в память о потерявшихся пятнистых кошках

— а ты уходил? в ногах — пятнистые четырёхлапые, а на лице гримаса усталости и тревожности. минхо с трудом позволил себе посмотреть на юношу; его мучила совесть и жалость к этому забитому ребёнку с широкой улыбкой и кривоватыми зубами (он заметил, что те так забавно выпирали, когда джисон улыбался во все тридцать два, и, не сдержавшись, ночью написал об этом в дневник), а дождливая погода напоминала о вчерашнем дне, обведённым в кружочек. пахло грецкими орехами, свежестью и мимолетным страхом перед большой ответственностью. его мысли были полностью забиты маленькими точками на чужом теле, что беспорядочно, как родинки, расположились на лучистом мальчике и забивали голову опасениями. до самой поздней ночи минхо черкал в памятном блокноте, пытаясь изобразить линии фигуры, перерастающие в красивый, статный цветок, вырисовывал буквами хан джисон и подбирал множество синонимов к слову «волшебный», но, в конце концов, не выдержав слой усталости, заснул на столе с мигающей лампой и песней на минимальной громкости. — уходил, — брови старшеклассника согнулись в неровные полоски, а сухие губы растянулись в ухмылке, заставляя минхо сделать шаг назад. очевидная ложь. игра. этот маленький хитрый лис не замечал, как нагло играл с чужими чувствами, как остро реагировал потерянный старший, чье сердце готово было выпрыгнуть наружу на раз-два-три-четыре. — пропустите? котята у ног отчаянно замяукали, ступеньки завизжали, словно живые, а где-то вдали загрохотал гром; погода была против этих отношений: она отчаянно намекала не пропускать замерзшего джисона в ларёк, не греть крепкий кофе, и не смотреть на него, как на божество, но минхо в знаки судьбы никогда не верил, потому безоговорочно согласился впустить в своё сердце корни молодого растения и окунуться головой в размешанный пальцами мёд. он терпеть не мог мёд, а непослушного мальчика, любящего, оказывается, чёрный хлеб и сладости, с каждым проведённым днём благословлял всё больше и больше. джисон жил с ним почти неделю: аккуратный, местами капризный, игривый ребенок, с огромным аппетитом и тактильностью, которая порой переполняла его до краев; для скучающего минхо такой гость стал подарком судьбы, причиной приходить на работу пораньше, приносить тёплый завтрак и готовить кофе, улыбаться редким клиентам и проще расставаться со своими умершими стеблями-детишками в горшках. подросток в его цветочном магазине стал огромной достопримечательностью, которая, по велению судьбы, была полностью отдана ему на сохранение и «очищение». — я сделал ещё один шаг и, прикинь, упал! — джисон откинулся на спинку старенького кресла, закрывая глаза руками, и пару раз недовольно цыкнул, но улыбка, проглядывающая на лице, полностью выдавала игривый настрой. — в соннике сказано, что у меня будут неприятности. но разве я не являюсь той самой «неприятностью»? минхо срезал жёлтые листочки, не поворачиваясь в сторону скрипящего кресла; он думал о своём, предпочитая не вмешиваться в монолог хрипящего после долгого сна джисона, однако внимательно слушал его, запоминал и грустно улыбался. — папа говорил, что от меня одни проблемы. наверное, он даже не ищет меня или просто делает вид, что волнуется. — так, значит, ты всё-таки сбежал? кивок сопровождался лёгким хихиканьем и резким тяжёлым звуком: джисон, слишком сильно откинувшись назад, перевернул кресло и повалился на хлипкий пол, словно диковинная игрушка, случайно упавшая с полки владельца. ужаленный, обеспокоенный, с усталыми глазами-звёздочками минхо кинулся помогать, чуть ли не падая в ноги смеющемуся юноше, закрывающему красное от смеха и нелепости лицо. ему хотелось разорваться — больно не было, лишь покалывания по позвоночнику, но грустные глаза хёна, смотрящие сверху вниз с жалостью и испугом, заставили джисона вцепиться пальцами в его рубаху и притянуть к себе в холодные объятия. — разве я — проблема, хён? — ты — подарок; дикий цветок, доставшийся мне по великой случайности и подаривший шанс снова вдохнуть в себя жизнь. отстраняясь от крепких объятий, минхо аккуратно коснулся мокрыми губами чужого лба: за липкой чёлкой виднелось пару пятнышек-малюток, видимо, скрывающихся от взгляда молодого хозяина, а приоткрытые глаза смотрели точно в пустоту, напоминая минхо о полевых, загнивших ромашках и грязных руках. от джисона не хотелось отрывать взгляда, однако ладонь, прежде сжимающая воротник рубахи, надавила в область груди, где-то там, кажется, минхо и хранил своё крошечное сердце, принадлежащее гардении на полке. мог ли он исправить это бушующее биение в груди, мятежное, тоскующее по чему-то, известному только жутким бабочкам в животе? не мог. но эта шипучка под кожей, жгучая, неприятная, помогала радоваться его прикосновениям. — хён, ты умеешь готовить? — а ты голоден? они отлипли друг от друга, вновь принимаясь за собственные занятия: минхо выставлял разноцветные бутоны в ряд, распылял водой и расчесывал лепестки пальцами, мысленно вспоминая прикосновение холодных рук, а джисон — вытирал пыль на полке, пытаясь скрыть красные щёки и радостный взгляд. они не разговаривали до самого конца смены, загруженные, неловкие, трепетные; минхо думал о том, что приготовить на завтра для этого мальчишки-гурмана, а джисон размышлял о неправильности своего побега и сладких булочках в школьной столовой. может, гроза всё-таки была знаком?