Bloodlines

Тревожное беспокойство, поселившееся внутри него почти неделю назад, не ослабевает, и мысли о сыне занимают его сильнее, чем это допустимо для лидера Палавена. Он хочет протянуть Гаррусу руку, поговорить с ним, заставить его понять. Но когда Тибериус думает о нем, он сразу вспоминает его холодный злой взгляд, вспоминает темные и влажные глаза Шепард. Возможно, лучший подарок, который он может сделать своему ребенку – просто пожелать ему счастья. Он хотел бы сказать ему об этом. Несколько раз он почти звонит Гаррусу, подолгу смотрит на его имя в списке контактов омни-тула, не решаясь набрать номер. Однажды он зашел так далеко, что даже написал ему письмо: «Я критиковал тебя только для того, чтобы ты стал лучше. Чтобы ты стал счастливее. Если ты сможешь стать счастлив в этих отношениях, то…» Но он останавливается, стирает текст. Он никогда не выбирал легких путей. К тому же, что бы подумали предки, увидев, как он улыбается Гаррусу в тот момент, когда мальчик бросает вызов традициям? У Тибериуса есть долг, и он должен следовать ему. Пусть даже и ценой собственного счастья. В конце концов, он – отец. Эта мысль не делает ситуацию менее болезненной. С рычанием он встает и хватает свою трость. Возможно, его тревога утихнет, если он измотает себя физически. Какое-то время он бродит по окрестностям поместья, но вскоре обнаруживает, что ноги влекут его к могиле его жены. Он не удивлен, он скучает по ней. У входа в склеп он видит живые цветы – нежные, серебристо–зеленые спиритии. Её любимые. Интересно, кто из его детей оставил их? Он скучает и по ним тоже. Он дожил до того возраста, когда молитвенная поза заставляет его испытывать боль в шпорах, но несмотря на это, он совершает полный молитвенный обряд для своей супруги. Он долго говорит, обращаясь к её Духу, но не чувствует покоя. Он подозревает, что Сапиентия не одобрила бы те отношения, что сложились между ним и Гаррусом. Он обращается к Духам предков, ищет наставничества… Сапиентия смогла бы все исправить. Она всегда была той, кто… она всегда знала, что сказать. Всегда знала, что сделать. Его семья стала слишком маленькой. Он так скучает по всем ним. В этот момент его омни-тул загорается в темноте, и он с удивлением видит, что звонит Гаррус. Он отвечает на вызов, вглядывается в появившееся на экране лицо своего сына. Он вроде бы немного поправился, его нижние челюсти стали немного шире, а шрамы заметно поблекли – но в остальном это тот же Гаррус. Он выглядит хорошо. – С днем рождения, сын, – мягко говорит Тибериус. – Шепард беременна, – говорит Гаррус вместо приветствия, нейтральным и настороженным голосом. – Я подумал, что ты должен знать. – Я понимаю, – отвечает он. Он говорит и очень тщательно взвешивает каждое следующее слово. – Мне жаль, сынок. И это действительно так, пусть он с самого начала знал, что этот союз был плохой идеей, больно видеть, как из его сына делают дурака. – Тебе жаль. Ты сожалеешь, – повторяет Гаррус, и Тибериус вздрагивает от того, как сердито звучит его голос. – Тебе жаль, что у нас будет ребенок? Тибериус вздыхает. Всего два слова, и он опять ругается со своим сыном. – Нет, мне жаль, что эта женщина превратила тебя в рогоносца. Он удивлен, что Гаррус настолько сильно очарован Шепард, что готов воспитать чужого ребенка. Его сын всегда был болезненно гордым – не понятно, как он дошел до того, что готов воспитывать чужих детенышей. – О, нет, – Гаррус фыркает и дергает плечами, стряхивая напряжение. – Ребенок мой, папа. Это звучит слишком бредово, чтобы продолжать разыгрывать вежливость. – Не будь идиотом, – выплевывает он. – Люди и турианцы… Это невозможно, – он всегда знал, что Гаррус верит всему, что говорит эта женщина, но не настолько же! – И ты сам знаешь это. – У Шепард есть способы сделать невозможное возможным, – Гаррус говорит что-то еще, пытается объяснить, но у Тибериуса нет никакого желания слушать ложь Спектра, льющуюся из доверчивых уст его сына. – Гаррус, если ты действительно веришь в это, ты заблуждаешься даже больше, чем я мог предполагать, – он усмехается. – Ты действительно собираешься воспитывать какого-то человеческого ублюдка? Гаррус теряет дар речи и смотрит на него, яростно оскалив зубы. Это не та реакция, на которую он надеется, но та, которую ожидает. Его сын слишком зависим от этой женщины, и Тибериус жалеет, что не разорвал эту порочную связь до того, как стало слишком поздно. Да простят Духи его одураченного сына. Он отдал бы все, чтобы предотвратить это. Возможно… если бы он просто спросил… – Возвращайся домой, сынок, – предлагает он с пронзительной мольбой в голосе. – Я так скучаю по тебе. Духи могут простить их обоих. Он так любит своего мальчика, не смотря ни на что. Гаррус выглядит неуверенно, и его мандибулы грустно вздрагивают. – Отец, – начинает он, и Тибериус чувствует, как в его сердце зарождается шепот надежды, что сын хоть раз прислушается к голосу разума. Но тот не успевает закончить предложение. Тонкий, слабый голос присоединяется к их разговору: – Гаррус? На видео появляется фигура Шепард. Она прикасается к лицу Гарруса в жесте такой нежной заботы, что на мгновение Тибериус почти верит в то, что чувства этой женщины настоящие. Гаррус касается её лба своим и бормочет какие-то слова - слишком тихо, чтобы омни-тул мог уловить их. Затем он ласково гладит жену по животу, и в этот момент Тибериус понимает, что домой его сын не вернется. Его сердце замирает. Предки простят его; он даст Гаррусу то маленькое благословение, которое не опозорит весь их клан… – Я вижу, что ты сделал свой выбор, сынок. Надеюсь, вы будете счастливы, – шепчет он. Он обрывает вызов, и последнее, что видит – голова Гарруса, дернувшаяся в его сторону. В тишине ночи Тибериус Вакариан тихо плачет на могиле своей жены и скорбит обо всем, что он потерял.