Что делает человек, когда на его земле начинается война? Когда твой правитель обезумел настолько, что не считает тебя за человека? Когда солдаты ходят и свободно грабят тебя, насилуют людей?
Конечно же берёт оружие. По крайней мере, крестьянин Шариот так сделал. Его деревня была в эпицентре начала революции. Именно в его районе начало разрастаться сопротивление.
Он отдал войне всё. Покинул ради свободы семью, отдал деньги революционерам и сам пошёл воевать. Ради свободы своей семьи мужчина начал убивать, грабить и творить бесчинства, ведь верил, что, когда всё это кончиться, всем будет хорошо.
Так подумали и многие из его деревни. Поэтому Шариот возглавил небольшой отряд и начал помогать революционерам....
И вот, спустя два года убийств, потерь друзей и разграбления богачей, мужчина стал достаточно уважаемым революционным командиром. Под его командованием находились уже более пятисот человек.
Сам мужчина снял с имперских офицеров мундир и оружие, переделав одежду на манер революционной. Поэтому выглядел он статно и мужественно. И как отметка о боевых заслугах на его ремне висела кобура с пистолетом, а на спине — имперский автомат элитных подразделений. Огнестрельное оружие в революционной армии — лучшее доказательство боеспособности.
Два года сражений воспитали из мужчины стратега, трезво и хладнокровно оценивающего ситуацию. Битвы нарастили опыт командования как большими, так и малыми группами. Его подразделение было универсальным — оно хорошо держалось как в атаке, так и в обороне.
И вот, сейчас, он и его подразделение командование отправляет на самоубийство — задержать противника. Нет, не имперцев, а иностранцев, которые вступили на их землю только около 4-х месяцев назад. Обозвали их рейховцами, ведь представились как солдаты Великого Рейха.
С ними он и его солдаты ещё не воевали. Но точно знали — задержать их невозможно, если попробуете — по вам проедутся и не оставят от вас ничего. Поэтому приказ и был самоубийственным. Причём как всё звучит то....
"Полковник Шариот, вам и вашему отделению приказано задержать противника у деревни Могата любой ценой." — именно эту надпись на маленькой бумажке принёс ему штабной посыльный. Отослав того назад, мужчина стал думать над этим всем.
Самоубийственное указание смешивалось в голове со вчерашними листовками, которые всё ещё лежали кое-где на дороге и домах, ведь отделение находилось именно в нужной деревне, которую приказали оборонять.
И всё это вместе порождало в голове у Шариота очень нехорошие мысли. Ведь, фактически, командование, хоть и хочет выиграть для себя немного времени, но отправляет их на верную смерть...
— Чего сидишь, будто в рот воды набрал? — спросил подошедший к нему солдат, которого звали Вильнос. Старый друг, с которым они дружили ещё с детства и подняли вместе восстание в деревне. Именно с ним мужчина прошёл все эти два года бок о бок.
— Командование прислало самоубийственный приказ.... — тяжело вздохнул полковник. — Говорит оборонять деревню от рейховцев.
— Да ну? Убить нас что ли решили? — спросил Вильнос.
— Не знаю. Но положение у нас крайне дерьмовое. Не выполним приказ — трибунал, выполним — все поляжем прямо здесь. — ответил мужчина, после чего принял от друга самокрутку. Как-никак курение довольно успокаивающее занятие.
— Ну, тут уж тебе выбирать. Ты же у нас командир. — махнул рукой мужчина, так же закуривая и смотря на голубое небо. Ведь сидели они посреди деревни, на лавочке, пока солдаты или тренировались, или отдыхали в домах достаточно крупной деревни. Крестьян здесь уже давно нет, их убили имперцы, когда отступали. Продовольствие сюда доставляли из штаба, по дорогам. Но, в последнее время, еды и снаряжения становилось все меньше и меньше....
— А ты бы что сделал? — спросил полковник у друга, после чего сделал затяжку.
— Я бы подумал о людях в первую очередь. Знаешь, прости меня, но мне кажется, что нам эту войну уже не выиграть. — Вильнос грустно хмыкнул. — Рейховцев ничто не остановит, наши силы на исходе. Да и деревня наша осталась далеко позади.... — у мужчины из одного глаза капнула единственная слеза. Да, им пришлось оставить родную деревню по приказу революционного командования, без единого выстрела, рейховцам. И это сильно ударило по обоим мужчинам.
— Ты прав. Мы домой в обоих случаях уже не вернёмся. — склонил голову полковник. Все пятьсот душ, данных ему в распоряжение, должны бесславно погибнуть под катками стальных монстров иностранцев..., когда он думает об этом, по коже пробегает табун мурашек.
— Погоди ка..... — внезапно оживляется Вильнос и достаёт из внутреннего кармана шинели листовку, сброшенную вчера. Глаза мужчины метаются по тексту, после чего наконец цепляются за нужное предложение. — Смотри, мы можем попробовать сдаться рейховцам. — мужчина выделяет пальцем предложения "Мы дадим вам всё необходимое: кров, еду, работу, защиту! Переходите на нашу сторону и будете жить, как не жили раньше!".
— Ты дебил что ли? Это же явная ловушка. — говорит Шариот. — И вообще эти листовки, приказом командования ещё со вчера, нужно выбрасывать, а не оставлять себе.
— Может поэтому командование так приказало? Смотри на картинку! — Вильнос тыкнул пальцем в изображение кучи трупов имперцев и революционеров. — Наши с имперцами сплачиваются! С теми, кто убивал наших все эти два года! Нельзя ли это считать предательством? Пойми, Шариот, от нас тут уже ничего не зависит. Давай, может, хоть молодым жизнь спасём?
— Ай, хрен с тобой! Уговорил! — мужчина выкинул окурок и встал. — Всё равно помирать.
После этих слов мужчина нашёл возвышение, коим являлась повозка с какими-то деревянными коробками и встал, призывая людей собраться перед ним.
Через пару минут всё пятьсот человек стояли перед полковником. Слева от повозки же стоял Вильнос, выполняющий должности заместителя командира.
— Товарищи солдаты, скажу честно и неофициально — мы в дерьме! Нам приказано оборонять эту деревню от рейховцев! — на лицах солдат появился страх. — И тут у нас с вами есть только два выхода: смерть или сдача. Я понимаю, что мы — фактически элитное отделение революционной армии. Но наше командование уже не то, что было раньше. Оно пытается спастись любой ценой, жертвуя нашими жизнями! Поэтому я предлагаю сдаться рейховцам! — на удивление, после этой фразы ни одного выкрика не последовало. — Вы согласны?
— Куда вы, туда и мы товарищ полковник! Если вы решили, мы с вами! — выкрик из толпы.
— Согласны! — уже другой выкрик.
— Почему нет!? — третий.
— Я спрошу, а вы ответите хором. Вы согласны!? — громко крикнул Шариот.
— Так точно, товарищ полковник! — ответил строй...
***
Маршем солдаты шли по дороге уже больше часа. Оружие у всех было за спинами, а ведущий, коим был сам полковник, и замыкающий, заместитель, несли длинные палки с белыми клочками ткани.
Над ними единожды пролетел какой-то странный механизм. Солдаты поняли, что он рейховский. И раз уж он их не убил, значит, что и сами люди будут склонны к сдающимся.
Несколько минут и перед колонной показываются стальные монстры и солдаты в неизвестной экипировке. Рейховцы, судя по всему, уже заждались их. Огонь сразу не открыли — вот и славно.
— Стойте! — крикнул, судя по всему, командир противника. Шариот тут же подал команду остановиться. — Вы кто такие?
— Мы — бывшие революционеры. Желаем сдаться. — ответил полковник, всё ещё держа в руках белый флаг.
После этого командир рейховцев сказал что-то на неизвестном революционерам языке и колонну окружили солдаты. Революционеры уже испугались, что их расстреляют, поэтому начали жаться друг к другу. Но, внезапно, к Шариоту подошёл сам командир иностранцев.
— Я гауптман Готтен, приятно познакомиться. — мужчина протянул руку Шариоту.
— Полковник Шариот. — пожал руку бывший крестьянин.
— Выкиньте эту ненужную палку и следуйте за мной. — сказал Готтен, развернувшись и потопав дальше по дороге...
***
Лагерь бывшего врага встретил не враждебностью, а больше безразличием. Солдаты занимались своими делами, лишь изредка кидая взгляд на пришедших.
Тем временем бывшие революционеры осматривали базу рейховцев. Она была оцеплена забором из колючей проволоки, за которым постоянно ходили патрули. Имелось большое количество палаток, деревянные бараки, судя по всему, предназначавшиеся для стоянки стальных механизмов. Полевая кухня также имелась. В общем, было всё то, о чём революционеры только могли мечтать.
— Ваши солдаты смогут отдохнуть здесь, пока мы с вами пройдём в штаб. — сказал Готтен, указав рукой на достаточно большую поляну с травой. Шариот скомандовал бывшим революционерам оставаться здесь. После этого оба зашли в одну из палаток.
— Здравствуйте. — поприветствовал бывший полковник человека, сидящего за столом в палатке.
— И вам того же. Садитесь. Гауптман, свободны. — сказал мужчина, после чего Готтен удалился. — Ну, рассказывайте, зачем пожаловали?
— Мы хотим сдаться вам. — ответил Шариот.
— Прекрасно. Но в военнопленных мы не нуждаемся. — ответил сидящий мужчина. — Но...... мы можем предложить вам воевать на нашей стороне....
— А другого варианта нет? — спросил, вытаращив глаза, бывший полковник. Воевать против своих не входило в его планы.
— Можем расстрелять, патронов у нас много. Просто сами поймите — вас нужно кормить, поить, обеспечивать жильём.... — мужчина многозначительно замолк.
— Ээээээ..... ну, я не знаю, как отреагируют мои люди.... — задумался Шариот. В принципе, лучше уж так, чем никак. Ведь в любом случае революции уже не быть, так почему бы не помочь её добить, получив при этом что-нибудь?
— Можно ведь проще сделать. Прямо завтра мы примем у вас присягу нашему государству. И тогда уже никаких разногласий не будет, я вас уверяю. — предложил мужчина.
— Нужно с солдатами посоветоваться.....
***
Над Берлином высоко возвышалось дневное светило. Воскресенье — прекрасный день, ведь у большинства выходной. Но только не у правителя Великого Рейха.
— Ванни, будешь ещё кофе? — спросил Франц, сидящий за своим столом и разгребающий бумаги.
— Да, буду. — коротко ответила девушка, которая быстро что-то писала на очередном листке. Тем временем же парень встал и взял обе чашки, после чего поднёс их к чайнику с кофе. Наполнив их ароматной чёрной жидкостью, он добавил в один два кубика сахара, а во второй молока из другого чайника.
— Держи. — парень поставил девушке на стол чашке с кофе с молоком. Она отвлеклась от бумаг и положила ручку, после чего повернулась лицом к фюреру.
— Спасибо, милый. — сказала Ванесса, после чего притянула Франца за галстук и коротко чмокнула в губы. Но захлестнувшие парня чувства не дали ему спокойно оторваться. Фюрер положил ладонь на щеку девушке, продолжая поцелуй и наполняя девушку страстью....
Но прозвенел чёртов телефонный звонок.
— Как вовремя. — прошипела девушка, когда парень убрал ладонь с её щеки.
— К сожалению, не взять нельзя. — вздохнул тяжело фюрер, после чего вернулся к своему столу и взял трубку. — Да?
— Мой фюрер. Тут бывшие революционеры, просят принять их в армию. Готовы принять присягу. — сказал голос Фон Бока. Парень сначала слегка удивился, но после усмехнулся. Мда, агитация и вправду работала, причём очень хорошо, что аж в Столице был кратковременный бунт.
Иметь местных в армии довольно неплохо. Но вот только зачислять их в Вермахт совсем не хотелось. И думать долго не пришлось.
— Принимайте. Только не в Вермахт, а в отделение Крестьянской освободительной армии. Так и пишите, что служат не в вермахте, а в КОА. — сказал Франц. Почему крестьянская? Потому что большинство революционеров — крестьяне. Да и население в большинстве своём именно они.
— Есть, мой фюрер. — ответил генерал-фельдмаршал и отключился от линии.
После этих слов парень перешёл от стола к интерактивной карте. На ней, где-то на просторах Тысячелетней Империи, начиналась появляться новая армия в его вооружённых силах....
