Невозможно

      Вегетативное состояние представляет собой отсутствие реактивности и осознания, связанное с грубым нарушением функции больших полушарий головного мозга, при котором функция промежуточного мозга и ствола мозга достаточно сохранна для того, чтобы обеспечивать вегетативные и двигательные рефлексы, а также чередование фаз сна-бодрствования. В народе таких людей называют «овощами». На самом деле, Тсуне о таком задумываться причин не было никогда. Да вот только, вместе с хлопком двери, в его голове тоже что-то схлопнулось. И он стал задумываться о таких вот, казалось, беспричинных вещах.       Часы показывали начало двенадцатого, с подписания договора прошло около десяти часов. За это время Тсуна переместился на кухню, сменив старый диван, таким же старым стулом. Из кардинально нового - уже какая по счёту чашка чая, и мама, носящаяся по кухне. Он провёл сидя рядом с ней, кажется, восемь часов из десяти, съел приготовленный матерью завтрак, обед, полдник, ужин, что-то ещё, он уже честно не помнит, и сейчас вот, пьёт чай.       По позвоночнику пробежал леденящий холод. Тсуна резко согнулся, вжал в себя плечи. Послышался хруст. Также резко как согнулся, он выпрямился. Тсунаёши качнулся взад, вперёд, почувствовал, как что-то в его спине порвалось. Будто подвешенное за нить, тело Тсуны вытянулось вверх и замерло. Плечи, казалось, выдёргиваясь из суставов, распрямились, став шире и опустились вниз.       Лицо Тсуны своего выражения не поменяло. Он, как не бывало, отпил, предусмотрительно поставленный на поверхность, чай.       Это продолжалось на протяжении десяти часов. Тсунаёши уже понял этот алгоритм. Он чувствует ужасный, буквально огненный, холод, а затем его тело начинает рваться, ломаться, вытягиваясь и расширяясь. В какой-то момент, он мог поклясться, его волосы просто загорелись, отказываясь хоть как-то среагировать на воду. После, они тоже будто вытянулись, опали, разрушая свой привычный взлохмаченный вид, ложась ровными прядями. Вот уже некоторое время Тсуна продолжал игнорировать цвет пряди, красный, даже бордовый, не его, переодически лезущей ему в лицо.       — Мама, — серьёзно начал он, — я только что сломал свой позвоночник.       Его мать обернулась к нему с нежной улыбкой и с сочувствующим выражением лица. С таким обычно смотрят на безнадёжно больных.       — Ох, дорогой, — всплеснула она руками, — надо быть по аккуратней. Ты же знаешь, ты должен бороться со своей неуклюжестью. Хочешь ещё чаю, милый?       Взглянув в безнадёжно пустую чашку Тсуна ответил:       — Давай, — немного подумав он добавил, — только какой-нибудь другой. Я уже выпил двенадцать кружек зелёного чая.       Нана счастливо кивнула ему, забрала кружку из его рук и развила бурную деятельность.       Вегетативное состояние.       Тсунаёши представил образ человека, безвольного, с абсолютно пустыми, мёртвыми глазами, не осознававший то отчаяние, витавшее вокруг него. Ничего не осознававший.       У Тсуны была немного другая ситуация. И именно что была, о таком всё же, без причины не задумываются. Тсуну беспокоила его мать.       Савада Нана, по мнению всех встречавшихся с ней людей, было образцовой матерью и домохозяйкой. Она никогда не жаловалась на отсутствие мужа, самостоятельно содержала весь свой дом в чистоте, воспитывала сына, не испытывая никаких проблем. Савада Нана всегда улыбалась. По особенному же мнению, мнению мафиози, Савада также была образцовой женой, не лезущей не в своё дело, также никогда не выражавшей возмущений своему мужу, служащему на благо Вонголы, родила, что уже было даром, и воспитала Небеса, бывшие редкостью в любые времена. Тсуну бы не беспокоило, если бы его нежная мама была в курсе всей правды о мафии, продолжая ни смотря ни на что делать вид, что она ничего не понимает. В мафии было полно лицемеров, а уж Туманы были в ней отдельной строкой. Да вот только его мама не была лицемером, Туманом тоже не являлась. Савада, казалось, искренне верила в то, что её сын завёл много новых друзей, а мафия - это просто популярная ныне игра.       Его мама никогда не придавала крови значение, периодически в доме появляющейся, отличное от обычной грязи, не слышала криков и выстрелов, а ведь стены были практически картонные, не замечала травм сына, действительно серьёзных, тех, что простой неуклюжестью не заработать.       У Савады Наны были мёртвые глаза. Пустые, ничего не выражающие.       «Вегетативные и двигательные рефлексы сохраняются.»       Его мать, как понял Тсуна, жила именно на таких рефлексах. Просыпалась в одно и тоже время, проходила по одному и тому же маршруту, говорила ему одни и те же фразы.       По рефлексу.       Как запрограммированная.       Глаза резко обдало огнём. Тсуна крепко зажмурил глаза и зашипел на низкой, протяжной ноте.       «Только если ради эксперимента, — Тсунаёши притворился, что это не его глаза сейчас плавятся, — попробовать всё же не мешает.»       — Мама, — глаза всё ещё жгло, — у нас дома же есть оружие, да?       — Что ты, Тсу-кун, — она даже не повернулась к нему, — мы выбросили все эти игрушки, помнишь? Тебе стали нравится компьютерные игры.       — Нет мам, — жжение немного ушло, — мне для мафии нужно.       — А, — она посмотрела на него, — в кабинете твоего отца есть. Тебе принести Тсу-кун?       — Не надо мам. Я для справки.       Нана поставила перед ним новую чашку чая, кажется с мятой, отошла куда-то в район раковины и замерла.       «Ждёт команды? Перешла в режим ожидания?» — думалось Тсуне.       Если так подумать, то оборудование, нужное Реборну для его обучения, тоже поставлялось мамой. И ведь она даже не могла вспомнить, что у них есть тот или иной предмет, пока ей не давали прямую наводку на него.       Пожалуй, ему действительно стоит признать, что его мать уже безнадёжно потеряна. Впрочем, он, наверно, знал это уже давно.       Глаза перестало жечь. Открыв глаза, он кинул взгляд на часы. Стрелка медленно переместилась, обозначив новый день. У Тсунаёши не было времени на лишние мысли. Ему нужно было решать, что делать дальше. Когда он перестал быть наследником, он, на самом деле, оказался в большей опасности чем ранее. Защита, распространяемая Вонголой, перестала на него действовать. Тем временем, количество людей, которым он мешает одним своим существованием, не уменьшилось, а даже в какой-то степени увеличилось.       Тсуне надо было исчезнуть. Как минимум съехать с дома, находящимся под наблюдением, преступных структур. Насколько он понял, проблема с маскировкой отпала сама собой по причине, которую выяснить ещё предстояло. Так что он мог хоть жить на улице, бродить по круглосуточным наблюдением камер и оставаться неузнанным. Проблема была в том, что в Японии пока не настолько упало качество здравоохранения, чтобы подростка, обитающего на улице, не заметили. К нему могли в любой момент подойти и спросить его документы, хотя о чём он, хотя бы имя. А его имя, даже не в этой конкретной ситуации, носить стало совершенно неактуально.       В голове зазвенело.       «Да ладно, — Тсуна немного завис, — как вовремя.»       Интуиция звучала как-то отрывисто, «это что, азбука Морзе?», выцарапывая что-то на корке мозга. Тсуну немного покачнуло. Проблема нового имени, резко пропала, даже не оформившись в голове.       Тсунаёши немного согнулся и аккуратно сдвинул ногу. Оперевшись одной рукой о стол, другой сжав спинку стула, он приподнялся. Наконец, окончательно выпрямившись, параллельно отметив сместившийся центр тяжести, он сделал аккуратный шаг вперёд. Замерев в одной позиции на некоторое время он прислушался к своим ощущениям. Подумав ещё немного, Тсуна поднял руки с поддерживающих его поверхностей, развёл их в стороны, пытаясь сохранить баланс и приподнял ногу для следующего шага.       В тот же момент он почувствовал обжигающий холод, пробежавшийся по его телу. Его сильно зашатало и для сохранения равновесия он сделал несколько быстрых шагов вперёд, влетая во всё ещё стоявшую рядом Нану.       Тсуна сполз вниз по её телу, в то время как его мать даже не шелохнулась.       Поняв тщетность его попыток, Тсуна просто сел у ног своей матери и подпёр кулаком лицо.       — Мам, — позвал он.       Если бы Тсуна поднял голову, он бы увидел как женщина одним резким движением поворачивает голову в его направлении, телом оставаясь в той же позиции.       — Да, Тсу-кун?       — Мне нужны официальные документы на новое имя, — немного подумав, он добавил, — это для мафии.       — Я всё сделаю милый, не беспокойся, — Нана резко повернулась и зашагала в сторону двери, не сняв фартук, бывший на ней и покачнув сына, потерявшего свою опору, — на какое имя оформлять?       — Сакуноске Ода, мам.