Пять раз, когда Лойд Форджер оголился на глазах у своей жены, и один раз, когда она отплатила ему тем же

      Пребывая в должности Принцессы Шипов, Йор Форджер, в девичестве Брайар, осознавала, что завистливые шептания коллег были направлены на её пышную и привлекательную фигуру, которую она частенько использовала, чтобы подобраться к цели. Однако ей крайне недоставало опыта в общепринятых женских приёмах. Да и показывать… грудь, которая, по-хорошему, была такой пышной, что могла бросить вызов гравитации, в облегающем платье было вполне достаточно. Всё, что ей оставалось сделать, это застенчиво покраснеть и захихикать (как бы отвратительно и дискомфортно ей ни было) в усладу цели. На конспиративных миссиях полдюжины таких мужчин осыпали её комплиментами и пытались полапать за бедро через вызывающий разрез на чёрном платье. Она до сих пор могла вспомнить ощущение потных рук, хватающихся за натренированные бёдра, пока похабного предателя её нации раскачивало из стороны в сторону от медвежьей доза алкоголя, так что Йор чуть было не опьянела от приторно сладкого запаха из его рта.       Если бы в голове на повторе не прокручивались убийственные мантры, отвратительный запах виски или вина, которым несло от бахвала, наверняка бы вырубил её.       А ещё помогало непреодолимо огненное желание.       Желание отрезать упомянутую руку в месте, где начинается запястье, одним точным взмахом ножа, или раскрошить челюсть, или вдарить промеж ног.       Или всё сразу.       «Всё сразу» звучало вполне неплохо.       Но суть была в том, что Йор немного, но о сексе и желании кое-что знала, а также о своей привлекательности с физиологической точки зрения.       Тот факт, что она стала вторить хлюпающим звукам, производимым Лойдом в ванной, но в разное время, было очевидным тому доказательством.       Соблазнение же как таковое было немного сложнее.       Мысль, которая крутилась в голове весь день и совершенно не способствовала продуктивной работе, заключалась в том, что Лойд — как она осознала — удовлетворял свои потребности в ванной. Какой ужасной женой она была, фиктивной или ещё какой! Только представьте женщину, которая заставит своего мужа выносить такие ужасные муки.       Бесспорно, удовлетворяться приходилось им обоим, и, если Лойд настолько отчаялся от недостатка физической близости, она могла побыть хорошей женой хотя бы в этом и предложить свою помощь. Всё это было неотъемлемой частью их…       Нет.       Она даже не смогла додумать мысль до конца и, прожигая глазами поверхность стола, отпугивала в радиусе ста метров фирменным взглядом Принцессы Шипов, который активировался без её ведома, любого, кто думал было подойти и напомнить, что неплохо было бы начать работать.       Она, откинувшись на спинку стула и уставившись в успокаивающе бессодержательные белые квадратные панели на потолке, не собиралась притворяться и играть в поддавки.       Она должна быть честна сама с собой.       Как бы низко это ни звучало, Йор хотела полапать своего мужа.       Полапать с последующим пронзанием.       Но при этом не было ничего, что бы она могла сделать! Это был Лойд, кто предложил вступить в отношения, это был он, кто всегда организовывал их свидания, походы в художественные галереи, кинотеатры, рестораны и тому подобное.       В конце концов, он ухаживал и… состоял в отношениях с той счастливой, счастливой первой женой, с которой…       … которой…       С которой у него было объёмное количество незащищённого ребёночно-зачаточного секса!       На постоянной основе.       Сколько раз у них было, пока у них не получилась Аня?!       Это была однозначно не самая разумная цепочка рассуждений.       Суть на этот раз была в том, что Лойд был куда более опытен в вопросах, касающихся отношений, соблазнений и секса. Не могло быть и речи о том, чтобы она взяла на себя ответственность за… поднятие темы или более того — предположить, что хочет его, даже если и знала, что интерес — и сексуальная неудовлетворённость — были взаимны!       Она вся вспыхнула. Сгорела в пламени адского стыда от одной только мысли о том, как Лойд бы посмотрел на неё, предложи она…       Рассеянно бормоча что-то многострадальному столу, она начала поспешно упаковывать остатки ланча, что Лойд приготовил ей на работу, хотя голод так и не утолила.       Учитывая, что время было полвторого и её смена заканчивалась даже не через три часа, но всё её естество сейчас занимала реальность, воспроизведённая самыми удалёнными уголками её мозга, который, опять же, опалило, прижгло и отшлифовало так, что никакие другие мысли в нём более не появлялись. На испепелённых руинах разумности остался разве что огненный взгляд Лойда, чьи руки взмыли вверх к краям рубашки и разорвали её прямо на глазах у Йор, в который раз выставляя на обозрение изгибы и перекаты своей богоподобной, чтоб её, фигуры.       И в который раз нашёл этому притянутое за уши оправдание.       Думать о работе ей было ну совершенно некогда.       Мозг Йор покинул здание многим раньше, чем её тело встало из-за стола.       Даже пребывая в ступоре, мышечная память и инстинкты доставили её до дома в целости и сохранности, хотя она и витала в облаках всю дорогу и обдумывала поставленную перед ней задачу. Значительный опыт за плечами и невероятная обходительность могли сделать из Лойда обольстительного ловеласа Лотарио, имей он чуть другой характер, а Йор — не имей склонность к нанесению колотых ран любой женщине, которая проявляла к нему интерес, — на этой арене ему бы не было равных.       Но очевидно, он не мог сделать первый шаг, потому что был джентльменом до мозга костей и не смел позволить себе подобной непристойности.       Лицо Йор приобрело поразительное сходство с томатом, когда она едва преодолела половину пути до дома, заставляя прохожих шарахаться в стороны, лишь бы не попадаться на пути разгорячённо мчащейся женщины, в голове которой мелькали картинки обнажённых скульптур древнегреческих богов, так кстати выставлявшихся в домах искусств в усладу женским нуждам.       Если бы один из водителей, машины которых заносило на тротуар, пока те вдавливали кнопку сигнала в руль, пытаясь не врезаться в женщину, перебегающую дорогу на красный свет — пять раз, если быть точным, — провалился со своей задачей, Йор бы даже не заметила, что на неё наехали.       Точно так же, как Принцесса Шипов не сочла бы ад — где она кончит в конечном итоге, потому что давно исчерпала лимит грехов, дозволенных мыслить простым смертным, — более горячим, чем её дорога домой.       Единственным отличием было бы то, что в аду было сухо.       По-хорошему, когда она-таки добралась до их незатейливой и уютной обители, она особо ничем не могла себя занять. Несмотря на крайнюю загруженность на работе, Лойд умудрялся не только готовить на завтрак, обед и ужин, но и помогать ей по дому: отскоблить налёт в ванной, подмести и протереть полы и ещё кучу рутины по мелочи, которую она бы с радостью взяла полностью на себя, чтобы хоть как-то уровнять их домашние заботы. Вымыв парочку тарелок, оставшихся ещё после завтрака, и поставив их в сушку рядом с раковиной, Йор осталась предоставлена самой себе, пока Лавочник не созреет дать ей новое задание.       Аня и Лойд ещё не вернулись, и, когда тарелки высохли и Йор убрала их в шкаф, она открыла холодильник и потянулась за сливками, которые с недавних пор повадилась добавлять в чай, и заварила себе чашечку из ароматной вестальской смеси, которую посоветовал ей Лойд. Вестальцы, какие бы грехи ни несли на своих плечах, знали толк в чае.       На верхней полке рядом с кувшином сливок, который она водрузила на столешню рядом с чайником, стоял пластиковый контейнер с гаспачо и тарелка с небольшими сэндвичами, каждый — с разными начинками, от салата с яйцом до тунца, что идеально дополняло несчастные остатки супа, которые им чудом удалось спасти после вчерашнего представления Бонда. У сэндвичей из белого хлеба горбушка была заблаговременно обрезана по краям, очевидно, из-за Ани, которая либо обгрызала их, либо обрывала, чтобы втихушку кинуть под стол Бонду.       Прямо как сегодня утром, когда она скормила псу, клича его «хорошим мальчиком», чуть ли не весь свой завтрак с самой невинной и чистой улыбкой на своём ангельском личике.       Такой искренний и бескорыстный ребёнок.       Йор позволяла подобные детские шалости, но только когда Лойд переодевался в соседней комнате.       На этот раз корки были замотаны в пищевую плёнку и заботливо оставлены рядом с сэндвичами.       На контейнере красовался небольшой квадратный листочек, на котором элегантным почерком Лойда было выведено: «Вернусь поздно. Подай, пожалуйста, холодным и уложи Аню спать в обычное время. Аня может скормить корки Бонду, но не рядом со столом.»       Пожар внутри утих до тепла, растёкшимся аккуратной волной по телу, когда Йор, закрыв холодильник и поставив чайник кипятиться, пересекла кухню и достала из шкафчика из-за банки с кофейными зёрнами заварочный чайничек и упомянутую травяную смесь. Будучи сногсшибательно красивым и скульптурно выточенным, её муж не отставал и в душевном плане. Его предусмотрительность воистину не знала границ. Поэтому зная, что вернётся домой позже обычного, он заранее приготовил суп вчера вечером, а утром не поленился сделать сэндвичи и оставить бумажку с указаниями.       Не было даже риска спалить ужин — или всю квартиру, — потому что его не надо было разогревать.       Как и обещал, Лойд вернулся поздно. Аня оказалась очень расстроена, что папа не встретил её по возвращении со школы, но прибежавший обниматься Бонд и ласковые объятья Йор, которая разрешила посидеть перед телевизором чуть дольше обычного, умилостивили расканючившегося было ребёнка. Между сэндвичами и супом, который — Йор не могла перестать думать — был так похож на слегка свернувшуюся кровь и до скончания веков призван вызывать у неё воспоминания о выпачканном в красной жиже Лойде, — ужин был отменным.       Бонд наслаждался корками и за предоставленное лакомство даже кувыркнулся и пару раз встал на задние лапы.       Когда пришло время ложиться спать, Аня уже была на грани своей выносливости.       Веки тяжелели, и девчушка не особо сопротивлялась, когда Йор взяла её на руки и отнесла в ванную, чтобы почистить ей зубы. Йор запнулась, когда маленькие и нежные, как бархат, ручки обвились вокруг шеи, когда дочь Лойда, закрыв глаза и расслабив тело, начала посапывать и бормотать под нос так тихо, что, если бы не натренированный слух ассасина, Йор бы не смогла услышать — мама.       Принцесса Шипов почти разревелась.       Йор никогда не чистила зубы Юрию, мальчик всегда стремился показать самостоятельность и превзойти себя, улыбаясь во все тридцать два, когда она укладывала его в кровать и заботливо гладила по голове в награду за прилежание, так что у неё было немного опыта на этом поприще. Проникнуть во все уголки и закоулочки Аниного рта было той ещё задачкой, но у Йор были умелые руки.       Налёт и микробы пали смертью храбрых под натиском пены от зубной пасты, вымыты из своих потайных закутков мягкими щетинками щётки производства фирмы Бондман.       Йор с безжалостным рвением устраняла угрозы её нации и дентальному здоровью её дочери.       После чего она отнесла девочку в кровать и мягко отцепила маленькие пальчики от воротника своего свитера, напевая под нос колыбельную, пару куплетов которой всё ещё могла вспомнить с тех пор, когда ей пела её собственная мать, чьё лицо давно затянуло дымкой времени.       Быть может, однажды Аня будет петь её точно так же своей собственной дочери.       Глаза Йор кольнуло, и она поспешила покинуть детскую, останавливаясь на мгновение в дверях, чтобы обернуться на спящего ребёнка. Аня приоткрыла рот и капала на подушку слюной, а рядом с кроватью свернулся огромным калачом Бонд.       Потерять одного из родителей и найти другого ещё более чуткого и заботливого — невероятное везение для Ани. Лойд никогда не рассказывал о своей собственной семье, но дыры от утраты были намного глубже и очевидно болезненнее, чем таковые в жизни Йор. После войны так много детей осталось с одним родителем, на плечи которого взваливалась иногда непосильная ноша, вынуждавшая погрести себя на нескольких работах после смерти возлюбленного.       Внутренний монолог Йор на деле немного отвлёк её от обычных дум, пока она за ещё одной чашкой чая листала сегодняшнюю газету, которая ещё с утра была безбожно смята, потому что читавший её за завтраком Лойд был отчего-то необычайно жёсток.       Счастливая она, эта газета.       Около половины десятого, когда Аня — судя по мерному сопению, которое Йор могла услышать даже из-за закрытой двери, — досматривала десятый сон, Лойд вернулся домой. Отчаянно скрипнувшие петли, по которым плакала смазка, сопроводились в голове Йор высокочастотными вскриками, и она вспыхнула, потому что да, была конченной извращенкой. Газета была сиюминутно использована в качестве щита, за которым она сокрыла пылающее лицо, пока в гостиной всё громче раздавались приближающиеся шаги её мужа, отскакивая от стен почти зловещим эхом. Половицы беспорядочно скрипели, и она закусила губу, пока выходные туфли Лойда тяжело отстукивали по полу, давая понять, что он не снял их в прихожей. Обычно он был крайне щепетилен в этом вопросе.       А потом он появился в её поле зрения.       Из рта вылетел испуганный вздох, а рука прижалась к сердцу, когда она подняла глаза на представший в коридоре вид. Рубашка была разорвана чуть ли не в клочья, обрывки бесхозно свисали вниз и слегка колыхались от задувавшего из приоткрытого окна сквозняка. В прорезях виднелась поджарая, покрытая мурашками кожа, ходившая ходуном от рваного дыхания её мужа, пока он неустойчиво стоял на шатких ногах. Одной рукой он вцепился в ручку портфеля, в котором отчётливо виднелись дыры от пуль, а вторая придерживала трилби, которая теперь была плоской, будто её раздавили под прессом.       Лойд попытался повесить её на крючок, но та не удержалась и шлёпнулась ему под ноги.       — Что случилось? — не дожидаясь ответа, Йор взлетела с дивана и мигом оказалась рядом с пошатывающимся мужем. Газета взлетела следом и, проделав замудрённую загогулину в воздухе, смачно приземлилась обратно на диван.       Где-то по пути он посеял пиджак, и, где бы тот сейчас ни оказался, Йор пожелала ему удачи. Если бы от беспокойства у неё не перехватило дыхание, пока она нырнула мужу под руку, чтобы помочь ему удержать своё оседающее, горячее, натренированное, тяжёлое тело, которое она по каким-то причинам пожелала почувствовать на своём лице, она бы даже поблагодарила его за это.       Спасибо тебе, пиджак, за твой вклад в спасение нации, что, будучи пропавшим без вести, открыл вид на…       Убийственную грудь Лойда.       Во всех смыслах.       Убийственную, потому что не было других эпитетов, чтобы описать что-то настолько безупречное, и убийственную, потому что между разодранными лацканами, на которых отсутствовали четыре верхние пуговицы, виднелась проэпилированная — проэпилированная! — воском грудь, по которой стекала багровая жидкость.       Это была не кровь Лойда.       Возможно, одного из пациентов, который привёл его в подобное состояние и вынудил применить особую конкуссионную терапию на своей шкуре.       — Тяжёлый день на работе, — ответил Лойд, ставя рядом с входом на кухню то, что осталось от его портфеля, и, не переставая дрожать, грузно облокотился о стену.       Её муж одарил её слабой, натянутой улыбкой, тем самым вселяя в неё толику облегчения. Веки дрогнули, и она чуть не зажмурилась, когда он набрал полную грудь воздуха и тяжело выдохнул. Ослабевшие ноги едва не предали его, когда он из последних сил попытался выпрямиться, и, несмотря на широту плеч и мощность фигуры, он казался ей пёрышком. Принцесса Шипов могла донести на спине по лестнице на десятый этаж взрослого быка, поэтому она внимательно наблюдала за ним, его напряжённым выражением лица, готовая в любую секунду отнести его в спальню на руках, как невесту, пока он раз за разом проваливался в попытках наполнить воцарившуюся атмосферу уверенностью и избавить её от волнения.       Ей не в первый раз приходила в голову такая идея.       Но в первый — не с сексуальным подтекстом.       Капля крови потекла дальше вниз на натренированный живот и скрылась в складках разорванной рубашки.       У Йор дёрнулась челюсть, пока она помогала мужу дойти до его спальни.       Почти не с сексуальным подтекстом.       — Ты в порядке? — спросила она, протягивая руку к двери в его комнату и толкая её внутрь. Удерживать его одной рукой не представляло никакой проблемы. По сравнению с крайне проблематичными чувствами, которые сейчас щекотали у неё в животе, хотя беспокойство за здравие мужа ещё никуда не делось. — Вызвать врача на дом?       Спальня Лойда была оформлена в спартанском стиле: практически голые пол и стены, настолько непримечательная кровать, что скорее была под стать чопорному, ворчливому мужу и так и просилась разломать её и привести в негодность, и простенький рабочий стол у окна.       — Нет, нет, — прохрипел её муж, когда она помогла ему опуститься на край кровати и тут же опустилась перед ним на колени, ловя его лицо в ладони и проверяя реакцию зрачков. Всё в пределах нормы. Он выглядел скорее очень уставшим, чем серьёзно раненным. И её щёки снова покрылись румянцем, потому что она стояла на коленях между его разведённых ног, и подобное положение было крайне животрепещущим для любой женщины вне зависимости от обстоятельств, которые её в это положение привели, но она всё так же продолжала концентрироваться на его здоровье. Её приоритеты были расставлены.       — Не похоже, что у тебя сотрясение, но ты уверен? — осторожность никогда не помешает, решила она про себя, стаскивая с него ботинки и стараясь не пялиться на чёрные носки и как пальцы ног деформировали ткань на носках. Большой оттопыривался явнее других, и её не преминуло одолеть желание пощупать его.       Или взять в рот.       Как обычно делают с оттопыренными вещами.       Или так, по крайней мере, была проинформирована Йор.       Слишком странное чувство, чтобы хоть как-то классифицировать его.       — Да, я… — он прочистил горло, смотря в сторону и отодвигаясь подальше на кровать. Как если бы хотел ускользнуть от неё. Он неловко сжал ноги, и ей пришлось отползти на коленях назад, чтобы поставить его ботинки у входа. — Мне просто нужно принять душ и переодеться.       — Ну раз ты так говоришь, — Йор одарила его полным сомнения взглядом и прошлась пальцами по светлым волосам, инспектируя на наличие ран и шишек, потому что леди никогда не воспользуется изнеможённым состоянием своего мужа, чтобы сильнее зарыться пальцами в мягкие локоны или наклониться и вдохнуть аромат шампуня, который наряду с тонкими нотками средства для бритья всё ещё держался на волосах. Тонкий шлейф табака и пота лишь приятно оттенял запах.       Он перехватил её любознательные руки своими и опустил вниз, в сантиметры от своей груди. Слегка сжал, и Йор тут же представилось, как они сжимаются на её бедрах, а потом — неожиданно странно — на шее.       — Я правда очень тронут твоей заботой, — глаза Лойда смотрели тепло и ясно, губы тронула улыбка, которой он обычно улыбался Ане, когда та не видела и рисовала разноцветных человечков в альбоме или посапывала на Бонде, и которая разглаживала напряжённые черты его лица. — Но я теперь дома, так что всё в порядке, честно.       Ох.       Дома.       На этот раз Йор всё-таки сожгло глаза и горло.       Отстраняясь и поднимаясь на ноги со слишком уж воодушевлённым кивком, Йор поклонилась и покинула спальню.       Мысли о руках Лойда на её шее должны были повергнуть её в ужас.       Но ужасом это не было.       С ней определённо точно было что-то не так.       Не только потому, что она была умственно отсталой, но ещё потому, что Лойд производил на неё такое впечатление, будучи выжатым как лимон, — осознала она, когда закрыла за собой дверь, силясь совладать с дыханием. Пока она тащила мужа до спальни, прижимаясь к нему со всех сторон, она безнадёжно запачкала кровью и сажей свой обожаемый свитер.       Это было только частью проблемы.       В смене нуждался не только свитер, но и трусы.       По различным причинам.       Дегенератка.       Она поспешно ретировалась в свою комнату.       Поскольку она в любом случае собиралась переодеваться, было целесообразно сразу надеть на себя пижаму, а потому бюстгалтер логично отправился вслед за свитером, после чего она с головой нырнула в комод, чтобы найти спальную рубашку. Если бы она просто собиралась ложиться спать, «ничего» отлично бы подошло в качестве пижамы. Спать голышом в надежде остыть и просто для удобства давно вошло в привычку, но она намеревалась полночи провести под дверью у Лойда, смиренно бдя сон своего мужа и прислушиваясь к малейшим шорохам.       Воистину, если Лойду понадобится воспользоваться ванной в бытовых целях и ему потребуется помощь, она тут же вмешается. Ничего из рамок вон выходящего — не то чтобы она раньше позволяла себе что-то подобное, — но определённо шедшее ему на пользу.       К слову сказать, она провела в закромах комода немного больше времени, чем рассчитывала, доставая и раскладывая на кровати варианты ночнушек. И когда её выбор наконец-то пал на одну конкретную…       — Йор, у тебя…       Йор взвизгнула, как если бы ей снова всадили пулю в попу, и крутанулась в сторону распахнувшейся двери. Будучи освобождёнными из плена бюстгалтера, груди густо подпрыгнули в приветствие вошедшему. И качнулись. И продолжали покачиваться со слава богу затихающей амплитудой, потому что, стоит сказать, были весьма немаленькими, но у неё не было времени об этом думать.       Вместо этого она инстинктивно встала в оборонительную позу, грохочущее сердце провалилось в живот, когда она, к своему ужасу и не веря в происходящее, столкнулась лицом к лицу со своим полуголым, с красным, как гаспачо, лицом, мужем, чей рот так и остался открытым на середине фразы.       Наверное, он был слишком сбит с толку сегодняшним днём и оттого забыл постучаться.       Она, конечно же, тоже, от того, что снова имела удовольствие лицезреть его покрытую кровью грудь.       Потому что оставила дверь приоткрытой, будучи слишком погружённой в липкие мысли о размазанном по груди мужа супе и его внешним видом, когда он пришёл с работы, чтобы заметить свою ошибку.       Это была целиком и полностью её вина.       Лойд проморгался, прогоняя пелену с глаз, которые выпучил ещё сильнее и опустил немного вниз, буквально пронзая взглядом — правда, размышляя о своём муже, пронзаниях и… наколах, Йор чаще всего воображала большой магуро ботё, от лезвия которого во все стороны отражался свет, — когда уставился, совершенно бесстыдно, на её неприкрытую грудь.       Говоря о больших вещах — у Лойда были очень большие руки.       И сильные.       Она в этом убедилась, когда они сжались у неё на груди.       Накрывая их полностью.       Что было довольно-таки впечатляюще, потому что её грудь, опять же, была отнюдь не маленькой.       Лойд, очевидно, думал точно так же, когда приподнял их, параллельно впиваясь в её тёплые, мягкие, влажные губы и намереваясь, судя по всему, высосать из неё душу, как не сделал бы ни один совратитель-инкуб.       После того, как он спросил разрешения, конечно же, потому что её муж был джентльменом, но она и так была низкой, развратной женщиной с наклонностями нимфоманки, потому что, не спрашивая разрешения, тут же ответила, прижимаясь к этим бугрящимся мышцам на животе всем телом и проводя руками по широкой груди.       Она, однако, поинтересовалась, не будет ли он против, если она вылижет ему живот.       Раздавшееся в ответ ик-к она расценила, как знак согласия.       Что впоследствии распространилось на вылизывание многих других вещей.       По всей видимости, искусство соблазнения оказалось намного легче, чем себе представляла Йор.