Эффект кролика

Прошло уже больше недели с момента ухода Бэллы Дэвис из семьи. Отец всё никак не мог смириться с семейной утратой, но действий никаких не предпринимал. Дома стояла атмосфера будто бы кто-то умер, хотя по правде говоря, так оно и есть — наша семья давным давно погибла. Точнее сказать, их семья, а моё вторжение на их территорию безмятежной жизни, повлекло за собой череду несчастных событий, которое и смогло потушить семейный очаг. Мейсон истосковался. Появлялся лишь только к ужину. За обеденным столом мы обменивались холодными взглядами и ели, но отец пищу категорически отвергал. Поковырявшись в вилкой в пасте, которую я сам приготовил по маминому рецепту, он отдавал порцию мне, мол: «Ешь, тебе нужны силы». Вот только ему они нужны куда более важнее, чем мне, но порой мне кажется, что в тот момент ему было абсолютно всё ровно на себя и на своё некчёмное существование. Вся эта странная ситуация перешла в алкогольную зависимость и нет — ситуация не вышла из под контроля. Отец знал чувство меры, но без двух рюмок виски, которое находилось в шкафу его собственного кабинета, не обходился каждый божий день. Не выпив их, он похож был скорее всего на труп, нежели чем на живого человека, а так хотя бы щёки розовые — можно подумать, что вполне здоровый человек. Но это только если подумать, а если задуматься, то и без того было ясно, что внутри него совсем ничего не осталось. На его почтовый ящик приходили письма из судебного участка, которые оповещали его о ведении дела о пропаже Эмили. Ситуация стояла на одном месте и Мейсон кажется совсем отчаявшись, начал в пьяном угаре подозревать меня. — Это ты убил мою девочку, подлец! — Кричал он мне с покрасневшим лицом от бешенства. — С чего ты это взял? — А с того, что любое к чему ты прикасаешься — мертво! Эти слова, словно нож вонзились мне в сердце, и не подумав дважды, я произнёс следующее: — Это ты её убил. В его глазах всё вмиг перевернулось. Так просто и без претензий принять бред какого-то подростка — бред, но он это сделал. Выпивая очередную рюмку виски он говорил, что ему никогда не смыть со своих рук ту кровь, что пролил, убив свою собственную дочь. Отец постепенно начал сходить с ума. Мало-помалу его рассуждения заходили в самые глубины истинного безумства и я начал готовить почву к новому плану по избавлению очередной занозы в заднице.

***

Класс ничего не знал о психологическом анализе моего ментального здоровья, ведь я целых пять дней провёл в настоящем диспансере для душевнобольных. Джон и Генри были обеспокоены пропажей Майкла и меня это конкретно взбесило — все озабочены кем-то, но не мной, правда, мою озлобленность на всех и вся смогла смягчить ссора Бишопа с Эвелет, которая случилась в буфете перед началом очередного урока. Сначала они что-то негромко обсуждали, сидя за кофейными столиками, но Джон не сдержался и резко перешёл на крик. — Я видел как ты ему сосала! Мне стало слегка неловко от этого. Хоть в помещении и не было никого, но эти двое даже не подозревали, что я стою в дверях и всё прекрасно слышу. — Ты за нами следишь? — Да, видел как вы обнимались в туалете, но не думал, что всё происходящее наберёт такой горячий оборот событий. Сдавшись, брюнетка откинулась на спинку стула и больше ничего не говорила. Джон понял, что перегибает палку, поэтому решил снизить тон, из-за чего теперь приходилось вслушиваться в то, что он говорил. — Я думал, что ты меня любишь… точнее, мне так казалось. Зачем ты целовала меня, когда за моей спиной подставляешь зад моему другу? И ещё этот внезапный роман с Генри. Скажи, ты ему тоже сосёшь? Не вовремя моргнув, тем самым я пропустил жестокий удар по лицу Джо — это была пощёчина. Девушка встала, взяла сумку и пошла по направлению выхода из буфета. Эвелет даже не заметила моего присутствия, но повернув ко мне голову, после умывания над раковиной, она неискренне произнесла: — С возвращением, Уильям. Мне стало немного радостно от этой мысли, что хотя бы для кого-то, моё исчезновение не стало признаком чего-то обыденного. Затем, девушка хватает меня за запястье и ведёт в первый попавшийся кабинет. Мы начали целоваться. Сначала было как-то нежно, по-детски. Потом действия стали набирать оборот и я начал чувствовать её язык у себя во рту. Она начала снимать рубашку и всё сошлось к обычному сексу, после которого мы вытирались влажными салфетками пол часа, но брюнетка решила на этом не заканчивать. Она села на парту, раздвинула ноги и приспустила трусики. — Полижи мне… там. Девушка засунула палец в одно место и меня чуть ли не стошнило от предчувствия того, что мне предстояло сделать. Мой язык будет извращаться в розовом непонятном пространстве её киски, где всё такое склизкое и мокрое; с неприятным запахом и привкусом мочи. Я напрочь отказался от этой мерзкой затеи, но Браун знала, как найти подход. — Я всегда тебе сосу, а ты не можешь ответить приятным на приятное? — Я никогда этого не делал. — Жалобно подняв брови, ответил я. — Не беспокойся, — страстно поцелова меня в губы, она произнесла следующее, — я тебе прмогу. Она кончила спустя десять минут. Я вышел из кабинет, как ни в чём не бывало, а она последовала за мной. Эвелет взяла меня за руку и не отпускала. Потом у меня появилось резкое желание её поцеловать, но кругом слишком много людей, поэтому мы отправились к ней домой, где провели наедине в её комнате оставшуюся часть дня. Она предложила мне душ и я согласился. Мне хотелось смыть с себя весь этот пот, который накопился за время нашего сексуального контакта с ней. Я не мог разобраться в своих же собственных мыслях. Стоя под струёй воды, сформировавшуюся в быстрый дождик, я размышлял над тем, что испытывает сейчас моё сердце: блаженство или отвращение; удовлетворение или омерзение. Я хотел находиться рядом с Эвелет — она мне нравилась, определённо. Мне хотелось ею обладать, как каким-то победным трофеям, чтобы он стоял на полке и никого не смущал, но всё же им обязаны были восхищаться, ведь никто не смог его заполучить, а я смог. Затем в душ пошла Эвелет. Расположившись на её кровати, я потянулся правой рукой к прикроватной тумбочке, чтобы достать какой-то женский журнал о моде, чтобы хоть как то-то скоротать время водных процедур своей девушки. Она вышла из помещения в одном полотенце, скрывающее её наготу; встала напротив зеркала и принялась расчёсывать мокрые чёрные пряди. Она была такой идеальной снаружи и такой гнилой внутри. Браун избивала малолеток в школьном туалете, записывая на диктофон детские всхлипы и рыдания, и предоставляла эти записи мне. Это помогло сдержать меня от убийств несколько месяцев. — Ты прослушал новые записи? — Сказала она, посмотрев на меня, с помощью отражения в зеркале, отойдя на пару шагов в право. — Да, но это уже не то… — Только и сказал я, при этом сдержано улыбнувшись, чтобы не обесценить её старания. Девушка завязала волосы в хвост и легла противоположно моему нахождению. — Мне нужны таблетки искажающие мышление. — Что? — Удивилась брюнетка. — Твоя мама работает в больнице. У неё наверняка есть доступ к таким препаратам. Браун, немного приподнявшись на локтях, заглянула в мои глаза, как бы пытаясь выудить из них правду, но я не стал водить её вокруг до около, решив выдать всё как есть. — Мне нужно избавиться от Мейсона. Я не могу его так просто завалить. Меня и так все подозревают, но эта жертва необходима и она скорее всего станет последней на пути к светлому будущему. — Ты хочешь, чтобы я воровала таблетки? — Не хочу, но разве есть какой-то иной способ? Темноволосая пожала плечами и молча согласилась. — И что значит твоё «светлое будущее»? Для меня там будет место? Я и сам не знал какое оно — светлое будущее. С кем я буду его разделять и наступит ли оно вообще. Мне хотелось верить в то, что после смерти Мейсона всё наладится, но я не хотел его убивать. Он хороший отец. Я подозревал этот день, когда мне придётся с ним расправиться, но не думал, что так скоро это может произойти. Всячески пытался оттянуть этот момент, но какой в этом прок, если я словно следую какому-то, уготовленному судьбой, сценарию — без единого способа его предотвратить. Бэлла вернулась домой спустя месяц своего отсутствия. Супруг выглядел безжизненным и совсем разбитым реальностью своей судьбы, но всё же, им следовало обсудить нюансы развода. Она не претендовала на имущество, а решила всё сделать тихо и без лишних сцен. Сюда она приехала не одна. Отчим иногда поглядывал в окно. Там во дворе стояла машина будущего жениха миссис Дэвис. — Так быстро смогла найти замену. — Обидчиво усмехнулся Мейсон. — Или у тебя уже был на стороне кто? — Не было никого. Но это не значит, что я имею право только на один выстрел. — А обязательно было стрелять в меня? — Ты совсем обезумел. — Женщина встала с дивана и прошла прямиком к выходу, но перед этим, оглянувшись на последок, сказала. — Ты не понимаешь. Так будет лучше для всех. Три года назад ты сделал свой выбор, а я сделала — свой. Под выбором Мейсона — она имела ввиду меня. — И чем этот выбор помешал нам жить? — Всем. Безжалостно хлопнув дверью, она села в машину любовника и уехала, навсегда разорвав брачные узы, которые так долго скрепляли их семью, не позволяя ей рухнуть. Мужчина запил ещё больше. Я начал добавлять в его виски психотропные препараты, которые смог получить благодаря Эвелет. Ему стало ещё хуже, чем когда-либо ещё: он исхудал, щёки впали настолько, что от лица тогдашнего Мейсона не осталось и следа. Я говорил с ним по поводу его состояния, но это была не поддержка, а скорее что-то похожее на на добивание после судьбоносной драки. Дэвис постепенно начал сходить с ума. Он периодически спрашивал у меня: — Не я ли убил Эмили? — Да, это ты. — Отвечал я. — Это ты убил мою сестру. На твоих руках её кровь. — Нет… — Отвергнув мою ложь, он всё равно в неё поверил. После подобных диалогов он ложился спать и не просыпался до наступления следующего дня. Иногда он тихо плакал в подушку из-за безысходности, которая душила его непониманием того, что с ним случилось. Он знал, что с ним что-то не так, но сделать ничего не мог. Теперь он боялся полиции. Не поднимал телефонную трубку от следователей дела пропажи Эмили, закрывал окна, когда мимо проезжала полицейская машина. Он умолял меня ничего им не говорить, но я был непреклонен. Мейсон угасал, как маленький огонёк, оставшийся после костра, под натиском разыгравшегося дождя. Таблетки хорошо справлялись со своей задачей: большая дозировка лекарства усугубляла состояние и приводила к депрессии, которая сопровождалась суицидальными мыслями и попытками самоубийства. Первые попытки случились после месяца применений таблеток. Дэвис пошёл в ванную и не выходил от туда долгое время, пока я не заглянул туда. Он пытался порезать себе вены, но побоялся обилия крови и никак не мог решиться. Я как заботливый сын ворвался в ванную и принялся его от туда вытаскивать, приговаривая: «папа, тебе это не нужно! Всё будет хорошо!» Так мне говорил Генри, когда я чуть-ли не погиб от рук собственного отца. Так, я убеждал его слезть со стула, когда тот захотел покончить с собой во второй раз. «Всё будет хорошо» — слова, которые говорят, когда надежды на спасение больше нет и чаще всего — они помогают. Мейсон в действительности начал потихоньку слезать со стула. Выпрямившись, и встав так словно я сейчас стану его отчитывать, по его морщинистой щеке скатилась одна единственная слезинка. Раньше его лицо абсолютно точно сочеталось с возрастом, который был чуть больше сорока, а сейчас это что-то очень старое, сморщиное, изуродаванное. — Мне плохо от этих таблеток, — сказал мужчина за две недели до своей кончины. — Пей, я сказал! — Мне приходилось заливать насильно его рот водой и следить за тем, чтобы он смог точно проглотить таблетки. — Они тебе обязательно помогут! Так сказала Эвелет. У неё мама работает в больнице — она своё дело знает, а ты лучше отдохни и наберись побольше сил. — Проводи меня на верх и уложи в кровать. В подвале очень сыро и неудобно спать. А ещё здесь практически нечем дышать… — Замолчи! — Отчеканил я. — Ты опасен для общества! Забыл, как ты кричал на меня за смерть Эмили? — Так значит она мертва? — Надрывисто спросил отец. — Нет, она жива. Её всё ещё ищут и обязательно найдут. — Мне нужно поговорить со следователем, — его тонкие пальцы вцепились в мои крепкие руки. — Я больше не могу сидеть и ничего не делать. Я должен хоть что-то сделать. Хоть что-нибудь. Я не стал продолжать этот разговор: поднимаясь вверх по лестнице, я видел как Дэвис ползёт за мной по пластунски — скорее всего у него от недоедания и психического истощения отказали ноги. Он умолял меня выпустить его из подвала. Кричал, взывал о помощи, но крики стихли спустя какой-то промежуток времени. У него не осталось сил ни на что. Ни на то, чтобы есть. Ни на то чтобы спать. Ни на то чтобы жить. Спустя пять дней до смерти он потерял сознание. Мне пришлось его вытащить из подвала и перенести в свою комнату, чтобы он всегда был у меня на веду. У него поднялась температура и не спадала около двух дней. На следующий день ему стало лучше. Мейсон попросил листок и ручку, чтобы написать хоть что-нибудь перед тем как отправиться в иной мир, но он на столько дезориентировался, что не мог по нормальному взять взять ручку, а его почерк оказался хуже почерка любого маленького ребенка. Мейсон копил оставшиеся силы, чтобы суметь покончить с собой. Следующим утром его не стало. Он повесился на кожаном ремне от джинсов. Я ненадолго вышел в магазин и этого времени ему хватило, чтобы обмотать ремень вокруг дверной ручки, чтобы удушить себя собственноручно. Скопировав его подчерк, я смог сфальсифицировать предсмертную записку от его лица: в ней говорилось, что он не может больше жить и боится за безопасность своего единственного сына, которому не может больше причинять так много боли и подобный исход является самым лучшим и единственным — о другом и о жизни он и думать не мог. Просил в своей смерти никого не винить. Его похороны прошли самым подобающим образом: близкие, друзья и родственники разделили со мной и с мачехой нашу общую скорбь и утрату. После похорон Бэла попросила отойти меня на пару слов. Люди потихоньку начали расходиться, поэтому никто не заметил нашего подозрительного отсутствия. — Я отвезу тебя домой, ты соберёшь вещи и вернёшься к себе домой, договорились? — Вот это новости! Что у кабеля не хватило денег на столь хороший дом? — Заткнись! — Женщина схватила меня за воротник. На удивление её хватка оказалась ничуть не хуже моей, что вызвало во мне крайнее чувство неожиданности. — Это мой дом, а не твой! Все эти годы я терпела твои несносные выходки и знаешь — я готова потерпеть ещё немного. Ты будешь получать от меня хорошее финансирование, чтобы не умереть с голоду, но это только до восемнадцати лет. Не вынуждай меня во время траура спорить и устраивать здесь сцены на могиле моего мужа. Либо ты по-хорошему соглашаешься и я отвожу тебя и все твои остатки роскоши назад к себе домой — либо я даю делу другой ход и тебе придётся побегать с бумажками, чтобы доказать свою невиновность. — Это какой такой «другой ход»? — Какой же ты дурак, — мачеха вдруг неожиданно рассмеялась. — Ты думаешь я ничего не понимаю? Это ведь ты убил Мейсона… Да, я не отрицаю твоей непричастности к его выбору, но у меня сердце не на месте и поэтому я даю тебе выбор. — Это какая-то проверка? — Возможно это и так, но советую тебе хорошенько задуматься над моим предложением. Изабелла пронзала меня взглядом ещё несколько секунд, после чего развернулась и пошла к машине. Я постоял ещё немного у могилы отчима. Злость бушевала во мне подобно злому лесному пожару, готовому спалить всё на своём пути, не щадя ни что и ни кого. И кто теперь станет моей жертвой? Неужто в самом деле Белла? Или стало быть кто-нибудь другой?