Алиса

Иван раскрывает глаза, резко садясь на месте, пытаясь понять, где он, и что вообще происходит. Голова все еще тяжелая, словно прибитая обухом. «Вот черт…», — потирает он лоб, оглядываясь, и обнаруживая себя в очень знакомой комнате: навь, замок, его, точнее их совместные покои. За несколько секунд туман в голове окончательно проясняется, и первая осознанная мысль которая бьется в его голове, мгновенно возвращает его к случившемуся с его ребенком похищением. — Тише, свет мой, — знакомые до боли руки ловко оплетают его, не давая сорваться с места притягивая к себе со спины, — Она в порядке, и она уже здесь, — когти плавно поглаживают по груди, — Все хорошо. — О, у тебя как всегда на все был свой план, в который ты даже не удосужился мне посвятить, да?! — сквозь зубы шипит юноша, резко оборачиваясь, опаляя Кощея злым горящим взглядом. Встречный взор смотрит на него с мрачной досадой — и хватка рук ослабевает, он торопливо и быстро поднимается с постели с одним единственным намерением: наконец увидеть дочь. Бессмертный же провожает его в спину взглядом мрачным и глубоким. «Ненавижу, ненавижу, когда он так поступает!» — сжав ладони в кулаки с болезненной яростью думает он, пролетая коридор за коридором, — «Особенно когда дело касается чего-то подобного!». С короткой указки слуг он легко находит спальню, в которой тихим, и спокойным сном спит Алиса. Он понимает это по расслабленной позе, умиротворенному лицу, тому как девочка обнимает руками подушку, вдыхая и выдыхая ровно и спокойно. «Ох, родная…», — он, сперва ощущает порыв протянуть руки, выхватить это хрупкое, теряющиеся на широкой кровати тело из плена одеял и подушек, но сдерживает себя. Лишь опускается на колени перед постелью, осторожно протягивая ладонь и поглаживая бледный лоб. Визуально — все в порядке, и это уже хорошо, но что его дочь пережила? Что произошло с ней там? Что узнала из ядовитых уст врага? Что думает теперь о своем отце, что так дурно справился с родительскими обязанностями? — Силы Темной Богини питаются страхом и трепетом перед ней. И чем сильнее тревога — тем больше они подпитываются, — раздается тихий, вкрадчивый голос за спиной, — Так что это было необходимо, учитывая, как долго в этом смысле Яга сидела на голодном пайке. Твоя тревога множила опасность. Иван со вздохом роняет лицо в атлас покрывала, сжимая ладонь на ткани. Внутри плещется злость, смешанная с досадой пополам с раздражением и облегчением от того, что это все же закончилось. — Ты бы мог сказать мне, — произносит юноша. — Да, и к чему бы это привело? Сказать кому-то не думать о чем-то, это самый верный способ надежно поселить мысль в голове, особенно в этом случае. Могло все….усугубить весьма неприятным образом. «Ох, твои эти обтекаемые выражения», — сжимает зубы Иван. Он очень хорошо знает, что может скрываться за этими аккуратными и дипломатическими формулировками. — Что с Ягой? — тише, спустя паузу спрашивает юноша. — Все, — и в этом коротком слове отчетливо слышится удовлетворение тьмы, — Свой шанс на хоть какое-то существование, самое жалкое она упустила. В ответ плечи собеседника нервно передергиваются. — Нет смысла сидеть с ней, свет мой. Это целебный сон…он будет длиться долго. Когда она проснется, тебе доложат. — Почему бы ей не проснуться дома? Хватит с неё впечатлений…- лиловые глаза цепко наблюдают за тем, как иванова ладонь ласково поглаживает руку Алисы, что лежит сверху одеяла. — Во сне не переходят границу яви и нави. Можно не проснуться. Иван шумно выдыхает, поднимая голову и всматриваясь в лицо Алисы. Затем поднимается на ноги, оборачиваясь и обнаруживая Бессмертного, что стоит, облокотившись на дверь комнаты, скрестив руки на груди. Он смотрит в острые, с виду отстраненные черты лица напротив, ощущая причудливое смешение злости и благодарности, пытаясь разобрать, чего же в нем все-таки больше. Иван улыбается одной стороной рта, и это во многом нервная улыбка, но теплая рука ложится на острое плечо, на мгновение сильно сжимая. И Кощей мгновенно накрывает эту ладонь своей. — Значит, как ты там обычно говоришь в таких случаях…выбрал оптимальный путь решения проблемы? — по этой тихой интонации Бессмертный прекрасно считывает ту меру раздраженной усталости, что испытывает юноша. — Да, — коротко роняет в ответ Кощей, явно не собираясь оправдываться больше положенного. Иван собирается убрать свою ладонь с плеча, но мужчина, едва заметно поморщившись, перехватывает ее, и уложив когтистую длань на талию, прижимает юношу к стенке. Их глаза сталкиваются в молчаливом противостоянии - и в воздухе буквально звенит натянутая нить напряжения. — Ты не имел права так поступать, — изнеможённо-злым шепотом, на выдохе шипит Иван спустя продолжительную паузу, ощущая, что злости все же больше, — я ее отец, и я должен был знать, что происходит, я отвечаю за нее! — А кто отвечает за тебя, а? — сощуривает взор Бессмертный, и эта реплика заставляет его собеседника в злости свести брови к переносице, — Ты не смог бы подойти к этому с холодной головой. — О, как славно, что у тебя с этим никогда нет проблем, дорогой, — бросает юноша, резким движением отстраняясь от Кощея, сверкнув глазами, — Ни с холодной головой, ни с холодным сердцем, — Иван переводит взгляд на спящую в кровати, сжимая ладонь в кулак и понижая тон голоса, — Я хочу убедиться в том, что с Ягой покончено лично. В ответ Бессмертный лишь едва заметно кивает, позволяя супругу выскользнуть из комнаты, собираясь последовать за ним. Но перед этим темной, неслышной тенью проскальзывает к постели, несколько мгновений всматриваясь в безмятежный сон ребенка, что имеет милосердную возможность не видеть всю глубину взгляда, направленного на него. …Алиса просыпается, обнаруживая себя на большой кровати с балдахином. Это совсем незнакомое для нее место- комната большая, и мебель в ней из красивого резного, некрашеного дерева. Она осторожно садится, потирая глаза. Ощущения внутри странные, на удивление спокойные, хотя она и помнит все произошедшее, но тревога и страх при мысли об этом не поднимается. — Маленькая госпожа проснулась? — раздается от двери почтительный голос, и резко обернувшись, она видит высокую стройную девушку с длинными зелеными волосами, и такого же, лишь на несколько тонов бледнее цвета кожей. Алиса не вполне уверена, что может назвать себя маленькой госпожой, но в комнате больше никого нет- поэтому она кивает, немного неуклюже спускаясь с высокой постели. — Вы голодны? Девочка неопределенно пожимает плечами. — А вы могли бы проводить меня…к папе? — неуверенно произносит она, делая шаг к незнакомке, краем глаза с любопытством рассматривая непривычную для себя обстановку. «Если меня забрал Константин…ну, или кто он на самом деле, то здесь точно должен быть и папа», — логично рассуждает она. — Как пожелаете, — мавка улыбается ей в ответ, отворяя дверь спальни и почтительно поклонившись, что весьма смущает девочку. «Ого…так странно», — думает Алиса, разглядывая длинную вереницу коридоров. За века замок не сильно изменил своего облика, разве что потерял особенно устаревшие гобелены, оставаясь таким же грандиозным и помпезным. В какой-то момент они проходят мимо зеркала, и ребенок останавливается, с любопытством рассматривая свое отражение. Волосы у нее теперь короткие, едва до плеч достают — длинная коса, осторожно, но не всегда удачно, заплетаемая отцом по утрам безвозвратно утрачена. С губ Алисы слетает тягостный вздох, она ощущает прилив печали и одновременно - тревоги при воспоминании о том, что было в той мрачной и темной избе. «Все так непонятно… И место, и кто все эти…существа, словно нереальное все. Может, все-таки, все ненастоящее?», — она осторожно косит взгляд на мавку, терпеливо ожидающую ее рядом. — Маленькая госпожа очень красива, — улыбается девушка, кивая в отражение, и Алиса успевает увидеть мелкие и острые, как у рыбы зубы. Девочка, вздрогнув, едва заметно улыбается в ответ- улыбкой вежливой, но отстраненной, что дарит взрослым в общественных местах. Они двигаются дальше, вдоль высоких коридоров и дверей, причудливых и витиеватых канделябров. «Такой большой замок, бесконечный, хорошо, что меня ведут, а то снова потерялась бы…», — Алиса погружается в собственные мысли, как вдруг ее внимание привлекает большой, парадный портрет, висящий над очередным лестничным пролетом. На нем- Константин и папа, оба в длинных, обитых мехом плащах, с коронами на головах, со взглядами серьёзными и величественными. Они стоят в пол оборота, рядом с друг другом. Художник, рисовавший это явно талантливый, но девочке кажется, что отца он совсем не знает- она едва ли видела у него подобное выражение лица. Или, учитывая происходящее, не так-то хорошо именно она знает своего родителя? «Все страньше и страньше…», — она, буквально почти раскрыв рот в восхищении разглядывает портрет, чувствуя себя той самой Алисой из книги, которую как-то прочитала- которая попадает в волшебную страну. Мавка за спиной терпеливо ждет, и, спустя пару мгновений девочка отмирает, смущенно улыбаясь, и они продолжают путь. Пока наконец не доходят до очередных дверей, в которые служанка сперва стучит, а затем отворяет перед ребенком, пропуская вперед. Она с любопытством проскальзывает внутрь комнаты, но едва успевает оглядеться. — Алиса! — ее подхватывают родные, теплые руки: «Наконец проснулась», — внутренне выдыхает Иван, — С тобой все в порядке? — Ага, — она улыбается, всматриваясь в лицо родителя, и от ее внимательно взора не ускользает бледный и осунувшийся вид, — А ты тут выглядишь так же, как и дома, да? Иван улыбается, во многом неловко и скорее даже виновато, молча кивая, прижимая дочь к себе и гладя по голове. — Все закончилось, та старуха больше не причинит тебе вреда. — А где мы вообще? — спрашивает девочка, с любопытством разглядывая обстановку. — Мы… — Там, где таким юным леди вроде тебя лучше не задерживаться, — раздается сухой, холодный голос, и она видит в дверях комнаты Константина — с удивлением и нотой восхищения замечая высокую, острую корону на его голове, такую же как на портрете. Иван оборачивается на говорящего, и едва заметно нахмурив брови, вновь переводит взгляд на дочь. — Мы в безопасном месте и совсем скоро ты окажешься дома, — он проводит ладонью по щеке девочки, — А с волосами что у тебя? — Пришлось…отрезать, — пожимает плечами Алиса, — Зато теперь бантов не нужно! — торопливо добавляет она, ловя в собеседнике сложную эмоцию, которую не может разобрать для себя на составные части. — Не нравились они тебе все-таки, да? — с печальной улыбкой произносит Иван, поглаживая темные, блестящие пряди. Срез неровный, нужно будет подстричь еще. Девочка немного смущенно улыбается, оглядываясь вокруг и вновь наталкиваясь взглядом на Константина- в освещенной комнате куда более отчетливо видны когти и странный, нечеловеческий цвет кожи. Взгляд, которым мужчина ее одаривает, от теплого далек, и стушевавшись, она отводит глаза. — Да нет, просто думаю без них все же лучше, — пожимает плечами Алиса, обхватывая родительскую шею. «Вроде цела-здорова», — думает Иван, поджимая губы и осторожно поглаживая щуплую спину. — Знаешь, я бы от еды не отказалась, — протягивает девочка, с тревогой наблюдая за тем, как второй мужчина, неслышной тенью выскальзывает из комнаты. — Да, конечно, солнышко, — звучит тихим ответом, и руки, ее держащие смыкаются на спине крепче. Теперь уже за руку с папой она идет по этим коридорам, рассматривая обстановку. Сначала Иван нес ее на руках, но так было не особо удобно разглядывать все вокруг и Алиса с долей нетерпеливого любопытства сползает из отцовского объятья, не замечая, что тому приходится сделать для этого определенное внутреннее усилие. Дочь действительно не выглядит напуганной или шокированной, и все равно, он ловит себя на каком-то совершенно иррациональном желании не отпускать ее ни на шаг, хотя угрозы больше нет. С губ рвется вопрос — «Папа, а это твой замок?», но она не задает его, думая, что это, пожалуй, глупо, ведь и так ясно чей. Да и называли бы ее маленькой госпожой просто так? С необычными существами они больше не сталкиваются — слугам, помимо мавки, провожавший Алису, велено было не показываться на глаза. И когда они входят в большую обеденную залу, длинный стол уже накрыт. — Что там происходило с тобой, родная? — осторожно спрашивает он, когда тарелка с едой, стоящей перед Алисой почти пустеет. Обычно она ела совсем мало, но сейчас, после всего этого блуждания по лесу, драки и нервного напряжения она поглощает еду с большим аппетитом. — В основном бессодержательные разговоры, — спустя паузу протягивает девочка, откладывая в сторону столовый прибор, — И небольшая драка, — добавляет она. Внутри холодной паутинкой разбегается неприятное, тревожное чувство — в общем и целом ответ не далек от правды, но Алисе чертовски не хочется рассказывать о том, как она твердым движением руки взяла в руки нож и вонзила его в тело ведьмы. «Я и так натворила дел, лучше не усложнять», — думает она, едва заметно вздыхая, — «Нельзя было идти за ней, а я доверилась, глупая». Иван хмурится, наклоняясь ближе к лицу дочери, перехватывая ее прохладные ладони в свои: «Что она могла наговорить ей? Все что угодно… Боже, как мы… как я мог не уследить за этим». Он чувствует нервную потребность выспросить каждую деталь, но этот порыв сдерживает сомнение, опасность передавить или всколыхнуть неприятное, что только-только оказалось позади. — Ты…злишься на меня, пап? — решается уточнить девочка, переводя взгляд на лицо отца, на котором замерло весьма неопределенное выражение. — Боже, Алиса, это ты должна на меня злиться, — Алиса с тревогой замечает в голубых глазах надломанную горечь, — Этого не должно было случиться с тобой, — произносит Иван, сжимая ручки в своих ладонях, — Мне очень жаль. «Тебе наверняка было жутко страшно…», — он не позволяет себе продемонстрировать это дочери, но внутри его грызет монстр из вины, стыда и сожаления, — «И ведь ты даже не спрашиваешь толком ни о чем… Как мне все объяснить тебе?». — Да ничего особого то не случилось, — безмятежно произносит Алиса, сглатывая комок в горле, но улыбаясь отцу вполне себе искренне, — Целое приключение вышло, будет о чем вспомнить. А там была еще женщина…невзрачная такая, она тоже ведьма, да? А ты сам… — Да, она тоже, — Иван не удерживается от смешка, но его лицо почти сразу становится серьезным, когда, подняв глаза, он видит вошедшего в помещение Кощея. И его взгляд выразительно намекает, что быть может, всех подробностей того, кто там был и зачем ей знать не стоит. — Милая, Айя тебя проводит, — Иван кивает на мавку стоящую у дверей, — и я совсем скоро тоже приду, хорошо? И поговорим обо всем. Девочка кивает отцу- во многом неуверенно, но перечить не решается. Спустившись со скамьи, она покорно идет к выходу из зала, ощущая на себе непрерывный взгляд Бессмертного. «Значит, все-таки Кощей на самом деле», — резюмирует девочка, и не вполне понимает, что делать с этим осознанием дальше. Мавка почтительно пропускает Алису вперед, и затворяет дверь обеденной залы. Ребенок идет медленно и во многом понуро, ощущая смутное, интуитивное волнение. — Я…я хочу вернутся, — внезапно произносит Алиса, поднимая глаза на сопровождающую, когда они проходят длинный коридор, и вот-вот повернут за угол, — Забыла что-то. — Как вам будет угодно, — почтительно склоняет голову служанка, — я подожду вас. Неловко улыбнувшись, Алиса возвращается по коридору обратно, и тихо отворяет дверь, всматриваясь в происходящее внутри. Отец все также сидит за столом, а высокая и темная фигура мужчины с короной на голове возвышается рядом. Девочка замирает, обращаясь в слух — благо каменные своды располагают к хорошей слышимости. — С ней все в порядке и это главное, — голос Ивана звучит устало и изнеможённо. — Слишком много всего всплыло наружу, — а вот интонации его собеседника ровные и холодные, даже отливающие жесткими нотами. Алиса внутренне сжимается, ощущая, что этот диалог для ее ушей совсем не предназначен, и чувствует смятие от того, что подслушивает его украдкой. И все же- делает несколько тихих и неслышных шагов, стремясь разглядеть выражение лиц говорящих. — Это всегда было плохой идеей, и случай с Ягой только подтвердил это, — продолжает Бессмертный, — Она увидела слишком много. Мы можем стереть ей память, но если она все время будет с тобой, это станет запускать процесс припоминания, и бог знает как это скажется на ее голове. А это опасно, учитывая…некоторые ее особенности, знаешь сам лучше меня, — тонкие губы на мгновение поджимаются в мрачной досаде, — Человеческая психика слаба, тем более ребенка, и я не могу давать никаких гарантий. Может приходить во снах, возвращаться кошмарами. — То есть… — медленно начинает Иван, и Алиса отчетливо слышит в этом голосе отчаянную горечь. — Да, нужно отдать ее в более подходящие руки. В конце- концов, существуют десятки подходящих нормальных человеческих семей, которые с радостью воспитают ее. Она…не проблемный ребенок, так что сложностей не будет. Тон Кощея остается холодным и жестким, и все же, вид Ивана, на котором буквально лица нет, заставляет Бессмертного ощущать досадливое покалывание в душе. — Но ведь можно… — пытается возразить юноша, но его прерывает тихий и робкий голос: — Пап… — тихо начинает девочка, чувствуя, что ее голос дрожит, и стараясь всеми силами не давать комку в горле превратиться в слезы, — Что это значит? «Отдать в более подходящие руки?..», — она ощущает, как сердце буквально уходит в пятки, и все внутри замирает. И страх ее захлестывает куда больший, чем когда она очнулась одна в лесу, и даже больший чем когда увидела истинный лик ведьмы или взяла в свои детские, хрупкие руки нож. Оба, и Кощей, и Иван резко оборачиваются на голос и обнаруживают в приоткрытых дверях обеденного зала Алису. Блондин замирает, пытаясь подобрать подходящий ответ- и не находит его, а девочка тем временем, преодолев остатки робости, судорожно и торопливо делает еще несколько шагов к столу, а потом замирает. — Я понимаю, что я виновата, что я потерялась, что из-за меня возникло много проблем, — Алиса переводит взгляд с взволнованного лица Ивана на хмурое и, казалось бы, отстранённое лицо Бессмертного, ощущая безумную необходимость оправдаться, зацепиться за что-то, — но я… — она чувствует, что в горле буквально пересыхает, — я больше так никогда не буду. Я обещаю! Кощей с чувством бессильной злости — на себя, на мужа, на Ягу, и даже на эту маленькую девочку, которая так боится быть неудобной — наблюдает как Иван подлетает к ребенку и опускаясь на колени, берет в свои ладони маленькие руки. От волнения и тревоги они буквально ледяные. — Не говори глупостей, ты ни в чем не виновата, — Иван смотрит прямо в голубые, так похожие на свои глаза, наполненные слезами, и чувствует, как что-то внутри буквально умирает, — Но из меня правда вышел так себе родитель, я все время пропадаю, живу двойной жизнью, скрываю от тебя так много важного… Боже, солнышко, ну ты чего, — он заключает дочь в объятье, поглаживая по дрожащей спине, — Ты у меня самая хорошая, самая лучшая. И ты ни в чем не виновата. — И зачем тогда меня отдавать кому-то, если я хорошая? — сипло произносит Алиса, утыкаясь носом в плечо отцу. «Черт, какой- же я идиот, почему я думал, что все это обойдется как-то просто и легко? Оно же никогда так не обходится…», — с отчаянием думает юноша. — Ты заслуживаешь…нормальную семью, — произносит Иван, и от этих слов на грудь ложится тяжелая каменная плита, — Заслуживаешь быть в безопасности и жить нормальной жизнью. Все будет хорошо, не переживай, все будет в порядке… После этих слов Алиса больше не может удерживать рвущееся из груди рыдания, и слезы бурным потоком скатываются по бледным щекам. — Я…я не хочу нормальную семью, — девочка громко всхлипывает, — Меня моя устраивает! — она окончательно переходит на рев, плача громко и неистово, а не тихо и сдавленно почти впервые за долгие годы, — Пожалуйста, не бросай меня! Иван чувствует, как и в его горле предательски встает комок, и лишь прижимает дрожащего ребенка сильнее, гладя по голове и утешающе целуя в темя. Кощей наблюдает за развернувшейся картиной с мрачной вкрадчивостью, и спустя мгновение, выходит из комнаты, оставляя на дверном косяке и стене глубокую царапину. «Именно этого я и опасался», — он идет по коридорам родного замка темной, холодной тенью, — « Что он привяжется настолько сильно». Иван с большим трудом успокаивает дочь, и после столь сильной истерики она вновь засыпает, проваливаясь в глубокий сон. Он передает ее на руки служанки, строго приказывая не оставлять одну, а как только проснется- доложить ему. После Кощей находит своего супруга на балконе, смотрящего в точку где-то на горизонте почти что не мигающим взглядом. — Прошу, не говори ничего, — роняет он тихим, едва слышным голосом, не оборачиваясь — Я сам все понимаю. Он прикрывает глаза, не зная, каким взглядом смотрит ему в спину Темный Князь — с тонкой, удовлетворенной усмешкой, с холодной непроницаемостью, или как-то иначе. Лишь спустя несколько мгновений на его грудь ложатся холодные, когтистые ладони, осторожно и мягко прижимая к себе.