Привычный про́клятый мир

— Спаси меня, Унди́н! — отчаянно крикнул наследник короля Севера, распахнув окно и перегнувшись через каменный подоконник. Добротная дубовая дверь его покоев с надёжным кованым засовом ещё держалась, но рано или поздно она будет проломлена, а бежать некуда, запасного выхода из его личных покоев не было. Это вам не женская половина. Предполагалось, что в случае опасности настоящий воин сражается. Пе́тер слышал яростные удары в дверь и в страхе дал слабину, сглупил, позвал на помощь. Он, конечно, молодой и сильный, но их двое и они вооружены. Тем более, приходилось не только искать способ спастись, но и бороться с собственным желанием сдаться, отпереть дверь, впустить обоих преследующих его альф, расслабиться и получить удовольствие. В таком противоречивом состоянии тяжело было здраво размышлять. Он и сам не знал, зачем крикнул, ведь не было никакой надежды, что этот простолюдин, кузнец из мастерских отца, проходящий под его окнами, вмешается в естественный ход событий. Он имел полное право пройти мимо. Поэтому окликать его было особенно унизительно. Пе́тер просто позволил ужасу захлестнуть себя, поддался порыву. А это само по себе было недостойно наследника древнего рода Старков. Теперь, когда постыдный крик испуганной птицы уже вырвался из горла молодого лорда, он осознал, какую ошибку совершил, как усугубил свое положение. Несмотря на все старания его благородных родителей, очевидно, им так и не удалось привить Петеру достаточно аристократической сдержанности. Сейчас, несмотря на то, что сам он остро ощущал неотвратимую опасность, никто не понял бы его страха. Как только повзрослел, с самой первой течки он был совершенно одинок в своём стремлении избегать соитий, которые считались совершенно естественными как среди альф, так и среди омег. Самое важное для его сословия — репутация. Вот что действительно волновало всех членов венценосной фамилии Севера, и парень сразу понял свой прокол. Этот случай может попасть в летопись, как позорное пятно, и его трусость отбросит тень на всю династию. Только одна призрачная надежда могла бы утешить Пе́тера — Ундин был нем и не стал бы много болтать. Но в такую минуту, как сейчас, молодой лорд не сразу подумал об этом. Строго говоря, никто из старших даже не поверил бы, что Петер был до смерти испуган. Все знали, что омеги в дни проклятия не придают значения ничему, кроме страстного желания привлечь альфу и уединиться с ним. Вот и Петер хотел альфу. Очень хотел. Прямо сейчас и как можно быстрее. Так хотел, что желание явственно пульсировало в бёдрах, и горячие волны судорог пробегали снизу вверх по спине при мысли о том, кто сейчас ворвётся в его покои. Грохот и крики снаружи усиливались. Петеру пришлось до боли сжать кулаки и закусить губы, чтобы не броситься обречённо и с невольным облегчением навстречу этим двум едва знакомым альфам, которые рубили сейчас его дверь, не жалея своих фамильных мечей, затупляя их о плотную древесину и не собираясь тратить время на беготню по всему замку в поисках удобных топоров. Крепкая дверь всё ещё разделяла их, и потому Петер пока сохранял остатки рассудка. А вот они чуяли манящий запах течного омеги из-под двери и рассудок свой давно потеряли. Хорошо хоть, что его лорд-отец Анто́ний Старк, давным-давно в ранней юности, ещё не вступив на престол Севера, изобрёл омегавоск, что впитывал излишнюю влагу тела и давал омегам возможность передвигаться в эти про́клятые дни, выходить на́ люди, не теряя достоинства перед челядью. Да и вообще, чего он только не изобрёл! Половина вещей, которые окружали Петера, были искусно выполнены мастерами в отцовских мастерских. Но против древнего проклятия механика и элементарика были бессильны. В общем, зря Петер крикнул. Какой помощи ожидать от простого кузнеца, что случайно проходил мимо по двору? Но тот остановился, поднял голову, заметил юношу в окне и отбросил в пыль котомку, которую, помахивая, нёс в руке. Он подбежал под окна, живо и выразительно показал лорду жестами, как ползут по канату, перебирая руками перед собой. Петер понял подсказку, обернулся и взглядом обежал комнату. Если сорвать с кровати балдахин и покрывало, связать их узлом за углы, то от окна до земли длины вряд ли хватит, но парень решил рискнуть и с оставшейся высоты спрыгнуть. Надо сказать, что по стенам Петер когда-то лазить любил. Сколько себя помнил, он всегда ловко карабкался и по изъеденным временем каменным стенам замка, там и сям увитым плющом, и по старинной крепостной стене, охватывающей Винтерфелл, и по диким скалистым обрывам у истока бурной Желудёвой речки. Десять лет назад он ловко цеплялся за мелкие неровности сильными пальцами и без труда поднимал своё лёгкое детское тело на высоту, от которой у других дух захватывало. Рассказывали, что таким же искусным стенолазом был в детстве Бран Старк, брат Сансы Великой. Леди-бабушка Санса не любила вспоминать, что страсть к высоте довела её брата до падения с башни, но все помнили ту историю и волновались за Петера. И всё же Петер не боялся. Ребенком он легко способен был выбраться из своего окна и сползти по стене замка на внутренний двор, впиваясь пальцами рук и ног во впадины каменной кладки. Подумаешь, третий этаж! Но его леди-бабушка, тогда ещё королева Севера, решительно запретила ему лазить где бы то ни было, и он, видя в глубине её серьёзных глаз страх за него и волчью решимость защитить неразумное чадо, пусть и ценой его свободы, послушался, не желая принести ей хоть каплю тревоги. Со дня запрета Петер больше никогда не лазил. И сегодня по прошествии стольких лет возможность выбраться из окна на внешнюю стену просто не пришла ему в голову. Он даже не задавался вопросом, выдержат ли пальцы вес его выросшего тела. Дверь ещё держалась под ударами снаружи, и Петер успел закрепить жгут из покрывал, привязав его к деревянной части оконной рамы. Когда-то все окна украшали узорные кованые решетки, служившие дополнительной защитой от возможных врагов, но Санса Великая приказала снять их все, чтобы во́роны Вещего Брана-калеки могли залетать в помещения, когда окна отворены. Петер подёргал узлы для проверки, глянул вниз, оценивая расстояние до земли, и забрался коленями на подоконник, но кузнец снизу отрицательно замахал руками и даже запрыгал от усердия. Теперь понятно, за что ему дали издевательскую кличку Болтливый: даром что немой, а выслушивать требует. — Что? — нервно крикнул ему Петер. Ведь кузнец не сможет ничего объяснить, только драгоценные минуты даром потеряет. Но Ундин обрадовался, что привлёк внимание лорда, и постучал согнутым указательным пальцем по своему кадыку, изображая общеизвестный жест алкоголя. Так вот почему помогает, догадался молодой лорд. Ладно, не в положении Петера было капризничать. Он спрыгнул с подоконника обратно в комнату, бросил взгляд на дверь, что тряслась и шла трещинами и щепками посередине. Страшные удары продолжали сыпаться снаружи. Он подхватил пузатую бутыль с пробкой, наполненную дорогим и душистым вином, ежедневно поставляемым ему в покои. Его лорд-отец Антоний Старк не терял надежды со временем сделать из сына собутыльника, чтобы вдвоём противостоять едким замечаниям венценосной супруги на этот счёт. Но всё напрасно, слуги каждое утро забирали отсюда нетронутым вчерашнее вино. Петер ловко обвязал бутыль за горлышко шнурком от балдахина и мигом спустил её из окна прямо в руки кузнецу. А потом и сам забрался коленями на подоконник и начал ногами вперёд сползать на улицу, на свободу, прочь от той судьбы, которая всегда казалась ему такой отвратительной. Руки обожгло во время спуска из-за трения о ткань, и Петер, продолжая съезжать, зажал жгут между коленями, чтобы затормозиться. Он продолжил спускаться, перебирая руками и упираясь ногами в стену замка. Добравшись до нижнего конца покрывала, он повис на руках на самом краешке с бахромой, но до земли было здорово далеко и страшно. Если он сломает ногу, пиши пропало, не убежать. Но обратно в комнату совершенно точно не хотелось, и он прыгнул. Ожидая больно удариться о землю, Петер вскрикнул от неожиданности, когда оказался в подставленных руках Ундина. Тот поймал его в воздухе, а сам не удержался на ногах и завалился на спину, приняв на себя всю боль удара. Скорость падения своего господина Ундину удалось немного погасить, и удар вышел менее опасный для Петера, чем мог бы быть без этой помощи. Петер испуганно отпрянул было, ему вдруг показалось возмутительным столь плотное столкновение тел, но Ундин всё ещё крепко держал его, лёжа навзничь. Петер дёрнулся сильнее, и объятия сразу раскрылись. Петер судорожно перевернулся, скатился с тела Ундина и отполз на четвереньках в сторону. Он помотал головой, приходя в себя после падения, и с удивлением увидел, как Ундин сел в пыли и, болезненно морщась, потянулся за бутылью, предусмотрительно отставленной в сторонку, как он вырвал пробку, заинтересованно понюхал крепкое благородное вино, отпил глоток прямо из горлышка и довольно кивнул сам себе. Парень подскочил на ноги, больше не надеясь на помощь, и огляделся, решая, куда дать дёру. Где и как спрятаться, если проклятый запах выдаёт его с головой? Но тут Ундин удивил его ещё больше. Он зашипел и неловко поднялся, держась одной рукой за свою отбитую задницу, другой за горлышко бутыли, и — вылил всё вино на землю! Он щедро расплескал его длинными бордовыми языками в пыль вокруг себя и Петера. Потом перескочил через лужи вина, бесцеремонно схватил парня за руку и побежал прочь, потащив его за собой. Петер не стал сопротивляться, он побежал следом и за несколько скачков догадался, зачем Ундин разлил вино. Это был отличный способ замаскировать омежий запах и сбить со следа погоню. Вино — это, конечно, не уксус, но немного помочь должно было. Хитрый ход! Этот кузнец, оказывается, не терял времени даром, а пораскинул мозгами, пока его лорд наверху вязал покрывала узлами. Они свернули за угол, и Петер оглянулся на бегу, но преследователей ещё не было видно. В это время они, наверное, перегнулись через подоконник его комнаты, решая, рисковать ли своей шеей, повторяя отчаянный спуск беглеца. Тем временем Ундин на бегу вывернул на землю помойную кадку с вонючей рыбьей требухой, оставленную на задворках королевской кухни. Этот вопиющий беспорядок отчасти выдавал их среди аккуратного хозяйства Винтерфелла, но Петер сразу понял, что эта отменная первосортная вонь скроет их дальнейший маршрут. Неужели кузнец и это предусмотрел, неужели вспомнил заранее, где кухарки оставили без присмотра что-то зловонное, и специально побежал и повлёк молодого лорда в ту сторону? Через несколько шагов Ундин нырнул в небольшой чёрный вход для слуг и прикрыл за собой деревянную дверь. Не дожидаясь, пока глаза привыкнут к сумраку, он побежал, увлекая за собой Петера, вдоль пустого каменного коридора мимо подсобных помещений главной кухни и потянул парня в боковую дверь. За ней оказалась кладовая с лестницей, ведущей в подвал, и они, плотно притерев за собой дверь, начали спускаться в темноту.