Невозможно

      Ода уже некоторое время не глядя перелистывал страницы какой-то книги.       Он смотрел на заросший от времени задний двор его дома, видимый сквозь высокие стеклянные двери. Даже с дивана, на котором он сидел, находясь под кондиционером, Ода мог чувствовать то пекло, что творилось сейчас на улице. Спустя пару дней беспросветных дождей, солнце наконец решило выглянуть и заодно отработать всё то время, что оно было скрыто за тёмными тучами.       Дазай умирал совсем рядом: на кухне, в которую переходила гостиная. Он печально стучал вилкой по краю тарелки, раскидывая остатки яичницы.       Некоторое время назад Дазая было решено отвязать от кровати. Он уже не спешил покидать этот дом - казалось, что его всё полностью устраивало, и даже каша по утрам, ранее казавшаяся ему отвратной, уже не вызывала такого ярого отторжения.       Но несмотря на то, что Дазай был вроде как свободен в своих передвижениях, по дому он путешествовал исключительно на чужих руках. Это открыло ему новые горизонты человеческих пыток: он говорил, что исследовал дом, и заставлял Оду носится вместе с ним туда-сюда, с этажа на этаж, в надежде хоть как-то Оду извести. Правда делал он это больше смеха ради и интереса в том, сколько же Ода сможет продержаться.       Ода был здоровым и сильным мужчиной в самом расцвете сил, а потому Дазай уставал быстрее чем он и уже потом, лежа в кровати, что-то бормотал про слишком сильных рыжих людей.       Со стороны Дазая послышался ненормально-тяжёлый вздох. Там же ещё немного позвенела тарелка, а потом в сторону Оды был задан полный мучений вопрос:       — О чём думаешь?       Ода медленно моргнул, выходя из опеценелого состояния, и так же медленно повернул голову в сторону парня.       Тот смотрел на него с усталым выражением лица, руками пытаясь хоть как-то прикрыть от солнца свою голову.       Там где сидел Дазай, солнце во всю раскидывалось своими лучами.       Там где сидел Ода, даже в самые солнечные дни не проникал ни один лучик солнца.       — Я, — с отчётливой точкой проговорил Ода, не в силах додумать целое предложение. Погода, всё же, его разморила, — Я думаю о том, что мы с тобой встретились слишком рано.       Насколько Ода слышал от своих коллег по Книге - то есть, от себя из параллельных миров - каждый из них встретил Дазая пасмурной осенью, в свои двадцать.       Оде тоже было двадцать, но на улице во всю шло лето. Это было немного странно.       Хотя это и успокаивало, показывая, что его судьба всё ещё могла поменяться. А судьба его ждала, вроде бы, не самая завидная.       У них у всех - у него, у Сакуноске из других миров - в голове стояла какая-то странная стена, не дающая им в точности прочитать своё будущее. А если кому вдруг и удавалось что-либо узнать - это знание сразу же забывалось.       Они все знали только конкретно особо важные точки. Что там, к чему там - оставалось для них загадкой.       В общем, Ода ждал Дазая где-то осенью. Он знал, что есть такой человек на свете, знал, что они обязательно познакомятся, но не знал, что парень упадёт на его крыльцо летом, сразу же после его прилёта в Йокогаму.       Это была неожиданность.       Дазай удивлённо хмыкнул.       — Ты говоришь так, будто ждал меня.       «А так и есть, — согласился с ним Ода в своих мыслях, — Но мог хотя бы предупредить, что ли. Почему ты вообще пришёл летом?»       Но вряд ли Дазай знал, что он должен был свалиться на его крыльцо ближе к октябрю.       — Всегда мечтал о трупе на крыльце, — с серьёзным лицом поведал ему Ода и откинулся на спинку дивана.       Потолок радовал привычной серостью.       Дазай радовал привычным смехом.       — Нет, ну удивительный же ты челове-ек, — ехидно протянул он, на секунду позабыв о жаре, — Вот кто стал бы тащить в дом подозрительного раненого парня с кучей денег в руках?       — Такой уж я человек. Не от меня это зависит.       — Смешной ты.       — Я рад, что оставил тебе приятное впечатление о себе.       — Хм~, — Дазай мягко прищурился и спрятал нижнюю половину лица в изгибе локтя, — Ты сказал, что мы должны были встретиться в другое время. Когда же, по-твоему?       — Осенью.       — Какой чёткий ответ. А почему осенью.       — Потому что… — Ода немного нахмурился. Не мог же он сказать первопричину. Но врать почему-то не хотелось, так что он быстро нашёл ещё одну в своей голове, — Потому что многие важные события происходили в моей жизни осенью.       Дазай удивлённо приподнял брови и сам весь приподнялся, с интересом уперев ладонь о подбородок.       — Какие?       — Ну, — Ода выставил вперёд руку, — Я ушёл со своей прошлой работы - это раз, — он загнул один палец и прогнал прочь воспоминания об адской боли в сердце, — Я ушёл со своей самой первой работы - это два, — ещё один палец и не особо приятные воспоминания о кровавом месиве, — Я уехал в Италию - это три, — третий палец и высокий костёр в мыслях, — А ещё у меня осенью день рождения.       — Как насыщенной жизнью ты живёшь. Тебе, должно быть, около двадцати? — дождавшись согласного кивка, он продолжил, — Когда ты успел поработать на двух? Трёх? Больше? Работах.       — Я рано остался один, — вздохнул Ода, — А работа как-то сама приходила ко мне. И каждый раз я бросал её не по своей воле.       — Интересно. Ты целыми днями сидишь со мной - ты безработен?       — Да. Сейчас вот думаю, куда бы мне устроится, но это совсем не срочно. Я никогда особо не хотел работать, хоть и не отлынивал, а некоторые деньги у меня остались ещё с юности.       — А почему работал, раз не хотел и были деньги?       — Нужно было как-то отвлекаться от мыслей.       — Это от каких же?       — О смерти.       На некоторое время в зале можно было услышать только шум кондиционера, работавшего из последних сил.       Если бы Ода поднял голову, он бы смог проследить, как глаза Дазая сразу же после его слов почти незаметно потемнели, а его губы скривились в лёгкой улыбке.       — О-о, — он постучал пальцами по своей щеке, — Но ты не выглядишь как человек, жаждущий смерти. Неужто я ошибаюсь?       — Ты ведь хочешь умереть, Дазай.       От того повеяло тёмным энтузиазмом.       — Да, — он перешёл на шёпот. Ода инстинктивно поднял на парня свой взгляд с готовностью вслушиваться, — Да. Очень хочу. Смертность при процессе жизни составляет сто процентов, — Дазай оставил шёпот. Его голос звучал уверенно и увлечённо: он знал, о чём говорил, — Но, если посмотреть на весь живой мир, то есть живые существа, которые не умирают, и есть живые существа, у которых нет срока жизни. Это означает, что смерть именно человека есть не что иное, как одна из функций жизненного цикла. Это не более чем глава, записанная в сценарии жизни как «финальная».       — Считаешь, что жизнь - это не то, о чём можно пожалеть?       — Нет, нет, нет, это ещё хуже. Несмотря на то, что всем нам заведомо обещана смерть - с самого начала все люди рождались с предустановленным желанием - «Я не хочу умирать». Но это невозможно. Вот почему это желание никогда не исполнится. Это означает, что данное желание - просто инструмент, удобная гипотеза, далёкая от истины, и мы просто последователи гипотетического тезиса, в котором из раза в раз повторяется, что мы должны жить так, как жили наши предки. Какие возражения будут против такой теории?       — Эта теория звучит так, будто ты жаждешь бросить ей вызов, — индифферентно ответил ему Ода, — Но у меня немного другое мнение.       — Мне очень интересно его выслушать.       — Люди рождаются с инстинктом самосохранения. Инстинктом, необходимом для выживания в этом мире, — Ода скрестил пальцы на животе. Дазай смотрел в его глаза с выражением дикого интереса, — Это соответствует твоей теории. Но некоторое люди сходят с ума, как обычно говорят о таких, теряют этот инстинкт и душой обращаются в противоположную сторону. А затем они пытаются совершить суицид. Часто от скуки, от того, что они понимают - в этом мире они больше не найдут ничего интересного для себя. Часто от безысходности, от горя. Лично я хотел умереть по всем этим причинам.       Его собеседник невольно подался вперёд и тут же усмехнулся в еле видном разочаровании.       — «Хотел», да? Так что же тебя переубедило?       — Я просто узнал, что после смерти меня будет ждать только ужасно скучная бюрократическая работа, и решил, что моя жизнь намного интереснее.       Это была правда.       Абсолютная правда.       Гнетущая аура между ними незримо рассеялась, возвращаясь к благожелательной атмосфере.       Лицо Дазая вытянулось. В его глазах мелькнуло что-то странное, что-то никогда там раньше не появляющееся. Уголки его губ дрогнули.       — Пха-ха-х-ах! — Дазай вдруг рассмеялся настолько сильно, что на его глазах тут же выступили слёзы, — Кхах, Боже, ну что с тобой не так?! Сколько можно твердить мне такое с таким лицом?! Я тебя абсолютно не понимаю! Я не могу тебя читать! Как удивительно!       — Только мы сами можем понять свой мир и себя самих. Это непреложная истина.       — Звучит очень разумно! Я запомню это, Одасаку, и буду использовать при каждом удобном случае!       Голос Дазая звучал так счастливо, что Оде на секунду стало страшно.       В голове Оды что-то щёлкнуло.       «Стоп.»       В груди появилось тягучее чувство дежавю.       Ода с подозрением посмотрел на Дазая, что с детским энтузиазмом вновь стал стучать по тарелке.       — Ода..саку? — Ода медленно, вкрадчиво произнёс наименование, что прочно ассоциировалось с миром Книги и параллельными мирами.       — А! — Оде показалось, или это правда было смущение на лице Дазая только что, — Я решил, что буду назвать тебя так!       Вспомнился Леон с его «Матильда».       Почему-то эти ситуации были очень похожими.       — Сакуноске - это слишком длинно для человека, подобного тебе! Сакуноске Ода - ещё хуже! Так что… Одасаку! Ты же не против?       — У меня есть выбор?       — Абсолютно точно нет!       «Да что же вам всем так не нравится моё имя! — с досадой в сердце подумал Ода. Когда-то он сам его выбрал, и большую часть своей жизни под этим именем, его почему-то называли совершенно другим, — Оно же нормальное! Звучное!»       Но внешне Ода никак не выказал своего состояния. Напротив сидел до одури довольный собой Дазай - потерять лицо перед ним - не то, что он мог бы себе позволить.       Так что он только пожал плечами.       — В таком случае, полагаю, что с этим ничего не поделаешь.       В тот же момент по всему дому пронёсся звук дверного звонка.