекатиться. Лопата отражения громко лязгнуло о стену, оставляя на ней глубокую борозду. Рука отозвалась болью, к жару добавилась ломота в теле, но не было времени жалеть себя. Откуда-то пришла ничем не обоснованная, но абсолютная уверенность, что поражение означает смерть. Если заражённая победит, то она станет настоящей Куруми Эбисудзавой, а от нынешней останутся лишь лоскуты воспоминаний, заставляющие бесцельно бродить по знакомым местам, пока под руку не подвернётся мёртвая или живая, но незаражённая плоть. Отражение вновь атаковало. Оно не собиралось сдерживаться. Куруми отбивалась и контратаковала, но всё было без толку. Ни один её удар не достигал цели, но и атаки противницы тоже уходили в никуда. Пытаясь достать друг друга, они вышли в коридор и медленно продвигались по нему в сторону лестницы. Только после очередного успешно заблокированного удара Эбисудзава поняла, в чём проблема. Она сражалась с отражением, которое наизусть знало все её приёмы и могло предсказать все действия. Вот только самочувствие заражённой не ухудшалось, у неё не болела рана и не терзал жар. — Оставь меня в покое! — крикнула Куруми. Очередной удар она не заблокировала, как делала это минуту назад, а наоборот, шагнула в сторону и атаковала сама. Без какой-то техники и стараясь избегать привычных ударов: просто била изо всех сил под случайными углами. Удар наискось, горизонтальный, тычок в ноги, черенком в лицо, ещё тычок, сокрушительный вертикальный удар, способный раскроить череп… Эбисудзава превратилась в машину нанесения ударов. Теперь отступало отражение, отбивая удары или уклоняясь от них. Куруми же усиливая натиск. Она разгадала свою копию и могла справиться! И, преисполненная уверенности, слишком поздно заметила хитрую улыбку. Заражённая неуловимым движением отвела удар в сторону, заставляя Куруми по инерции сделать шаг вперёд, а потом стремительно перехватила лопату и ударила рукоятью в челюсть. Ошеломлённая Эбисудзава едва успела отбить сначала один удар, потом второй, третий же пришёлся на древко и разломал его на две половины. И, как будто этого было мало, удар ноги опрокинул её на пол. Отражение не спеша подошло к ней и подняло свою лопату. Куруми едва успела отклонить голову, и лопата вонзилась в пол в считанных сантиметрах от неё. Заражённая повторила тычок ещё дважды, а потом отвесила пинка под рёбра, встала прямо над ней и занесла лопату над головой на манер топора-колуна. Рука вновь разболелась. Жар усилился. На глазах выступили слёзы. Надежда таяла с каждым мигом, но Эбисудзава продолжала за неё цепляться. Ради девчонок. Ради того, чтобы Юри могла дожить до завтрашнего дня, а не повторить путь сэмпая. Когда лопата двинулась вниз, Куруми в последний миг изогнулась, спасая голову. Инструмент вонзился в пол на несколько сантиметров: несложно было догадаться, что такой удар легко бы раскроил череп, если б достиг цели. Заражённая наклонилась, перехватывая лопату поудобнее, чтобы выдернуть. В этот миг Эбисудзава ударила её ногой по лицу, вскочила и, оттолкнув, бросилась бежать. В руках у неё остался ремень от лопаты, который, уклоняясь от ударов, удалось отвязать от обломков. Надо было только завязать один узел, который однажды показывала Юри, что набегу было непросто сделать. Когда лопата проломила одну из дверей и вышла там, где должна была оказаться шея бегущей Куруми, она не удивилась. Этот абстракционистский мир был царством заражённой. Поэтому, поддавшись неведомому наитию, она в последний момент ушла в подкат и проскользила по полу, а потом спешно поднялась и продолжила бежать. Узел всё не завязывался, и Эбисудзава отчаянно пыталась успокоить себя, вспомнить каждое действие и не облажаться. У самой двери на крышу она остановилась. Заражённая уже показала, на что способна, и надо было использовать эти трюки против неё самой. Дёрнув за ручку, Куруми секунду помедлила, а потом изо всех сил пнула дверь. Глухой удар возвестил, что отражение получило по лбу, и Эбисудзава выскочила на крышу. Теперь заражённая бежала следом, замахиваясь своим оружием. Остановившись, Куруми развернулась. В опущенной правой руке она держала ремень от своей лопаты с петлёй на конце. Отражение же остановилось. Лишь на миг. Лицо перекосила злобная гримаса, и заражённая нанесла удар. Лопата просвистела в воздухе несколько раз, прежде чем Эбисудзава наловчилась и метнула петлю, а потом резко рванула ремень на себя. Всё получилось: петля захлестнулась на древке сразу за рабочей частью, а от рывка затянулась. И более того: не ожидавшая этого заражённая выпустила оружие из рук. Куруми быстро крутанулась вокруг своей оси. Лопата на ремне просвистела в воздухе. Отражение отскочило, чтобы не получить черенком. Но после первого же оборота руки разжались, и садовый инструмент, давно превратившийся в орудие убийства, улетел прочь с крыши. Теперь противницы остались без оружия. — Я не позволю навредить никому! Никому, слышишь?! — прокричала Эбисудзава. — Оставь нас всех в покое или умри! Отражение лишь красноречиво сжало кулаки. Куруми ответила взаимностью и, облизнув пересохшие губы, бросилась навстречу. В их драке не было никакой техники: ни одна, ни другая противница не умела драться. Они просто били друг друга кулаками и ногами что было сил. Каждый пропущенный удар отзывался болью, но это было ничем в сравнении с ноющим укусом и жаром, от которого, казалось, кровь вот-вот вскипит. Уклонившись от удара, Куруми увидела летящую в неё ногу и, поймав в захват, дёрнула на себя. Заражённая потеряла равновесие и рухнула на бетон. Эбисудзава попыталась наступить ей на горло, но отражение быстро откатилось в сторону, а потом вскочило и отбежало на несколько метров. Куруми нахмурилась и остановилась. Надо было использовать любую возможность для передышки. Драться было не просто тяжело — она была на пределе сил, и всё ухудшающееся состояние делу не помогало. Заражённая вдруг присела и упёрлась ладонями в бетон, неотрывно глядя на Куруми. Усмешка давно изменилось на злобу. Эбисудзава поманила её рукой. И этот жест возымел свой эффект. Отражение прыгнуло. Это был прыжок, свойственный скорее гигантской лягушке, чем человеку. Он был похож на рывок, который заражённая сделала в начале схватки. Но теперь она не промахнулась и сбила Куруми с ног. Встав на четвереньки, она нависла над Эбисудзавой, попытавшейся было защитить лицо, развела руки и ударила лбом в переносицу. Серый мир на миг принял красные тона, а потом в лицо прилетел кулак. И ещё один. И ещё. Заражённая самозабвенно избивала поверженную противницу и явно наслаждалась процессом. Но в какой-то момент ей это наскучило. Прекратив наносить удары, отражение схватило Куруми за шиворот, приподняло, а затем приложило затылком о крышу. По бетону пробежала тонкая трещина. Быстрые удары в лицо сменились мерными, ритмичными приземлениями затылка на бетон. — Юри… прости меня… — прохрипела Эбисудзава. — Я… не защитила… тебя… Сквозь шелест дождя и удары собственной головы о трескающуюся крышу до ушей донёсся полный отчаяния крик Юри. — Куруми… Не заставляй меня это делать… Умоляю, держись… — послышался столь родной голос. Справа лязгнул металл. Когда голова в очередной раз поднялась над бетоном, Куруми увидела вонзившийся в трещину нож. Снова удар. Перед глазами всё поплыло, но рука наощупь нашла рукоять. Эбисудзава посмотрела противнице в глаза. Та на миг замешкалась, и через секунду несостоявшаяся жертва вонзила ей в висок нож. Заражённая резко выпрямилась, стоя на коленях. Куруми поджала ноги, а потом изо всех сил ударила её подошвами в грудь, отбрасывая от себя. Она с трудом поднялась на ноги. Её шатало, в глазах двоилось, а болело, казалось, всё тело. Но она всё ещё была жива. Равно как и отражение, которое тоже поднималось на ноги. Заражённая молча нащупала нож и выдернула его из головы, а потом с размаху вонзило в крышу. Нож вошёл в бетон по самую рукоять, и Куруми была уверена, что проще его сломать, чем вытащить. Впрочем, она уже оценила свои шансы и знала, что делать. Как бы всё ни пошло, Куруми Эбисудзава не позволит причинить Юри вред. Даже если придётся её потерять. Даже если они больше никогда не обнимутся, не поговорят обо всём на свете, и Куруми не сможет почувствовать прикосновение этих тёплых, мягких губ. Эбисудзава начала смещаться вправо. Заражённая же двинулась в противоположную сторону. Они шли против часовой стрелки, постепенно сближаясь. Но в планы Куруми медленное схождение и не входило. Нужно было лишь заставить противницу занять нужную позицию. И в этот момент она с воплем рванулась вперёд Заражённая выставила руки, готовая перехватить удар… которого не было. Куруми врезалась в неё всем телом и, крепко обняв, продолжила двигаться. Отражению пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы сохранить равновесие, пока она не врезалась в перила. Безумный гнев на миг сменился пониманием. До заражённой дошло, в чём был план, но она уже ни на что не могла повлиять. Вложив в рывок все силы, Куруми в обнимку с противницей перевалилась через парапет. Они вдвоём полетели навстречу школьному двору, что раскинулся прямо под крышей. Куруми с трудом разлепила глаза. Очень хотелось пить. Губы и горло пересохли. Правые рука и нога уже не были прикованы к дивану, а рядом на полу сидела Юри и спала, положив голову ей на грудь. Вакаса выглядела изможденной и несчастной. На миг захотелось дотянуться и поцеловать её в щеку, но они были не одни. В углу плечом к плечу дремали Юки Такэя и Мики Наоки. В другом углу мирно спал Таромару. Кошмар как будто закончился, разве что укушенная рука побаливала. Осторожно осмотрев повязку, Эбисудзава заметила, что почерневшие вены исчезли, зато рядом с раной виднелась маленькая красная точка, как от укола. Рядом с диваном же лежал пустой шприц, а в изголовье торчал кухонный нож. Тот самый. А главное — не хотелось никого загрызть. Всё было почти как обычно, даже жар ушёл, разве что мучила жажда. Осмотрев комнату ещё раз, Куруми заметила, что Юки уже не спит. Сев, она прижала палец к губам. Но это не помогло. Такэя вскочила и побежала к ней, а следом проснулась уже Мики, меланхолично осматриваясь по сторонам. — Куруми-тян! Крепко стиснув Эбисудзаву в объятиях, Юки расплакалась. От этого плача проснулась и Юри. Несколько секунд она непонимающе смотрела на Куруми, прежде чем пришло осознание. — Доброе утро, — произнесла Куруми. — Доброе утро… — эхом ответила Вакаса и тоже обняла её. Кошмар закончился… вроде бы.***
Куруми вышла на крышу. Дождь давно закончился, и теперь светило приятное солнце. Жаль было, что это последним посещением ставшего родным места. Пока Эбисудзава лежала, прикованная к дивану наручниками, заражённые смогли разрушить баррикады и прорваться на крышу. Как назло, частично из-за них, а частично из-за грозы случился пожар, уничтоживший солнечные панели, аккумуляторы и все любовно возделываемые грядки, в которых теперь копалась Юри, добывая уцелевший урожай. Вся их четвёрка же выжила лишь благодаря Юки, которая прорвалась к радиоточке и дала объявление о конце занятий. И заражённые, ведомые обрывочными воспоминаниями, действительно разошлись, благо дождь к тому моменту уже закончился. Мики же добралась до того самого подвала, где укусили Куруми, и смогла найти лекарство. Люди, проектировавшие школу, были готовы к эпидемии и заготовили там запас сыворотки. Но, увы, «Мэгуригаока» больше не годилась на роль убежища. Без электричества, грядок клуба садоводства и баррикад оставаться здесь было бессмысленно. Поэтому «клуб школьной жизни» собирал свои немногочисленные пожитки и провиант, готовясь направиться к ближайшему убежищу. А там уже как карта ляжет. А ещё Мики, пока искала сыворотку от этой ужасной болезни, смогла упокоить Мэгу. Теперь любимая учительница окончательно покинула этот свет, чудом не прихватив с собой учениц. Девчонки не сомневались: Мэгуми, некогда пожертвовавшая собой ради их защиты, очень расстроилась бы, если бы из-за неё, пусть и заражённой, кто-то погиб или превратился в бессмысленного пожирателя плоти. Юри же так и не смогла выполнить обещание, которая дала, казалось, тысячу лет назад. Она не смогла всадить нож в горло той, кого любила. Но Куруми была лишь благодарна за это. Падая с крыши в своём кошмаре, она была уверена, что больше не проснётся. Правда, не обошлось и без потерь. Таромару всё-таки не выжил. Щенок получил свою дозу сыворотки слишком поздно, пришёл в себя на считанные минуты, прежде чем его сердце остановилось. Оставалось лишь гадать, были ли у него такие же видения. — Привет, — Юри оторвалась от своего занятия и подошла к прислонившейся к стене Куруми. Та улыбнулась в ответ. Эбисудзава чувствовала себя прекрасно. Укус побаливал, но это было сущей мелочью по сравнению с тем, как её ломало в мире кошмаров. — Много уцелело? — спросила она. Юри покачала головой. — Нет. Чудо, если хотя бы полведра овощей наберётся. Она порывисто обняла Куруми и крепко прижала её к себе. Эбисудзава мягко обняла её в ответ. Она скучала по этому приятному теплу, которое поддерживало в трудные минуты. Но Юри решила пока не афишировать отношения, так что пришлось немного потерпеть. Сейчас же на крыше больше никого не было. — Когда мне стало совсем плохо, мне снился кошмар, — прошептала Куруми ей на ухо. — Мне казалось, что всему конец. Было одиноко и страшно… — Мне тоже, — ответила Юри. — Ты так страшно кричала. Я ничего не могла сделать. Эбисудзава усмехнулась и коснулась губами её щеки. — Неправда. Ты сделала больше, чем думаешь, — её объятия стали крепче. — Рии-сан… Юри… Только благодаря тебе я не сдалась. Я хотела бороться, потому что если бы сдалась, то она загрызла бы тебя… та тварь, в которую я должна была превратиться. — Прости меня. Я хотела выполнить обещание, но… я не смогла, — почти плача проговорила Юри. — Куруми, я просто не могла это сделать! Если бы не Мики… — Всё хорошо, — Куруми отстранилась от неё и провела ладонью по волосам. — Мы живы. И… правда, спасибо, что поступила… так. Ты меня спасла. Она так и не решилась рассказать про то, что видела. Эти жуткие, безумные видения были слишком странными, даже сама Эбисудзава не могла сказать, насколько всё было реально. Действительно ли она стала бы заражённой или умерла бы, если бы отражение победило? Или просто мозг, измученный лихорадкой и заразой, выдумал эту абстракцию без всякого смысла? Отбросив все эти мысли в сторону, Куруми прижала Юри к стене и начала жадно целовать. Это было важнее всего: быть рядом с любимой девушкой, наслаждаться каждой секундой, проведённой вместе, радоваться тому, что удалось пережить ещё один безумный день в этом безумном мире, в этом мёртвом городе. Чувствовать вкус мягких губ Юри под утренним солнцем. — Я тебя люблю, Юри, — прошептала Эбисудзава, разорвав поцелуй. — Я тоже тебя люблю, — ответила красная как помидор Юри. — Когда выберемся отсюда, сходим на свидание? Только ты и я. Вместо ответа Куруми вновь поцеловала её. Даже если окажется, что «выбираться» уже некуда и весь мир захвачен заражёнными, она будет сражаться за подруг и за любимую девушку. И она знала, что Вакаса в свою очередь позаботится о них и в самый тёмный час тоже спасёт — пусть и по-своему. — Спасибо тебе, — произнесла Эбисудзава. — Спасибо за ту ночь. — Но я ничего такого не сделала. Наоборот, нас едва не загрызли, — удивилась Юри. Куруми улыбнулась. — Тогда ты сделала кое-что важное, — она устроила голову на плече той, благодаря кому уже во второй раз смогла разорвать оковы безумия. — Спасла меня от самой себя.И эти осколки — это я. За мной кровавая земля! Почва впитает, смоет дождь. Ты не узнаешь эту ночь! И только в звёздной тишине По цвету крови на земле, Если звала, меня найдёшь И, там обняв, ты так спасёшь!