Поднимись, Илья!

Утро. В половину десятого Захар пробрался в комнату к барину. Он попросил разбудить себя пораньше. - Илья Ильич, — тихим голосом позвал Захар, стоя у прохода. - Крепко спит небось. Обломов чуть двинул ногой, послышалось сопение. - Не уверен, но надо будить. Этак опять до самого вечера проспит, — прошептал Захар. - Илья Ильич! -М-м... -Илья Ильич, вставайте. -М-м-м... - вытянулся Обломов вдоль всей спинки дивана и недовольно спросил Захара - Ты что сдурел? - Так вы ж сами попросили! Обломов опять задремал, теперь уже перевернувшись на живот и уткнувшись лицом в подушку. Снова послышалось сопение. - Илья Ильич, вы сами вчера попросили разбудить вас пораньше. - Захар стоял неподалеку от дивана. Уж не сдалось ему этим утром подходить ближе к барину и будить его. «Лучше бы спал себе, как обычно, до самого вечера. За каким это ему с утра надобно встать» - ворчал про себя Захар. - Ну, Илья Ильич, вставайте! - Захар нехотя потолкал Обломова в плечо. Тот дернулся и распахнул глаза. Брови его свелись к переносице и устремил он на будящего свой полный негодования взгляд - Ну поди, поди отсюда! Не мешай же спать! - Так просили разбудить. Я ваше приказание выполняю, а вы не встаете. - Захар потянул за полу обломовского халата. Хоть глаза у него и были закрыты, но сам он не спал, - Вы потом кричать на меня будете, что не разбудил! Обломов не выдержал, слипшиеся ото сна глаза снова распахнул, поморгал и сел на диван. Захар отскочил. - Да что же ты заладил! Надоел ей-богу! Сколько сейчас время? - грозно спросил Обломов. - Так половина десятого уже, а вы просили разбудить вас в девять. - Я?! - изумился было барин, но вспомнил, что вчера перед сном от скуки и тоски попросил Захара разбудить его по раньше. Зачем? Да бог его знает. - Ступай, ты выполнил мою просьбу. Теперь свободен, — сказал Обломов, по новой кутавшись в свой халат. Лег обратно и поджал ноги, уткнувшись куда-то в спинку дивана. Его снова стало клонить в сон. - Только впредь не браните меня! - сказал Захар и вышел из комнаты, а после лег у себя на печку. Обломов вернулся к своему прерванному занятию. Брови снова вернулись на свои места, глаза теперь были просто закрыты, а не зажмурены - напряжение снялось. Он снова погрузился в свои грёзы. Не хотел выпадать из них, просыпаться и вставать. Виделась ему родная любимая Обломовка, и детство с юностью проведенные в ней. Утром маленький Илья встанет. Нянька уже натягивает ему чулочки, а он ножками болтает, да не даёт все до коленочки натянуть. Оденут его, потом мама причешет запутавшиеся после сна кудри, ласково погладит по головке и поцелует в причесанную макушку. Позавтракает Илюша и целый день как заведённый: залезет куда-нибудь на стул и тянется к дверце в шкафу - что там интересного. Один ящичек задвинется - другая дверца скрипнет. Пробежит по коридору, чуть не сбив няньку, и на улицу. А на улице ветер сильный дует. Нянька сразу спохватиться и скорей Илюшу в дом обратно загонит. - Илюша, зайди домой. Ветер сильный дует, простудишься! А он юркнет мимо нее и к маме скорей - отпрашиваться. «Лишь бы отпустила» - думал он. - Мама, мама! Можно погулять? - а мама сидит в кресле - Илюше курточку новую шьёт. «Осень вот-вот наступит. Уж скоро...» - думала она. - Маменька, гулять хочу. Она приласкает его, посмотрит в окно, а уж потом скажет. - Хорошо, Илюша, только возле дома, а главное не подходи к собакам, к скоту, не бегай за проезжающей мимо повозкой, не дай Бог, лошадь заденет! И самое важное, не бегай к оврагу. Все, сказанное маменькой, должна была повторить и няня. А ребенку хочется! Он желает побежать к тому опасному оврагу, встать у края, заглянуть вниз, как в жерло вулкана, положить руку на грудь да почувствовать как сердце колотиться от страха и переизбытка счастья. Счастья от того, что он опять ослушается, тайно пойдет туда и посмотрит вниз. Он был счастлив, что не один стоял там. Штольц приезжал с мамой из Верхлёва в Обломовку, когда отец его уезжал по делам. Мать не хотела оставлять Андрюшу одного. Того и гляди опять подерётся с мальчишками по соседству, придет с разбитым носом, с оборванными штанами и рубашкой. В глаза ему заглянешь, так они темные, наполнены горькой обидой на (какого-то там) Митрашу из соседнего двора. Мать вдоволь насмотрелась на то, как Штольц оговаривался со своим отцом. На вопросы его «где был?», «где взял?», «с кем дрался?» Андрюша так же грубо отвечал «ни где», «так», «ни с кем». Он часто уходил из дома и пропадал на весь день. Когда Андрей был с Ильёй, мать первого не могла сдержать улыбки. Она чувствовала, что сын был совсем другим рядом с мальчиком. Андрюшины светлые блестящие глаза, нежная улыбка(каких дома запечатлеть можно было нечасто) и не заметный румянец на слегка загорелом лице - были тому подтверждением. Нянька накажет Илюше и Андрюше, куда им не лезть, куда не ходить, повторит предостережения матери, а потом уже отпустит гулять, но только недалеко от двора. Только няня засядет где-нибудь в уголке, да соберётся вязать, а они уже далеко не во дворе. Илья стоял на краю, устремив свой взгляд вниз. Для взрослого это может быть десяток метров, но для маленького человечка это бездна, куда будешь падать долго и больно, а в конце разобьешься насмерть. Ах, и ещё эти неведомые силы так шепчут, так и просят сделать шаг вперёд! Ноги у Илюши подкосились. Сердце в груди сильно и громко забилось, голова начала кружится в висках загудело. Нужно срочно ухватиться за что-нибудь! Штольц взял его за руку и крепко сжал. - Илья! - Андрей потянул друга назад, подальше от края, ибо беспокоится за него не мог более. - Андрей! - вскрикнул Обломов, обернулся и вцепился в плечи друга, чуть ли не спотыкаясь и падая на него всем своим телом. Оба достаточно пережили и перепугались на тот момент. У Штольца на мгновение все замерло внутри. Руки вцепились в траву, глаза уставились куда-то в даль с оврага. Он наверное так и остался бы: лежал бы на спине, опершись локтями в землю, не двигаясь и не сводя своих глаз с одной точки, если бы не смех Ильи, что звонко разливался у него в ушах и отдавался эхом в голове. - Ты чего смеёшься? - спросил тихим, должно быть севшим от минувшего страха, голосом Штольц. Он пришел в себя. - Я испугался! - весело сказал Илья. - И я не меньше! - Ты боишься высоты? Или тех легенд про овраг? - Что? Нет. Уж чего, но только не этих вещей... - Тогда что? Ты хотел поскорее уйти. - Да, хотел, - сказал Штольц, поднимаясь и отряхивая себя, - У тебя рубашка об траву испачкалась, - добавил он. - А у тебя репей в волосах! - сказал Илья. Андрей уж было собирался резким движением убрать у себя колючку, но друг его остановил, только тот и успел дёрнуть рукой, - Стой! Не надо так! Илья поднялся и отряхнул колени. Потянул руку к темной кучерявой макушке Штольца и аккуратно высвободил пряди из плена этого репейника. Андрей улыбнулся, взял колючку из рук Обломова, замахнулся и кинул ее куда-то в обрыв... - Ах! Ну вы только посмотрите на них! Я же говорила, а мать говорила?! Ох, батюшки! - вопила нянька, увидя их, подходящих к крыльцу. - Опять небось к оврагу ходили! На них ругаются, им что-то говорят, учат, а они улыбаются. Самое главное для них то, что они сейчас вместе получают - довольные и счастливые. Их души жаждали таких моментов больше, но увы. Штольц уезжал обратно домой, где будут опять происходить оговорки с отцом, нескончаемые переводы с немецкого, драки с соседскими мальчишками и эти отголоски за спиной: «Немец! А, немец!». А обломов вновь, гонимый нянькою в дом, садился за стол, ел, спал, потом опять ел, и снова спал. И не виделись они потом друг с другом более месяца. Ребенка снова поглотила эта обломовская рутина. Нянька и слуги на него цыкали, когда он бегал, а не сидел на месте. Только проснется, протрет глаза, как у постели уже нянька, натягивает ему чулки, да надевает башмачки. Илье теперь и ногой дрыгнуть в шутку лень. Скажут ему после обеда отправляться в постель, а он не ложится. Не хочется. - Не хочется ему. А что хочется? С немцем по оврагам да кустам лазать? - говорил кто-то из недовольных слуг, укладывая маленького барина и рывком накрывая его одеялом. Не любил Илья час всеобщего послеобеденного сна, поначалу... Ну, а куда деваться было? Обломов перевернулся на другой бок, положив руку под щеку. Мимо комнаты прошла Анисья, и посчитала нужным закрыть дверь в комнату барина, цыкнув на Захара мол, чего это он дверь забыл закрыть, шум лишний в комнате слыхать лучше, от того не хорошо барину будет спать. Как только Анисья закрыла дверь, Обломов открыл глаза. От чего-то подушка у глаз намокла, но не сильно. «Неужели слезы?» - подумал он, утирая уже не такие влажные, но ещё пуще прежнего, слипавшиеся глаза. «Чего это я? Из-за чего?». Он сел на диван. Осмотрел все вокруг себя, поглядел в одну сторону, в другую. Все, как всегда: пыль в три слоя покрывала все, что можно было, а тусклые шторки с какими-то грязными пятнами лениво пропускали сквозь себя уличный свет. Паутина на каждом углу. Книга на столике корешком вверх... «Все такое...серое и... тяжёлое?» - подумал Обломов водя глазами по стенам, -«Конечно, Захар вот уже месяц не подметал! Плут этакий, лентяй!» На самом деле пыль Анисья вчера убирала, шторки тоже были постираны уже как два дня, паутина была убрана веником, тем самым, которым Захар вчера подметал кабинет. -З-а... - Обломов хотел было позвать Захара, но остановился. Сейчас не хотелось ему ни умываться, ни одеваться, ни завтракать, пусть даже и обедать. Кроме того, видеть никого не хотелось. Обломов сам с себя удивился. -Уж не болезнь ли меня хватила? Слезы ещё эти ни с того ни с сего... Ох, хоть бы ячменя снова не было, -прибавил он, подумав про глаза. Как Обломов встал с дивана, так неведомая сила стала, тянула его обратно. Он лег. Опять погружаясь в раздумья и воспоминания. Он только и старался, что избегал реальный мир, предпочитая вместо него грёзы. Нечего делать, отец и мать решили посадить Илюшу за книгу. Тот плакал, капризничал, отнекивался, но куда деваться было? Отдали мальчика на обучение в Верхлёво к немцу с фамилией Штольц - отцу Андрея. Ох, и строг он был. (как и подобается немцу - строгий, но дельный, что было не менее важно). Атмосфера в чужом доме была совсем не похожа на Обломовскую, как заметил Илья. Единственное, что радовало его в учебе это то, что где-то под боком, сидел Андрей, и переводил тот же текст, что и сам Илья. Целые недели Обломов учился у немца в пансионе, и только на выходные оставался дома. Мать сильно беспокоилась за него: накормит Илюшу своего с утра, что хоть лопни, в дорогу ему булок да ватрушек с печеньками даст и чуть ли не плача провожает.