Горечь цветущей вишни

- Обещай, что ты вернешься за мной. Слова терялись в шелесте ливня, и тогда он срывал голос, пытаясь перекричать раскаты грома. Поскальзывался в грязи и снова хватался за протянутые руки, повторял одно и то же раз за разом, словно молитву, пока не начинал задыхаться, давясь слезами и текущим по лицу дождем. - Обещай, что вытащишь меня отсюда! Обещай! - Я обещаю. - Не могу ничего обещать, отец. - Шинтаро! - Слушаю тебя, - устало проговорил парень, лениво рассматривая улицу со своего сиденья. Люди торопливо шагали по улице, обтекая повозку, как ссыпавшиеся в реку листья вокруг камня, исчезая в переулках и домах, в которых постепенно зажигался свет. Ночь слизала последние следы солнца и, вывернув карманы, рассыпала звезды по темному куполу. - Тебе бы стоило взять пример с Аомине-кун. - Не думаю, что он подходящий вариант для подражания, - Мидорима усмехнулся, прикрывая рот кулаком. Отец будет вне себя, если увидит. - Сын, - уже мягче произнес мужчина. – Ты не любишь, когда тебя принуждают, я знаю. Но разве я принуждал тебя хотя бы раз? Мидорима опустил голову. Никогда. Его никогда не принуждали. Потому что он всегда подчинялся без вопросов – бремя сына императора приучило его ходить с высоко поднятой головой за пределами поместья и стоять на коленях в стенах. Иначе было нельзя. Он впитывал в себя каждое «нельзя» с самого детства, уже позабыв, где начинался долг, а где начинался он сам. Если принуждали, то тонко, неощутимо, подталкивая и направляя, советуя и заверяя, ведь чего ни сделаешь ради семьи, – до сегодняшнего дня. После этого он взбунтовался, настолько, насколько позволяли совесть и уважение к родителям, и против него выставили оружие, какого он никогда не видел. Давление отца и слезы матери, долгие разговоры и тонкие манипуляции с целью ужалить или разжалобить – Мидорима так и не понял - единственный сын, гордость династии, надежда страны. - Отец, я обязательно женюсь, - выдохнул он. - Но ведь я знаю, что вы с матерью полюбили друг друга еще до свадебной церемонии. - Мне очень повезло, Шинтаро. Но любовь - это не всегда то, что вспыхивает как фитиль свечи между двумя людьми. Ее взращивают, словно семя, заботятся, защищают от ветров. Любому ростку нужно время. - Мужчина положил руку сыну на плечо. – Мы с твоей матерью нашли тебе замечательную девушку из хорошей семьи. - Нет, - парень покачал головой, - позволь мне хотя бы выбрать самому. За мой выбор мне и нести ответственность. - Хорошо. Одно условие. Мидорима удивленно посмотрел на отца. - Я хочу, чтобы ты стал покровителем какой-нибудь гейши. - Заметив смятение на лице сына, он продолжил: - Для любой. И когда ты познаешь общество женщины, тебе придется поискать себе невесту. - Почему я не могу просто навещать их в чайных домах? – слегка раздраженно произнес Шинтаро. – Мы достаточно времени проводим с гейшами вместе с Аомине. - Ты ведь хотел ответственности. Парень долго сидел отвернувшись и кусал губы, уныло рассматривая подсвеченную красными фонарями улицу. Он завидовал каждому идущему – у них и воля, и свобода, и полная душа желаний, которые выполнишь, стоит только захотеть. - Хорошо. Я сделаю это, отец. Повозка остановилась у одного из домов, и Мидорима вылез без лишних прощаний. У входа его уже ждал Аомине, еще один вольный человек, ценящий свои прихоти больше навязанных устоев. Не будь они друзьями детства, Мидорима никогда не стал бы обременять себя общением со своей противоположностью. Или здесь тоже положение обязывало? - Все понятно, - присвистнул Дайки, посмотрев в угрюмое лицо друга. - Папочка-император снова жизни учил? - Никогда не догадаешься, что он мне сказал. - Шинтаро сдвинул седзи и прошел внутрь. - Я весь в нетерпении. - Я должен стать покровителем гейши, - кисло отозвался Мидорима, шагая по коридору мимо множества комнат. - Ты – данна? – переспросил Аомине и расхохотался. – А иначе что, сразу сосватают тебе какую-нибудь забитую дурнушку из влиятельной семьи? Им обряда становления мужчиной не хватило? - Не напоминай, - выдохнул Шинтаро, но друг продолжил насмехаться. - Опять приобщают тебя к «миру прекрасных цветков»? Помню, как ты приобщился в прошлый раз, до сих пор от них шарахаешься. Аомине обошел его и, открыв седзи, прошел внутрь, кивая другу следовать за собой. В комнате разливались тихие мелодии, очаровывая сидящих за столами людей. Изредка над чьими-то шутками едва слышно хихикали красочно одетые девушки. Юноши не успели сесть на татами, как к ним походкой легкой и невесомой, как стоящие в вазах орхидеи, подошли две девушки и присели рядом. - Я не шарахаюсь от них, Аомине. - Мидорима медленно выдохнул и принял из рук майко пиалу с саке. – Не понимаю, вокруг чего столько шума. Я даже хожу сюда только из-за тебя и отца. Ты же теперь пример для подражания… - Серьезно? – Дайки издал короткий смешок. – Стоило найти себе невесту, с которой мы будем видеться раз в неделю, и можно дальше развлекаться с юдзё уже с благосклонного согласия императора… - парень усмехнулся и обворожительно улыбнулся девушкам. – Добрый вечер, Момои-тян. - Рады снова вас видеть, Аомине-сан, Мидорима-сан, - девушка склонила голову и доброжелательно улыбнулась. - Да ладно, без лишних церемоний, - отмахнулся Дайки и осмотрел комнату. – Где Тецуя? - А говоришь, из меня данна никудышный, - сам не знаешь, где твоя гейша. - Лучше бы ей быть на месте, - напряженно протянул Аомине. Момои тихо рассмеялась, надеясь успокоить гостя новой порцией саке. – Кстати, мы тут не просто так, а по делу, - произнес он заговорщическим тоном. - Ты не знал об этом «деле», когда тебя дернуло развлекаться, - скучающе отозвался Мидорима, уложив голову на согнутую руку. - Захлопнись, зануда, - ответил друг беззлобно. – Момои-тян, моему товарищу необходимо найти исключительно хорошенькую гейшу. Не ваш ли окия – пристанище для самых искусных девушек? - Безусловно, - произнесла Момои уверенно, польщенная такими словами, и кинула кокетливый взгляд на Мидориму. – Для такого человека, как вы, мы подберем самую лучшую девушку. - Да не нужна мне самая лучшая. - А какая нужна? – усмехнулся Аомине. - Не знаю. - Мидорима посмотрел на сидящую рядом с Момои мейко - та молчала и за весь вечер ни разу не подняла взгляд, только изредка подливала саке. – Чтоб не мешалась. - О, - встрепенулся Дайки, - мы найдем тебе немую да еще и безногую – точно не будет мешаться! Аомине издевательски рассмеялся, а Момои вслед – своим приторно-сладким смехом. Мидорима долго рассматривал тонкие пальцы девушек, неторопливо касавшиеся струн сямисена, и никак не мог понять, что он вообще забыл в чайном доме. Ответы ускользали от него глупыми пустыми шаблонами: что-то там нужно, что-то там должно, но отвратительно неважно, – и возвращали к самому себе. Оживленно болтали гости, тихо смеялись над чужими шутками гейши, крутилась, искрилась жизнь, оставив его в стороне с ворохом нелепых вопросов и чувством собственной чужеродности. Сердце рвалось в безлюдные молчаливые коридоры поместья, где вместо шума бродит эхо умолкших голосов, а вместо реальности – оберегаемая память предков. Там, где царит прошлое, нет места настоящему. Где место его самого, Шинтаро тоже не знал – первого не помнил, второго не хотел. - О, а это кто? – спросил Аомине. Мидорима поднял глаза, впиваясь взглядом в застывшую в центре комнаты девушку. Уперся рукой в татами, убедившись, что все еще на месте и стены пошатнуло только в его помутившемся рассудке. Она не была потрясающе красива и загадочно притягательна, какими учили быть местных гейш. Ее тайны были просты и головокружительно знакомы, как ее руки с обнажившимися из рукавов бледными запястьями. Она вся была как болезненно иссохшее дерево, пока не заиграла музыка – и ожила, впитывая неспешные переливы, медленно вскидывая руки так, чтобы ткань соскользнула вниз по бледной коже. Мидорима замер, прослеживая путь тонких вен, чувствуя, как поднимает теплую волну по спине, и едва не прикусил губу, когда рукав упал вниз, поглотив руку до самых пальцев и вместе с тем вышибая из груди Шинтаро с трудом давшийся вдох. Тогда неизвестная танцовщица открыла глаза и, окинув комнату ленивым взглядом, остановилась на Мидориме. Он не мог отвести глаз, пусть и хотел – ее взгляд жег ему душу знакомыми красками, пробуждая давно забытую боль. Девушка улыбнулась понимающе нежно и прикрыла глаза. Плыли хрупкие соцветия по разлитому на ткани ручью, рассыпались одинокие лепестки по длинным молочно-белым рукавам фурисоде – Мидорима пил ее движения как холодную воду, обжигая горло, но не в силах оторваться. Что в ней было такого неизведанного и знакомого до боли? Он чувствовал ответы на самой грани, но тогда она открывала глаза и снова смотрела на него – ее глаза смеялись, но улыбка пряталась за рукавом. Шинтаро с силой сжал край стола. - Она мне нужна, - процедил он, не отрывая от девушки взгляда. – Кто она? - Видите ли, Мидорима-сан… Я не думаю, что это хороший выбор. Я могу найти… - Я сказал, она мне нужна, - отрезал он и перевел взгляд на Момои. Та растерялась. – Зови. Аомине удивленно поднял брови. - Сдалась она тебе? Мордашка ничего, но не императорской масти. - Казу-тян, - позвала Момои, когда танец закончился. Девушка подошла к столу и присела, склонив голову. – Я всего лишь хотела предупредить… - Что? – рассеяно спросил Мидорима, рассматривая обведенные черными линиями, едва заметные под опущенными ресницами глаза. - Она немая. Аомине расхохотался. - Прямо как ты и хотел! Ну не судьба ли? Мидорима сощурился. Ему показалось, или ее губы дрогнули в улыбке? - Мне все равно, - ответил он. Девушка тут же вскинула на него полные ужаса глаза и таким же неверящим взглядом наградила Момои. - Казу-тян, - произнесла гейша, натянуто улыбаясь, - это Мидорима Шинтаро-сан, он будет твоим данна. Девушка кивнула и опустила голову. Мидориму неприятно кольнуло. Она расстроилась? Любая гейша сочла бы милостью богов принадлежать влиятельному человеку. Тогда почему он видел в ее глазах обреченность? Ее плотно сжатые губы слегка двигались, словно она сгрызала с них алую краску. Или все это было игрой его воображения, и он всего лишь выдавал желаемое за действительное. Ему нужны были хоть какие-то зацепки, чтобы прочитать ее, понять, что за тайна ему попалась. - Я бы хотел забрать ее с собой. Девушки перекинулись короткими взглядами. - Вы же понимаете, если она останется здесь, так будет удобнее вам обоим, - Момои улыбнулась. – Она не будет вам докучать, а у нее здесь много помощниц. Женские дела, знаете… - Я приставлю ей слуг, если потребуется, - настаивал Мидорима. - Казу-тян? – спросила Момои неуверенно. Девушка кивнула. - Тогда собирайте ее вещи, я жду на улице. - Шинтаро поднялся и, игнорируя восхищенные взгляды в свою сторону, вышел из комнаты. Аомине плелся следом, не переставая возмущаться. - Признайся, ты это назло отцу? – допытывался он. – Немая, не первая красавица, да еще и в дом притащил… - Ты знаешь меня с детства, но я все-таки спрошу, - Мидорима оглянулся через плечо. - Я хоть раз делал что-нибудь назло отцу? - Ну… - неопределенно протянул Дайки, выходя на улицу вслед за другом. - Может, иногда стоило бы. - Вот и не болтай ерунды. - Я просто понять не могу, какого черта ты делаешь. Дайки ушел высматривать рикшу, оставив Мидориму наедине с собой. Если бы он сам понимал, что делает. Он повиновался инстинктам, слепо следовал туманным приказам разума, не вникая в их суть. Ветер огладил лицо холодными ладонями и вернул в реальность. Словно опиумного дыма надышался… Мидорима повернулся, слишком поздно замечая, что девушка уже стоит около него с торбой в руках. Он даже не спросил, как ее зовут. - Эй, Мидорима, - позвал Аомине из повозки. - Я могу помочь? – Девушка подняла непонимающий взгляд. Мидорима кивнул на торбу и принял вещи из ее рук, случайно коснувшись пальцев. Он отдернул руки – пальцы оказались невероятно холодными – и осекся. Но девушка уже сделала для себя выводы и, поджав губы, отвернулась. Мидорима подошел к повозке и протянул руку. Она несколько секунд смотрела на раскрытую ладонь, но все-таки приняла ее и села напротив Аомине. Мидорима сел рядом, едва касаясь бедром ее фурисоде. - Слушай, - после долгого молчания и взглядов в сторону парочки Аомине решил заговорить, - что-то я не думаю, что отец обрадуется такому варианту. - Я выполнил его условия, - холодно сказал Мидорима, - остальное меня не волнует. - Да, но вот это… - Дайки с сомнением покосился на гейшу, которая упорно делала вид, что рассматривает проплывающие мимо повозки дома. - Ты хочешь обсудить это именно сейчас? Аомине усмехнулся и перевел взгляд на девушку. - Казу-тян, верно? – он прищурился. – Где же я мог тебя видеть… Не ты ли постоянно крутишься с Тецуей? Она кивнула. - Значит, ты все знаешь? – Она кивнула еще раз. – Славненько, что ты немая. - Аомине, - предупредил Шинтаро. У ворот поместья повозка остановилась. Мидорима вылез и помог выбраться своей подопечной, сухо распрощавшись с Аомине. Миновав ворота, они двинулись по широкой тропе к поместью. Он отмечал каждый шум, пытаясь отвлечься от молчания: на деревьях трещали цикады, шуршала галька под ногами. Девушка скорбно плелась за ним, опустив голову, даже не догадываясь, сколько раз ее данна обернулся и сколько еще раз ему удалось это желание перебороть. Он завел ее в поместье и остановился – слуги, видимо, ожидавшие у окон, уже торопились к нему. - Мидорима-доно, ваши родители уехали в Осаку, - произнес мужчина и передал бумажный свиток. - Хорошо. - А это… - А это… - Мидорима окинул гостью неуверенным взглядом и вздохнул. – Найдите ей комнату в западной стороне и не задавайте лишних вопросов. Оказавшись в своей комнате, он наконец-то смог спокойно вздохнуть. Понятия не имел, что делать дальше, особенно с немой девушкой. Он не был любителем задушевных разговоров, а зачастую и вовсе мог молчать днями напролет, пока из полюбившегося отшельничества не вытаскивали родители или Аомине. Мидорима сел за стол и пробежался глазами по свитку – все как всегда: несколько строчек официальных указаний с подписью. Он уперся локтями на стол и зарылся ладонями в волосы. Он делает все как нужно, но почему-то не становится легче. Седзи в комнату приоткрылись, и его подопечная осторожно зашла внутрь. В ее глазах читался явный вопрос. Мидорима подозвал ее кивком головы, и девушка опустилась на татами рядом с ним. - Умеешь писать? – спросил он, глядя на лист, на котором писал ответ отцу. Девушка отрицательно помахала головой. Мидорима украдкой посмотрел на нее – ее глаза внимательно следили за кистью и вдруг удивленно распахнулись. Шинтаро вернулся к листу и раздосадовано отложил кисть. По бумаге расползалось чернильное пятно. – Вот черт. Услышав тихий смех, Мидорима вскинул голову. Гостья смотрела на него, тщательно скрывая улыбку. Ему впервые удалось так близко рассмотреть ее лицо с приятными броскими чертами, словно кто-то резко отрывал кисть от бумаги, вырисовывая его. Макияж почти скрывал лицо, вместе с белой краской стирая то, что могло выдать ее настоящую. Мидориме хотелось провести пальцем по губам, лишив их алой вызывающей броскости. - Я ведь даже не знаю, что с тобой делать, - усмехнулся он. От постоянного молчания он начинал чувствовать себя так, будто разговаривает с самим собой. – Я буду с тобой честен. Найти себе гейшу было приказом отца. Я выполнил приказ, но что с тобой делать, ума не приложу. Может, ты знаешь? Она пожала плечами. - Ладно. - Мидорима протер глаза под очками, а потом вовсе положил их на стол. – Лучше спать. Утром разберусь. Он поднялся, и девушка поднялась за ним. Он непонимающе следил, как она обходит его и останавливается за спиной. Тонкие руки обвились вокруг него на секунду, позволяя Мидориме только беспомощно наблюдать, как пальцы впутываются в узел пояса и развязывают его. И возвращаются обратно, вверх по рукам, подцепляют ткань у самой шеи – Шинтаро поежился от того, как холодком проехалось по теплой коже – и стаскивают вниз. Он не сопротивлялся, завел руки назад, позволяя снять с себя кимоно. Несколько секунд шуршала ткань, но Мидорима не решался обернуться, словно ожидая чего-то. Ладони едва касаясь провели по лопаткам, очерчивая края драконьих крыльев, что распахнулись на его спине татуировкой. Девушка прижалась лбом к позвоночнику и судорожно выдохнула, согревая дыханием кожу под распахнутой драконьей пастью. Мидорима вздрогнул и обернулся, но девушка стояла перед ним со сложенным кимоно в руках, по-прежнему спокойная. Он даже на секунду подумал, что ему могло показаться... Девушка указала рукой на футон и, когда Шинтаро лег, села рядом, все еще держа кимоно в руках. - Ты разве не пойдешь спать? – спросил он. Она покачала головой. – Это потому что я твой данна? Девушка пожала плечами. Мидорима закрыл глаза, уверенный, что, пока она в комнате, ему ни за что не уснуть. Но почему-то именно из-за этого ему было спокойнее. Он чувствовал ее тепло, запах, едва заметный из-за тяжелого запаха пудры – он помнил его когда-то давно, вспоминал чье-то лицо, чужие глаза, цеплялся за воспоминания, но цепи сна повязывали его по рукам, окуная в забытье. Он вспомнит, обязательно вспомнит. Утром он не разобрался. А когда открыл глаза, все стало еще запутаннее. Гейша все еще сидела рядом с ним, устремив взгляд в открытое окно. Небо расцветало утренними красками, распугивая ночь рассветными лучами. Забравшийся в комнату, свет скользил по ее собранным волосам игривыми бликами, рассыпался по ткани и терялся в складках. Последний осколок света Мидорима подцепил пальцами, вместе со складочкой чужого кимоно. Девушка опустила голову и подвинула принесенный ею чан с водой. Шинтаро успел перехватить ее руки прежде, чем она достала из воды кусочек ткани. Он сел на футоне и сжал ткань в ладони, позволяя воде стечь. Она смотрела на него непонимающе, но куда там, когда он сам не мог себя понять. Единственным желанием осталось только стереть фальшивую маску, что прятала ее лицо. Он провел тканью по щеке, размазывая белила по лицу, игнорируя испуганные, широко распахнутые глаза. Окунал обратно в воду, вновь проводил по лицу, снова и снова, пока краска не потекла по коже, обнажая ее истинный молочный цвет. Девушка закрыла глаза, позволяя касаться своего лица долгими прикосновениями и короткими мазками у самых глаз, ловить тканью падающие с подбородка цветные капли – тушь стекала вместе с водой и ее слезами, но Мидорима не останавливался, пока не исчезла вся краска. Она взяла полотенце из его рук вслепую и, растерев лицо, долго не хотела отнимать ткань от лица. - Покажи мне, - настаивал он. Девушка убрала полотенце и распахнула глаза. Мидорима сбился в дыхании. На него смотрели тысячи прозрачных горных озер - у той воды не достать до дна и ею никогда не напиться; тонкими реками тянулась светло-голубая паутина по радужке и падала в угольно-черную бездну. Тяжело и душно забилось сердце, но Мидориме было страшнее остановиться, чем зайти вперед. - Поднимись. Несмотря на его приказ, они поднялись одновременно. Мидорима дернул повязанный за спиной узел, сбросил пояс на пол, и, только он вцепился ладонями в разъехавшиеся полы фурисоде, гейша схватилась за его запястья, впившись в него отчаянным взглядом. - Нет, - спокойно сказал он. Девушка расцепила руки, и он спустил фурисоде с ее плеч. Это было просто наваждением, но ради того, чтобы разгадать эту тайну, он пошел бы на все. Мидорима взялся пальцами за воротник нижней белой рубашки, та слетела с плеч и повисла на поясе. Он уставился на обнаженное тело застывшим взглядом и, растерявшись, отступил на шаг. Гостья распутала узел хрупкого пояса и повела плечами – ткань легко соскользнула вниз по обнаженным бедрам. Мидорима прошелся взглядом от пальцев ног до кончиков волос и обжегся чужим взглядом. Другим – уверенным, глубоким, такие глаза смотрели с вызовом и гордостью. Так смотрели, когда уже нечего было скрывать.

*Майко – ученица гейши Юдзё - проститутка Окия – дом гейш