Эффект кролика

Я запомнил этот день надолго: девятнадцатое февраля тысяча девятьсот восемьдесят первый год. Мы сидели втроём за большим обеденным столом: я, сестра и папа; Изабелла ненадолго отошла к подруге, поэтому приказала папе накормить нас до её возвращения. Сами знаете, что умеют готовить отцы, у которых не существует ни минуты свободной для отдыха, поэтому Мейсон не смог воспроизвести эффект неожиданности на наших изголодавшихся гримасах. Ели мы обычную дешёвую пиццу, запивая свежевыжатым апельсиновым соком (работать с соковыжималкой папа хорошо умел). Это не то, чего мы ожидали, но и не самое худшее, что мы пробовали. Впрочем, все любят фастфуд, но не в этом-то контрастность самой истории. Папа очень любил читать: увлекался чтением этикетки из под «Coca-Coola», рассматривая состав продукта, или же погружался с головой в газету, которую практически никто не читал, но он, случайно уловив минуту покоя, сразу же ложился на диван, чтобы погрузиться в мир сплетен и интриг. Но на этот раз в газете «Morning Telegram» произошёл настоящий «бум», а всё из-за заголовка: «Спринг-Бонни — кто он?». Папа очень сильно напрягся, нахмурился и даже взбесился. Таким злым его не каждый день увидишь, от чего и впрямь становится не по себе. — Какой кошмар! — Закричал отец, сложив газету вдвое. — И рождаются же таки подонки! — Папочка, что случилось? — Повисла Эмили на шее отца. — Да, вот, какой-то «Спринг-Бонни» убил, а после, растерзал маленькую девочку, вырезав на её ладонях своё прозвище. Малышку искали трое суток и вот наконец нашли в изуродованном состоянии. — Как убил? — Зная о чём говорит Мейсон, воскликнул я. — Если не веришь, то сам возьми и прочитай. Я выхватил газету из рук отчима и принялся искать место с треклятым заголовком. Папа в действительности не врал: жертву нашли вчера убитой, но я точно знал, что она всё ещё жива. В моей голове не укладывалось лишь одно — кто её мог убить. Я? Точно нет. Да, моё реальное прозвище «Спринг-Бонни», так как для такой цели я сшил специальный костюм из золотого цвета ткани, а сам образ походил на кролика с безумной улыбкой во весь рот. Внутри меня как будто бы что-то всколыхнулось и я как умалишённый помчался на второй этаж, чтобы проверить рюкзак на наличие ножа либо же других колющих или режущих предметов. Вытряхнув из него все принадлежности, оказалось, что я действительно брал с собой нож и это доказывало присутствие засохшей крови на лезвии и рукоятке. С этого дня и началась новая жизнь, точнее, рождения дьявола внутри меня — «Спринг-Бонни». Куда не глянь, везде о нём говорят: в школе, на улице и даже дома. Им восхищались и ненавидели; защищали и презирали. Для кого-то он стал спасителем, борющийся за спокойную жизнь слабых, неспособных защитить себя детишек, а для родителей жертв — монстром. Не думайте, что та девочка была отъявленной хулиганкой. Просто, она единственная кто попалась в ту злосчастную ночь. Мне не интересны были подробности её возникновения: зачем и по какому поводу она там оказалась. Я просто её убил. Раскаяние пришло лишь только тогда, когда я взял в руки газету. Совесть тиранила долго и беспощадно, вонзая несуществующие ножи глубоко в сердце. Настолько глубоко, что по ночам я даже плакал в подушку, а на утро она была настолько мокрой, что хоть выкручивай. Совесть притащила меня на кладбище к могиле бесчеловечно убитой девочки. Отец и мать приходили туда каждый день и плакали об невозвратимой утрате. Ей было всего четыре года, но ни возраст, ни невинность не смогли меня остановить и это страшно. Дождавшись ухода родителей, я подошёл ближе к белому могильному камню, на котором были вырезаны инициалы жертвы:

«Хлоя Оскар 24. 01. 1977 - 18. 02. 1981.»

Я прошёлся пальцами по дате рождения и на моих глазах навернулись слёзы. Я посмотрел на небо, затянувшееся белыми облаками, что аж смешно стало. Раскаяние и я — несовместимые вещи. Тогда я задумался над тем кто я? В чём смысл моего существования? И существовала ли хотя бы малая необходимость во мне? Мне хотелось рыдать, смеяться и шутить одновременно. Всё перемешалось в тошнотворную мешанину чувств от которой хотелось без конца блевать. Немного придя в себя, я положил у камня детские игрушки и двух маленьких куколок. Повторно прикоснувшись к плите, я тихо прошептал: «я не убийца» — развернулся, и не оборачиваясь, пошёл домой, сам не осознавая зачем я этого хочу, а на душе так тяжко, что хочется упасть на землю и сдохнуть. Умереть тихо, уснуть — уснуть навсегда, исчезнуть. Придя домой, я возбуждённо бросил портфель в пороге, благо дома родителей не оказалось, а то дали бы мне по шапке за проявленную невоспитанность. В соседней комнате Эмили лежала на кровати в наушниках и слушала музыку. Впервые я так негативно отреагировал на дизайн её комнаты: розовые обои с сердечками, подобного цвета тюль и всё такое розовое. Меня это взбесило: я не выдержал и высказал, что-то дерзкое, скривив при этом физиономию. Правда, Эмили было срать на мои выходки, да и мне тоже, поэтому я просто закрылся в комнате и начал в бешенстве раскидывать одежду, диски от магнитофона, книги и тетради. Не понимаю зачем мне пришлось сделать это, а легче ведь от этого не стало — только хуже. Вдруг, я расхохотался так, что если бы не Эмили со своими наушниками, то точно бы прибежала в комнату и покрутила пальцем у виска. Мне было смешно до слёз, а после невыносимо грустно. Я перестал понимать себя. Внутри меня как будто бы развелось огромное количество личностей, которые спорят о том, кто именно должен завладеть рассудком. Посмотрев в зеркало, я увидел не себя, точнее, это был я, но другой. Отражение категорически не соответствовало моему образу — это был парень с безумной улыбкой на лице, с растрёпанными волосами, а с его рук капала кровь. От страха я отстранился назад и быть может хотел кричать, но фигура прислонила указательный палец к губам, тем самым, приказала молчать. Я был напуган, поэтому повиновался. Подойдя к зеркалу я долго рассматривал его, а он оскалив в улыбке острые зубы, смотрел на меня красными, как у волка, глазами. С той стороны безумец облизнул зеркало, как будто оно — это перегородка между двумя мирами. Я прикоснулся, но тут же, как ошпаренный, отдёрнул руку, но картинка не изменилась. — Что ты такое? — Дрожащим, а то, девчачьим голосом пискнул я. Так страшно мне ещё не было никогда и видя ужас в моих глазах, незнакомец рассмеялся, но всё же решил признаться. — Глупец, — хихикал чёрт, — ты так до сих пор ничего не понял. Ты всё ещё маленький напуганный своим отцом Уилли, не способный себя защитить. — О чём ты?... — Думал, что сможешь спрятаться под маской «эффекта кролика»? Ха-ха-ха! Тупица! Вскоре одних избиений тебе будет недостаточно. Твоё тело растёт и дьявол внутри тебя тоже, Уильям. Либо ты покорно будешь следовать его правилам, либо же он поглотит тебя полностью? — Ты наверняка знаешь почему я такой? Прошу, расскажи! — Взмолился я. — Ха-ха-ха-ха! Мне жаль тебя, Уильям. Твой папаша в юношестве натворил делов, вот теперь ты за него и расплачиваешься. — Скажи, что он сделал? — Так уж и быть… — Скрестив руки на груди, проворчало отражение. — Я расскажу тебе всю правду, но взамен, убей любого ребёнка, а иначе не будет тебе ответов, а без них долго ты не протянешь. У тебя и так уже крыша поехала: кто поверит в то, что ты видел в зеркале? Тебя отправят в дурку, а там, концы отдашь. Поэтому не упрямься! Убей и мы навек станем лучшими друзьями! Чего тебе стоит? Боишься какой-то малявки? — Никого я не боюсь! — Не знаю, что на меня тогда нашло, но этими словами я как будто бы подтвердил нашу сделку, но разумная часть сознания всячески пыталась меня остановить. — Никто в тебе не сомневался, мой дорогой друг. Надень костюм, возьми нож, а я буду тебя сопровождать. Брось все сомненья, ведь мы с тобой лучшие друзья! — Злорадно посмеялся чёрт. — Ты мне не друг! — Светлая сторона всё таки взяла вверх. — Закрой рот! Немедленно закрой рот! — Бесполезно… Ты слетел с катушек. — Закрой рот! Замолчи! Замолчи сейчас же! — Я бил кулаками в зеркало так сильно, что при каждом новом ударе паутинка из трещин приобретала всё более и более значительные масштабы. — Замолчи, замолчи! — Что здесь происходит? В комнату вбежала Эмили. Её волосы выглядели смешно от быстрого снятия наушников. Она увидела меня голым, бешеным, диким. Девчонка не испугалась и давай оттаскивать меня от зеркала. Вроде, её появление ненадолго усмирило меня и я наконец смог нормально отдышаться, а сестра дышала вместе со мной, так как попробуй успокоить настолько сильного, но при этом озверевшего кабана, вроде меня. Эмили заботливо, но при этом на отвали, нацепила на меня футболку, чтобы больше не смущаться от вида столь рельефного тела. Затем, она потрогала мой лоб и проверила температуру; спросила пил ли я спиртное, так как мой взгляд не мог устоять на одной точке. Везде я пытался найти его — Спринг-Бонни. Поразительно, но сестра не вызвала санитаров из лечебницы для душевнобольных. Она по-доброму уложила меня в кровать и попросила выспаться. Когда вернулись родители, к тому времени я уже проснулся, но притворился спящим. Сестра всё им рассказала, но попросила не злиться. Мейсон пришёл в ярость от столь необъяснимой выходки. Утром он строго поговорил со мной, сказав, что я лишаюсь карманных средств на неделю. Сестрёнка не оставила меня в беде и иногда делилась со мною некоторой частью от своей суммы, чтобы я смог здорово повеселиться с друзьями в кафе. Впервые мы с ней так сплотились. Можно сказать, что стали почти родными. Почти…