Останься со мной

Шум толпы был ему не нужен, крики агрессивного восторга, свист, поддержка — к чёрту, Мадараме мог бы драться и в вакууме, поглощающем все звуки. Если в вакууме вообще можно драться. Он бы точно смог. Мадараме бы и дьяволу рога пообломал, попади он в ад. Он не знал, что именно его так привлекало в насилии: власть над собственным телом, контроль движений и мыслей или превосходство над противником. Может, всё сразу, может, ничего из этого. Это была его физиология — адреналин, как жидкое золото, в венах, жар в мышцах, чистая, первобытная энергия. Мадараме не отличался вспыльчивостью и высокомерной агрессивностью, он просто любил хорошую драку. Вот так просто. В его боях не было скрытых мотивов, в тех стычках, в которых он участвовал за Кагу, такие мотивы были, но это всё равно были не мотивы Мадараме. Да и за Кагу он шёл потому, что цели того были так же просты и понятны, близки ему, вот и всё. Если их пути когда-нибудь разойдутся, они оба не станут жалеть. Он ударил ещё раз, хотя это уже не требовалось — противник рухнул бы на землю и от предыдущего чёткого удара в челюсть, нужно было лишь подождать. Ждать Мадараме умел, долго, как спящая змея, утонувшая в тёплом песке, ждать ради одного единственного броска. Ради того, что ему действительно было нужно. Но в рукопашном бою это было попросту бессмысленно. Добивать проигравшего допустимо было, пожалуй, в бандитских разборках, ведь там он должен был действовать наверняка, если таков был приказ. Добивать лежачего в зоне Смертельных матчей — глупо, а потому против правил. Хоть эти матчи и звали смертельными, тут редко кого-то убивали, иначе кому в следующий раз выпадет удача пересчитать рёбра, если желающие будут быстро кончаться? Деньги, а не жизнь — вот что было здесь интересней большинству. Сегодня с парнем повезло, тот смог дать достойный отпор, и рёбра Мадараме ныли, а глаз то и дело застилало багровой пеленой крови с рассечённой брови. Хорошее чувство, приятное. Как любая боль в мышцах после физической нагрузки — тренировки, драки или затянувшейся ночи с выносливым партнёром. Жжение в сбитых костяшках, где поверх старых шрамов от постоянных драк всё время появлялись новые раны, пульсирующими волнами стискивало его кулаки. Напряжение в предплечьях, в спине, пружинистая усталость в ногах перетекали друг в друга. Приятно, как и вкус крови на губах. Кто-то из его противников однажды сказал: такое заставляет чувствовать себя живым. Бред. Мадараме и без того был жив, жив каждую минуту своей жизни, и ему не нужно было себе доказывать это. Он знал, что в любой момент может стать по-другому, он же, чёрт возьми, состоял в якудза, он жил в Шинкоми, тут завтра может просто не быть. А значит есть лишь этот момент. Бой закончился его безоговорочной победой. В деньгах Мадараме заинтересован не был, но никогда не отказывался от того, что заработал. Он подхватил свой пиджак, сброшенный на один из ящиков, и закинул его на плечо. Надевать не стоило, а то запачкал бы кровью. Кага частенько советовал Мадараме сменить стиль, ведь носить белое довольно расточительно, когда ты и дня не можешь прожить, не изваляв кого-нибудь в грязи. Мадараме было плевать, испортится этот — купит новый, это всего лишь тряпка. Кагу он в толпе не заметил, хоть тот и обещал явиться сегодня поглазеть на Мадараме, но тот светловолосый пацан, что последнее время тёрся в его окружении, был тут как тут. Мадараме заметил того с самого начала, его внимательные глаза, что липли к спине. Само собой, в организации были совсем молоденькие члены, но те обычно служили на побегушках, и Кага редко кого держал так долго подле себя. Чем-то этот белобрысый отличился. Выглядел он не впечатляюще, не совсем тощий, но на нормальное дело такого не пустишь, хотя Мадараме видел на нём шрамы, не похожие на кошачьи царапины. А ещё тот так смотрел, что хотелось схватить его за обесцвеченные патлы и приложить разок об стену. И даже этого было бы недостаточно. Вот и сейчас этот пацан маячил где-то в переулке, недалеко от места проведения матча, Мадараме не видел его лица толком, но взгляд на себе чувствовал. Может, он у Каги за шпиона? Невинная овечка, ползающая за Мадараме или ещё за кем по пятам. Мадараме стёр кровь с лица тыльной стороной ладони, сплюнул на землю и достал сигареты. Он шагнул было в сторону мальца, но тут заметил Кагу и свернул к нему. — Мои поздравление, — отсалютовал тот, — зрелищный бой. Впрочем, что ещё можно ожидать от человека, положившего сотню в одиночку. — Ты же знаешь, что это враньё, — ответил Мадараме. — Не вранье, а небольшое преувеличение, — возразил Кага. — Их было больше восьмидесяти. Тебе плечо прострелили дважды, а ты той же рукой стрелку трахею выдрал. — И это снова преувеличение, — буркнул Мадараме, закуривая. — Очень сложно выдрать живому человеку трахею. — Ты бы справился. Мадараме заметил боковым зрением, как блондинистая макушка скользнула в тень. Парень собирался следовать за ними, держась на расстоянии, но делал это, как дилетант. Старался ли он неумело скрыться или специально хотел быть замеченным, Мадараме не знал. Во всяком случае его чутьё было намного острее любых замашек ниндзя, его попросту невозможно было преследовать незаметно. — Что за приблудного котёнка ты пригрел? — спросил он, едва заметно кивнув головой назад. Кага обернулся. Даже если парень считал, что был незаметен, теперь ему дали понять, что это вовсе не так. — Это мой братишка, — ответил Кага. — У тебя есть брат? — Внебрачный сын Рюдзиро, Това. Мадараме никогда не слышал о том, что у Такасато Рюдзиро были ещё дети, кроме Каги, хотя для боссов якудза было обычным делом обрюхатить какую-нибудь шлюху. Парню на вид было не больше двадцати, как будто он только вчера школу закончил, и до последнего времени Мадараме не видел его ни рядом с Кагой, ни в доме Такасато. Может, мальчика оберегали от улиц и заставляли прилежно делать уроки или Рюдзиро и вовсе не интересовался внебрачным отпрыском, да и Кага, похоже, не стремился ввести того в активную криминальную жизнь клана. Держал при себе забавы ради? Но в интонации Каги не было слышно неприязни, как, впрочем, и братской любви, однако некая покровительственная забота всё же сквозила. Мадараме оглянулся тоже. Чужой взгляд был приклеен к нему. Он жёг между лопаток, и хоть парень этого не показывал, Мадараме как будто кожей чувствовал его прилипчивый интерес. — Това? — переспросил Мадараме. — Он не отзывается на своё имя, не помнит его или типа того. У малыша проблемы с головой. Мадараме хмыкнул и отвернулся. Они заглянули к ростовщику, чтобы снять свой процент. Кага любил делать это лично, его забавляло наблюдать, как обычно вежливые и почтительно улыбчивые с ним люди, которые, несомненно, и его боялись тоже, не могли сдержать лица при Мадараме. Да, они сами были бандитами, но так таращились на него, что Мадараме становилось смешно. Он гораздо больше уважал парней, что бились с ним в Смертельных матчах, либо головорезов, что лезли в драку, даже зная легенды, что о нём слагали. Говорили, что пока Мадараме на стороне клана Такасато, они непобедимы, а молодой босс Кага без проблем когда-нибудь займёт место своего отца. Мадараме не считал, что выглядел как-то уж совсем угрожающе, всё дело было именно в этих слухах. Бояться его и правда было разумно, если лезешь наперекор, но трястись как осиновый лист просто так — жалко. После ростовщика Кага потащил его в кафе, чтобы перекусить, и Това, который в какой-то момент перестал шастать преследующей тенью, а прилепился хвостом, пошёл вместе с ними. Мадараме скинул свой пиджак на спинку диванчика в уединённом уголке, что они выбрали, замечая на себе неодобрительный взгляд подошедшего официанта. — Сходи умойся, — велел Кага, — а то распугаешь тут всех. Мадараме дёрнул уголком рта. Разумеется, он не собирался садиться за стол с разбитыми кулаками и кровавой коркой, размазанной по лицу, но ему не нравилось, что Кага указывал ему на это. Хотя разве только ему он подобные замечания и позволял. Рана над бровью вновь лопнула, как бы осторожно Мадараме ни плескал водой в лицо. Он недовольно цыкнул и приложил к ней полотенце, пахнущее цветочным кондиционером и горячим утюгом, глядя на себя в зеркало. Дверь за его спиной скрипнула и в отражении мелькнули светлые пряди. Това замер у входа, очевидно не собираясь ни мыть руки, ни уединяться в кабинке туалета. Он просто стоял и пялился Мадараме в спину, потом перевёл взгляд на его руки, где закатанная до локтей кофта открывала татуированные предплечья. Мадараме видел на его лице неуверенность, некоторую скованность, но страха там не было. Мадараме отнял ото лба окровавленное полотенце, посмотрел на него, потом в зеркало на рану и, убедившись, что она уже не так сильно кровоточила, бросил полотенце у раковин и развернулся. Това не сдвинулся с места, лишь смотрел на него с вызовом. Мадараме не любил выяснений и разборок, разговоры вообще были не для него, если пацан чего-то хотел, ему стоило открыть рот и сказать это, но тот молчал. Раздражительность Мадараме была не свойственна, тем более Кага сказал, что у парня беда с головой — мало ли что он имел в виду — но и торчать тут вечно, играя в гляделки со смазливым блондинчиком, не собирался. — Чего ты хочешь? — спросил он. Това закусил губу и скользнул взглядом по его обтянутой тонкой тканью груди, а потом вновь уставился в глаза. Всё сразу стало ясно. Он смотрел на Мадараме так же, как девчонки в клубе Тоно. Залезать к нему на колени было их работой, а наркота притупляла чувство страха, но за их фальшивыми улыбками Мадараме всё равно видел неподдельное желание, и дело было не только в его внешности или тренированном теле. В отличие от других якудза, Мадараме никогда не обижал женщин Тоно, но и спал с ними крайне редко, оттого, пожалуй, и был мечтой каждой первой в том борделе. В глупых фантазиях женщин, жестокий и сильный, он становился нежным и трепетным рядом с ними, вот только Мадараме никогда таким не был. Он предпочитал мужчин, потому что мягкие женские тела и правда были созданы не для него. Он хотел того, кто не станет рыдать, если его схватить за волосы и немилосердно отодрать. Потому Мадараме не очень нравились мальчики типа Товы. Тощий, крашеные волосы и милое лицо, джинсы в обтяжку и потрёпанные кеды, молодой и неопытный. Опыт на улицах Шинкоми доставался очень рано, и даже если этот Това расстался с девственностью ещё в средней школе, это ничего не значило. Даже то, что он был сыном босса якудза, ничего не значило. Мадараме искал другое. Единственное, что в нём заставляло Мадараме зацепиться взглядом — это его глаза. Ореховые, похожие на кошачьи и кажущиеся светлее из-за густых чёрных ресниц. Он сам был, как котёнок, которого хотелось потрепать за ушком, но глаза были по-настоящему дикие, только вертикального зрачка не хватало. — Ты мне нравишься, — наконец отозвался Това. Это прозвучало так фальшиво, слащаво, вызывающе, будто он готов был опуститься на колени прямо здесь, несмотря на то, что его старший брат ждал их сейчас обоих за столиком. Так говорили, чтобы соблазнить. На Мадараме подобное никогда не действовало. Он усмехнулся. — Ты знаешь, кто я, малыш? Това хмыкнул. Вся наигранная сладость моментально слетела с него, когда он понял, что облизыванием губ Мадараме не пронять. Он разом стал каким-то безразличным и разочарованным. Остался лишь его кошачий взгляд, всё ещё манящий. — Конечно, я знаю, кто ты, — ответил он. — Мадараме Кей. Мне плевать, что о тебе болтают, я просто хочу тебя. — Это всё? — А ты хочешь ещё чего-то? — Това прищурился, изучая его лицо. — Я хочу выпить, — ответил Мадараме и вышел, бесцеремонно оттесняя мальчишку с прохода. Това не стал выжидать, чтобы соблюсти какие-то там высосанные из пальца секретности или переварить оскорбительный отказ, а вышел следом за Мадараме и сел за стол напротив него. Кага уже заказал еду и напитки, и Това, игнорируя закуски, сразу налил себе сакэ. — Твоему братишке уже можно пить? — Мадараме обращался к Каге, будто Това не умел за себя отвечать. Шинкоми не был местом, где серьёзно бы отнеслись к запрету продажи алкоголя несовершеннолетним, да и сыну босса точно бы не отказали, а значит подобные запреты могли регулироваться разве что внутри семьи. Кага хохотнул. — Не переживай, Това уже взрослый. Мадараме глянул на него ещё раз, пристально изучая красивое бледное лицо, и подумал, что, вероятно, Кага говорил правду. Парень хоть и выглядел моложе двадцати, Мадараме зря посчитал того сопляком. Това на их замечания не отреагировал никак, влил в себя ещё одну порцию сакэ и вытянул из кармана сигареты. — Това, я ещё даже не поел, — возмутился Кага, но тот вновь не отреагировал. Мадараме достал свою зажигалку и толкнул её Тове. В общем-то парень его устраивал. Он был молчалив и не назойлив, наблюдал за обоими безэмоционально и, кажется, нисколько не был задет пренебрежительным к нему отношением Мадараме. Его присутствие рядом не было незаметным, оно просто не тяготило. Что ж, раз уж даже Кага позволял ему вот так болтаться рядом, как бездомному коту, то Мадараме не возражал.